Текст книги "Цитадель тамплиеров"

Автор книги: Михаил Попов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава XIX. Три должника

Ветер посвежел, но принцесса отказалась сойти в каюту. В корме галеры для защиты от жгучего солнца было натянуто плотное полотнище. В его тени укрывались Изабелла и ее свита – дамы и рыцари. Внизу, за бордюром, по шестеро в ряду сидели рабы-галерники. Трое на каждое весло. В носу судна стоял на треножнике барабан, в который стучал двумя колотушками рослый седой негр. Согласно ритму ударов рабы ворочали весла, продвигая корабль. «Король иерусалимский» скользил по зеленоватой воде.

Нынешним утром Изабелла внезапно решила назначить прогулку в море. Она заскучала. Будь мужчиной, потешилась бы охотой. Но ей надоело терпеть свое окружение – краснолицых тупых рыцарей, вечерами пьющих вино, обжирающихся в застолье и гогочущих, слушая грубые шутки.

Перемену настроений принцессы вызвало появление в Яффе скандалиста Рено Шатильонского. Увидев его, она сейчас же сообразила, что его подослали с задачей вскружить ей голову и подчинить чьей-то воле. Но он повел себя странно. Не приставал. Изабелла готова была сурово противостоять его остроумию, будущим канцонам и сирвентам, показной набожности и другим приемам ухаживания, принятым при дворе. Она, можно сказать, изныла от нетерпения схлестнуться с таким противником. Но он не вышел на поле боя, а вел себя возмутительно: не обращал на нее внимания. Могло ли быть, что он не подослан к ней, а отправлен в Яффу с другими поручениями?.. Не может же такая акула, как граф Рено, томиться в пресноводной заводи Яффы возле принцессы без определенной, достаточно крупной цели. Он выжидает, решила она. Но чего?

Кто «хозяин» Рено – не загадка. Конечно же – капитул тамплиеров. Его «специальность» – герой-любовник.

И тамплиерам, естественно, очень не по нутру – прямо, как в горле кость, – амуры принцессы с сидящим на Кипре Гюи де Лузиньяном. Все это следовало обдумать.

Рено вызывал во дворце общий, слегка пугливый интерес. О его бешеных выходках наслышаны были все. О кровавом остроумии – тоже. Дамы нетерпеливо ждали, когда он проявит себя в соответствии со своей славой.

Мужчины внутренне напрягались в его присутствии; им не улыбалось в случае чего отстаивать честь своей, не всегда любимой, дамы в поединках с высокородным бандитом. А Рено во дворце держался вдали от хозяйки, помалкивал, пил и ел неохотно. Выдержав время, он исчезал.

И однажды Изабелла сделала ужаснувшее ее открытие. Он не притворяется, ему скучно. Ей стало весьма неприятно… Она, Изабелла, которой все удавалось с первого раза, такая красивая, умница, ничуть не волнует этого сильного и красивого рыцаря с репутацией разбойника и бабника. Он не видит ее в упор! И стало неважно, подослан он кем-нибудь или нет. Даже если его тайные хозяева ему запретили к ней приближаться, он будет валяться у ее ног! Он будет домогаться ее. Ползать в пыли…

Короче, она решила проветриться в море. И пригласила кого попало: молодого барона де Комменжа – оболтуса и болтуна, злобного и несимпатичного толстяка-карлика Био и двух сплетниц, дурно игравших или пытавшихся играть роли придворных дам – Матильду и Беренгарию Демор. Разумеется, ей сопутствовал единственный, кто никогда ее не раздражал, – мажордом Данже.

Ежедневный его доклад совершался на судне, на воздухе, под идиотские комментарии свиты. Дамы и господа рассудили, что морская прогулка с будущей королевой предполагает их участие во всех делах Изабеллы. И они даже могут капризничать.

– Прибыла госпожа Жильсон, – переложив пергаменты, продолжил свой доклад Данже, – и просит позволения быть представленной Вашему высочеству.

– Та самая Жильсон?! – громким шепотом спросила Матильда у Беренгарии.

– Именно. И притащилась она не зря. В прошлом году несносный Рено Шатильон приехал к ней на верблюде.

Принцесса услышала.

– На каком верблюде?

