Текст книги "Лети, Икар!
Фантастическая повесть"

Автор книги: Михаил Герчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Подарок. • Карты Трита. • Поиски. • Находка Ии. • Догадка. • «Малахит» найден! • Куда исчез Ожегов?

Перед выходом из корабля Ия вручила Икару подарок – крохотный антигравитационный двигатель, который позволял мальчику свободно парить в воздухе, поднимаясь и опускаясь, где ему заблагорассудится. Такими двигателями были снабжены скафандры всех членов экипажа.

Чтобы иметь свободными руки, Икар воспользовался другим типом биокибернетнческого переводчика – обручем, плотно, но легко охватывавшим голову. Автоматический переводчик позволял мальчику поддерживать беспрерывную двухстороннюю связь со всеми членами экипажа, где бы они ни находились.

Алюа приказал всем собраться. Картографы корабля, использовав теле– и аэросъемки, уже приготовили карты планеты Трит. Вся планета была разбита на тридцать шесть квадратов. В экспедиции по розыскам «Малахита» вместе с Икаром участвовало семьдесят два человека. Остальные остались на корабле, чтобы подготовить научную аппаратуру и начать изучение планеты.

Вручив начальникам розыскных партий оттиски карт и договорившись о сигнализации, Алюа дал команду приступить к поискам. Люди, одетые в скафандры и похожие на каких-то удивительных чудовищ, словно невесомые, поднялись на высоту до трех метров и быстро разлетелись в разные стороны.

Все на корабле видели, как крепко привязался Икар к Ие, и поэтому Алюа поручил девушке опекать его во время поисков. Он дал им самый легкий первый квадрат, включавший район посадки «Ара» и занимавший площадь всего в 82 тысячи квадратных километров.

Быстро освоившись с управлением двигателя, Икар вслед за Ией полетел на восток, туда, где высились гигантские красно-коричневые деревья непроходимого леса. Оптические устройства, прикрывавшие глазные щели защитного стекла шлемов, позволяли им рассмотреть с высоты трех метров на поверхности Трита насекомых, равных по размерам муравьям.

До леса оказалось неожиданно далеко. Красный свет, разлитый в воздухе, затруднял ориентировку, путал представление о пространстве. Они пролетели над огромным лугом, покрытым какими-то травянистыми растениями чудовищной высоты, перевалили через гряду желтоватых холмов и только потом приблизились к лесу. Ия предложила вначале облететь его по периметру, а потом уже начать исследования. Икар молча последовал за ней.

Это был удивительный лес без мелколесья. Казалось, огромные деревья выросли все сразу и после этого там, внизу, уже не росло ничего, кроме коричневого мха. Они так густо сплелись узловатыми безлистными руками-ветвями, что почти не пропускали под свои своды даже света мощных прожекторов, укрепленных на шлемах скафандров Ии и Икара. Ни голоса птиц, ни рев зверя – ничто не оглашало этот угрюмый лес, подпиравший вершинами раскаленные, пылающие небеса.

Посоветовавшись, Икар и Ия решили разделиться, чтобы быстрее осмотреть свой район. Ия полетела налево, Икар – направо.

Девушка пролетела уже несколько десятков километров, внимательно оглядывая все вокруг, когда ее внимание привлекла группа деревьев, клином выступавших из леса вперед. На многометровые исполины был наброшен какой-то алый купол, который плотно обволакивал деревья.

Снизившись, Ия начала кружить над куполом. На одном из самых высоких деревьев странное покрывало лежало тяжелыми складками. Ия протянула руку, и в ее пальцах заструилась легкая ткань.

Удивительная находка заинтересовала Ию. Она попробовала разорвать ткань, но все усилия были тщетны: сделанная, очевидно, из синтетических материалов, ткань была прочной, как металл, и мягкой, как пух.

«Может быть, эта удивительная ткань имеет какое-нибудь отношение к „Малахиту“? – подумала девушка. – Надо дать знать Икару».

– Лети ко мне, – сказала Ия. – Я тут. Нашла что-то интересное. Может, это поможет поискам.

