Текст книги "Книга Мирдада"
Автор книги: Михаил Наими
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
КНИГА
Это Книга Мирдада, записанная Нарондой, последним и самым юным спутником.
Это маяк и прибежище для тех, кто стремится к преодолению.
Прочие же, да остерегутся!
I. Мирдад Раскрывает Себя и Говорит о Завесах и Печатях
Наронда: Накануне вся Восьмерка собралась на совет. Мирдад стоял в стороне в ожидании приказаний.
Одно из древних правил для спутников заключается в том, чтобы в речах, по-возможности, избегать употребления слова “Я”. Спутник Шамадам с упоением рассказывал о своих достижениях в качестве Хозяина. Он сыпал множеством цифр, которые должны были продемонстрировать, насколько велик его вклад в богатство и престиж Ковчега. При этом он сильно злоупотреблял запретным словом. Спутник Мекайон указал ему на это, причем в очень мягкой форме. Тут разгорелась жаркая дискуссия о целях правила, о том, кто его установил, был ли это сам отец Ной, или Первый Спутник, то есть Сим. Страсти повели к взаимным обвинениям, а те – к полной путанице, когда много чего бывает сказано, но мало что удается понять.
Дабы преодолеть смущение и развеселить собравшихся, Шамадам повернулся к Мирдаду и с явной издевкой произнес: “Ну вот, здесь есть кое-кто поважнее патриарха. Мирдад, укажи нам путь из этого словесного лабиринта”.
Все взоры обратились к Мирдаду. И велики же были наши изумление и радость, когда впервые за семь лет он разомкнул уста и обратился к нам со словами:
МИРДАД: Спутники Ковчега! Желание Шамадама, хотя и высказанное в издевательской форме, неумышленно совпало с высшим намерением самого Мирдада. С самого первого дня, как только Мирдад появился в Ковчеге, он предвидел наступление этого самого момента в этом самом месте. Он предвидел все произошедшее здесь и сейчас с тем, чтобы сломать все печати, скинуть завесу и открыто предстать перед вами и перед всем миром.
Уста Мирдада были запечатаны семью печатями. Под семью завесами было скрыто его лицо. Было скрыто то, что он может научить и вас, и весь мир, но только тогда, когда вы сами попросите об этом. Попросите научить вас тому, как распечатать ваши уста, как прояснить взор, дабы вы сами явились пред собой в полноте собственной присущей вам славы.
Взор ваш затуманен очень многими завесами. Буквально каждая вещь, на которую вы взираете, есть такая завеса.
Уста ваши запечатаны очень многими печатями. Буквально каждое изрекаемое вами слово – такая печать.
Ибо вещи, каковы бы ни были их формы, к какому виду они бы ни относились, есть всего лишь завесы и пелены, в которые кутается и пеленается Жизнь. Как может ваш глаз, который сам является всего лишь завесой, привести вас куда-нибудь, кроме другой пелены или завесы?
А слова – разве не лежат на них печати букв и слогов? Могут ли ваши губы, которые сами являются всего лишь печатями, дать представление о чем-нибудь, кроме другой печати?
Взгляд может окутать, но не может раскутать.
Губы могут запечатать, но не могут распечатать.
Не требуйте от них большего, чем они сами являются. Ведь они призваны совершать только некоторую определенную часть работы тела. И делают это хорошо. Набрасывая покровы и накладывая печати, они призывают вас пойти и отыскать, что скрыто под покровом, разведать, что скрыто за печатями.
Чтобы проникнуть за завесу, вам требуются глаза иные, чем те, что украшены ресницами и прикрываются веками.
Чтобы сломать печати, вам требуются губы иные, чем те, что расположены под носом.
Вначале следовало бы правильно увидеть сам глаз, если бы вы захотели правильно увидеть все вокруг. И не самим глазом, а помимо него должны вы смотреть, чтобы увидеть все, что скрыто за ним.
Вначале следовало бы правильно назвать язык и губы, если бы вы захотели правильно произнести все остальные слова. И не самим языком или губами, а помимо них должны вы говорить, чтобы вымолвить те слова, что скрыты за ними.
