Текст книги "Преступление перед будущим"

Автор книги: Михаил Дунаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Сомнительно: может всё же совершается иное арифметическое действие: минус да минус – это два минуса? Что за плюс в этом рок-протесте? Тут просто выплеск дурных эмоций, страстей. Молодёжи то свойственно: ей не важно, против чего протестовать – главное протестовать. Но протест тогда только может иметь положительную направленность, когда вместо отвергаемого предлагается нечто доброе. Вот чего у рока как раз и нехватка. Он ничего не может дать взамен, кроме близкой к истерике агрессии.

Не худо бы вспомнить, что самый первый протест в мироздании исходил от сатаны, и направлен он был против Замысла Божия о мире (недаром этот падший стал в западной литературе символом борца с тиранией). Вся «свободомыслящая» русская интеллигенция жила протестом против «царской деспотии», пока этот протест не определил её же собственную трагедию. Такое ли уж благо всякий протест?

И сам о. Андрей провидчески предсказывает: «В православном обществе рок-протест будет направлен против православия» (с. 76–77). Хороша православность этого рока. Она не более чем химера – и не совершаем ли мы ныне преступление перед будущим, заигрывая с этой неуправляемой стихией бездумного протеста? Джина из бутылки выпустить стараемся, пытаемся поддержать собственного же неминуемого врага.

Пытаясь выискать разного рода достоинства в «русском роке», о. Андрей начинает рассуждать так:

«…Скажите, под какую музыку шли в бой полки Суворова?… Кинчев со своими жёсткими ритмами делает то, перед чем пасуют в растерянности наши приходские школы и монастырь со своими знаменными распевами: он воспитывает воинов для Святой Руси. Воинская же музыка всегда была заводящей, агрессивной, жёстко-ритмичной» (с. 44).

Вот ещё одно заблуждение. Ритм ритму рознь – это нужно чувствовать или хотя бы понимать. Воины Святой Руси не могли бы идти в бой под рок-ритмы: эти ритмы противоестественны, органически не совместимы с биологическими ритмами, поэтому вызывают в организме стресс и жестокую агрессию. Для воинов же Святой (именно Святой) Руси жестокая агрессия противопоказана. У военного марша ритмы, в отличие от рока, не жёсткие. Звуки военного марша гармонируют с одним из естественных ритмов организма, входят с ним в резонанс и настраивают человека на определённый лад, на бодрую устремлённость в бой. Святой воин не может быть свирепым. Он, как ни странно, должен быть добр и сострадателен. Он защищает, а не превращает убийство в самоцель, что может легко спровоцировать рок-ритм, равно как и иные наркотические вещества, – и тогда появляется воин-агрессор, лютый и жестокосердный. История знает такой тип воина (викинги, к примеру, отличались непобедимостью, потому что бросались на врага в состоянии наркотического опьянения), но для Руси он не был характерен.

Наша слабость в том, что мы не умеем совершать логическую операцию отождествления, мы сопоставляем по одному-двум признакам и спешим с выводом: марш ритмичен и рок ритмичен – стало быть, это одно и то же. Да воспитайте же, в конце-то концов, свой слух, чтобы различать несходное.

О. Андрей признался, что эстетический слух его неразвит: «Чем «созданное Творцом» пение павлина лучше рок-металла, мне понять не дано» (с. 140). Не лучше и не хуже – здесь качественное различие (хотя: разве человек может создать что-то «лучше» Самого Бога?). Крик павлина, при всём его неблагозвучии, естествен и поэтому не дисгармонирует с натурой, чего не скажешь о рок-металле. Но это нужно просто слышать.

В полемике с противниками рока Кураев применяет и некорректные приёмы. Например, он пишет:

«Я готов придать этой критике значение только в одном случае – если тот церковный проповедник, что обратил остриё своей нелицеприятной и принципиальной речи против компромиссов с миром современной светской культуры, столь же открыто, гласно и постоянно борется с мусором, который заносит в Церковь через другую дверь – через брешь народного магизма. Если человек обличает одни ереси и не замечает другие, то возникает вопрос о том, можно ли доверять его духовной чувствительности или честности» (с. 59–60).