– У них был роман, и мадам просила Рено не афишировать их связь и проникать в ее дом потихоньку. Она-де хочет сберечь свое благородное имя. Было бы что, право слово, беречь.

– Ну, и что?..

– Рено купил тогда здоровенного верблюда, такого, знаете ли, специально гаремного…

– Что значит «гаремного»?

Беренгария тотчас же вклинилась:

– У сарацин есть верблюды для перевозки женщин.

– И Рено, – поспешила сказать Матильда, – приехал на нем под окна госпожи Жильсон, таким образом, ославив даму на весь город.

Все покатились со смеху, а карлик Био загоготал, опрокинувшись на подушки и суча короткими ножками.

– Говорите, ославил?.. – произнесла принцесса.

– Это как посмотреть, Ваше высочество, – возразил де Комменж, – на мой-то взгляд, он прославил се.

– Просла-а-авил! – басом взревел тут карлик, икнув и сплюнув на палубу.

Принцесса внимательно посмотрела и попросила Данже:

– Выкиньте за борт.

Тот, моргнув глазом, дал знак двум дюжим матросам. Те подступили к толстяку, взяли его за ручки и ножки, качнули, и он, с угасающим воем, плюхнулся в пучину. Берег был, впрочем, близко.

– Бросьте ему что-нибудь, – вздохнула Изабелла. – Пусть выплывет.

Дамы смотрели с ужасом.

– Что еще, Данже?

– Маркиз де Бурви, барон де Созе и шевалье де Кинью обращаются с той же просьбой.

– То есть?

– Ваше высочество, они также испрашивают аудиенцию.

Изабелла пригубила серебряный венецианский бокал с вином.

– Даму с верблюжьей болезнью и близко не подпускать, а господ рыцарей – что же, проси.

Матильда, Беренгария и де Комменж вежливо улыбнулись. Карлик плыл к берегу, цепляясь за доску.

Три славных рыцаря держали совет, сидя в харчевне «Белая куропатка». Вид у них был мрачный. Им не нравилось поручение госпитальера де Сантора.

Они давно задолжали ордену иоаннитов и увязали все глубже.

Теперь уже даже мечи их, латы и кольчуги принадлежали ордену святого Иоанна, да, что говорить, сама их честь стала собственностью ордена. Впрочем, к этому обстоятельству они привыкли, и не оно являлось причиною их пьянства. Они пили темное хиосское вино в ожидании Рено Шатильонского, доподлинно выяснив, что, отобедав во дворце, он обычно заходит в «Белую куропатку».

Хитрый монах с заячьей губой уверил рыцарственных должников ордена, что убивать Рено можно без всякой опаски, ибо король приговорил его к казни.

Отставив порожнюю чашу, де Созе взял с блюда большую устрицу и с шумом высосал се.

– Но вот что я должен заметить вам, господа, – сказал он, – насчет королевского приговора.

– Какой еще приговор? – икнул маркиз де Бурви.

– Которым вроде бы нашему клиенту назначена казнь.

Де Кинью разломил тушку розовой куропатки.

– Назначена, да.

– Но отчего его, так сказать, величество, не казнил этого Рено на эшафоте, не вздернул на веревке?

Де Бурви задумался, его кустистые брови мощно сошлись. Его осенило:

– Рено уехал! Поэтому.

– Я и не подумал об этом, – де Созе потянулся за следующей устрицей.

Де Кинью отложил разломанную куропатку и потянулся за следующей.

– Меня волнует другое – мы много пьем.

– Мы много едим, – вздохнув, возразил маркиз де Бурви.

– Ни то, ни другое, – покачал головой де Созе.

Он был старше спутников и угодил в долговую яму, когда напарники еще не растили бороды. Они полагали его в известной степени главным.

– Получается, нам поручили казнь. Мы – палачи?..

Де Кинью застыл с разинутым ртом. Де Бурви изумленно разлепил брови.

– Отвратительно! – сказал маркиз.

– Может быть – отказаться? – спросил предводитель.

– Но тогда… – сказал де Бурви… И не продолжил.

Де Созе нашел извиняющий довод:

– Но палач расправляется с беззащитным, а наш Рено… У него будет меч не хуже наших мечей. И длиннее!

– Разумеется! – вскричали де Бурви и де Кинью. – Получится поединок!

– Правильно! – восхитился барон де Созе и велел харчевнику принести еще кувшин хиосского.

