Текст книги "Иисус Христос — бог, человек, миф?"

Автор книги: Михаил Кубланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

У Тацита в рассказе о грандиозном пожаре Рима в 64 г. н. э., уничтожившем две трети строений столицы, упоминаются христиане. Чтобы погасить распространившийся по Риму слух, будто поджог города был совершен по распоряжению императора, рассказывает Тацит, «…Нерон подставил виновных и применил самые изысканные наказания к ненавистным за их мерзости людям, которых чернь называла христианами. Виновник этого имени Христос был в правление Тиберия казнен прокуратором Понтием Пилатом, и подавленное на первое время пагубное суеверие вырвалось снова наружу и распространилось не только по Иудее, где это зло получило начало, но и по Риму, куда стекаются со всех сторон и где совершаются все гнусности и бесстыдства. Таким образом, сначала были схвачены те, которые признавались, а затем по их указанию огромное множество других, которые были уличены не столько в поджоге, сколько в ненависти к роду человеческому»[128]128
  Тацит. Анналы, XV, 44.


[Закрыть].

Приведенный отрывок является издавна предметом дискуссии, хотя весь его тон, хронологическая близость автора к описываемым событиям (ему было около девяти лет, когда все это произошло) и довольно суровый отзыв о христианском учении, названном «пагубным суеверием», человеконенавистничеством, мерзостью, едва ли дает к этому большие основания.

Сторонники интерполяции открывают в тексте ряд «несуразностей и странностей»[129]129
  Р. Ю. Виппер. Рим и раннее христианство, стр. 174.


[Закрыть]. Так, подозрению подвергается сама литературная композиция: абзац о христианах Тацит вкомпоновывает не в раздел, посвященный Тиберию, как следовало бы по мнению его критиков, а в раздел, посвященный событиям в Риме эпохи Нерона. Они считают также странным, что в рассказе Тацита упоминается прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Откуда тот вообще мог бы узнать о нем? Аргументом против подлинности этого отрывка считается также выражение «огромное множество», которое Тацит употребляет в отношении христиан.

Однако ряд других исследователей находит эти возражения недостаточно вескими. Не говоря уже о неправомерности самого вопроса, почему тот или иной автор избрал такую, а не другую компоновку материала или почему он включил в свой рассказ данное историческое имя, опустив другое, – не говоря уже о всем этом, неубедительность приведенных возражений заключается и в том, что в общем избранное Тацитом построение имеет свою логику. Для образованного римлянина христиане времени Тиберия – величина ничтожная и, вероятно, даже неизвестная. Историк говорит о них только в связи с пожаром Рима и лишь попутно приводит то, что о них рассказывалось в его время. Среди людей его круга было неизвестно даже их наименование, да едва ли оно и было у них в это время. Тацит приводит прозвище, данное им «чернью» и лишь во II в. н. э. ставшее их самоназванием.

Сторонники интерполяции несколько преувеличивают и значение оборота «великое множество» применительно к христианам. В отрывке говорится лишь о великом множестве людей, схваченных и уличенных в ненависти к роду человеческому. В обстановке нероновского террора вряд ли велась строгая отфильтровка подлинных христиан от других подозрительных элементов. Да и сами слова «великое множество» (в данном случае образное выражение) означают лишь то, что их были не единицы и не десятки. Захват сотен обвиненных в «ненависти к роду человеческому» должен был произвести на современников и на Тацита впечатление, будто Рим полон преступников, которых «чернь называла христианами». По-видимому, только так можно понимать это пресловутое «великое множество». Следует отметить, что в настоящее время лишь немногие исследователи безоговорочно принимают этот отрывок за интерполяцию.

У Светония, жившего между 75 и 160 г. н. э., имеются две небольшие заметки по рассматриваемому вопросу. В жизнеописании императора Клавдия, который правил между 41 и 54 г., содержится следующая заметка: «Иудеев, которые по подстрекательству Хреста заводили некие смуты, он изгнал из Рима»[130]130
  Светоний. Жизнеописания двенадцати цезарей, Клавдий, 25.


