Текст книги "Ларочка"

Автор книги: Михаил Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

14

День освобожденья от плода неразумной страсти был назначен. Изабелла с самого утра очень внимательна к подруге, глаза у нее были влажные, и курила она больше чем обычно, хотя и обычная доза могла ужаснуть неподготовленного человека.

Проводив Ларису до дверей, она крепко поцеловала, лишний раз давая понять, до какой степени переживает за нее. Лариса спускалась по лестнице, пребывая под впечатлением от этого поцелуя. У вахты ее окликнул молодой человек в плаще и шляпе, он приветливо улыбался, но чувствовалось, что пришел по делу.

– Я спешу.

Он снова улыбнулся, и Ларисе стало понятно, что, даже если она ему расскажет, куда именно она торопится, он не переменит свои планы на ее счет.

Они вышли из общежития.

– Мне вообще-то не следовало сюда приходить, – сказал молодой человек, – и только после этого объяснил, кто он и откуда. После этого представился: Леонид.

Лариса остановилась и сказала:

– У вас «там» что, все Леониды?

Молодой человек тоже остановился и, нахмурившись, сказал:

– Не надо так со мной разговаривать.

– Хорошо, больше не буду, – сказала Лариса без малейшего следа извинения в голосе.

Леонид поглядел по сторонам, ему требовалось время, чтобы вернуться к задуманному плану разговора.

– Повторяю, мне не следовало приходить в общежитие, но в учебной части мне сказали, что вы уже несколько дней не ходите на занятия. А телефон у вас на вахте…

Она вспомнила грохот и скрежет, который живет в трубке страшного черного прибора на столе перед бабкой Аидой, и кивнула. Для связи со спецслужбами этот канал был непригоден. Лариса была немного смущена и немного польщена этим визитом. Приятно ощутить себя хотя бы отчасти государственным человеком. Комитет-то ведь именно государственный. Конечно, гродненский Леонид информировал столичных товарищей, что из провинции направляется в столицу подходящий кадр. Только жизнь теперь так поворачивалась, что Лариса не могла твердо решить, хочется ли ей считаться этим подходящим кадром. В слоях московского студенчества модной считалась неполная лояльность по отношению к власти. Свободомыслие, чтение только запрещенных книг. Лариса вроде бы даже начала пропитываться этими настроениями, стала даже призабывать, как она перенеслась из провинции в Москву, и тут – новый Леонид. И неприятно – вроде как тебя поймали, и одновременно какое-то бодрящее ощущение нужности стране. А рядом – капризное: что захочу, то и сделаю. Захочу – в диссиденты, захочу – ринусь отечеству служить.

Но это продолжалось только краткий миг. Зашевелился шпион, засевший в животе. Внутренний враг высасывал все живые силы, как будто питался не просто соками тела, а ценными свойствами материнского характера. Решительностью, уверенностью в себе и т. п.

– Ну! – сказал Леонид.

– Что ну?

– Я жду, когда вы начнете рассказывать.

– О чем?!

Сотрудник недовольно снял шляпу, но потом снова ее нахлобучил:

– Сами знаете, Лариса.

Господи, подумала она, кстати, впервые в жизни. Господи, они все знают! Ну и пусть! У нее внутри появился очаг острого раздражения – мужской козлизм многолик и изобретателен.

– Да, я иду делать аборт!

Леонид поглядел на нее так, словно рассчитывал услышать не это:

– То есть как?

– А так! Что, нельзя?!

Сотрудник все же снял шляпу и теперь растерянно трогал ею нос.

– Но она же всего лишь лесбиянка!

– Что?! Кто?!

Произнесенное сотрудником слово было настолько не из обиходного набора, что Ларисе оно представилось толстой извивающейся змеей, которую змеелов держит на вытянутой руке.

Леонид нервно усмехнулся:

– Да нет, этого не может быть! И вообще, я собирался говорить о другом.

– О каком? – тупо, автоматически спросила Лариса.

– Неужели вы до сих пор не заметили, каким образом она распространяет свои листовки. Она никуда не выходит из-за своего сердца, к ней никто не приходит, она находится под постоянным вашим наблюдением, тогда как?!

Лариса села на подвернувшуюся скамейку.

– В ногах правды нет, – услужливо пробормотал Леонид.

– Нет.

– Вы только не подумайте, что мы придаем этой деятельности какое-то большое значение. Но нам не хотелось бы, чтобы мадам Васкес спровоцировала какие-нибудь экстремистские выходки своих горячих друзей у известного нам посольства. Это, конечно, мелочь, но совершенно не нужная. Вы меня понимаете?

