Текст книги "Вальсирующие со смертью"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

– Проще пареной репы.

– Я так и подумал. Не крейсер, чай! Прихожу я к нашему командиру и толкаю ему такую мысль. Мол, прости, Максимыч, в запое я. Выйти на воду не могу. Ну тот на меня тут же полкана спустил: «Ты, сукин сын, что лопочешь? Завтра с якоря сниматься, баржа загружена под завязку. Где я тебе за сутки моториста найду?…» Галдел он долго, а я слушал, а потом и говорю: «Есть у меня моторист. Чтобы в порту шухер не поднимать, возьмешь его на борт по моим документам. Начальство и не узнает. А за рейс мои бабки возьмешь. Он мой друг и для меня на халяву поработает». Ну Максимыч ручонками помахал еще пяток минут и согласился. Так что и платить не придется.

– Ну ты и голова, Степа! Смекалистый мужик.

– А как же. Мы, флотские, должны держаться друг друга. Не так много нас по земле шастает.

Максимыч принял нового моториста на борт с постной мордой. Тучный старик с отвислыми щеками давно уже забыл, что такое улыбка. У него только моржовые усы подергивались, когда он представлял новичка команде в кубрике.

Ребята отдыхали и пели песни. Новичка встретили «никак». Что он есть, что нет, – чужаков нигде не любят.

Калган присел на табурет и попросил гитару у главного запевалы. Тот нехотя уступил.

С первого аккорда стало ясно, что парень умеет держать инструмент в руках. Хорошо пел, за душу брало. Без надрыва и по струнам не бид. Играл перебором, и песни звучали хоть и блатные, но глубокие и понятные. На четвертой песне новичок стал своим в доску, да и о флоте знал не понаслышке. Пару баек рассказал, так все за животы держались.

Максимыч ворвался как вихрь, чуть иллюминатор в двери не треснул.

– Начальство с ментами идет! – завопил он, тряся бульдожьими щеками.

– Без паники, командир, – тихо сказал Калган и, передав гитару хозяину, встал. – Документы Степана у тебя?

– Но ты-то не Степан!

– А это еще доказать надо. Идем-ка на палубу, глянем на делегацию.

Вдоль причала к трапу самоходки шли двое с автоматами в бронежилетах и майор. Рядом шел какой-то портовый начальник.

– Не дрейфь, Максимыч. У страха глаза велики. Ты только вида не подавай. Все на месте, все в порядке, готовы к отплытию.

– А если…

– Без «если», старик. Мое место в машинном отделении, вот туда я и пошел. Захотят глянуть, пусти, пусть посмотрят. Я с ними договорюсь.

Делегация зашла на борт судна.

Искали какого-то опасного преступника. Показывали фотографии, но команда только плечами пожимала. Максимыч вовсе набрал в рот воды. Проверили документы. Захотели глянуть на механика. Максимыч отвел их в моторный отсек. Они увидели только торчащие ноги между поршней, потом и сам моторист вылез.

– Болты не затянуты, Максимыч. Так и на дно уйти недолго. Сейчас закончу. – Механик замолк, осмотрел вооруженную до зубов делегацию и спросил: – Это чего? Десант на борт берем? Казань воевать будем?

Делегаты молчали. Перед ними стоял перемазанный мазутом трудяга в промасленном тельнике. Только зубы и белки глаз сверкали, остальное было черным.

– Ладно, пошли, – коротко рявкнул майор.

Через час самоходка покидала порт. Команда стояла на корме и провожала родной город взглядом. Все знали, что рядом с ними стоит моторист, нормальный малый с крепкими плечами и жесткой волей. А на какого-то там преступника им было наплевать. Пусть ищут, на то они и ищейки.

Винты пенили воды Куйбышевского моря, баржа шла на северо-запад. Впереди Казань.

3

Три намеченных квадрата, на которые разметил дом Добрушин, были исследованы досконально. Ничего. Пусто. Он сел за стол в гостиной и достал записную книжку. Ему не давала покоя записка, найденная в тайнике Калгана. Итак: «Четвертая грань от проема (север), шесть лево, три, ствол, право, один».