Узри вы верно, заговори вы правильно, то не увидели бы вы ничего, кроме себя, и не вымолвили бы ничего, кроме себя. Ибо во всех вещах и надо всеми вещами, во всех словах и надо всеми словами – только вы, те, что смотрят, и те, что говорят.
Но тогда, если ваш мир столь неуступчив и непонятен, то только потому, что вы сами неуступчивы и непонятны. Если речи ваши столь жалки и витиеваты, то только потому, что вы сами жалки и витиеваты.
Оставьте вещи в покое и не пытайтесь их менять. Ибо они кажутся такими, как кажутся, только потому, что вы кажетесь такими, как кажетесь. Они не обладают иным видом или звуком, кроме тех, которыми вы сами их наделяете. Если они звучат грубо, взгляните на свой собственный язык. Если они уродливы на вид, то исследуйте для начала, и наконец, свой глаз.
Не просите вещи сбросить их покровы. Освободитесь от покровов сами, и вещи станут свободны. Не просите вещи взломать их печати. Снимите печати с себя, и вещи раскроются.
Ключ к тому, чтобы снять с себя все покровы, чтобы избавиться от всех печатей, заключен в том слове, что вовеки пребывает между вашими губами. Это слово – легчайшее из всех, оно же – величайшее из всех. Мирдад назвал его ТВОРЯЩИМ СЛОВОМ.
Наронда: Учитель смолк, и глубокое безмолвие опустилось на всех нас, принеся неведомый трепет. Наконец, Мекайон в страстном нетерпении воскликнул:
Мекайон: Наши уши жаждут СЛОВА. Наши сердца истосковались по ключу. Молю тебя, Мирдад, говори, говори дальше.
II. О Творящем Слове. Я – Источник и Центр Всех Вещей
МИРДАД: Когда вы произносите “Я”, то одновременно возглашайте в сердце своем: ”Боже, будь моей защитой от того, что есть Я, направь меня к блаженству Я”. Ибо в этом слове, хотя и тончайшим образом, заключена душа всех других слов. Раскрой это, и уста твои будут благоухать, речь станет сладостной; каждое слово будет нести в себе восторг Жизни. Если же это скрыто, то и рот крив, и речи горьки; и каждое слово будет гноиться Смертью.
Ибо, о монахи, “Я” – и есть то самое Творящее Слово. Но берегитесь завладеть его магической силой; берегитесь стать обладателями его мощи, ибо вы склонны стонать, когда могли бы петь; враждовать, когда могли бы наслаждаться миром; раболепствовать в темнице, когда могли бы парить в свете.
Ваше Я – это ничто иное, как безмолвное и бестелесное сознание бытия, обретшее звук и плоть. Это неслышимое в вас, ставшее слышимым, незримое, ставшее зримым; поэтому, глядя, вы можете видеть незримое, слушая, слышать неслышимое. Ибо то, что очерчено глазом и ухом, и есть вы. А помимо того, что вы можете зреть глазами и внимать ушами, вы не увидите и не услышите ничего. Если вас мучат, жалят и терзают какие-то мысли, знайте, что единственно ваше Я дает им силу, когти и клыки.
Но Мирдад хотел бы, чтобы вам стало известно, что если что-то может нечто дать, то оно же может и отнять.
Просто чувствуя Я, вы уже стучитесь в источник всех чувств в своем сердце. Источник этот – творение вашего Я, которое одновременно является и тем, кто чувствует, и тем, что чувствуют. И если есть шипы в вашем сердце, то знайте, что принесены они туда единственно вашим Я.
Мирдад хотел бы, чтобы вы знали также, что если что-то может взрастить шипы, то оно же может их и удалить.
Просто сказав “Я”, вы даете жизнь целому сонму слов; каждое слово – это символ вещи; каждая вещь – это символ мира; каждый мир – это частица вселенной. Вся же вселенная – это творение вашего Я, которое одновременно и творец и создание. И если есть кошмары в вашей вселенной, то знайте, что к жизни они вызваны единственно вашим Я.
Мирдад хотел бы, чтобы вы также знали, что если что-то может сотворить, то оно же может и уничтожить.