Она продолжала сидеть неподвижно и как-то неразумно, словно не пользуясь сознанием во время этого сидения и разговора.

Леонид дернул щекой:

– Только не надо делать вид, что вы не в курсе.

Лариса уже поняла, что делать такой вид глупо.

– Ведь с вами разговаривали.

С ней разговаривали. В деканате, перед вселением. Разговор носил какой-то необязательный характер, мол, держите ухо востро, барышня, и по сторонам смотрите внимательно. О причине ее перевода из Гродно тогда не было сказано ни слова, и тот, кто с ней говорил в деканате, не рекомендовал себя как сотрудник каких-то органов. Но все-таки, значит, был им? И она вроде бы как что-то обещала? Вот оно, значит, что?

– Что вы молчите, Лариса?!

Она посмотрела на часы:

– Мне было назначено на одиннадцать. Это по знакомству, туда нельзя опаздывать. А я опоздала.

– Не понял.

– Можете успокоиться, Леонид, листовок больше не будет.

Она развернулась и пошла обратно к общежитию. Сотрудник смотрел ей вслед, постепенно понимая, что значат ее последние слова. Губы его шевелились от бесшумных ругательств.

Вернувшись к себе, она заглянула к Изабелле и увидела непривычную картину. Активистка и коммунистка стояла на полу на коленях и молилась маленькой гипсовой статуэтке, как потом выяснилось, Девы Марии. Молилась и просила, чтобы все было хорошо, то есть чтобы задуманное преступление против человеческой природы совершилось успешно.

Увидев Ларису и догадавшись, что ничего не произошло, она вздохнула с явным облегчением и тихо сказала:

– Он будет жить, бляга муга.

15

Лариса опять развернулась и бежала от подруги так же решительно, как от сотрудника. Весь день провела на факультете, в коридорах, в курилках, изнывая от нестерпимого желания – поделиться, вынести на общее обсуждение факт неприкрытого лесбийского извращенства в рядах советского студенчества. Это нестерпимое желание боролось в ней со страхом того, какую информацию о себе придется обнародовать для инициирования подобного разговора. Выводя Изу на чистую воду, и самой придется на нее выйти.

Плевать! Страх саморазоблачения отступал. Она все больше проникалась уверенностью, что, какие бы помойные ведра ей ни пришлось опрокидывать на окружающих, ее собственное оперение останется белоснежным. Единственное, что держало ее песню за горло, что ситуация не является ее частным несчастьем, а имеет и государственное измерение. До какой степени ей позволено обнажить политическую тайну родины, устанавливая личную истину?

И тут выяснилось, что она-то созрела для самоочищения, а вот студенческая среда слишком консервативна и не спешит ее поддержать. В одной компании Лариса в гуще общего разговора сделала выпад против соседки-извращенки. Окружающие затихли, обратили на Ларису удивленные взоры. Одна девушка с маленьким бюстом, но твердым характером сказала:

– Она же твоя подруга!

– Бывшая подруга, – бросила Лариса, презрительно покидая компанию. Она поняла, что одним наскоком тут ничего не добиться, а есть ли силы на продолжительную кампанию?

Она переночевала у Лиона Ивановича. Была молчалива. Не рассказала ему ни о беременности, ни о страшной кофеманке и на следующий день унеслась туда, где надеялась обрести помощь.

Домой.

Всю дорогу она перебирала в уме известные ей способы избавления от беременности. После этой дикой истории с сумасшедшей революционеркой поедавший ее изнутри плод нелепой провинциальной любви стал ей вдвойне отвратителен. Годился любой результативный способ избавления от него.

Москва готовилась той весной к Олимпиаде, и об отъезде беременной девушки она не пожалела. Столица прихорашивалась и выметала вон лишних людей, рассыпая их веером на стокилометровом расстоянии от своих границ. Таким образом, ненужность Ларисиного ребенка увеличивалась еще на целый порядок, он был лишним не только в жизни своей матери, но и в жизни Москвы.

Что она думала о пожирательнице валидола? Да почти ничего. Против ожиданий какого-нибудь отставной козы неофрейдиста, психика девушки не была радикально изранена этой историей. Она засела в ней не глубже, чем в Аксинье воспоминание об изнасиловании собственным отцом. Две обжигающие опасности: изменить родине и изменить полу, – совместившись, спалили начисто Изу, оставив от нее в памяти лишь небольшое дымное облачко, как от плохой сигареты.

16

Одно время Ларисе, упавшей на тихое дно провинциальной жизни, казалось, что и с Москвой покончено так же, как с ненормальной иностранкой.

Однако нет.