Рено Шатильонский явился в «Белую куропатку» раньше, чем его ждали. Притом не в доспехах, что обнадежило рыцарей, ибо он оказался с виду могуч… Если б еще при нем не было меча!..

Шатильон спросил кувшин пальмового набатейского вина и велел зажарить полдюжины куропаток. Сел скромно в углу. Но публика, хозяин и слуги оказали ему внимания больше, чем рыцарям-палачам.

Сидя в углу, он стал центром харчевни. Очень скоро ему принесли заказанное, и хозяин прямо-таки плясал перед ним.

– Ну, это ладно, – сказал де Созе. – Нам велели его убить, но не портить ему аппетит. Пусть ужинает.

Три пары глаз наблюдали, как мощные челюсти Рено сокрушили первую куропатку.

– Вставайте, де Бурви, будем действовать, как договорились. И перестаньте икать.

Маркиз встал, вытер усы и, стараясь ступать потверже, двинулся в угол, гремя щегольскими шпорами.

Харчевня замерла, люди здесь были всякие и рыцарей навидались.

Маркиз остановился возле Рено, еще раз утер усы и объявил:

– На всем свете нет и не может быть дамы прекрасней, достославней и добродетельней, чем Эсмеральда из Тивериады.

– И что? – был ответный вопрос.

– И со всяким, кто возражает против этого мнения, я готов сразиться.

Де Сантор объяснил господам рыцарям, что Рено Шатильонский послан соблазнить прекрасную принцессу Изабеллу. Поэтому де Созе решил, что самый простой способ вызвать Рено на схватку – это восславить при нем другую даму. Только и всего.

Однако Рено, оторвавшись от куропатки, сказал, что ничего не имеет против этой Эсмеральды и охотно признает ее первенство во всех перечисленных смыслах.

Де Бурви растерялся и возвратился за стол не зная, что делать.

Де Созе нервно грыз кость.

– Я сказал, как задумано… – оправдывался де Бурви.

– А может быть, сказать ему, что он – негодяй? – предложил находчивый де Кинью.

– Нет, нет, нет, – в глазах де Созе мелькали огоньки, он придумал.

– Идите снова к нему, де Бурви.

Тот выронил изо рта кусок колбасы.

– Зачем?

– И скажите ему… повторите все то же, но присовокупите, что достоинства Эсмеральды затмевают достоинства принцессы Изабеллы.

Маркиз прокашлялся:

– Надоело мне болтать глупости. Может, как предлагает де Кинью, сразу навалиться?

Де Созе поморщился.

– Посмотрите, сколько народу! Это должна быть благородная ссора, судари мои, благородная. Поняли?

– Н-да, – вздохнул де Бурви.

– Идите, идите, он съел уже третью куропатку.

Почитатель Тивериадской Эсмеральды неохотно пересек харчевню и выложил пожирателю куропаток все, что велено. Но, поскольку борьбу с икотой он не довел до конца, его пышную речь завершила судорога. Он громко икнул.

Это развеселило Рено, и он спросил.

– Чьи же достоинства бледнеют при появлении донны Эсмеральды?

– Достоинства принцессы Изабеллы, – заявил красный, как рак, маркиз. – И тот, кто со мной не согласен, пусть обнажит свой меч и сразится со мной! – Он снова икнул.

Рено сочувственно вздохнул.

– Вам не везет, мой икающий друг. Ищите других противников. Я с вами согласен.

Де Бурви почувствовал себя оплеванным, но не мог сообразить, как это случилось.

– Не получится благородного поединка, – констатировал де Кинью.

Рено принялся за пятую куропатку и выпил чашу вина.

Де Созе вскочил, закусив губу, с грохотом поставил свою чашу на стол и бросился к Рено.

– Меня зовут барон де Созе, и я не позволю при мне оскорблять принцессу царствующего дома!

Откинувшись на стуле, Рено произнес:

– Тогда предъявите счет вашему товарищу, это он нелестно отозвался о принцессе Изабелле. Я всего лишь не спорил.

– Этого достаточно! Я требую удовлетворения.

Рено зевнул, отхлебнул вина.

– Могли бы сказать, что вам приспичило подраться, зачем устраивать балаган и трепать имена дам.

Де Созе резко обнажил меч и выкрикнул.