Каков создатель, таково и создание. Так может ли кто-нибудь превзойти себя в творении? Или не дотянуться до себя? Себя, только себя – не больше, но и не меньше – творит создатель.
Я – это бьющий фонтан, откуда все вытекает, и куда все возвращается. Каков фонтан, таково и течение.
Я – это волшебная палочка. Но может ли палочка хоть во что-нибудь вдохнуть дыхание иное, чем то, которым обладает маг? Каков маг, таковы и результаты магии.
Следовательно, каково ваше Сознание, таково и ваше Я. Каково ваше Я, таков и ваш мир. Если оно ясно и определенно, то и мир ваш будет ясным и определенным. Тогда и слова ваши никогда не будут витиеватыми. И в поступках ваших никогда не будет таиться боль. Если же оно туманно и неопределенно, то мир ваш будет туманным и неопределенным. Слова же ваши будут способны только запутать, а дела будут источником мучений.
Если оно постоянно и терпеливо, то и мир ваш будет постоянным и терпимым. Тогда ваше могущество превзойдет Время, а охват – Пространство. Если оно мимолетно и неустойчиво, то мир ваш будет столь же мимолетен и непостоянен. Тогда вы – не более чем дымок, растаявший в лучах солнца.
Если оно едино, ваш мир – един. Тогда вы пребываете в абсолютном мире со всеми небесами и со всеми обитателями Земли. Если оно множественно, ваш мир – множество. Тогда вы непрестанно враждуете с самим собой и со всеми творениями в сфере Божественного немилосердия.
Я – это центр вашей жизни, откуда исходят все вещи, из которых построен весь ваш мир, и где все они сливаются вновь. Если оно уравновешено, то и мир ваш уравновешен. Тогда никакая сила, ни вверху, ни внизу, не сможет качнуть вас ни вправо, ни влево. Если оно переменчиво, то мир ваш переменчив. Тогда вы подобны беспомощному листу, уносимому порывами злого ветра.
Но вот что важно! Ваш мир устойчив, но только в своей неустойчивости. Он определенен, но только в своей неопределенности. Он даже постоянен, но только в своем непостоянстве. Ваш мир единственнен, но только в своей разорванности.
Мир ваш из колыбели превратился в гробницу, а гробница становится колыбелью. Дни пожирают ночи, ночи же отрыгивают дни. Мир объявляет войну, а вражда твердит о мире. Улыбки прикрывают слезы, а слезы прячутся за улыбками.
Мир ваш – мир скитаний, где непременной спутницей является Смерть.
Мир ваш напоминает сита или решета, и нет среди них двух одинаковых. И вы корчитесь от боли, постоянно пытаясь просеять сквозь них то, что не сеется, перенести в них то, что не переносится.
Мир ваш все больше расщепляется в себе, потому что ваше Я расщеплено.
Мир ваш полон барьеров и препятствий, потому что ваше Я – это сплошные барьеры и препятствия. Некоторые вещи отсекаются как чужеродные. Другие ограждаются как родственные. Но все же, то, что снаружи, всегда прорвется вовнутрь, а то, что внутри, всегда вырвется наружу. Ибо они, дети одной матери, – то есть вашего Я, – не могут существовать врозь.
А вы, вместо того, чтобы радоваться их счастливому единению, вновь засучиваете рукава и приступаете к бесплодному труду, пытаясь разделить нераздельное. Вместо того чтобы устранить расщепленность своего Я, вы обтесываете свою жизнь в надежде изготовить такой клин, который можно будет вбить между тем, что, как вы думаете, является вами, и тем, что, как вам кажется, является чем-то иным.
Поэтому-то слова людей полны яда. Поэтому-то дни их переполнены скорбью. Поэтому-то так мучительны их ночи.
И Мирдад, о монахи, хотел бы устранить расщепленность вашего Я, так чтобы вы могли пребывать в мире с собой – и со всеми людьми – и со всей вселенной.
Мирдад хотел бы удалить яд из вашего Я, чтобы вы смогли ощутить сладость Понимания.
Мирдад хотел бы научить вас, как уравновесить ваше Я, чтобы вы познали радость СОВЕРШЕННОГО РАВНОВЕСИЯ.