Приём этот ныне часто употребляется. Недавно одна либеральная журналистка кричала в какой-то телепередаче на известного политика: нечего, дескать, бороться с проституцией и извращенцами – сначала надо коррупцию искоренить! Подобную же логику можно обратить, подвергая сомнению духовность, против любого из Отцов, обличавших ту или иную ересь: об этой ереси говорит, а другие не замечает! О. Андрею также можно сказать: мы готовы придать значение вашим рассуждениям о роке только в том случае, если вы возвысите голос в защиту беспризорных детей.

Надо бороться и с проституцией, и с коррупцией, и со всеми ересями, и много ещё с чем. Просто человеку свойственно в каждый момент сосредоточивать внимание на чём-то одном, что вовсе не означает его слепоты к иным безобразиям. Магизм и православные суеверия также достойны отвержения (не знаю, правда, кто это, борясь с роком, заносит через другую дверь мусор магизма), но если перечислять все наши пороки, то они не одними суевериями ограничиваются, однако зачем разбрасываться? К тому же рок – тот же магизм отчасти. Одни поощряют суеверия, о которых пишет О.Андрей, тогда как сам он «через другую дверь» пытается намусорить роком.

Значит, надо отказаться от миссионерских усилий по отношению к тем, кто в рабстве у бесовского соблазна? Нет, конечно. Но не следует самим опускаться, погружаться в пучину такого соблазна. Надо не опускаться до бесовского уровня, но поднимать упавших до подлинных высот культуры. Трудно? Если бы всё было легко, то мы давно дружными рядами маршировали бы в Царство Небесное.

Отстаивая якобы духовность рока, о. Андрей Кураев делится собственным восприятием его содержания. По признанию о. Андрея, его внимание привлекла одна фраза из незнакомой ему рок-песни (как позднее выяснилось, автором был Кинчев):

«Фраза звучала: «Я иду по своей земле к Небу, которым живу»… Мне показалось, что вот в этой фразе вся суть Русского Православия сконцентрирована» (с. 19–20).

Помилуйте: но разве не то же могли бы сказать и мусульмане, и католики, и некоторые оккультисты, и даже едва ли не все сектанты? В чём православность сего изречения? О. диакон прекрасно знает, что на предельно обобщённом уровне некоторые слова и суждения обретают совершенно безликий характер, так что могут быть восприняты как истинные кем угодно. И все становятся как бы едиными в своих убеждениях. (Синкретизм, экуменизм на том и спекулируют.) Но стоит вникнуть в содержание, в смысл произносимых слов, как мнимое единство исчезает подобно миражу. Так то мираж и есть. Православность рока, так прельстившая о. Кураева, призрачна. Это не более чем морок. Недаром же у Б. Гребенщикова, ставшего, как мы знаем, убеждённым буддистом, есть параллельная по смыслу песня «Небо становится ближе». И недаром на пресловутом фестивале «Рок к Небу» выступал всё тот же Б.Г. А рок-публике: что Православие, что буддизм – не всё ли равно!

В отличие от лишь теоретизирующего о. Андрея Кураева практикующим сторонником рока всегда был иеромонах Сергий (Рыбко), бывший хиппарь, да и ныне, кажется, недалеко от того ушедший. Должно признаться, что поведение и высказывания о. Сергия могут совершенно поколебать прежние представления о монашестве. Так, если кто-то наивно полагает, будто монашеский постриг есть отречение от мирских привязанностей, отказ от дурных привычек, какие могли бытовать в домонашеском существовании, то вид иеромонаха, отбивающего на ударных инструментах рок-ритмы, может ввести любого в крайнее недоумение.

О.Сергия любит показывать нынешнее телевидение, а журнал «Огонёк» посвятил ему недавно большую хвалебную статью с парадоксальным названием «Поп-рок» (а хвалы либеральной прессы – серьёзный повод задуматься: всё ли с тобой в порядке). Из этой статьи, помимо многих занимательных (и часто сомнительных) подробностей, можно узнать об особой любви о. иеромонаха к тяжёлому року и о трогательной привязанности к американским боевикам. О.Сергий признаётся, что смотрит боевики, «чтобы голову проветрить перед сном».