Увеличив до предела мощность своего двигателя, Икар через несколько минут подлетел к Ие.

Увеличив до предела мощность своего двигателя, Икар через несколько минут подлетел к Ие.

Глянув на гигантское полотнище, он глухо вскрикнул. Деревья прикрывал один из тормозных аварийных парашютов «Малахита», очевидно, оторвавшийся во время посадки. Правда, парашюты на «Малахите» были белыми, а не алыми, но изменение окраски, очевидно, было вызвано красным солнцем планеты.

– Это тормозные парашюты нашего корабля! – воскликнул Икар. – Он должен быть где-то недалеко. Летим, Ия, летим!

– Но куда? – возразила Ия. – Давай-ка поднимемся повыше. Может, мы увидим еще один парашют или хотя бы лоскут от него. Тогда мы будем знать, в каком направлении вести поиски.

– Хорошо, – согласился Икар и нажал на кнопку вертикального подъема на своем двигателе. Вслед за ним взлетела девушка. Они поднялись на высоту до ста метров и начали парить в воздухе, осматривая лес. Где-то вдалеке под лучами солнца жарко горело алое пятнышко. Парашют?

Не говоря ни слова, Ия и Икар устремились туда.

Этот полет длился около часа. Они пролетели почти сто километров, когда оба с уверенностью могли сказать: «Да, парашют». Разодранный на огромные клочья, он лежал на смятых, обожженных вершинах деревьев.

Не задерживаясь у него, Икар и Ия полетели дальше. Предчувствие скорой встречи с «Малахитом» охватило их. Словно легкокрылые птицы, они неслись вперед.

Внезапно лес кончился, Икар и Ия вылетели на огромную поляну, примыкавшую к озеру. Почти в центре поляны, распластав на траве остатки гигантских парусов-парашютов, стоял металлический цилиндр. Это был «Малахит», вернее то, что осталось от него после аварии и отлета «Звездочки».

Ия молнией устремилась вниз, а Икар, как подбитая птица, затрепыхался в воздухе: от волнения он забыл, как надо переключать двигатель на спуск. Ия подлетела к нему и перевела рычажки. Икар плавно полетел на землю.

Приземляясь, Ия успела крикнуть в микрофон: «Все в 24-й сектор первого квадрата! „Малахит“ найден!»

Икар не совсем верно рассчитал точку приземления и опустился метрах в восьмидесяти от «Малахита». Но сила притяжения на Трите была почти в три раза меньше земной, даже в тяжелом скафандре мальчик в десяток прыжков достиг своего корабля.

– Отец, где ты? Это я, Икар! – задыхаясь от волнения, кричал мальчик, забыв о том, что он в скафандре и отец не может его услышать. – Где ты, отец?

Подбежав к «Малахиту», Икар тяжело упал. Ия бережно подхватила его.

Подбежав к «Малахиту», Икар тяжело упал. Ия бережно подхватила его.

Люк «Малахита» был открыт, все вокруг – разбросанные книги, разбитые приборы, обрывки карт и фото– кинолент, вытоптанная трава – свидетельствовало о жестокой борьбе.

Положив обессилевшего, потрясенного Икара на траву, Ия поднялась на площадку верхнего обзора. Внешний люк шлюзовой камеры был открыт, внутренний плотно завинчен, преграждая путь в корабль.

Над поляной показались перовые сирасколийцы, прилетевшие по сигналу, поданному Ией.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Посадка. • Первая вылазка. • Планета красной звезды. • Схватка двух исполинов. • Пещера у малинового озера. • Находка

Побледнев от напряжения, Ожегов, не отрывая взгляда от экрана локатора, вел «Малахит» на посадку. Грохот и вой воздуха, рассекаемого кораблем, гул планетарных двигателей сотрясал его стены, гигантским молотом бил по голове. Из носа у Андрея Дмитриевича хлынула кровь. Сглатывая вязкую слюну и чувствуя, как незримой волной подкатывает к горлу тошнота, он нажимал на кнопки и рычажки центрального пульта, уменьшая площадь парашютов, регулируя направление реактивных струй, и напряженно выбирал место, где можно было бы приземлиться, не разбив звездолет.