Всего через полтора года Лариса уже вновь сидела на кухне у Лиона Ивановича на Речном вокзале, ела пиццу и слушала рассказ хозяина дома, как готовится пицца. Это еда итальянских бедняков, на кусок теста крошат остатки того, что завалялось в холодильнике… Тогда еще можно было, сообщая эту чушь, выглядеть продвинутым человеком, мода на эту дрянную еду еще только начиналась в стране.

Жаркий сентябрь за окном. Лариса ела очень осторожно, сильно вытягивая шею вперед, чтобы не капнуть томатным соусом на платье. Отличное белое бязевое платье – спасибо мамочкиным связям. А еще новые, агрессивно изящные босоножки. Тонкие сильные загорелые руки в золотистых волосках, новая манера прищуриваться, как будто все, что попадается на глаза, оказывается ничтожнее, чем ожидалось. Лариса ела с удовольствием, с удовольствием ощущала свою подтянутую, загорелую, прохладную, несмотря на окружающую духоту, фигуру, отточенную на принеманских пляжах, и с некой ледяной радостью понимала, что она сейчас непобедима. Вон даже этот старикан у плиты и тот поплыл, ему даже трудно говорить – все время сглатывает сладострастную слюну. Но нет, теперь она не продешевит, она знает себе цену и поставила перед собой совершенно конкретную цель.

– Итак, ты приехала… – сказал Лион Иванович, затягивая потуже узел пояса на халате, лаконично демонстрируя свою сексуальную лояльность.

– Да, – беззаботно облизывалась Лариса, промакивая салфеткой свои чуть суховатые от природы, как бы всегда слегка опаленные страстью, губы.

– А в институте?

– Восстановилась.

– Ты же не уходила в академ?

– Ну и что? Я просто поговорила с деканом… беременность, то-се… и опять студентка.

Лион Иванович звучно скрутил пробку на бутылке «мартини» – редкость в те времена еще бо́льшая, чем пицца.

– Ну, что ж, значит, моя помощь не нужна?

– Нет, дядя Ли, нужна.

Маленький хозяин ожил:

– Ну?

– Я хочу замуж.

Артист поставил бутылку на стол. Еще раз затянул пояс и к тому же поправил шелковый шейный платок. Тихо просвистел:

– Фиктивно?

– Зачем? По-настоящему. Чтобы даже, может, с детьми.

Наполнив бокалы, Лион Иванович искоса глянул на развалившуюся в углу кухонного дивана фемину острым черным глазом:

– Но я женат.

– Ой, дядя Ли, вы, конечно, идеальный вариант…

– Понятно.

Лариса решила так – шутки в сторону, надо устраивать свою жизнь на серьезный лад, иначе можно до старости проболтаться в восторженных дурочках. Такие мысли часто приходят в девятнадцатилетние головы.

Любовь? Не смешите! Видели мы вашу любовь. Сплошная дичь и извращение. Надо ставить на настоящие, солидные ценности. Хороший дом (квартира, дача, машина), пристойный муж, пусть даже дети через какое-то время, а там посмотрим, там наверняка откроются какие-то новые виды.

В голове Ларисы как-то спокойно уживались две взаимоисключающие идеи: во-первых, жизнь коротка и надо торопиться, чтобы все успеть, во-вторых, все еще впереди.

– Вы мне поможете, дядя Леня? Вы ведь всех в Москве знаете.

17

Встретились у ресторана «Прага». Лариса поглядела на него с другой стороны Калининского проспекта, и ресторан почему-то показался ей океанским кораблем, по ошибке заплывшим в скопище городских зданий. В самом деле, дом сужается утюгом и как бы неуловимо движется ей навстречу. Нет, это ей просто хочется, чтобы впредь, начиная с сегодняшней встречи, все в ее жизни двигалось ей навстречу. Она в каком-то смысле, если угодно, Ассоль. И очень интересно, каков он, предстоящий капитан. Лариса иронизировала над собой, что ей было, в общем-то, не свойственно. Ситуация была настолько не романтической, что не хотелось смиряться с ней без хотя бы кривой усмешки.

Улыбнулась и нырнула в подземный переход.

Лион Иванович стоял у входа и сыто цыкал зубом.

– Так мы что, никуда не идем?

– Идем, почему ты решила…

– Но вы только что из ресторана.

– Я просто зашел поесть. Это не имеет никакого отношения к делу.

– Странно, ну ладно. – Лариса крутнулась перед своим низкорослым кавалером, показывая обнову. – Как? Я сгоняла сегодня на «Беговую». Сто восемьдесят. На «Врангеля» денег не хватило. «Ю эс топ».

Лион Иванович ощупал мелкими пальцами заклепки и швы:

– Это не американские. По-моему, Бразилия. Вроде бы не самострок.