Слово «проем» можно как-то истолковать. Проем в заборе, дверной проем, оконный проем, проем между деревьями. Сколько их еще, этих проемов. Тут можно покумекать и найти, но что значит «четвертая грань (север)»? Северная сторона? Но где искать эти грани? Это слово ассоциировалось в голове майора с граненым стаканом. Не очень богатая фантазия, но и Калган не замучен высшим образованием и высокой эрудицией. Грань в его понятии тоже представлялась одним ребром граненого стакана или карандаша. А гае он мог найти эти грани в доме? Ну пусть не в доме, а в саду, в лесу. Нет, не в лесу. Пряча что-то в лесу, ты не имеешь гарантий сохранности – это раз, и для этого нет смысла арендовать дачу и нанимать сиделку – это два. Все должно выглядеть элементарно просто. Найти бы эти грани, а там уже нетрудно сообразить, что к чему. Начать надо с проемов.

Добрушин обошел все двери и осмотрел все окна в доме. Но эти проемы окружены гладкими стенами. Ничего похожего на грани. Он вышел в сад, осмотрел дом, нашел погреб, который не замечал раньше. Замок отсутствовал, вместо него в петлях торчала замотанная проволока. Деревянные ступени, ведущие в погреб, уже сгнили, но дверь, обитая жестью, держалась крепко.

Спустившись, Добрушин снял проволоку и вошел. Холод и едкий запах плесени. Света здесь не было, пришлось вернуться в дом за фонарем. Погреб оказался глубоким, с деревянными стеллажами, на которых стояли бутыли и банки, затянутые паутиной. Земельный пол, побелевший от плесени в центре и поросший мхом по углам. Мокрые кирпичные стены одновременно служили фундаментом. Несколько пустых ящиков, вот и все богатство.

Добрушин зажал нос и выбрался на свободу. Оказавшись в саду, он заметил, как по улице к его калитке направляется отставной подполковник Раков, эдакий молодящийся пенсионер в кроссовках. Майор пошел ему навстречу, и они столкнулись у калитки.

– Что-нибудь случилось, Степан Михалыч?

– Наши стражи порядка после ваших нравоучений боятся нос свой показывать в поселке. Ледогоров сообщил мне по рации, что вы им очень нужны. Они ждут вас у развилки, в километре от поселка, как идти к автобусу в Рождествено. Подробности не уточняли.

– Ничего интересного не приметили?

– Глаза устали от бинокля. От окна не отхожу. Я думаю, зря машину отогнали в отделение. А если он возвращался за ней?

– Машина того не стоит. Если парень бросил ее, значит, замешан в чем-то нечистом. Ему не с руки в милицию попадать. Меня другое удивляет: вы, такой опытный человек, подполковник, тридцать лет в розыске, и не нашли ни одной особой приметы. Но так же не бывает.

– Приметы есть, но они не очевидны. Верхняя челюсть. Когда он говорит, видны золотые коронки слева и справа, но передние зубы свои. И при разговоре он держит руки за спиной. Зековская привычка. И отвечает без запинки, сразу. Смотрит в глаза, морду не воротит, как на допросе. Курит папиросы, что не свойственно нынешней молодежи, не вынимая изо рта. Как шофера раньше, у которых всегда руки заняты. По всему видно, парень решительный. Такой на все пойдет, если ему дорогу преградить. Но в остальном совсем неприметный. Мы три часа составляли его фоторобот, но я так и не уверен, что копия похожа на оригинал. Бесформенный он какой-то.

– Ладно, Степан Михалыч, пойду я, ребята ждут.

То, что он увидел, напугало его. Он ожидал чего угодно, только не этого. Добрушин с бригадой прибыл на точку спустя полчаса после встречи с оперативниками на перекрестке.

Из поросшего камышом пруда у берега торчал кусок черной пленки, обмотанной вокруг человеческого тела. Из упаковки проглядывали светлые длинные волосы.

– Вытаскивайте на берег, ребята, – приказал Сенчин.

При помощи бугров милиционеры выдернули из тины замотанную куклу в человеческий рост и оттащили на поляну. По ходу работы все фиксировалось видеокамерой. Пакет распаковали. К делу приступил врач.

– Труп свежий. Меньше недели. Смерть наступила от проникающего ранения в область сердца острым предметом, похожим на нож.

– И опять женщина, – комментировал Ледогоров. – И опять средний возраст и городская нарядная одежда. И снова парниковая пленка. Почерк разный, метод тот же.

У Добрушина прилип язык к нёбу, и он молчал. Он боялся этого трупа больше живых. Ему казалось, что Ирина сейчас встанет и ткнет в него пальцем: «Это он меня убил! Это он убийца!»