[Закрыть]. Кто упомянутый здесь Хрест (Chrestus)? Мало известное для римлян и потому искаженное Светонием имя Иисуса Христа или довольно распространенное в это время греческое имя Хрест? Разумеется, ответить на этот вопрос ввиду краткости самой заметки не представляется возможным. Но Светоний, бесспорно, что-то слышал о христианах и в описании деятельности Нерона между рассказом о запрете продавать в харчевнях что-либо вареное и ограничениях, наложенных на цирковых наездников, вставляет фразу: «Христиане, новый и зловредный вид религиозной секты, подверглись преследованию казнями»[131]131
  Там же, Нерон, 16.


[Закрыть].

Между 111 и 113 г. наместник Вифинии Плиний Младший обратился с письмом к императору Траяну по поводу христиан его провинции. В этом письме он спрашивает императора, как вести дознание по такого рода делам и каким подвергнуть наказаниям упорствующих. Он сообщает, что в ходе расследования, очевидно по анонимному доносу, ему был предложен список, содержащий «много имен». Далее он сообщает о принятых им мерах и испрашивает императорского одобрения. «Тех, – пишет он, – кто отрицал, что они являются христианами или были ими, я решил отпустить, когда они вслед за мной призвали богов, совершили перед изображением твоим… жертву ладаном и вином, а кроме того обругали Христа… Другие, названные доносчиком, сказали, что они христиане, а затем отказались от этого, сказав, что они были христианами, а затем отпали, некоторые за три года, другие за много лет назад, некоторые даже за двадцать. Все они почтили и твое изображение и статуи богов и обругали Христа»[132]132
  Плиний. Письма, X, 96.


[Закрыть]. В результате Плиний приходит и заключению, что все действия христиан не обнаруживают ничего, кроме «безмерно уродливого суеверия», однако опасность его распространения представляет угрозу для тех, кто подвергается этой «заразе».

Вопрос о подлинности этого письма Плиния и ответа Траяна вызвал обширную полемику. Ряд ученых, среди них можно назвать и акад. Р. Ю. Виппера, считали это письмо бесспорно подложным. Они обосновывали это и несообразностями композиции письма, и тем, что среди ста других писем Плиния больше нигде нет речи о христианах, и молчанием писателя Диона Хрисостома, современника Плиния[133]133
  Р. Ю. Виппер. Рим и раннее христианство, стр. 179 и сл.


[Закрыть]. Вызывало сомнение и то, что, согласно этому письму, у христиан Вифинии в начале II в. н. э. была уже довольно прочная организация. Наконец, сомнению подверглось и описание некоторых элементов литургической службы у христиан времени Плиния. Сторонники подложности письма считали, что здесь налицо перенесение черт, присущих IV в., во II в.

Однако всему этому были противопоставлены серьезные доводы в пользу подлинности письма. Во-первых, на основе литературно-филологического анализа исследователи пришли к выводу, что письмо написано в манере Плиния и литературы его времени. Было замечено также, что ответ Траяна по своей манере, лаконичности и самому существу полностью отвечает и литературному стилю и политическим взглядам этого императора. Но кроме этого имеется еще один аргумент, который едва ли возможно опровергнуть. Дело в том, что письмо Плиния упоминается апологетом Тертуллианом, писавшим на рубеже II–III вв. н. э., задолго до Никейского собора.