Некоторые опять-таки наивно верят, что монахи не ограничиваются по вечерам тем коротким пятнадцатиминутным молитвенным правилом на сон грядущим, какое по немощи прочитывает мирянин, а «проветривают голову» более протяжённым обращением ко Всевышнему. А выходит – созерцанием бесконечных преступлений, убийств, реками крови, насилиями и иными прелестями.

Совместимо ли вообще монашество, священство – с увлечением рок-музыкой?

Вот мнение старца, духовный авторитет которого не подвержен сомнению, – отца Иоанна (Крестьянкина).

Отвечая одному из своих духовных чад на просьбу о благословении на священство, о. Иоанн высказался крайне категорично:

«Скажу Вам сразу – помысл о рукоположении изгоните от себя раз и навсегда. Даже если Вас и будут соблазнять такими предложениями. Опыт показывает, что пришедшие к Престолу от рок-музыки служить во спасение не могут (выделено мною. – М.Д.)…

Некоторые вообще не могут стоять у Престола, а некоторые опускаются на дно ада беззакониями такими, которые они и до принятия сана не делали» (Письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). 2003, с. 180).

Другому адресату, уже принявшему сан и пребывающему в страданиях тяжких соблазнов, духовный старец писал:

«Одержимость бесовскую Вы получили, когда ещё рок-музыкой увлекались. А что делать теперь? Если нисколько не находите сил противостоять насилию вражию, то хоть временно отойдите от служения у престола. Займитесь строительством, помогайте в церкви, но только отойдите от престола, иначе враг Вас погубит и в этой жизни, и для вечности. Пожалейте себя» (Письма архимандрита Иоанна (Крестьянкина). 2000, с. 170).

Эти слова прямо не относятся к о. Сергию (Рыбко), но косвенно дают духовную характеристику и его деятельности. Конечно, в окружении о. иеромонаха найдётся немало кликушествующих и истеричных поклонников (особенно поклонниц), готовых с пеною у рта защищать своего батюшку от всех укоров, но хотя бы задуматься над словами о. Иоанна полезно и им.

О нередких же утверждениях, что о. Сергий привёл в Церковь к Богу (и даже в священство) многих и многих прежних хиппи, рокеров и панков, нужно задуматься: к какому «богу» он их приводит? И не станут ли они, хотя бы часть из них, теми, кто будет готов разрушать Церковь изнутри?

В защиту своего увлечения о. Сергий издал брошюру «Современная культура: сатанизм или богоискательство?» (М., 2002) – с явным намёком в самом названии: конечно же, богоискательство!). Попытаемся осмыслить хотя бы некоторые из мнений автора.

С самого начала автор пытается ошельмовать своих противников, совершая занимательный логический выверт:

«К великому сожалению, большинство современных православных изданий… напрочь отметают культуру современную, во всех её видах и проявлениях, считая её порождением разлагающего секулярного общества. Их авторы, искренне приняв Православие, но не успев ещё стать церковными людьми, оставаясь неофитами, намереваются заполнить образовавшийся «идеологический вакуум». Не совсем понимая, что говорят, берутся за темы, в общем-то им не знакомые. Между тем, христианин настолько имеет право публично высказывать свои взгляды, насколько он освободился от предрассудков. В аскетической литературе предрассудки называются «мнениями». Святые Отцы Православия говорят, что, пока человек имеет «мнения», истиной он обладать не может» (с. 3).

Здесь подразумевается, что «современная культура» – это исключительно рок-культура, поскольку именно против неё направлена критика православных авторов (которым о. иеромонах пытается просто заткнуть рот). Обвиняя затем оппонентов во лжи, о. Сергий сам начинает именно с искажения истины. Логика же адепта рока бесподобна: кто против «современной культуры», тот имеет «мнение», и таковой просто лишён права высказывать свои взгляды, ибо истиной обладать не может. И всё с грозной ссылкой на Отцов.

А может, ту же логику применить к самому о. Сергию? Ведь если этого не сделать, то придётся признать, что к далёким от истины невоцерковлённым неофитам нужно причислить и о. Иоанна (Крестьянкина).