Лес, темневший на горизонте, привлек его внимание. Он мог служить хорошей тормозной подушкой и смягчить удар. Изменив расположение рулевых щитков в дюзах планетарных двигателей, Ожегов повел звездолет туда.

«Малахит», словно смерч, пронесся над лесом, подминая его под себя и оставляя на деревьях клочья ткани парашютов, развернулся и кормой тяжело упал на поляну. Какое-то мгновение он стоял на земле, словно огромный сужающийся стакан, а потом опрокинулся на днище. Перед глазами у Ожегова замельтешила разноцветная метель. Отброшенный могучим толчком к стене, он упал на пол.

Ожегов не знал, сколько времени пробыл без сознания. Когда он очнулся и открыл створы смотровых иллюминаторов, там, за бортом корабля, была уже ночь. Черное безоблачное небо, прошитое огненно-красными разливами-сполохами, глядело в бронированные стекла корабля. Кое-где на нем слабо мерцали звезды.

Спать не хотелось. Умывшись и сменив окровавленную одежду, Ожегов стал внимательно изучать показания приборов, автоматически записавших характеристику неизвестной планеты.

По объему она была почти в три раза меньше Земли. Вращаясь вокруг своей оси и красной звезды, служившей ей солнцем, планета совершала суточный оборот за 16 часов, годовой– за 241 земные или 361 планетные сутки. Она находилась от своего солнца на расстоянии всего примерно в 100 миллионов километров.

Очевидно, в той части планеты, где он приземлился, сейчас было лето: термометры показали, что днем температура достигла 52 градусов тепла по Цельсию, сейчас она уже упала до 17 градусов. Климат здесь скорее всего был резко континентальный.

Анализы были ободряющими. К трехкратному уменьшению силы тяжести и красному солнцу можно было привыкнуть, приспособиться. Климат, высокая влажность воздуха, леса, луга и горы, которые успел рассмотреть Андрей Дмитриевич при приземлении, говорили о том, что на планете должен быть обильный и разнообразный растительный и животный мир.

Хуже было с воздухом. Ожегов без труда установил, что кислорода в его составе недостаточно для нормального дыхания. Даже небольшая прогулка без скафандра по планете грозила самыми тяжелыми последствиями. Это огорчило Андрея Дмитриевича, – легкий, эластичный скафандр все же сковывал движения. Но с этим приходилось примириться, как с неизбежным злом.

Ожегов взглянул на часы. Ночь, по его расчетам, должна была скоро окончиться; независимо от положения планеты по отношению к красной звезде, больше 6–8 часов длиться она не могла. Решив утром совершить первую вылазку, чтобы ознакомиться с окрестностями, он лег в кресло-кровать и, утомленный событиями последних дней, крепко уснул.

Он проснулся, едва багрово-красные лучи восходящей звезды проникли сквозь круглые стекла иллюминаторов.

Призрачный, тревожный свет мутным потоком залил штурманскую рубку – день пришел на смену ночи так быстро, как будто в затемненной комнате кто-то сразу включил свет. Ожегов даже не успел заметить мягкие, зыбкие полутона перехода, серые сумерки рассвета, зори, которые возвещали на Земле восход солнца. Раскаленный огненный шар повис на светло-желтом небе, испятнанном островками черных облаков. Для похода он решил использовать легкий наземный скафандр с запасом кислорода на 89 часов. Сделанный из исключительно прочных видов пластических материалов, скафандр весил всего шесть килограммов, специальные терморегулирующие устройства поддерживали в нем постоянную температуру. Скафандр был очень легким и эластичным, на свободу движений он оказывал совсем незначительное влияние.

На смотровом стекле шлема Ожегов укрепил систему светофильтров, которые смягчали неприятную резкость красных световых лучей. Мощный прожектор, коротким раструбом выступавший над шлемом и соединенный с автоматическим микрокиноаппаратом, позволял продолжать путь даже в самую темную ночь и в любое время делать снимки. Крохотная радиостанция, смонтированная в левом манжете скафандра, невидимыми нитями должна была связывать Ожегова с кораблем, позволяла ему свободно ориентироваться на местности.