«Во время своего управления провинцией, – пересказывает Тертуллиан содержание переписки, – Плиний Секунд иных из христиан осудил на казнь, иных лишил занимаемых ими должностей, но, напуганный великим множеством их, запросил Траяна, бывшего тогда императором, что ему делать с остальными, указывая, что помимо их упорства и нежелания приносить жертвы, он не узнал о собственных их таинствах ничего иного, как только то, что они собирались перед рассветом с пением гимнов Христу как богу и для клятвенного обещания исполнять правила жизни: не совершать убийств, обмана, измены и каких-либо других преступлений. Тогда Траян ответил ему в своем рескрипте, что разыскивать такого рода людей не следует, но тех, кто представлены на суд, следует наказывать»[134]134
  Тертуллиан. Апология, 2.


[Закрыть].

Таким образом, письмо Плиния, известное Тертуллиану, не могло быть написано позднее самого Тертуллиан а и в делом его нельзя выносить за пределы II в. н. э. И лишь некоторые выражения, в которых христиане изображаются в идеализированных тонах, а положение официальной римской религии – в чересчур мрачных, вероятно, следует считать творчеством позднейшего христианского переписчика[135]135
  Ср. А. Ранович. Восточные провинции Римской империи в I–III вв. н. э. М. – Л., 1949, стр. 83, примеч.


[Закрыть].

* * *

Среди нехристианских источников, в которых упоминается некий Иисус, часто называют еврейский Талмуд – чрезвычайно темный и в ряде разделов хаотический сборник законоположений и раввинских поучений, складывавшийся на протяжении II–V вв. н. э. Древнейшие части этого сборника имеют, по-видимому, в своей основе более раннюю устную традицию, однако отсутствие порядка в расположении материала, хронологический и смысловой разнобой побуждают подходить к разрозненным сведениям, сообщаемым там, с большой осторожностью.

Приведем наиболее важные для рассматриваемого вопроса отрывки из Талмуда. «Учили раввины, – говорится в одном из них, – пусть всегда твоя левая рука отталкивает, а правая приближает – не так… как Иошуа бен-Перахая, который оттолкнул Иисуса (Назорея) обеими руками… А с р. Иошуа бен-Перахая, что случилось? Когда царь Яннай казнил раввинов, р. Иошуа бен-Перахая (и Иисус) отправились в Александрию в Египте. Когда настало спокойствие, послал к нему р. Шимон бен-Шетах: „…от меня священного города (Иерусалима) к тебе, Александрии Египетской (сестре моей) мой господин живет у тебя, а я остаюсь заброшенным“. Он поднялся и встретился (с ним) в некоей гостинице. Ему устроили хорошую встречу. Он сказал: „Как прекрасна эта гостиница!“ Сказал ему (Иисус) Рабби, у нее глаза слезятся. Тот ему сказал: „Грешник, так вот что тебя занимает?“ И он собрал 400 шофаров и объявил ему анафему. Пришел он (Иисус) к нему через некоторое время и сказал ему: „Прими меня“, но он не стал с ним разговаривать. Однажды он (Иошуа бен-Перахая) стал читать утреннюю молитву, встретился ему (Иисус); он думал принять его, поманил его рукой. Тот подумал, что он его отталкивает. (Тогда) он пошел, установил черепицу и стал поклоняться ей. Сказал ему (Иошуа бен-Перахая): „Вернись“. Он сказал: „Так я принял от тебя: кто согрешил и соблазнил народ, тому не предоставляют возможность покаяться“. А учитель сказал: „Иисус Назарянин занимался чародейством и свел Израиль с пути“» (Санг. 107б)[136]136
  Цит. по кн.: А. Ранович. Первоисточники по истории раннего христианства. М., 1933, стр. 171–172.


[Закрыть].

Приведенный отрывок дает некоторое представление о характере этого круга источников. Некое раввиническое положение иллюстрируется здесь целым рядом как будто исторических примеров. Называются имена, приводятся туманные диалоги, фрагменты какой-то законоведческой полемики. Среди упомянутых имен наше внимание привлекает имя Иисуса. Мюнхенская и Флорентийская рукописи называют его Назарянином, фиксируя таким образом его тождество с евангельским Иисусом. Однако другие имена, упоминаемые здесь в качестве его современников, хронологически приходятся на совсем другое время. Иудейский царь Александр Яннай, прославившийся преследованием и казнями фарисеев, правил в конце II и начале I в. до н. э., деятельность Иошуа бен-Перахаи относится ко второй половине II в. до н. э., деятельность же евангельского Христа традиция относит на конец правления императора Тиберия, т. е. на 30-е годы I в. н. э.