– Представьтесь, сударь!

– Да полно! А то вы не знали, к кому пристаете.

Рено встал и рубанул мечом последнюю куропатку, оставшуюся на столе. Ее половинки остались на столике, не шелохнувшись.

Посторонние бросились из харчевни. Хозяин закрылся в кладовке.

Рено применил древнеримскую тактику Горациев против Куриациев, скорее всего не подозревая, что вышеназванные когда-либо существовали. В одиночку он без доспехов вряд ли бы справился с тремя опытными фехтовальщиками. Указанная древнеримская тактика заключалась в том, чтобы, имея нескольких противников, драться с каждым один на один.

Пока де Кинью и де Бурви вставали, выволакивали из своих ножен мечи и, бешено сквернословя, путаясь в стульях и табуретках, спешили на помощь к своему предводителю, Рено успел разрубить правый наплечник де Созе и обездвижил руку барона.

Наемник иоаннитов упал на колено. Не давая его добить, в схватку ринулся переставший икать де Бурви. Рено уклонился от столкновения. По инерции рыцарь вломился на полном ходу в ветхую дверь кладовки и оказался в объятиях трактирщика. Пока он, взревывая от нетерпения и ярости, выкарабкивался (меч, ножны, шпоры – все это застревало), Рено бился с де Кинью, тесня его к лестнице, что вела на второй этаж. Де Кинью легко отступал, видя, что де Бурви уже выбирается из кладовой, а де Созе левой рукой тащит кинжал из ножен. Де Кинью аккуратно парировал удары Рено, не осознав, что за спиной – лестница. Еще шаг назад, еще. Он рухнул, гремя железом. Встать ему не пришлось. Рено раскроил его череп.

Двигался он без доспехов легко, походя выбил кинжал из руки де Созе и на полной скорости продырявил выпрямившегося в дверном проеме де Бурви. Судя по воплю, кончик меча вошел и в трактирщика.

Древнеримская тактика восторжествовала.

Когда Изабелле доложили о происшествии, она пожелала немедленно лично допросить виновника погрома, устроенного в «Белой куропатке». Слух о драке дошел до нее в самом общем виде: трое убиты, один изувечен, главный драчун – Рено Шатильонский.

По законам королевства участники поединка с пролитием крови подлежали аресту до выяснений обстоятельств дела.

Изабелла решила, однако, пока оставить Рено на свободе.

– Как так?! – развел руками Данже. – Закон требует его арестовать.

Изабелла усмехнулась.

– Не забывай, что он приговорен к смертной казни. Хороши же мы будем, арестовывая его за драку.

Мажордом не стал указывать госпоже на отсутствие логики в ее речи.

– Но что нам с ним делать, Ваше высочество?

– Велите явиться. Я сама допрошу графа.

Данже неохотно повиновался.

Граф Рено прибыл во дворец по первому требованию. Держался не вызывающе. Победу в харчевне он, видимо, подвигом не считал.

Мажордом, умевший улавливать все настроения госпожи, при появлении Рено удалился, оставив их наедине.

Изабелла долго обдумывала свой наряд. И наконец надела жипп из гофрированной ткани, имитирующей кольчугу. Пояс ее состоял из чеканных пластинок… Почувствовав себя во всеоружии, Изабелла привычно устроилась в кресле с очень высокой спинкой.

Рено был в обычном наряде и предстал перед ней, чуть ослабив левое колено, держа шлем на сгибе железной руки.

– Я жду, граф, что вы расскажете о вашем давешнем кровавом приключении.

– Увы, это было не приключение, и, опасаюсь, рассказ мой лишь оскорбит слух вашего высочества.

– Тем не менее…

Граф переменил позу, ослабив правое колено.

– Есть обстоятельство, которое мешает мне изложить все, как было.

– Не понимаю.

– Пришлось бы говорить о себе, как бы красуясь, хотя ничего такого не чувствую..

– Вы так скромны? – принцесса приподняла великолепные брови. – Зарезать троих вам проще, чем рассказать об этом? Но дело надо расследовать. По закону.

Поскольку вы так стыдливы, я буду спрашивать, вы отвечайте. Идет?

Рено поклонился.

– Меня устроит все, что может исходить от вас, Ваше высочество.

– Итак, вы зашли в харчевню…

– Да, после обеда у вас.