Внимательно осмотрев скафандр, Андрей Дмитриевич надел его, укрепил на поясе два К-лучевых пистолета и нож-резак и, взяв бухту прочного и почти невесомого синтетического троса, вышел в шлюзовую камеру. Насосы быстро откачивали из нее драгоценный кислород, люк бесшумно отошел в сторону, и Ожегов легко вышел на палубу корабля.

Под ногами у него, широкой длинной полосой простираясь с севера на юг, лежала холмистая степь, заросшая гигантскими папоротникообразными растениями, буйной ржавой травой. Очевидно, было время цветения – степь переливалась розовыми, красными, оранжевыми, желтыми цветами огромных размеров. Покачиваясь на тонких ножках, достигавших двух-трех метров в высоту, они упрямо тянулись к солнцу, жадно впитывая его красные лучи. Над цветами медленно кружились разноцветные бабочки, устрашающих размеров насекомые наполняли воздух ровным и сильным жужжанием, которое Ожегов мог хорошо расслышать благодаря внешним микрофонам, вмонтированным в шлем.

Над цветами кружились разноцветные бабочки и насекомые устрашающих размеров.

На западе высился буро-коричневый лес, с востока к степи подступало закованное в мрачные утесы огромное озеро. Нежно-малинового цвета вода его, казалось, была подожжена. Над озером колыхалось зыбкое марево.

По вмонтированным в корпус ступенькам-скобам Ожегов спустился на землю и смело углубился в траву, скрывшую его с головой. Он знал, что, одетому в сверхпрочный скафандр, здесь ему ничто не угрожает, но все же шел настороженно, бесшумно раздвигая левой рукой высокие стебли, а в правой сжимая рубчатую рукоятку пистолета.

Мягкий светло-желтый мох, стлавшийся по земле, пружинил, идти было необыкновенно легко. Ожегов знал, что эта легкость вызвана меньшим, чем на земле, гравитационным полем планеты. Человек недюжинной физической силы, он чувствовал себя сейчас просто исполином.

В небе над ним кружили птицы, жадно высматривая добычу. Размерами они превосходили самых крупных земных птиц, которых когда-либо Ожегову приходилось видеть. Гигантские крылья позволяли птицам подолгу планировать над одним местом. Их треугольные туловища и вытянутые шеи со свистом рассекали воздух.

Недостаток кислорода на планете, небольшая сила притяжения вызвали к жизни необычайные, по сравнению с земными, формы растений и животных. Присмотревшись к ним, Ожегов решил, что планета проходит еще низшую стадию развития. Взобравшись на высокий пологий холм, он убедился в этом.

Впереди, у подножия холма, паслось громадное травоядное животное. Благодаря оптическим особенностям смотрового стекла Андрей Дмитриевич смог издали хорошо рассмотреть его. Животное чем-то неуловимо напоминало носорога. Массивная туша, короткие толстые ноги его заросли волнистой темно-коричневой шерстью, длинная утончающаяся шея, на которой кожа висела толстыми складками, была совершенно голой. Она оканчивалась огромной головой, увенчанной острым рогом.

Широкой пастью животное захватывало целые охапки травы и медленно пережевывало ее, время от времени издавая трубный рев, сотрясающий окрестности.

Ожегов сфотографировал чудовище и собирался уже двинуться дальше, чтобы обойти его, как вдруг животное перестало есть и беспокойно затопталось на месте. Заинтересованный Андрей Дмитриевич принялся снова наблюдать за ним. И через несколько мгновений он оказался свидетелем смертной схватки двух исполинов.

Внезапно переменившийся ветер подсказал носорогу о приближении врага. Ожегов даже не смог рассмотреть его, настолько молниеносным был его прыжок. Казалось, просто легкая, рваная тень взметнулась над беспокойно топтавшимся животным, но грозный рев показал, что враг не промахнулся, и удар его был точным. Огромный, похожий на пантеру, зверь впился в шею животного и рвал ее острыми клыками.