Вероятно, почувствовав, что зарапортовался, обладатель истины сделал оговорку: среди критиков рока есть и «маститые протоиереи и архимандриты, как правило, старшего поколения. Вряд ли кто-нибудь из них основательно знаком с предметом критики» (с. 4).

То есть: и этим бы помолчать, ибо сами не знают, о чём толкуют.

О. Сергию невдомёк, что духовный старец выносит суждение на уровне более высоком, чем узко-профессиональный, что ему открыта та полнота истины, какая недоступна проветренному американскими боевиками сознанию. Чтобы понимать пагубность наркотика, не обязательно знать его химическую формулу. Не догадываясь об этом, о. Сергий объявляет всякое покушение на рок – ложью.

И вот нам предлагается на выбор два суждения. Православный старец утверждает, что в рок-музыке – бесовский соблазн. Вдохновлённый боевиками иеромонах отвергает это как ложь.

Как известно, дьяволу нужно, чтобы все думали, будто его нет. Не этой ли идее бессознательно служит о. иеромонах?

О. Сергию необходимо поразить неприемлемые для него взгляды в их истоках. Впервые же пагубность рока поняли западные исследователи (у нас такие выпады воспринимались как мерзость тоталитарной идеологии), и против них отыскался убийственный аргумент:

«Появившиеся в последнее время брошюры повторяют, в основном, одни и те же обвинения, выдвинутые западными исследователями, которые, не надо об этом забывать, являются еретиками. А у еретиков извращённый взгляд на всё» (с. 45).

Здесь явный намёк на католика Режимбаля, который положил начало серьёзной критике рок-музыки. Его и надо опорочить в первую голову. Довод прост: еретик, извращенец. Если бы о. иеромонах был лучше знаком с христианством, то знал бы, что у еретиков нет «извращённого взгляда на всё», но лишь на некоторые вероучительные основы. Кроме того: даже атеист может высказывать весьма здравые мысли.

Из рассуждений о. Сергия, впрочем, не вполне ясно, хорошо или плохо быть католиком. Обругав «западных исследователей», защитник «современной культуры» через несколько страниц дал одобрительную характеристику рок-идолу Оззи Осборну, отметив как особо положительное качество: «истовый католик» (с. 50). То, что дурно для отвергающего рок, весьма похвально для рок-исполнителя? Двойной стандарт налицо.

Но все эти несоответствия автора не смущают, он твердит и твердит без устали: «Критиковать рок-музыку – значит клеветать на неё». А это отталкивает от Церкви (с. 57). Все рассуждения о. иеромонаха заключены в такой замкнутый порочный круг.

О. Сергий строит ещё один убийственный силлогизм с опорою на Писание: поскольку критика рока есть ложь, а ложь есть соблазн, то отвергающий рок – соблазняет малых сих, и такому человеку лучше бы не жить (см. Мф. 18:6).

И опять всё вывернуто наизнанку: кто же соблазняет? Тот, кто указывает на грех, или тот, кто пытается выдать чёрное за белое?

По этой логике, чтобы не отталкивать от Православия, надо вообще отказаться от обличения греха (обличать можно только извращенцев – противников рок-музыки). Зачем, например, отвергать наркоманию? Или: зачем грозить и предупреждать, что ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют (1 Кор. 6:9-10). Скольких это оттолкнёт от Православия! Правда, тут слова апостола Павла. Стало быть, он тоже соблазняет.

Образец грозного обличения дал нам Сам Христос Спаситель. Но по той же логике о. Сергия – Он поступал крайне нерасчётливо: кого-то и отталкивая от Себя строгостью Своих требований (мы знаем о том из Евангелия). И это в те времена, когда христианство только возникало, когда, казалось бы, нужно было гладить всех по шёрстке, чтобы привлечь побольше последователей.

Вот приходит к Нему благочестивый юноша, вопрошая о жизни вечной (см. Мф. 19:16–22). Сказать бы ему: «Поделись немножко с нищими – и всё будет хорошо». Нет, сказано было: «Раздай всё!» И не пошёл юноша за Христом. Неужто не знал Учитель Благий, что оттолкнёт Своими словами того юношу? Не просто знал, но предзнал. Однако Истина выше всех практических соображений.