Это замечание принцесса пропустила мимо ушей.

– Там вы…

– Заказал полдюжины куропаток и кувшин вина.

– И, когда вы наслаждались куропатками… Какой вы, однако, обжора… И что же?

– Ко мне подошел странный человек.

– Чем он был странен?

– Он икал, Ваше высочество.

– Икал? Интересно. И этот человек сказал вам…

– Вы как будто присутствовали при сем, Ваше высочество.

– Он объявил, что не слишком высокого мнения о принцессе Изабелле, так?

– Прошу прощения, Ваше высочество, сказал он, что превозносит даму Эсмеральду родом, кажется, из Тивериады. Я ничего не имел против этого. Он ушел, а я вернулся к куропаткам.

– Погодите, – на лицо принцессы набежала тень. – Погодите. Мне интересно выяснить только одно.

– Спрашивайте, Ваше высочество.

Изабелла поправила длинными пальцами заколку жиппа.

– Мне важно выяснить, не подвергалось ли поношению мое имя. Итак: пришлось ли вам защищать доброе имя дочери вашего государя? Только это могло бы извинить кровь, какую вы так легко пролили. Отвечайте!

Рено, казалось, был в затруднении. Лицо принцессы пылало:

– Я отношусь к вам, Ваше высочество, с глубочайшим уважением и как к представительнице правящего дома, и как к даме. Но должен сказать ради истины что скорее те трое бились за вашу честь. Или, вернее, они заявили, что за нее бьются.

Изабелла медленно поднялась. Судорога ярости свела ей челюсти. Некоторое время она испепеляла наглеца блеском своих прекрасных глаз.

Рено почувствовал, что перешел границу, вдобавок ему стало жаль девчонку.

– Это не значит, Ваше высочество, что я и мой меч не готовы по первому зову выступить на защиту вашего имени. Здесь был набор дурацких обстоятельств…

– Вон! – прорвало принцессу. Она сорвала с головы свой расшитый жемчужными нитями убор и швырнула в Рено. – Негодяй!

Волосы ее разметались по плечам, гнев был ей к лицу.

Рено прижал обе руки к груди и пытался что-то сказать, но – увы!

– Вон, я сказала, немедленно! – Изабелла искала что-то тяжелое и схватила подсвечник.

Коротко поклонившись, граф развернулся и пошел к выходу из залы. Спина его ожидала подсвечника. Но Изабелла не была бы Изабеллой, не обладай она быстрой реакцией. Зачем швырять вещи, сообразила она.

– Постойте, граф! – крикнула она.

Он подчинился и повернулся к ней. На лице его проступило нечто похожее на улыбку, когда принцесса позвала.

– Данже!

Мажордом явился мгновенно.

– Велите арестовать этого человека. Расследование установило его вину.

Рено склонил голову, его улыбка стала задумчивой.

Глава XX. Великий магистр

Над деревянной лоханью вился пахучий пар. Граф де Торрож привалился к стенке лохани, глаза его были полузакрыты, лысина в каплях пота. Великий магистр не спал, а застыл в позе, в которой печень меньше болела.

Бесшумно подошел слуга, долил горячей воды из кожаного ведра и также бесшумно удалился. Открылась дверь в дальнем конце купальни, и один за другим вошли члены Совета ордена: граф де Марейль, граф де Ридфор, граф де Жизор, барон де Нуар, барон де Фо, маркиз де Кижерю, брат Гийом. Они составили круг у купели.

Великий магистр заговорил, не открывая глаз.

– Прошу прощения, господа, за то, что вынужден принимать вас в таком состоянии. Но в этом все дело.

Граф Де Торрож шевельнулся, открыл глаза и окинул взглядом тех, кого мог видеть, не поворачивая головы. Но когда попытался переменить позу, едва не застонал от острой боли.

– Я весьма скоро умру, – сказал он с паузами. – Пусть брат Гийом позаботится нынче же разослать магистрам всех областей приглашения на собрание великого капитула.

Брат Гийом поклонился.

– Какую поставить дату, мессир?

– Никакой. Меня уже не будет на свете, когда эти обжоры и пьяницы изволят собраться…

Говорить не хватало сил.

Великий магистр снова закрыл глаза.

Опять включился брат Гийом.

– Вы сейчас выскажете свое пожелание относительно преемника?