Огромный, похожий на пантеру зверь впился в шею животного.

Носорог замотал головой, разбрызгивая далеко вокруг фонтаны крови, но сбросить противника с шеи не мог. Черная пантера крепко оседлала его, стремясь скорее прогрызть толстую кожу.

Тогда многотонная туша вдруг рухнула и начала кататься по земле, чтобы тяжестью своей раздавить противника. Прием этот, очевидно, был хорошо знаком пантере, потому что она тут же выпустила добычу и, как пружина, метнулась в сторону, описывая вокруг разъяренного животного большие круги и выискивая места, откуда можно было бы еще раз безопасно напасть.

Андрей Дмитриевич понимал, что неповоротливое животное было безоружным против железных когтей и длинных саблевидных клыков хищника. Борьба должна была вот-вот закончиться, и он следил за ней, затаив дыхание.

Животное встало, нацелив на врага свое единственное оружие – острый полутораметровый рог. Но пантера сделала обманное движение, и, пока носорог повернулся, снова оказалась у него на загривке.

Грозный рев, топот и острый запах крови привлекли к месту схватки десятки хищников помельче. Ожегов видел, как наблюдали они с почтительного расстояния за борьбой, уверенные, что, кто бы ни вышел победителем в этом поединке, им тоже кое-что перепадет. В основном, это были грязно-бурые пятнистые животные, похожие на волков, с сильно вытянутыми пастями, усеянными острыми клыками. Глаза их горели голодными, зловещими огоньками.

Пантера уже торжествовала победу. Животное, отчаянно тряся головой, неуклюже топталось на месте, не в силах сбросить врага. Опьяненный успехом, хищник всего на какое-то мгновение потерял бдительность и тут же оказался под ногами носорога.

Ожегов вздрогнул – положение изменилось. Взбешенное от нестерпимой боли многотонное чудовище топтало своего врага, и через несколько секунд от хищника осталось только темно-бурое, вбитое в землю, пятно.

Расправившись с пантерой, животное издало торжествующий рев и тяжело рухнуло на землю. А через минуту его уже окружили звери, похожие на волков. Трусливые и жадные, они рвали поверженного исполина, к которому в иное время не решились бы даже приблизиться, и жалобный рев его, похожий на стон, уже не тревожил их.

Этого Ожегов вынести не мог. Выхватив из-за пояса К-лучевой пистолет, он провел смертоносным лучом по хищникам, сгрудившимся у животного. Вокруг него тут же выросла гора обугленных трупов.

Потрясенный зрелищем схватки, Ожегов медленно побрел к озеру, чтобы у светло– малиновой воды отдохнуть и собраться с мыслями. Планета изобиловала злыми и хищными зверями. Несмотря на сверхпрочный скафандр и грозное оружие, надо было соблюдать осторожность. Под многотонной тушей такого животного скафандр мог лопнуть, как скорлупа ореха.

Короткий день близился к концу, когда Андрей Дмитриевич добрался до озера. Осмотр его он решил отложить на завтра. Высокие утесы, громоздившиеся на берегу, затрудняли движение, а прожектор он включать не хотел, чтобы не привлечь внимание хищников, по ночам выходивших на охоту. Еще засветло Ожегов увидел на берегу озера под одиноким утесом узкий вход в пещеру и решил заночевать в ней.

Осторожно пробравшись по тесной штольне, Ожегов включил прожектор. Перед ним лежало просторное сводчатое помещение, образовавшееся, очевидно, в результате сдвига земной коры. Темный круг в центре привлек внимание Андрея Дмитриевича. Подойдя к нему, Ожегов вскрикнул.

Перед ним лежало кострище. В нем тлели куски какого-то серебристого металла.

Рядом с кострищем Ожегов увидел груду такого же металла, половину туши какого-то животного, груду обглоданных костей и наваленные шкуры неизвестных зверей.