По коже пробежали мурашки. Все происходило, будто во сне. Не по-настоящему. Потому что в жизни так не бывает. Мистика!

– Сними-ка с нее часы, – приказал Сенчин.

Лейтенант Давыдов склонился над трупом и снял с оледеневшей руки мужские наручные часы на кожаном ремешке.

– Командирские, Иван Иваныч.

Он подал часы участковому.

– Дарственные. Тут гравировка есть. «Полковнику Боярскому Е. Л. от командования Северовосточным округом». Вот вам и визитная карточка. Только женщина не похожа на полковника. Часики не ее. Будем искать полковника Боярского Е. Л. А вы что скажете, Семен Семеныч?

Добрушин проглотил слюну и сиплым голосом пробурчал:

– Нужно уточнить время смерти и сопоставить его с тем днем, когда была обнаружена «копейка» на окраине поселка.

– Машину эксперты проверили досконально. Нигде следов пленки, крови или волос не обнаружено.

– Но что-то нашли?

– Нашли. Под резиновым ковриком у водительского сиденья, – сказал Ледогоров и протянул монету Добрушину. – Что это, совершенно непонятно. Какая-то болванка из особо прочного плавостойкого сплава. Похожа на старый пятачок по размерам, но тяжелая. Кто-то зубилом или бормашиной нацарапал одно слово «Нодия». Что оно значит, совершенно не ясно.

Добрушин знал, что значит это слово, но молчал. Привязать к этим историям адвоката он никак не мог.

– Что еще?

– Под пассажирским сиденьем нашли карандаш для бровей, черный, с колпачком. В бардачке пусто, в багажнике инструменты. Отпечатки отправили на экспертизу в Москву. Ну вот и все.

Добрушин сунул монету в карман.

– Вы, очевидно, не обратили внимания, что к крыше машины прикреплен железный багажник. Обычное дело. Но труп можно поместить в коробку из-под большого телевизора и перевезти куда угодно. При этом никаких следов в машине не останется. И коробка подозрений не вызывает. Еще раз осмотрите окрестности на предмет тары для трупа. Гробы можете не искать.

К оперативникам подошли двое, лесник и сержант.

– Вот. На той стороне пруда нашли.

Сержант подал Ледогорову портсигар.

– Дешевка. Такими раньше все киоски были завалены.

– Дело не в цене, капитан, – строго сказал Добрушин, – а в содержании. Даю гарантию, что в портсигаре лежит «Беломор», а не сигареты.

И Добрушин оказался прав, очередной раз удивив своих коллег.

– Как вы догадались? – спросил лейтенант Давыдов.

– Тот парень, по словам Ракова, курил «Беломор». Теперь дальше. Портсигар найден с той стороны пруда, на стороне, ближней к поселку, откуда он тащил тело, скорее всего, в темноте. Поскользнулся и упал, а труп свалился в воду. Так он потерял и покойницу, и портсигар. Иначе он не оставил бы ее в воде, а закопал бы. Какой смысл таскать на горбу такие тяжелые улики, чтобы потом подбросить под нос милиции? Не в его интересах, если он собрался использовать наш лес в дальнейшем.

– Он мог подумать, что труп утонул, – высказался Ледогоров.

– Вот пусть так и думает. О находке никто не должен знать. Продолжаем работать в прежнем режиме. Рано или поздно, но он придет.

– В лесу установить постоянное дежурство и патрулирование, – твердо приказал Сенчин.

– Хорошо, – согласился Добрушин. – Мне нужно поехать в Москву на пару дней и проверить картотеки, а также навести некоторые справки.

Весь вечер Добрушин просидел перед камином, тупо глядя на огонь. К своим могилам он боялся подходить, все, на что он решился, так это сжечь в камине оставшуюся черную пленку. В комнате стоял невыносимый запах, несмотря на открытые окна. Никто и никак не сможет связать его с Ириной Боярской. Она снимала квартиру в чужом доме, где ее никто не знал. Но она как-то обмолвилась, будто хотела купить квартиру, но ей не понравились посредники, и было названо имя Нодия. Тогда он не обратил на это внимания. А теперь в его руки попадает странная монета, найденная в машине безликого парня.

Добрушин достал черный кругляшок и долго разглядывал его. Имя нацарапано не от безделья. Кто-то старался и выводил буквы. Но для чего? Этот парень? Если он работает на Отара, то за кем он следил? За ним или за Ириной?