В другом отрывке упоминается казнь Иисуса. «Накануне пасхи, – говорится там, – повесили Иисуса. И за 40 дней был объявлен клич, что его должны побить камнями за то, что он занимался колдовством: кто может сказать что-либо в его защиту, пусть придет и скажет. Но не нашли ничего в его защиту… Сказал Ула: „Допустим, он был бы бунтовщиком, тогда можно искать (поводов для) защиты; но ведь он подстрекатель (к ереси), а тора говорит: „Не жалей и не покрывай его“. Иисус – другое дело: он был близок к царскому двору“» (Санг. 43а)[137]137
  А. Ранович. Первоисточники… стр. 172.


[Закрыть]. В нескольких местах упоминается некий бен-Стада, которого как подстрекателя подвергли тайному розыску и побили камнями (Тос. санг. X, 11)[138]138
  Там же.


[Закрыть]. По другой версии, его повесили накануне пасхи (Санг. 67а)[139]139
  Там же.


[Закрыть]. В Оксфордской и Мюнхенской рукописях трактата следует совершенно перепутанный и потерявший в настоящем виде смысл клубок имен и оценок, в котором, однако, проступают небезынтересные и, видимо, восходящие к раннему времени ассоциации. «Бен-Стада, – читаем мы там, – есть бен-Пандира. Сказал р. Хисда: „Стада – муж, Пандира – любовник“. (Но ведь) то был Паппос бен-Иегуда? (Значит) Стада – его мать. Его мать – Мария, завивающая волосы женщин…» (Санг. 65б)[140]140
  Там же, стр. 174.


[Закрыть]. В этом вконец испорченном фрагменте представляет интерес отождествление повешенного накануне пасхи (согласно предшествующему отрывку) бен-Стады с бен-Пандирой, который в других фрагментах сопоставляется с Иисусом Назарянином Талмуда и, следовательно, с евангельским Иисусом.

Любопытен и другой отрывок: «Царапающий на теле:… Сказал р. Элиэзер мудрецам: „Ведь бен-Стада вывез магию из Египта в царапинах на теле“. Ему ответили: „Тот был ненормальным, а случай с человеком ненормальным нельзя приводить в доказательство“» (Шабб. 104б)[141]141
  Там же.


[Закрыть]. Выше отмечалось, что в евангелии от Марка (3, 21) содержатся отзвуки аналогичной оценки Иисуса. Как можно понять из одного отрывка, к Иошуа бен-Пандире прибегали в поисках чудесного исцеления (Тос. хул. II, 22–23)[142]142
  Там же, стр. 172–173.


[Закрыть].

Наконец, можно привести еще один отрывок из Талмуда, содержащий, по оценке некоторых исследователей, наиболее определенные сведения об Иисусе. «Случилось с р. Элиэзером, что он попался в ереси и его привели в трибунал на суд. Оказал ему тот игемон: „Такой старик, как ты, вдруг занимаешься такими делами“. Он сказал: „Праведный судья надо мною“… Когда он был отпущен трибуналом, он огорчался, что попался в ереси. Пришли ученики утешать его, но он их не принял. Вошел р. Акиба и сказал ему: „Рабби, я тебе кое-что окажу, может быть, ты не станешь убиваться“. Он сказал: „Скажи“. Тот сказал: „Может быть кто-либо из минов[143]143
  Термином «мин» («миней») Талмуд обозначает христиан, которых прямо нигде не называет.