Сомнений не оставалось – не больше часа тому назад здесь были люди.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Люди?! • При свете костра. • Встреча. • В плену пигмеев. • Схватка в ущелье. • Снова в плену. • Привал

Люди на неведомой планете? Люди, способные жить при таком незначительном количестве кислорода в воздухе? В первое мгновение все это показалось Ожегову каким-то фантастическим сном. Но куски металла, неярко мерцавшие в кострище, обглоданные кости в углу и недоеденное мясо говорили о том, что это не сон, что приспособляемость организма к окружающим условиям необычайно, удивительно велика.

Люди… Ожегов так стремился к ним, к могучим, разумным существам, населяющим другие миры Вселенной. Судьба жестоко посмеялась над ним, осуществив его мечту. Он встретится с ними, но это будут не могучие существа, покорившие себе природу, а жалкие рабы ее, пещерные люди, дикари, кромсающие мясо кремневыми ножами.

Ожегов подобрал один такой нож у костра и с чувством горького сожаления подбросил его на руке. Кремневый нож и… звездолет, летящий с субсветовой скоростью… А впрочем, все правильно. Разве не он сам вместе с другими учеными утверждал, что, развиваясь по единым законам, жизнь на планетах Вселенной и должна находиться на разных ступенях развития, в зависимости от возраста планеты?! До сегодняшнего дня это было предположение, теперь это – научная теория, подкрепленная неопровержимыми доводами. А значит, и мечта Ожегова о встрече с людьми, стоящими на уровне развития землян и превзошедшими его, тоже не бесплодная фантазия. Такие люди есть, и если не он, то другие встретятся с ними.

Занятый своими мыслями, Ожегов прилег на наваленные шкуры. Если Икар благополучно долетит до Земли, значит, примерно, через 18–20 земных лет «Малахит» начнут разыскивать. Двенадцать лет на дорогу Икару, шесть-восемь – на снаряжение и полет нового звездолета. Поиски неизбежно приведут людей к планете красной звезды. Главное – не терять надежды. А 18–20 земных лет – это около трех планетных десятилетий, это огромный период, за который можно много сделать.

Не вставая со своего места, Андрей Дмитриевич дотянулся до груды металла, взял несколько кусков, разгреб золу и бросил их на уголья. Металл был необыкновенно легким, он тут же вспыхнул. Через несколько минут весело затрещал огонек, осветив дрожащим светом своды пещеры. Глядя на него, Ожегов вспомнил Землю, редкие вечера, когда он, бросив работу, отправлялся на рыбалку и потом сидел вот так у костра, коротая недолгие июньские ночи, и грустно вздохнул. Тоска по сыну затуманила его глаза, но он отогнал ее и стал думать о том, что он будет делать на этой планете.

Конечно, в первую очередь надо будет познакомиться и подружиться с людьми – хозяевами планеты, изучить их язык. А затем? О, затем он не станет тратить времени даром! Вооруженный знаниями, добытыми историческим развитием человечества, сложнейшими приборами, механизмами и орудиями, оставшимися на «Малахите», он поможет людям планеты за срок своего заточения совершить прыжок из первобытного состояния в новую эру. Он научит их строить жилища, добывать и плавить металлы, обрабатывать землю; вместе с ними он истребит на планете всех хищников, приручит полезных животных; он создаст школы, прогонит невежество и суеверие, царящие в головах у дикарей, соединит их племена в одну великую семью…

Ожегов был уверен, что у него хватит силы и энергии, чтобы осуществить свои обширные планы с помощью наиболее толковых и смышленых жителей планеты. Разумеется, они уже знают о его прилете; приземление такой махины, как «Малахит», не могло пройти незамеченным, тем более, что произошло довольно близко от стоянки племени: рядом с пещерой, давшей ему приют, должны были быть и другие.

Размышления Андрея Дмитриевича прервало красное зарево, вспыхнувшее у входа в пещеру. Начинался второй день его пребывания на планете, которой он не успел еще дать наименования.