О. Сергий сокрушается из-за того, что не могут многие молодые люди отвергнуть рок, который им ещё дорог, а потому им закрыт доступ в духовные школы: «Таким образом, Церковь теряет неплохих пастырей» (с. 6). В подтексте здесь – самозащита и самооправдание о. Сергия; но важнее иное: в нежелании несостоявшихся пастырей расстаться ради Христа с милым их сердцу роком просвечивается та самая евангельская ситуация – в облегчённом варианте: не всё имение, но лишь приверженность к соблазну должна быть оставлена. И того не хотят – и отходят в сокрушении. Мы же скажем: и замечательно, что отходят, ибо составили бы они пятую колонну в нашей церковной жизни.

О. Рыбко, как о. Кураев, утверждает, что рок уже тем замечателен, что через него молодые люди приходят к Богу. А мы должны ещё и ещё раз озадачить себя вопросом: что это значит – прийти к Богу через рок?

Вообще пути Господни неисповедимы. Известны случаи, когда люди обращались ко Христу после тяжких искушений наркомании. Кто-то стал православным, испробовав прелести сектантских соблазнов. Если прибегнуть к литературному примеру (а он есть образ ситуаций житейских), то можно вспомнить Родиона Раскольникова, пришедшего к вере после убийства старухи-процентщицы. По логике защитников рока (а она не должна быть избирательной, но относиться ко всем сходным обстоятельствам) необходимо поощрять и наркоманию, и сектантство, и убийства, поскольку и они стали для кого-то путём к Богу. Самый разительный пример – Савл, превратившийся из гонителя христиан в ревностного апостола Христова. Так не призвать ли ныне всех к делам гонения на Церковь – сколько сразу апостолов может появиться!

Зачем исключения возводить в правило? Тот же о. Андрей, логически противореча самому себе, показал, что из этого может выйти. Он утверждает:

«Например. Книга Владимира Вейника «Почему я верю в Бога» чрезвычайно эффективна с точки зрения прихода людей к вере, но совершенно несерьёзна с точки зрения богословия и даже той самой науки, которую Вейник представляет. Я считаю просто позором для Церкви, что эта оккультная книга продаётся во многих храмах и монастырях. Но, несомненно, она очень эффективна и приводит в Церковь сотни людей с компьютерным складом ума. Правда, приходя через эту книгу в Церковь, они потом плохо отличают мир православия от мира оккультизма» (с. 335).

Замечательные слова! Может, стоит продолжить: приходя через рок-культуру в Церковь, рокоманы не сумеют отличить бесовское от благодатного. И не позор ли для Церкви, что сегодня немало людей в рясе, пропагандирующих это рок-безумие?

О.Сергий в своих рассуждениях прибегает к подтасовкам, искажая реальность. Так, он утверждает, что у Церкви «гораздо больше точек соприкосновения с неформальной культурой, чем различий, потому что назначение того и другого – поиск Истины» (с. 8). Не станем придираться к безграмотности фразы, но заметим, что ни у Церкви, ни у неформальной культуры как раз и нет названного назначения. Церковь Истину не ищет: Она ей дана изначально – полнота личности Христа Спасителя. Вопрос «Что есть Истина?» – вопрос Понтийского Пилата. Неформальная же культура осуществляет себя в рамках плюрализма – и тем самым любую единую истину (тем более Истину) отвергает.

О. Сергий (Рыбко) в своей полемике часто прибегает к методу, который используют те, у кого недостаёт аргументов в защиту своей позиции. Он, метод этот, примитивен, но эффектен и эффективен: вначале придумать некую нелепость, приписать её оппонентам, а затем опровергать, доказывая абсурдность их суждений. На незрелые умы действует. Вот показательный пример: по утверждению о. Сергия, рок-музыкантов «почему-то заставляют выбирать между Христом и творчеством» (с. 8), тогда как «творчество – Божий дар» (с. 10).