Майор раздражался. Он не любил загадок, которых не мог разрешить. В десять вечера он быстро собрался и уехал в Москву.

4

Она не испугалась, а просто смотрела на него с удивлением. Может быть, потому, что воспринимала его как друга, а не как мужчину. Но где-то в глубине души ей хотелось, чтобы однажды он обнял ее, но только не сейчас. Его предложение, грубое и бесцеремонное, могло отбить любое желание и разрушить едва ожившие ростки давно забытых трепетных желаний.

– Ну что вы на меня так смотрите, Катя? Раздевайтесь.

Она не знала, что ответить.

– Раздевайтесь, раздевайтесь. Меня интересует верхняя часть тела, джинсы можете не снимать, а лифчик придется скинуть. Ведь в кабинете врача вы не стесняетесь. Так?

– Я не понимаю вас, Ник-Ник. Мы едва знакомы.

– Мое предложение относится к Кате-партнеру, а не к Кате-женщине, вы меня не интересуете.

Большего оскорбления она не слышала ни разу в жизни. Пусть она не красавица, но и не уродка и как женщина не может вызывать отвращения, даже равнодушия.

– Вы импотент? – сорвалось у нее от негодования.

Ник-Ник рассмеялся.

– Нет, Катюша, но сейчас я работаю, и от результатов эксперимента зависит ваша жизнь. Вы потрясающая женщина, но о себе мы подумаем после того, как сделаем главное дело.

– Когда мы сделаем наше дело, каждый сам о себе подумает, – сказала оскорбленная женщина.

Она скинула блузку и бюстгальтер и бросила в шикарное плюшевое кресло. Ник-Ник даже не смотрел на нее, он копался в своем огромном чемодане. Еще три таких же стояло на ковре. Катя даже не пыталась понять, что в них лежит. Складывалось впечатление, что к ней пришел телевизионный мастер со своими деталями, из которых можно собрать еще не один десяток телевизоров.

– А теперь я буду выполнять свою работу и давать короткие комментарии, чтобы вам был понятен результат, к которому вы подведете нашего противника.

Ник-ник натянул тонкие резиновые перчатки и стал похож на хирурга. Перед ним стояла очаровательная дама, обнаженная по пояс, с шикарными распущенными до лопаток каштановыми волосами. Несмотря на возраст уже далеко не девочки, она могла гордиться своим высоким бюстом и гладкой кожей. Но Ник-Ник разглядывал ее тело, как скульптор, который придирчиво относится к собственной работе.

Он приложил к телу, чуть ниже левой груди, стальную пластинку размером три на три сантиметра, и она прилипла к коже.

– Эта пластиночка не позволит обжечь тело. Сверху мы устанавливаем разрывной пистон. Он начинен небольшим количеством пороха. И когда он взорвется, кожа будет защищена от поражения. Далее мы крепим чип, реагирующий на инфракрасные лучи, он будет играть роль взрывателя. Теперь мы крепим маленький пластиковый мешочек, в котором бычья кровь… Ну вот. Одно ранение готово. На всякий случай мы сделаем еще один очаг поражения, если он будет стрелять дважды. Но этот мы сделаем чуть выше, над правой грудью. Чтобы не сработало сразу два очага, инфракрасный чип мы залепим фольгой, а от него проведем тонкую леску через плечо, по руке к пальцам. После первого выстрела вы должны сдернуть фольгу с чипа и оголить приемный глазок.

– Но я ничего не понимаю.

– Не все сразу. Пока старайтесь уловить то, о чем я рассказываю. Итак, после таких ранений человек выжить не может. Это поймет даже ребенок, а уж майор милиции тем более. Это мелочи по сравнению с тем, что будет происходить дальше. А теперь найдите кофточку, которую вам не жалко выбросить.

– У меня их всего две.

– Хорошо.

Ник-Ник скинул пиджак, снял рубашку и протянул Кате.

– Надевайте.

– Зачем?

– Давайте договоримся, Катерина. Вы будете выполнять все мои инструкции, иначе я выбываю из игры. Я не могу рисковать вашей жизнью, не будучи уверенным в успехе мероприятия.

Катя послушно надела рубашку и застегнула пуговицы. Николай достал из чемодана пистолет и обойму.