Ожегов осторожно вышел из пещеры и осмотрелся – вокруг никого не было. Тогда он, неслышно ступая по крупной гальке, усеявшей берег, быстро пошел к кораблю. Он шел и спиной буквально чувствовал десятки глаз, провожавших его. Но сколько Андрей Дмитриевич ни оглядывался, все было тщетно. Галечник окончился, начиналась безмолвная степь, вокруг никого не было.

«Малахит» стоял на своем месте. Буйная растительность уже уничтожила все следы огня, бушевавшего здесь при его приземлении, у корабля на длинных тонких ножках покачивались черные цветы. Ожегов поднялся на палубу, открыл люк шлюзовой камеры и вошел в звездолет.

Прошла еще одна ночь. Перед второй вылазкой Ожегов сменил кислородный баллон и прикрепил к поясу два запасных. Теперь он мог оставить корабль на 267 часов. С собой он взял несколько альбомов, рисунки в которых должны были рассказать жителям планеты о развитии жизни на Земле, коробки с телефильмами и маленький проекционный аппарат, питавшийся от аккумулятора. Для первой встречи с хозяевами планеты этого было достаточно.

Перед тем как войти в шлюзовую камеру, Ожегов через систему перископических устройств внимательно осмотрел окрестности. Несколько раз колебания высокой травы у «Малахита» показались, ему подозрительными, но сколько Андрей Дмитриевич ни напрягал зрение, рассмотреть ему ничего не удалось.

Решив направиться к озеру, чтобы обстоятельно осмотреть пещеры, Ожегов вышел на палубу корабля. Он уже собирался пустить в ход автоматическое устройство, закрывающее внешний люк, как оказался буквально погребенным под лавиной человеческих тел, совершенно непостижимо взлетевших из травы на пятиметровую высоту палубной площадки.

Смятый, ослепленный неожиданной атакой дикарей, Ожегов не успел опомниться, как оказался на земле. Выронив альбомы и коробки с фильмами, собрав все силы, он попытался выбраться из клубка человеческих тел. И на какие-то доли минуты это ему удалось.

«Кажется, не очень-то они поверили в мое божественное происхождение», – подумал Андрей Дмитриевич, расшвыривая облепивших его дикарей. Пустив в ход пистолет, он живо разметал бы их, но это были люди, и Ожегов решил не применять оружие. Потом он тяжело упал на траву, связанный по рукам и ногам гибкими растениями, похожими на лианы.

Пигмеи связали Ожегова по рукам и ногам гибкими растениями, похожими на лианы.

«Ну что ж, будем считать, что знакомство состоялось. Хорошо, что на мне скафандр, иначе оно могло бы плохо кончиться», – подумал Ожегов и принялся рассматривать своих победителей.

Это были пигмеи, самый высокий из которых едва достигал одного метра. По сравнению с ними, Ожегов выглядел гигантом, и только благодаря тому, что их собралось около ста человек, они отважились напасть на него. У дикарей была багрово-красная кожа, покрытая длинными желтоватыми волосами, короткое мускулистое тело с необыкновенно широкой грудью и длинные, ниже колен, могучие руки. Огромные, расширяющиеся кверху головы росли, казалось, прямо из плеч.

Ожегов глянул на них и содрогнулся – это были головы людей-птиц. Обтянутые сухой морщинистой кожей огромные черепа, четко очерченные приплюснутые лбы, глубоко под которыми были запрятаны маленькие глаза, вытянутые далеко вперед, открывавшие мощные, усеянные крупными, коническими зубами челюсти, плотно прижатые уши с оттянутыми мочками – все это придавало людям свирепое выражение. У корабля были только воины, вооруженные легкими дротиками и пращами с какими-то круглыми метательными снарядами. Они не знали совершенно никакой одежды.

Скосив глаза, Ожегов видел, как большая группа пигмеев забралась в шлюзовую камеру: очевидно, они пробовали открыть внутренний люк. Он невольно улыбнулся – нет, это было дикарям не под силу. Они, видно, тоже поняли это, потому что вскоре вышли из камеры и принялись осматривать и обнюхивать корабль.