Лариса возмущенно кашлянула:

– Меня трудно обмануть в таких вещах.

Лион Иванович кивнул:

– Пошли. Тут недалеко. Староконюшенный переулок. Старая породистая московская еврейская семья. Надеюсь, ты ничего не имеешь, так сказать, против?

– Про что вы?

– Академик Янтарев и его семья. Дочь академика, ее сын, то есть внук академика, муж дочери, которого нет, но который зять академика. Еще Нора, это как минимум. Они могли кого-то пригласить. Я друг зятя.

– Которого нет?

– Ты очень сообразительная.

– Да. А где зять?

– Ну-у, зачем тебе?

– Значит, ушел из дома.

– Ты еще и в жизни разбираешься, не только в шмотках.

Они быстро шли по Старому Арбату и на первом же повороте повернули налево.

– Вот еще что, Ларисочка.

– Мне не нравится, когда меня так называют.

– По легенде, ты моя девушка.

– Это и не по легенде, я ведь пришла с вами.

– Не понимаешь. Я в этом доме принят в некотором особом качестве, вернее, создал определенный образ. Я человек из артистической среды…

– А-а…

– Да, да, вокруг меня все время женские персонажи, по ним меня узнают. Так вот, ты кадр из моей новой программы, скажем, начинающий редактор.

– Какое-то противное слово, лучше я буду из кордебалета. – Она остановилась и подбросила стройную тяжелую ногу канканным движением.

Лион Иванович поморщился – напор и веселость студентки в новых джинсах ему не нравились.

– Ладно, ладно, дядя Ли, буду редактор.

– Будем считать, что это плата за своднические услуги.

– Зачем вы так?

– Пришли.

– Скажите, дядя Ли, а про евреев вы предупредили, чтобы я не удивлялась, какие жадные, даже не накормят?

Лион Иванович поморщился:

– Просто у них домработница заболела, некому готовить.

Лариса взяла эти слова на заметку.

Квартира ее приятно ужаснула. Система темных, пыльных ущелий, доисторический паркет, протертый за века подметками, как мостовые на улицах откопанной Помпеи. Потолок теряется где-то в верхних слоях атмосферы, глупо даже тратить взгляд на его различение. Стен тоже нет, одни стеллажи, переполненные очень старыми книгами. Все вещи очень заслуженные и немного больные – золото пообтерлось, шелк поблек, стекло помутнело. Воздух, как домашнее животное, которое никогда не выпускают на улицу, слишком здешний. Вдалеке мелькнула кухня, кафельный, со смутным рисунком пол, холодильник, как в мамином госпитале, в два этажа, стенные шкафы тяжело над всем этим нависают, просто-таки застекленные севильские балконы.

В общем, Лариса ощущала себя неожиданной свежей новостью, запущенной в голову старого маразматика.

– Нам сюда, – сказал худой лобастый юноша, видимо, внук академика… стало быть, тот самый…

Лариса не почувствовала и тени волнения. Пока не стоит смотреть в его сторону, а он пусть таращится. И тревожно промакивает свои такие ранние залысины. Одет, вообще, ничего так. Брючки серого вельвета умеренно потертые, рубашка без ворота, адидасовские кроссовки, эту информацию Лариса считала, даже не повернув головы в сторону претендента.

А вот и какая-то девица в возрасте, голова бесформенная и кудрявая, очки, тяжелая грудь в черной водолазке. Какие-то жуткие штанцы с вытянутыми по-мужски коленями, как же можно так себя запускать, милая!

– Норочка, – запел Лион Иванович.

Она посмотрела на старичка как старшая сестра и вздохнула, ну, шали, шали.

«Норочка, – усмехнулась про себя Лариса. – Норочка в пещере».

– Это Лариса.

Лариса сделала иронический, как она считала, книксен.

– Опять я опоздала, дядя Ли, – вздохнула тяжелая водолазка, – опять вас перехватили, когда же моя очередь?

Нора шутила с таким трудом, что хотелось отвернуться. И Лариса отвернулась от этого разговора и тут встретилась взглядом с внуком. Он смотрел не отрываясь, не моргая, с выражением уже все решившего для себя человека. Это было немного комично, при его щуплой фигуре и залысинах.

– Рауль, – сказал он.

– Кастро? – Автоматически, как в студенческой курилке, пошутила Лариса, чуть-чуть жалея, что она скорей всего сантиметров на пять-семь выше его, значит, туфли на каблуках под вопросом.

– Нет, я не кастрат, – еле слышно сказал молодой человек.