Разберёмся. Не будем спорить: творчество истинно дар Божий. Но в повреждённом грехопадением мире человек нередко использует во зло и дары Божий (об этом пишет, например, преподобный Иоанн Лествичник). И поэтому выбирать должно не между Христом и творчеством, а между творчеством, ведущим ко Христу, и творчеством, увлекающим в бесовскую стихию. Если это и трагедия для рок-музыкантов, то исходит она из повреждённости их натуры, а не от злой воли тех, кто пытается раскрыть глаза на подлинную природу рок-культуры, как то мнится адепту этой культуры.

В конце концов и сам о. Сергий признал, что не всякие музыкальные произведения, в которых говорится о Боге, к Богу ведут. Вред он узрел в «христианских песнях»: «Понятно, что Бог везде, но такие песни, по сути, уводят от Бога. Получается Боженька какой-то, сусальность некая» (с. 91). Это замечательно: первый шаг к истине сделан. Можно согласиться: слащавые, сусальные, нарочито «благочестивые» стихи, песни – от подлинно духовного настроя отвращают. Дурная форма обесценивает содержание. Распространить бы это суждение на рок-песни. Нет, как на пример близости к Богу указывается Мерлин Мэнсон (с. 91). Почему? А потому что – протестует. Но этого рок-идола достаточно просто увидеть, даже не слушая его, чтобы понять то, чего никак не может разглядеть о. Сергий Рыбко: сделано всё, чтобы изгнать даже из внешнего облика всякое напоминание об образе Божием; нарисованная вместо лица маска имеет откровенно сатанинский «имидж».

Однако на любое подобное утверждение у о. Сергия заготовлен ловкий приём: всякое обвинение в сатанизме он объясняет «психологией брежневских времён» (с. 43). О.иеромонаху вторит о. диакон, выводящий критику рок-культуры из «советской пропаганды жизни» (с. 81). И тем безапелляционно отвергается возможность какой бы то ни было критики чего угодно (хотя о таком расширительном смысле своих умозаключений, скорее всего, и сами отцы не подозревают): о чём ни заикнись, всё можно свести к проискам партийной идеологии, в которой о. Андрей специалист первой руки. И всё же странно звучит утверждение Кураева о том, что рок-музыка и Церковь были родственны друг другу, ибо пребывали «по одну сторону колючей проволоки» (с. 81). Можно подобрать ещё более занимательную компанию: по ту же сторону колючей проволоки на одних нарах лежали православные священники и блатари-уголовники. Тоже родственные души?

* * *

Но может быть, не так всё и страшно? Перебесятся – и придут в норму.

Так ли?

Рок, помимо всего прочего, атрофирует подлинное эстетическое чувство. Это доказывает опыт о. Сергия Рыбко, который наивно рассуждает:

«Чем хуже духовное лицо, слушающее композиции группы «Pink Floyd», такого же священника, но слушающего Бетховена или Вагнера? Почему же первое недопустимо, а второе похвально? Или чем «Картинки с выставки» Мусоргского в электронном исполнении группы «Emerson, Lake and Palmer» хуже, чем в исполнении симфонического оркестра?» (с. 6).

Ещё одна явная попытка самооправдания. Но дело-то в ином. Чем металлические, жестяные, лишённые теплоты механизированные звуки хуже живого звучания традиционных инструментов – логически объяснить трудно. Это нужно слышать. И иметь для того развитое ухо, а не продутое американским ветром. Тому, кто не слышит, – не растолковать.

Высокое искусство, со всеми его тонкостями, просто не воспринимается теми, кто ценит жёсткие удары по нервам. Они не воспринимают ничего, кроме грубых поверхностных эмоций. «Ноктюрн» Шопена драйва не вызовет. Реакция рокоманов на классическую музыку, на народную песню шаблонна: «отстой», как презрительно высказываются они на своём людоедском языке. У них произошла задержка в развитии, эстетическая деградация, отчего истинная культура оказывается им недоступной (и они, подобно лисице из басни, пытаются обругать это недоступное). Поэтому-то большинство уже будет не в состоянии совершить то, что предполагает о. Андрей Кураев, уверенный в неизбежности отхода от рок-культуры нынешних её приверженцев (с. 78).

Пройдёт время – и высокая культура окажется обречённой на окончательное вырождение (побуждения к тому уже есть), если продолжится эта пропагандистская вакханалия в защиту рока. Те, кто преуспевает в том, – совершают несомненное преступление перед русской культурой, какими бы благими намерениями они ни направлялись.