– Вы прекрасно знаете, что я не могу назначать преемников. Оставлю свое письменное мнение. На посмертном заседании капитула Великий магистр еще пользуется правом голоса. До этого заседания верховная власть будет принадлежать господину сенешалю. Таков устав.

Граф де Жизор, высокий, чернявый и горбоносый, учтиво поклонился лохани.

Граф де Торрож замолчал, перемогая боль. Когда она стала стихать, он шевельнулся. Фигуры в белых плащах, едва различимые сквозь пар, казались недостоверными, несерьезными. И сама эта сцена… Передача власти?.. Сидя в лохани, граф понимал, что перестает быть Великим магистром могущественного ордена тамплиеров, а превращается в очень больного и совершенно несчастного старика. Но он знал и то, что поступает единственно правильно. Чем короче период безвластия в ордене, тем для ордена лучше. Проживет ли он еще месяц, необходимый, чтобы в Святую землю явились магистры из Аквитании и Португалии, Испании и Венгрии? Вряд ли. Граф усилием воли остановил движение этой неприятной мысли и, чтобы показать, что разговор на основную тему окончен, спросил у комтура Иерусалима, что нового в Святом городе.

– Бодуэн открыто перешел на сторону иоаннитов. Да и старик Гонорий…

– Блудливый пес. Забыл, кому он обязан.

– Людям мелкой души свойственно ненавидеть благодетелей, – сказал граф де Марейль.

Великий магистр фыркнул.

– И что же мы собираемся делать?

Брат Гийом сделал полшага вперед.

– Нужно определить характер и силу опасности, мессир.

– Что имеется в виду? Конкретно.

– Надлежит выяснить, например, на чьей стороне маркиз Монферратский.

– Итальянец, что, тоже? Каналья!

Брат Гийом пожал плечами.

– Неопределенно ведет себя и Раймунд Триполитанский.

– Этому хаму неймется?

В разговор встрял граф де Ридфор.

– Я недавно с ним был на охоте. Раймунд был, я бы сказал, слишком любезен.

– Всегда не очень разборчивы в знакомствах, граф, – пробурчал Великий магистр.

Все присутствующие, кроме брата Гийома, опустили глаза, скрывая улыбки. Де Ридфор, рвущийся к власти, получил щелчок по носу и не может ответить.

Брат Гийом поспешил сгладить неловкость.

– Очевидно, госпитальеры в каждом отыскали слабую струну.

Де Торрож хлопнул ладонью по воде.

– Ослы. Думают, что д’Амьен им заплатит за помощь. Монферрату отдаст городишко, название какового я позабыл, а Триполитанцу отвалит Тир и порт. Но иоанниты не выполняют своих обещаний. Они разжуют, высосут и выплюнут этих баранов.

Грубоватые речи Великого магистра обычно не слишком нравились господам рыцарям, но сейчас он сказал именно то, что они хотели услышать.

– Вы абсолютно правы, мессир, – поклонился брат Гийом, – надобно только добавить, что подобная участь ждет и достославного короля Бодуэна. Я говорил вам, что д’Амьен подослал людей к дочкам короля. Если они выдадут Изабеллу за Гюи Лузиньянского, то таким образом заимеют поддержку Ричарда, а то и Филиппа. Тогда можно считать Бодуэна IV высосанным. А чтобы его выплюнуть, объявят его, например, сумасшедшим.

– Или прокаженным, – внезапно хохотнул де Торрож.

Брат Гийом на момент смутился, что случалось очень не часто. Вернее сказать, не случалось.

– Н-да, – протянул тот, – но пока Бодуэн нужен, госпитальеры избавятся от него не раньше, чем он сделает необходимое. Все, о ком речь, насколько я знаю, в последнее время не раз собирались в подвале госпиталя святого Иоанна. Можно представить, что они замышляют. Но, увы, только представить, – развел руками монах. – Но И так можно сказать, что готовят какую-то пакость, причем хотят заручиться поддержкой римской курии.

– Пускай, пускай попытаются, – еле слышно сказал Великий магистр.

Брат Гийом продолжал:

– Надо отдать должное д’Амьену, он объединил против нас и тех, кого, казалось, немыслимо объединить. Я сейчас уже не доверился бы нашим союзникам, рыцарям Калатравы и Компостеллы.