[Закрыть] сказал тебе что-либо минейское, и оно тебе понравилось?“ – Тот сказал: „О небо, ты мне напомнил. Однажды я гулял по улицам Сепории и встретил Якова из села Секаньи; он мне сказал минейское изречение от имени Иошуа бен-Пандиры и оно мне понравилось – (тем самым) я оказался виновным в минействе…“» (Тос. хул. II, 24)[144]144
  Там же, стр. 173.


[Закрыть].

Вариант этого отрывка, приведенный А. Робертсоном, как будто еще более определенен. «Однажды я гулял по верхней улице Сепории и встретил одного из учеников Иисуса Назарянина, которого звали Яков из Кефар-Сехании. Он сказал мне: „В вашем законе написано: не вноси платы блудницы в дом Господа Бога твоего… А можно использовать эти деньги на отхожее место для первосвященника?“ Я не знал, что ответить ему. Тогда он сказал мне: „Вот чему меня учил Иисус Назарянин: Из заработанное блудницей собрала она это, и на плату блуднице они это и истратят; из нечистоты пришло и в нечистое место вернется“» (Аб. Зара 166 – 17а)[145]145
  А. Робертсон. Происхождение христианства (Здесь и далее цит. по 2-му изд., М., 1959), стр. 131–132.


[Закрыть].

В этих двух отрывках имя Иисуса Назарянина совмещается с именем Иошуа бен-Пандиры, свидетельствуя как будто об их тождестве. Законоучители Элиэзер бен-Гирканос и Акиба жили но второй половине I и первых десятилетиях II в. н. э. Некоторые исследователи считают возможным усматривать в этих отрывках отзвуки подлинных, иронизирующих над иерусалимскими священниками изречений, которые современники связывали с именем Иошуа бен-Пандиры – Иисуса Назарянина.

В связи с рассмотренными фрагментами из Талмуда уместно привести свидетельство караимского писателя X в. Киркисани. Он, рассказывая о сектах Иудеи I в. до н. э. и, в частности, о секте, которую он называет пещерной (возможно, ее следует сопоставить с кумранской), пишет: «Вскоре там появился Иешуа, который, по словам раввинов, был сыном Пандиры; он известен как Иисус, сын Марии. Он жил в дни Иешуа сына-Перахаи, о котором говорят, что он был дядей Иисуса со стороны матери. Это произошло в царство Августа Цезаря, императора Рима, т. е. в период второго храма»[146]146
  Цит. по кн.: И. Д. Амусин. Рукописи Мертвого моря, стр. 46.


[Закрыть].

Другое свидетельство, восходящее к известному церковному деятелю IV–V вв. Иерониму, приписывает эссенам утверждение, «что сам Христос был тем, кто научил их всякому воздержанию»[147]147
  Там же, стр. 209.


[Закрыть].

Последней группой материалов, которые могут быть привлечены для рассматриваемого вопроса, являются свидетельства античных критиков христианства. В этой группе источников содержатся аргументы против христианского вероучения, не утратившие, в ряде случаев, своего значения и поныне. Античные критики христианства приоткрывают обстановку, благоприятствовавшую христианскому мифотворчеству и некритическому восприятию таких мифов современниками. Наконец, в них можно найти некоторые упоминания об Иисусе Христе. В каком облике он предстает в этом круге памятников?

В сочинении Цельса в ходе очень аргументированной антихристианской полемики несколько раз упомянут Иисус. «Совсем недавно, – писал Цельс, – проповедовал он это учение, и христиане признали его сыном божьим… Они были обмануты и восприняли учение, портящее жизнь человеку»[148]148
  Ориген. Против Цельса, I, 26.