«И вот их то я хотел научить читать и писать, плавить металлы и строить дома, – с грустью подумал Ожегов, наблюдая, как, неловко подпрыгивая и воинственно размахивая дротиками, пигмеи исполняют какой-то танец на палубной площадке. – Пожалуй, для этого тридцати лет мало…»

Повернув в шлеме голову, он посмотрел на дикарей, столпившихся вокруг него. Они терзали альбомы, которые он собирался им показать, рвали друг у друга из рук микрокиноленты, время от времени перекидываясь скрипучими, отрывистыми словами. О нем они, казалось, забыли. Но это было не так. Едва Ожегов попробовал пошевелить связанными руками, как тут же снова оказался погребенным под скользкими, блестящими телами.

Через несколько минут дикари подхватили его на руки, и весь отряд двинулся к малиновому озеру.

Лежа на руках пигмеев и плавно покачиваясь в такт их движениям, Андрей Дмитриевич раздумывал над создавшимся положением. Пока оно не внушало ему опасений: в корабль дикари не попали; находясь в скафандре, он не опасался их палиц и дротиков; запаса кислорода должно было хватить надолго. Во всяком случае, к тому времени, когда кислород подошел бы к концу, Ожегов надеялся освободить руки. А если обстоятельства вынудили бы его пустить в ход пистолет, он мог бы проложить себе дорогу к кораблю даже среди всего населения планеты. То же, что он попал к дикарям в плен, позволяло ему хорошо ознакомиться с их бытом, обычаями и попытаться подружиться с ними.

Хотя первоначальные намерения Ожегова пошатнулись при виде пигмеев, он не терял надежды, что сможет многое сделать для них.

После нескольких часов ходьбы отряд прибыл на берег озера, но не остановился у пещеры, где провел ночь Ожегов, а пошел дальше, углубляясь в бесконечные лабиринты горных отрогов, несколькими цепями протянувшимися вдоль побережья. Отряд спешил, словно уходя от преследования.

Ожегов видел, как по пути большая группа воинов зачем-то отлучилась от отряда. Вскоре они вернулись, тяжело нагруженные убитыми животными, напоминавшими многолапых двухметровых ящериц.

Войдя в глубокое ущелье, отряд выставил часовых и стал на привал. Добычу охотники сложили в центре, и старейшины – трое наиболее рослых и свирепых дикарей, ловко орудуя руками и зубами, быстро разделили ее на большие куски.

Пигмеи ели сырое мясо, разрывая куски острыми изогнутыми зубами. Кровь текла по их рукам. Возбужденные запахом пищи и, видимо, опасавшиеся, что им ничего не достанется, часовые оставили свои посты у выходов из ущелья и тоже присоединились к пиршеству.

Зрелище было настолько омерзительным, что Андрей Дмитриевич закрыл глаза.

Резкий, пронзительный крик заставил его сделать попытку приподняться, и это удалось ему.

Ущелье, окруженное со всех сторон голыми, обрывистыми утесами, напоминало большой каменный мешок, из которого было только два выхода – почти трехметровый проход, в который они вошли, и узкая щель впереди. И в обоих проходах Ожегов увидел людей, отличавшихся по виду от тех, которые взяли его в плен. Свист камней, дротиков и пронзительные крики подтвердили, что он не ошибся, что люди, появившиеся в проходах, и пигмеи враги.

Тугие лианы не мешали Ожегову поворачиваться с боку на бок. На этот раз он стал свидетелем не схватки животных, а беспощадного сражения людей.

Нападавшие, очевидно, устроили в выходе из ущелья засаду, а то, что часовые бросили свои посты, позволило им отрезать пигмеям путь к отступлению. Через мгновение лавина воинов с двух сторон влилась в ущелье… Закипел рукопашный бой.

Нападавшие значительно превосходили пигмеев ростом. Кожа у них была светлее, размеры туловища, рук и ног пропорциональнее. Вооружены они были двухметровыми дубинами, утолщавшимися на конце. Стремительно вращая их, они опускали это грозное оружие на головы своих противников.