– Вы нарисовали слишком уж мрачную картину, брат Гийом, – сказал барон де Фо.

– Не сидеть же нам и не ждать, когда нас передавят, как кроликов, – поддержал великого прецептора маршал ордена – барон де Кижерю.

Брат Гийом посмотрел на маршала со вниманием, и богатырь потупился, тронув свой пышный ус.

– Конечно же, мы готовим ответ, и госпитальеры скоро почувствуют, что зря затеяли то, что затеяли. Детали плана мы позже обсудим. А в данный момент предстоит решить насущный и вместе с тем деликатный вопрос.

Как по сигналу, присутствующие стеснились возле купели Великого магистра. Круг их сомкнулся.

Брат Гийом сказал:

– Иоанниты колеблются. Им нужен внешний толчок. И ваша… смерть, мессир, – брат Гийом замедлил течение речи, – станет сигналом… Я прошу вас о разрешении скрыть факт вашей смерти до момента, когда изберем нового Великого магистра и разберемся в интриге иоаннитов. Вы, мессир, всегда были против всяческих сантиментов, когда речь шла о выгоде нашего ордена.

Брат Гийом умолк, ожидая ответа. Граф де Торрож лежал в прежней позе, все так же закрыв глаза. Пар стал не столь густым, вода остывала.

– Мессир! Граф де Торрож!!

Монах сделал шаг, наклонился и понял, что Великий магистр не спит.

Молчание продолжалось. Все были готовы к кончине Великого магистра, многие ждали ее. Но она, как всегда, явилась внезапно.

Первым оправился брат Гийом.

– Мне кажется, граф де Торрож со мной согласился в том, что известие о его кончине не должно пока выйти отсюда.

– Вы могли бы и воздержаться от поучений, брат, – недовольно сказал граф де Ридфор.

– Помилуйте, господа, – сказал граф де Марейль, – не станем же мы сейчас препираться.

– Даже рискуя навлечь на себя ваше неудовольствие, господа, рискну повторить: для всего мира граф де Торрож по-прежнему – Великий магистр нашего ордена.

– Вы тоже, брат, не забудьте выполнить последнее указание Великого магистра, – криво улыбнулся де Ридфор.

– Что вы имеете в виду?

– Разослать уведомления о сборе великого капитула, брат.

– Чего бы я стоил на своем месте, если бы не сделал этого неделю назад, – парировал Гийом.

Коротко поклонившись, де Ридфор, де Фо и де Нуар вышли из купальни.

Граф де Жизор посмотрел им вслед.

– Прискорбно, что в такой час некоторые высокородные братья более думают о своем месте в ордене, чем о месте ордена в мире.

Брат Гийом сказал.

– В ваших словах много правды, господин местоблюститель, но, к счастью, не вся.

Граф де Марейль вмешался:

– Ваша склонность говорить загадками, брат Гийом, иногда раздражает.

– Знаю, – кивнул монах, – пойдемте, господа. Я должен распорядиться. Нельзя же оставить тело здесь.

Когда монах вновь присоединился к де Жизору и де Марейлю, они оживленно спорили.

– Что заставило вас волноваться?

– Жерар де Ридфор, – угрюмо сказал сенешаль.

Де Марейль кивнул и стал походить на нахохлившегося попугая.

– Вы не хотите, чтобы он стал Великим магистром? – спросил брат Гийом.

– А вы видите ситуацию, при которой этого можно было бы хотеть? – огрызнулся старик.

– Скажу честно, и мне не слишком нравится де Ридфор. Но нужно предвидеть всякое.

Де Жизор и де Марейль некоторое время переваривали сказанное. Де Марейль наконец заметил:

– Меня смущает ваша позиция, брат, – он сидел в кресле Великого магистра.

Брат Гийом подошел к окну, глянул во двор и жестко сказал:

– Вы мне лично, граф, много симпатичнее де Ридфора, и я считаю, что вы были бы полезнее ордену, чем он. И для меня благо ордена важнее, чем мои собственные симпатии. Как видите, я откровенен.

Де Марейль впился маленькими белыми пальцами в подлокотники кресла. Такого резкого выпада от монаха он не ожидал. Но он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы поставить того на место. Оставалось надеяться, что случай свести счеты еще представится. Грядут великие перемены. И этот самоуверенный монах, и молодой нахал де Жизор очень пожалеют о том, что недооценили его, графа де Марейля. А пока нужна выдержка.