Одна беда: некоторые пропагандисты рока сами не преуспели в эстетическом развитии. О. Сергий (Рыбко) ничтоже сумняся дерзнул утверждать:

«Считаю, что композиции… (далее идут многие имена и названия. – М.Д.), электронная музыка Майкла Олфилда не менее интеллектуальны и содержательны, чем музыка Баха, Моцарта и Бетховена» (с. 79).

Над подобным суждением не устают смеяться подлинные профессионалы, однако это, скорее, грустно: так думают весьма многие. И вполне искренно. Воспитанным на электронных композициях в Моцарте и Бетховене открывается только та малость, какая может быть доступна их недоразвитому эстетическому чувству, а им представляется, будто эта малость и есть вся суть классической музыки.

Порою демонстрирует некую растерянность и о. Андрей Кураев:

«Я не могу сказать, какое различие, например, между Гоголем и Диккенсом, Буниным и Гюго, Шмелёвым и Экзюпери. Конечно, у каждого из них есть свой авторский стиль и особенности, но я не могу сказать, что вот это – католическое видение, а вот это – православное» (с. 308).

Странно: и это о. Андрей, сумевший определить православность рока по одной только строчке из песни Кинчева. Православность рока, оказывается, можно увидеть, а духовное своеобразие творчества Шмелёва… – нельзя. (К слову, Бунин здесь упомянут всуе: у него-то православного мало.) Но если православное мировидение русских писателей определить невозможно – о чём мы здесь рассуждаем? В таком случае мы не имеем права говорить о православности вообще.

Вероятно, именно такое вдруг обнаружившееся нечувствие к Православию позволило о. Андрею Кураеву высказать против него одно из самых страшных обвинений:

«Я честно скажу: православная этика в значительной степени готтентотская этика. Племя готтентотов живёт в Африке по «понятиям», вполне примитивнейшим. И в XIX веке какой-то миссионер, видя их безобразия, спросил у вождя этого племени: «Скажите, у вас хоть что-нибудь святое есть? Что для вас добро и что – зло?» И тот отвечает: «Конечно же, мы знаем, что такое добро и зло. Если сосед украл у меня корову – это зло. А если мне удалось свести его корову с его двора – это добро». Вот наша церковная позиция совершенно такая же. Если нам удалось перевести католиков в православие – этот добро, а если они от нас отбили – это плохо. Я это без всякого осуждения говорю. Я с этим совершенно согласен» (с. 312–313).

Не без юмора, конечно, но юмор диковатый.

Согласно о. Андрею, Православие живёт по двойным стандартам, пользуется дикарской моралью – а именно это отталкивает нас в современной западной демократии. Выходит: мы ничем не лучше. Утверждение Кураева лишает нашу Церковь какого бы то ни было нравственного авторитета, отнимает у неё моральное право свидетельствовать об Истине.

О. Андрея подвёл всё тот же промах в отождествлении. Он приписал Православию двойную мораль по чисто внешнему признаку, мы же попробуем заглянуть поглубже.

Моральные оценки (что есть добро и что – зло) предполагают опору на чёткие критерии. У дикаря таким критерием является материальная выгода – ничто иное. Православие определяет всё принадлежностью к Истине: хорошо то, что пребывает во Христе, плохо – вне Христа.

Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает (Мф. 12:30).

Для дикаря отнять корову у соседа хорошо, потому что это делает его богаче. Православному человеку обращение инославных даёт духовную радость: ещё кто-то пришёл к полноте Христовой. Только нечистые сердцем могут, судя обо всём по себе, заподозрить здесь какую-то материальную корысть. Ибо во Христе собираются – сокровища на небе, но не на земле (см. Мф. 6:19–20).

Вообще как-то неловко повторять подобные истины – а приходится. Вероятно, о. Андрей и сам всё это понимает; только зачем дразнить простодушных? Простодушные же, стоит им увидеть рясу, принимают изрекаемое тем, кто в эту рясу облачен, за голос Церкви. И именно это, но вовсе не критика рок-культуры, ведёт к соблазну малых сих.