– Это главное действующее лицо. В пистолете пульт, как телевизионный. Когда нажимаешь на курок, то он срабатывает, и телевизор включается. А точнее, срабатывает чип на вашем теле. Но внешне и по сути это обычный пистолет «беретта» тридцать восьмого калибра. – Он достал патрон из обоймы. – Патрон неотличим от настоящего. Но пуля сделана из специального воска и покрашена в медный цвет. При выстреле воск просто разбрызгивается и сгорает в воздухе. Но ближе чем на метр лучше не подходить. Можно обжечься.

Ник-Ник вставил патрон в обойму и задвинул ее в рукоятку пистолета.

– А теперь, Катюша, наберитесь мужества. Вы должны быть готовы к некоторым неприятным моментам. Во-первых, на вас нацелят оружие. Во-вторых, будут стрелять, а в-третьих, вы почувствуете толчки каждого выстрела. Вы ощущаете, где находится леска, проходящая по правой руке?

– Возле часов.

– Как только человек взял в руки пистолет, зацепите пальцем леску, после первого выстрела сдерните фольгу с чипа, чтобы дать ему возможность среагировать на следующий пучок инфракрасных лучей.

– Поняла.

– А теперь надо включить телевизор на полную катушку, дабы не перепугать соседей стрельбой.

По третьей программе шел очередной боевик, где стрельба была неотъемлемой частью жанра.

– Приготовьтесь, Катя. Учтите, когда вы предстанете перед убийцей, состояние готовности должно быть постоянным. Но он не должен заметить в ваших глазах и тени испуга или напряжения. Встаньте у окна.

Катя встала. Ник-Ник поднял пистолет и нацелился. Даже если она не знала, что в нее стреляет игрушка, все равно не испугалась бы. Так глупый олененок не понимает, что такое ружье охотника, и смотрит на него с любопытством и наивным доверием.

Раздался выстрел. Катя почувствовала слабый толчок, и это ощущение показалось ей страшноватеньким, но она все помнила и больше всего боялась ослушаться своего учителя, а точнее, боялась его потерять, если он откажется работать с ней. Она дернула за леску. Раздался второй выстрел. И вновь толчок, но чуть выше.

Ник-Ник бросил пистолет на кровать и подошел к своей партнерше. Взяв ее за плечи, он повернул ее лицом к трюмо.

– Смотрите, что с вами стало.

Увидев себя в зеркале, Катя вскрикнула. Белая рубашка была обагрена кровью, а на месте наклеек зияли черные, обожженные порохом дыры. Кровь продолжала растекаться по телу. Эффект был сногсшибательный.

– Вы мертвы, моя милочка. Мертвее не бывает.

– Боже, какой ужас.

– Вы наденете белую блузку. Контраст тоже имеет свою ценность. Но мы должны понимать, что заставить Добрушина выстрелить – это лишь начало. Сигнал к операции. Теперь вы должны умереть. После того как вы упадете и закроете глаза, ваше тело должно лишиться мышц и нервных окончаний. Дыхания он не заметит. Блузка должна быть свободной, юбка широкой. Он может вас поднять, бросить, волочь за ноги, и при этом ни один мускул не должен дернуться на вашем теле, ни один звук сорваться с ваших губ. Вы труп. Я уже определил маршрут, по которому вас повезут. Очевидно, он сунет вас в багажник. Дальше мое дело. Я заставлю его ехать туда, куда мне надо.

Он показал ей еще один пистон с чипом, сидевшим на крохотней иголочке.

– Этот чип будет на переднем колесе. Он также сработает от дистанционного пульта, и колесо лопнет. Запаски у него нет. В багажнике лежит дырявое колесо. Добрушин забыл о нем и в шиномонтаж не заезжал. Три дня я ходил по лесам и собирал грибы. Я знаю место, где лучше всего вас похоронить. Он остановится именно там и ничего лучшего не придумает. Пруд в десяти шагах от опушки. Он просто бросит вас в воду и уйдет. У него не будет времени ждать, пока вы утонете. К вашей ноге мы приклеим бритву. Это на тот случай, если он сообразит привязать груз к ногам. Вы умеете плавать?

– Умею. И нырять тоже умею.

Ник-Ник достал из чемодана невзрачную брошь в виде цветка, выполненную из цветной пластмассы, и такой же браслет и клипсы.

– На такое барахло он не позарится. Но в броши находится микрофон с мини-передатчиком, в браслете – контрольный микрофон. Так что я буду в курсе событий, а сигнальные чипы, расположенные в клипсах, будут определять расстояние, которое нас разделяет. В случае серьезной опасности я тут же вмешаюсь. Ваша задача в течение всей операции оставаться мертвой.