Необычайно молчаливый сегодня сенешаль, настоящий глава ордена в такой ситуации, вдруг произнес:

– Но, брат Гийом, хотелось бы услышать что-то кроме общих слов. Теперь я по должности обязан вас слушать.

– Вы правы, мессир, – сказал брат Гийом.

В комнате потемнело.

– Будет гроза, – сказал де Марейль. – У меня ломит суставы. И – духота.

– Граф де Ридфор, – заметил брат Гийом, – не успеет доехать до капитула и попадет под ливень. Н-да… Это его слегка охладит. А по делу докладываю. Де Торрож говорил во дворце с королем, но тот явно не внял. И через месяц-полтора на свою беду объявит наш орден секуляризованным. То есть мы должны будем стать сугубо духовной организацией. Наши крепости в Палестине займут люди Монферрата или госпитальеры. При том, что у нас не будет Великого магистра…

– Папа не позволит! – возразил де Марейль.

Брат Гийом рассеянно кивнул.

– Да, Луций не позволит. Но заговорщики его сменят. Это не так уж сложно. Д’Амьен умен, а в Риме полно желающих. И пока мы встретимся с новым понтификом, пока убедим его подтвердить наши права и привилегии, пройдут месяцы. Нашим позициям в Святой земле будет нанесен, возможно, невосполнимый урон.

– Насчет Луция вы как-то слишком, – пробурчал де Марейль.

– Отнюдь. У Гонория много друзей в курии. За обещание открыть Риму богатства иоаннитов, он пообещает Луцию избавить его от нашего диктата. Собственно, я отправил уже гонцов с предупреждением Луцию, чтобы берегся отравы. Он ведь чревоугодник…

За окном хлынул ливень – тяжелый, увесистый. В зале стало свежее.

– Ваши действия основаны только на вашей проницательности? – спросил де Жизор.

Брат Гийом продолжительно посмотрел в глаза своего молодого начальника. Что-то было такое в его насмешливом взгляде, что говорило сильнее слов.

– Ну, хорошо, оставим. Меня занимает другое. Что нам дает основание полагать, что мы держим Бодуэна на привязи? Что вы имеете в виду, намекая на это?

– Он думает, что мы не знаем о его встречах с д’Амьеном. Он их скрывает. Но стал небрежен. Думает, мы уже не успеем его обнажить.

– Перестаньте увиливать, брат Гийом, это, наконец, глупо! В чем дело?

Брат Гийом слушал ливень, вроде бы наслаждаясь…

– Что ж, господа, – сказал он, – теперь я уже обязан открыть вам один секрет, из тех, что составляют невидимое оружие ордена. Человек на троне Иерусалима – не Бодуэн IV. Он – не король.

Сенешаль и член высшего тайного Совета оцепенели.

– Около пяти лет назад после смерти королевы, – вразумил брат Гийом, – король Бодуэн заразился проказой. И мы его подменили. Иного выхода не было.

– Подменили… – по инерции произнес де Марейль.

– У нас был готовый двойник, умевший имитировать короля так, что разницы в поведении и внешности никто не видел. Короля отправили в тайный лепрозорий, двойника водрузили на трон.

– А королева? Впрочем, она умерла. Но дочери, сын, слуги? – спросил де Жизор.

– Слуги часто менялись. Дочек на год отправили в монастырский пансион. Вернувшись, они нашли, что «папа осунулся» и – вновь расставание, года на полтора.

– А д’Амьен, змеиное сердце, неужто не догадался! – не поверил де Марейль.

– Великим провизором был барон де Кореи, и его при дворе принимали неохотно. Де Жизор усмехнулся.

– Между тем теперь ваше создание вроде бы взбунтовалось…

– Такое случается. На все воля Божья. Но мы не спускаем глаз…

Де Марейль помотал головой, как бы утрясая в ней услышанное. Он подошел к угловому шкафу, извлек пузатый кувшин с вином и пару стеклянных бокалов.

– Вам я не предлагаю, брат Гийом.

Де Жизор и де Марейль осушили по чаше. Вытирая усы, сенешаль заметил.

– Я понял. Вы решили вернуть на трон короля Бодуэна настоящего.