Наронда: И опять Учитель смолк. И вновь все ощутили глубокое безмолвие. Мекайон в очередной раз нарушил молчание, сказав:
Мекайон: Слова твои так мучительны, Мирдад. Они раскрывают множество дверей, но оставляют нас у порога. Веди нас вверх, веди нас вглубь.
III. Святое Триединство и Совершенное Равновесие
МИРДАД: Хотя каждый из вас ориентируется на свое собственное Я, все равно вы центрированы на едином Я – на одном-единственном Я Бога.
Я Бога, о монахи, это единое и вечное слово Бога. Именно в нем Бог, Высшее Сознание, проявляет себя. Вне него Он оставался бы безмолвным абсолютом. Посредством него Творец творит себя. Посредством него Единый Бесформенный принимает форму множественности, через которую проходят творения прежде, чем опять войти в бесформенное.
Чтобы почувствовать Себя, чтобы подумать о Себе, чтобы сказать о Себе, Богу не требуется ничего, кроме Я. Поэтому-то Я – это Его единое слово. Поэтому оно – СЛОВО.
Когда Бог произносит Я, ничто не остается не названным. Миры, видимые и невидимые; вещи, рожденные и только ожидающие рождения; времена, текущие и еще не наступившие – все, буквально все, не исключая мельчайшей песчинки, охвачено и впрессовано в это Слово. Именно им порождены все вещи. Именно им все поддерживается.
Если слово не имеет смысла, то оно – ничто иное, как эхо в пустоте.
Если его смысл навеки один, то оно – ничто иное, как рак горла и язва на языке.
Слово Бога – не эхо в пустоте, не рак горла и не язва на языке, за исключением тех, кто лишен Понимания. Для Понимания существует Дух Святой, который оживотворяет каждое Слово и соединяет его с Пониманием. Он – это перекладина весов Вечности, двумя чашами которых являются Первичное Сознание и Слово.
Так вот, Первичное Сознание – Слово – Дух Понимания образуют, о монахи, Триединство Бытия, в котором Три – Едины, а Единое – Троично. Они взаимно равны, одинаково обширны, одинаково вечны, уравновешены в себе, знают себя, удовлетворены собой. Никогда не больше, никогда не меньше. Вечно в покое, вечно все те же. Таково, о монахи, Совершенное Равновесие.
Человек называет его Богом, хотя оно слишком чудесно, чтобы его можно было как-то назвать. И все же, да святится имя его, да будет свят язык, сохраняющий его в святости.
А что же такое Человек, как не отпрыск этого Бога? Разве можно его отличить от Бога? Разве не дуб скрывается в желуде? Не Бог ли таится в Человеке?
Но поэтому и Человек – тоже святое триединство. Сознание, слово, понимание. Человек тоже творец, как и его Бог. Его Я – это его творение. Но почему же оно не уравновешено так, как его Бог?
Если вы хотите узнать ответ на этот вопрос, то внимательно слушайте то, о чем поведает вам Мирдад.
IV. Человек – это Спеленатый Бог
Человек – это спеленатый Бог. Время – это пелены. Пространство – пелены. Плоть – тоже пелены, и, подобно ей, все чувства и все вещи, которые только могут быть ею восприняты. Мать прекрасно знает, что пеленки – это не ребенок. Но ребенку об этом, однако, не известно.
Человек осознает именно свои тенета, которые меняются день ото дня, век от века. Так происходит потому, что сознание его текуче; потому, что слово его, в котором выражается сознание, никогда не обладает ясностью и определенностью; потому, что понимание его туманно; потому, что жизнь его не уравновешена. Это – трижды запутанная путаница.
И человек молит о помощи. Его предсмертные крики звучат на протяжении эонов. Сам воздух отяжелел от его стонов. Море стало соленым от его слез. Вся земля перепахана его могилами. Небеса оглохли от его молитв. И все это из-за того, что ему все еще неведом смысл своего Я, которое для него то же, что и пеленки для младенца.