[Закрыть]. Здесь автор как будто вполне определенно говорит об Иисусе, проповеднике, которого его приверженцы возвели в бога. Далее Цельс приводит версию, отзвуки которой удержались в какой-то мере в евангелиях и в Талмуде и которая у него имеет определенную антихристианскую направленность. При этом Цельс и его источники смотрят на Иисуса как на реальный персонаж, оспаривая, однако, его божественное происхождение и другие евангельские мифы. «(Иисус), – пишет Цельс, – выдумал свое рождение от девы. Он родился в иудейской деревне от местной женщины, нищей пряхи; уличенная в прелюбодеянии, она была выгнана своим мужем, плотником по ремеслу. (Она была уличена в прелюбодеянии и родила от какого-то солдата, по имени Пантера.) Отвергнутая мужем, она, позорно скитаясь, родила втайне Иисуса. Этот, нанявшись по бедности поденщиком в Египте и искусившись там в некоторых способностях, которыми египтяне славятся, вернулся гордый своими способностями и на этом основании объявил себя богом»[149]149
  Там же, I, 32.


[Закрыть]. В другом месте Цельс говорит, что «тем, которые желают быть обмануты, много явилось таких, каким был Иисус»[150]150
  Там же, II, 7.


[Закрыть], недвусмысленно сопоставляя его с многочисленными пророками, колдунами, чудотворцами, о которых говорилось выше. Подвергнув обстоятельной критике евангельские мифы о Христе, автор «Правдивого слова» заключает: «Итак, Иисус был человеком, притом таким, каким его рисует истина и показывает разум»[151]151
  Там же, II, 79.


[Закрыть]. Полемизируя далее с христианскими проповедниками и возражая против их тезиса, что в теле Иисуса был дух божий, он говорит: «А между тем (тело Иисуса) ничем не отличалось от других и, как говорят (разрядка моя. – М. К.), не выделялось ростом, красотой, стройностью»[152]152
  Там же, IV, 75.


[Закрыть]. В другом месте он укоряет христиан за то, что они объявляют богом «(человека), прожившего самую бесславную жизнь и умершего самой жалкой смертью»[153]153
  Там же, VII, 63.


[Закрыть]. Создается впечатление, что для Цельса евангельский Христос – оплетенный мифами и небылицами человек, некий пророк и колдун, о котором еще во II в. сохранились какие-то недоброжелательные рассказы. Подбирая аргументы противоевангельских мифов о богочеловеке, античная критика христианства не выдвинула, однако, аргумента о мифичности человека Иисуса. Такая позиция свойственна не только Цельсу, но и другим античным писателям, посвятившим специальные сочинения развенчанию христианства. Впрочем, надо признать, что в древности общепринято было верить в земное существование не только Иисуса, но и заведомо нереальных персонажей и героев, таких, как Геракл, Тесей, Ромул и многих многих других.

Крупный римский чиновник, наместник провинции Вифиния в начале IV в. Гиерокл, фрагменты сочинения которого сохранились у христианских апологетов Евсевия и Лактанция, также ведет огонь лишь против обожествления Иисуса, указывая на то, что античный мир знал много людей, творивших чудеса. Одним из примеров такого рода может служить жрец бога Асклепия Аполлоний Тианский, младший современник евангельского персонажа. «…Аполлоний, – говорит Гиерокл, – совершил такие же или даже более великие дела»[154]154
  Цит. по кн.: А. Ранович. Античные критики христианства, стр. 175.


[Закрыть]. Однако образованные «язычники» оценили Аполлония лишь как угодного богу человека. Что касается деяний Иисуса, то о них «раструбили Петр и Павел и кое-какие близкие им лица». Таким образом, Гиерокл, развенчивая божественность Иисуса, не оспаривает, однако, историчность самого этого персонажа.

Аналогичной позиции придерживается и император Юлиан, написавший сочинение в трех книгах «Против христиан»[155]155
  Там же, стр. 203, 222 и др.


[Закрыть].

Таковы различные по своей научной и исторической ценности свидетельства источников. Они подводят нас к вопросу, который сам по себе имеет лишь второстепенное значение для истории происхождения христианства, но тем не менее на протяжении двух столетий был предметом многочисленных дискуссий.