– Столько труда и сложностей. Ради чего?

– Ради того, чтобы доказать, что Семен Семенович Добрушин – убийца.

Ник-Ник начал осматривать квартиру.

– Ремонт сделали неплохо. Квартирка преобразилась. Мебель вам нравится?

– Почему вы меня не предупредили? Я даже испугалась. Звонят в дверь, я открываю, а там стоят два здоровенных мужика. Один спрашивает: «Вы Катерина Гусева?» У меня коленки затряслись. «Мы мебель привезли, а старую должны вынести на свалку». И дает мне счет-заказ и просит расписаться.

– Мебель неплохая, но в салоне она выглядела лучше.

– Квартирка слишком маленькая. Спальня двенадцать метров, а гостиная шестнадцать. Особо не разгуляешься. Но для одной хватает.

– Теперь здесь можно жить.

– Но сколько мне придется расплачиваться за это удовольствие…

– Нисколько. Это необходимые затраты на операцию. Они заложены в смете. Уверяю вас, мой карман не оскудел. В Соединенных Штатах тот же самый ремонт стоил бы во много раз дороже. Ну а теперь надо определить, что будет лежать в вашей сумочке.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

– Пойдите в ванную, снимите с себя эту кровавую рвань и примите душ. Как-то неловко обсуждать серьезные вещи с живым мертвецом.

Катя рассмеялась.

– А я уже забыла, что хожу продырявленная пулями.

Через полчаса они сидели в кухне и пили кофе.

– Так, значит, он клюнул?

– Можно и так сказать. Его самолюбие заело. Мужик бесится, что ему не уделяют достаточно внимания. Денег у него и правда нет. В ресторане платила я. Во время второго свидания, когда мы посетили «Савой», он уже начал закидывать удочку. Видимо, его здорово прижало. Что-то лепетал о срочном вкладе, о больших деньгах, которые должен скоро получить, но не успевает внести какой-то вклад. Я взяла и спросила: «Сколько тебе надо?» Он немного опешил, долго заламывал себе руки, будто не может принять деньги от женщины. Короче, «я не такая, я другая и, вообще, я жду трамвая». Но надолго его не хватило, и он назвал сумму в десять тысяч долларов. Я сказала, что постараюсь ему достать эти деньги. Завтра он будет звонить.

– Отлично.

– Но десять тысяч – это не шутки.

– Игра стоит свеч. Намекни, что тебе надоели рестораны и московский шум. Предложи ему по ехать на пару дней в какой-нибудь пансионат подышать свежим воздухом, погулять по лесу. Он сам заманит тебя на дачу. Дай ему возможность заглянуть в твою сумочку. Там будут лежать ключи, паспорт, деньги, пистолет, косметика и сотовый телефон. Его ты ему подаришь. Он оплачен и подключен, на счету лежит пятьсот долларов, болтать можно больше месяца. Скажешь ему, что хочешь слышать его голос тогда, когда пожелаешь, для того и даришь. Этот жест соответствует той роли, которую ты играешь.

– По правде говоря, я ничего не играю. Я по, жизни такая.

– Тем лучше. Этот телефон мы сможем прослушивать, он напичкан моим оборудованием. А Добрушин не столь богат, чтобы выбрасывать такие вещи. Жадность не позволит. Когда подаришь телефон, оставь сумочку открытой и брось ее небрежно на видное место чтобы из нее торчала пачка денег. И главное – ни в коем случае не танцуй с ним вальс. Старайся держать его на расстоянии. Вынуди его воспользоваться пистолетом, а не другим оружием. В правом рукаве у него длинный кинжал. Помни об этом.

– Ты знаешь, а мне совсем не страшно. Ты, как кукольник, дергаешь за веревочки, и марионетки послушно выполняют твои команды. Я совсем о другом думаю.

– О чем же?

– Рубашку мне твою жалко.

Они незаметно перешли на «ты» и так же незаметно стали тянуться друг к другу. Но все это происходило где-то в глубине, почти незаметно и неосознанно. На их поведении ничто не отражалось. Они продолжали пить кофе и обсуждать свой рискованный план действий.

Ник-Ник всю свою жизнь слыл мечтателем и сказочником, человеком, далеким от повседневных земных забот. Катя всю жизнь была привязана к быту, земле и горькой реальности. Ей нравились сказки. Пусть они казались страшными, но это же сказки, а не быль.