Произнося Я, человек расщепляет Слово надвое: первое – это его пелены, а второе – бессмертное Я Бога. По праву ли Человек делит неделимое? Бог запрещает это. Неделимое не может разделить никакая сила, даже сила Бога. Это только человеческая незрелость воображает, что деление удается. И тогда Человек, это дитя, снаряжается на битву, и затевает борьбу с бесконечным Всеобщим Я, веря, что то противится его существованию.
В этой неравной битве Человек рвет свою плоть в клочья и проливает реки крови. В то время как Бог, Отец и Мать одновременно, взирает на него с любовью. Ибо Он знает, что Человек терзает не что иное, как свои пелены, выжигает не что иное, как горькую желчь, что мешает ему обнаружить свое единство с Единым.
Таково предназначение Человека – сражаться, истекать кровью и падать, но, в конце концов, проснуться и устранить расщепление Я своею собственною плотью, и наложить печать своею кровью.
Посему, о монахи, следует вам быть осторожными, и в высшей степени мудрыми в своей предусмотрительности, пользуясь Я. Ибо, пока вы замечаете в нем только пеленки, а не само дитя; пока вы относитесь к нему как к ситу, а не плавильному котлу; вы будете гнаться за удовлетворением своего тщеславия, но только чтобы ухватить Смерть, со всею присущей ей мучительной агонией и болью.
V. Сито и Плавильный Котел. Слово Бога и Человека
Слово Божие – это плавильный котел. Все, что им создано, растворяется и сплавляется в одно, ничто не принимается за лучшее, ничто не отвергается как худшее. Обладая Духом Понимания, оно полностью осведомлено о том, что его создания и оно само – едины; что отвергнуть часть, значит отвергнуть целое; а отвергнуть целое, значит отвергнуть себя. Поэтому оно навеки едино как с целью, так и с тем, кто стремится.
В то же самое время, слово Человека – что сито. Оно схватывает и разделяет все, что ни создаст. Оно вечно принимает что-нибудь в качестве друга, отвергая остальное как врага. А ведь так часто его вчерашние друзья превращаются в сегодняшних врагов; сегодняшние же враги – это завтрашние друзья.
Этим объясняется вовлеченность Человека в войну против себя самого. И все это из-за того, что Человек лишен Духа Святого. Ведь только тот смог бы даровать ему понимание того, что он и его творения – едины; что отвергнуть врага значит, одновременно, отвергнуть и друга. Ибо оба слова “враг” и “друг” – порождения его слова, его Я.
То, что вам не нравится и вы отбрасываете как зло, кому-то другому обязательно понравится, и он выберет это в качестве добра. Но разве может одна и та же вещь быть одновременно двумя и взаимоисключающими вещами? Нет, она ни та, ни другая, за исключением того, что ваше Я сделало ее злой, а чье-то другое Я – доброй.
Но не говорил ли я, что то, что может создать, может и уничтожить? Если вы создали врага, то вы же можете его и уничтожить, или же воссоздать в качестве друга. Для этого вам необходимо превратить свое Я в плавильный котел. Для этого вам нужен Дух Понимания.
Поэтому говорю вам, о чем бы вы ни молились, прежде всего, и наконец, молите о Понимании.
Не будьте никогда, спутники мои, ситами. Ибо Слово Бога – есть Жизнь. А Жизнь – плавильный котел, в котором все достигает нераздельного единства; все находится в совершенном равновесии, и все достойно своего создателя – Святого Триединства. Может ли быть вам доступно большее достоинство?
Не будьте никогда, спутники мои, ситами. И вы возрастете в столь огромной степени, станете столь вездесущими, столь всепроникающими, что ни одно сито не сможет вас уловить.
Не будьте никогда, спутники мои, ситами. Стремитесь вначале познать Слово, прежде чем вы сможете распознать собственное слово. А когда вы познаете собственное слово, то предадите все свои сита огню. Ибо ваше слово и Слово Бога – одно, за тем исключением, что ваше слово пока еще скрыто вуалью.
Мирдад хотел бы, чтобы вы отбросили вуаль.
Слово Бога – это вневременное Время и внепространственное Пространство. Было ли такое время, когда вы пребывали вне Бога? Есть ли такое место, где вы – вне Бога? Почему же тогда вы сковываете вечность цепью часов и времен года? Зачем загоняете пространство в узкие рамки дюймов и миль?