Нора снисходительно покосилась на него – каламбурщик! Лариса тоже поняла, что парень пошутил неудачно, но ничего на лице своем не выразила.

– Я сейчас загляну к маман, а вы пока займите гостью, – сказал Лион Иванович и двинулся вглубь дома.

Нора вздохнула и, не говоря ни слова, побрела в противоположном направлении, но тоже вглубь, давая понять, что не считает просьбу артиста относящейся к себе.

– Пошли на кухню, – сказал Рауль.

Пошли. Сели к большому, накрытому когда-то роскошной клеенкой столу. Водя пальцем по длинному порезу, Лариса оглядывалась:

– А там что, дверь?

– Черный ход.

Почему-то сообщение о черном ходе ее очень развеселило. Стало совсем уж как-то все театрально, прямо баре-господа.

Рауль же продолжал поедание ее глазами, как будто она была начальство. Лариса не смотрела на него, но ощущала что-то вроде легчайшей щекотки по всему телу.

– А почему тебя так зовут, ты кубинец?

– Отец татарин. Он хотел, чтобы меня назвали Равиль. Пришли к компромиссу.

– А Нору хотели назвать Нюрой?

– Вроде того.

– Поня-ятно.

– Выпить хочешь?

Тут Лариса на него посмотрела. Ничего интересного или хотя бы опасного в нем не ощущалось, хотя, конечно, видно, что господин окончательно готов.

– А что, у тебя есть выпить? – Ей было абсолютно все равно, но она считала, что надо так спросить.

– Вино какой страны вы предпочитаете в это время суток?

Лариса не поняла парольной фразы: «Мастера» она еще не читала – и чуть набычилась, не понимая причину внезапного перехода собеседника на «вы».

Рауль одним движением метнулся к буфету и вернулся с красивой бутылкой и двумя фужерами:

– Ты не бойся, квартира и правда большая, а Иванычу я скажу, что ты ушла. Надоело ждать, и ушла.

Однако, темп! Может, дать мальчику по физиономии? В другой ситуации она бы так и поступила. Но сейчас решила, что могут не так понять. Разумнее всего – следовать заранее утвержденному плану. Спокойно, постепенно, с прицелом на конечный результат. Она решила выйти замуж, и она сделает это.

В коридоре послышался непонятный звук – как будто тяжелая змея ползет по старинному паркету, почему-то подумалось Ларисе. Через секунду в дверном проеме появилось инвалидное кресло на колесах. В нем сидел прикрытый клетчатым пледом старик. Седые волосы всклокочены – наверно, ему что-то приснилось, и волосы торчат как впечатления. Горло замотано. На бледном, вроде бы бессмысленном лице вдруг при виде нового человека проявилась симпатичная, даже умная улыбка.

Рауль воскликнул:

– Вот и он, вот наша «раковая шейка»!

Академик Янтарев поклонился, больше вбок, чем вперед. Было в его облике что-то неуловимо восточное.

В тот вечер Лариса ушла с Лионом Ивановичем, и он был в великолепном расположении духа.

– Кажется, клюнул, – сказала Лариса.

– Да, я видел. И Элеонора меня простила.

– Что?!

– Понимаешь ли, мой друг и ее муж, я о матери Рауля говорю…

– Я поняла.

– …ушел из дома с моей девушкой, с девушкой, которую привел я, и я дал обещание, что вроде как компенсирую…

– Так мое настоящее имя – «компенсация»?

– Не сердись.

Лариса дернула плечом, сбрасывая лапку дяди Ли:

– Только я не понимаю, вы так радуетесь, как будто очень ее боялись. Она же, Элеонора эта, просто мышь белая. А дедушка мне понравился – хоть немой, а веселый.

Лион Иванович мелко-мелко засмеялся и сказал задумчиво:

– Элеонора Витальевна не мышь.

– Мышь, мышь, зубки мелкие-мелкие.

Сводник опять засмеялся. Потом сразу настроился на деловой лад:

– Ты с него сруби побольше, я имею в виду с Раульчика. Не очень знаю, чем он зарабатывает себе на пропитание, скорей всего просто фарцует по-среднему, но связи у него есть. Я имею в виду, пусть раскошелится. Потребуй ресторан ВТО. Мишель Жарр, кажется, приезжает на днях, требуй билеты. Да, скоро в ЦДРИ «Посиделки», нехай крутится. Нечего просто так ноздри раздувать. Ты должна Москвы попробовать. Я тебе со временем еще пару пунктов подкину в список, но это уже будет все, дальше сама.

– Ладно, сама.

– Ну, вот и славно.

– Скажите, а Нора – это кто, сестра? Почему только так не похожи они с Раулем?