Слово Бога – это Жизнь нерожденная, а значит – бессмертная. Почему же вас теснят рождения и смерти? Разве не живы вы исключительно благодаря жизни Бога? И может ли Бессмертие быть источником Смерти?
Божественное слово включает в себя все. В нем нет никаких барьеров и перегородок. Почему же вы так разобщены барьерами и перегородками?
Говорю вам, сами ваши мышцы и кости не принадлежат исключительно вам одним. Неисчислимы руки, что вместе с вами погружались в тот же котел земли и неба, откуда является ваша плоть, и куда она возвращается.
Даже свет в ваших глазах не принадлежит вам одним. Ведь это свет всех тех, кто делит с вами Солнце. Что ваши глаза могут разглядеть во мне, если только не мой свет? Ведь это мой свет, что видит меня в ваших глазах. И это ваш свет, что видит вас в моих глазах. Будь я полной тьмой, ваши глаза, глядя на меня, были бы абсолютно темны.
И дыхание в вашей груди не является только вашим дыханием. Все те, кто дышат, и даже те, кто дышал воздухом когда-то, дышат в вашей груди. Разве не дыхание Адама все еще вздымает ваши легкие? Разве не сердце Адама все еще бьется в вашей груди?
И мысли ваши не являются только вашими. Права на них заявляет море всеобщего мышления. Так же поступает и любое мыслящее существо, что причастно этому морю вместе с вами.
И сны ваши – не только ваши. Вся вселенная сновидит вашими снами.
И дома ваши – не только ваши. Их населяют: гости, насекомые, мыши, кошки и все прочие создания, что делят с вами дом.
Остерегайтесь поэтому перегородок. Вы изолировали себя в Обмане и отгородились от Истины. И если вы оглянетесь вокруг, чтобы разглядеть себя внутри загородок, то лицом к лицу столкнетесь со Смертью, которая тот же Обман, но только под другим именем.
Человек, о монахи, неотделим от Бога. Поэтому он неотделим и от всех своих близких и от прочих созданий, произошедших от Слова.
Слово – океан. Вы же – облака. И может ли облако быть облаком без того, что содержится в океане? И глупо поступит то облако, которое захочет продлить свою жизнь, стремясь удержаться в пространстве, сохраняя свою форму навечно. Что пожнет оно после такого глупого посева, кроме разочарований и тщеславного озлобления? Не потеряв себя, оно не сможет обрести себя. Не растворившись и не умерев как облако, оно не сможет обнаружить в себе океана, который и есть его единственное Я.
Облако, несущее Бога, и есть Человек. Опасаясь стать пустым, он никогда не обретет себя. О, как радостна опустошенность!
Опасаясь затеряться навеки в Слове, вы не сможете понять слова, что внутри вас – даже своего Я. О, как радостна затерянность!
Повторяю вам, молите о Понимании. Когда Святое Понимание придет в ваши сердца, в Божественной необъятности не останется ни одной мелочи, которая не отозвалась бы в вас радостью всякий раз, как вы будете произносить Я.
И тогда сама Смерть станет в ваших руках оружием победы над Смертью. Тогда Жизнь вручит вашим сердцам ключ от ее безграничного сердца. Это – золотой ключ Любви.
Шамадам: Мне никогда и не снилось, что в совке и метелке может заключаться столько мудрости. (Намекая на то, что Мирдад – слуга).
МИРДАД: Мудрый найдет источник мудрости во всем. Для лишенного мудрости сама мудрость глупа.
Шамадам: Несомненно, у тебя ловкий язык. Я поражен, как долго ты его сдерживал. Тем не менее, твои слова очень тяжело слушать.
МИРДАД: Слова мои легки, Шамадам. Это уши твои тяжелы. И горе тем, кто слушает, но не слышит. Горе тем, кто смотрит, но не видит.
Шамадам: Я слышу и вижу очень хорошо. Может быть, даже слишком хорошо. Тогда бы я не слышал такой глупости, что Шамадам – то же самое, что Мирдад, что хозяин и слуга одно и то же.
