355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Михаил Гуткин » Инструктор ОМСБОН » Текст книги (страница 10)
Инструктор ОМСБОН
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 21:09

Текст книги "Инструктор ОМСБОН"


Автор книги: Михаил Гуткин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 13

Ехали мы не очень долго, причем исходя из того, что меня почти не трясло, я сделала вывод, что едем по асфальту. Наконец машина остановилась, меня вынули и понесли в палату. Это я так решила, что в палату, а на самом деле оказалось, что в операционную, где уже ждал врач, который сразу стал меня осматривать. Тут мне стало не до шуток, потому что врач взялся снимать повязку. Как он ни старался делать это аккуратно, все равно было очень больно, и время от времени я пищала. Но все плохое когда-нибудь кончается. Повязка была снята, и врач приступил к изучению моей раны. Я скосила глаза и увидела аккуратно зашитую дырку. Почему-то вспомнился резиновый ежик «с дырочкой в правом боку» [15]15
  «Ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в правом боку» – цитата из песни «Резиновый ежик» на стихи Ю. Мориц.


[Закрыть]
. Вот только свистеть этой дырочкой у меня не получится. И доктор, кажется, так считает. Иначе чего бы ему хмуриться. А врач действительно хмурился, рассматривая мою рану. Потом обратил внимание, что я тоже ее изучаю, и посоветовал отвернуться.

– Тогда будет не так больно.

Я послушалась, но все равно, пока он что-то там делал, было больно. Очень больно. Наконец он закончил свои манипуляции, подождал, пока сестра меня забинтует, и сказал:

– Сама операция проведена квалифицированно, но раны от осколков чаще воспаляются, чем раны от пуль. Боюсь, как бы здесь не произошло того же самого. Принимайте таблетки и следите за самочувствием. Почувствуете жар, озноб – немедленно сообщите сестре.

Так, понятно. Воспаление после ранения – это дело обычное. В госпитале при операции мою рану, разумеется, обработали стрептоцидом, но не всегда это помогает. В моей планшетке есть баночка с остатками левомиколя, вот только сказать я не могу – больно. Придется потерпеть до завтра. Может, и так обойдется.

Не обошлось. К утру поднялась температура, и в области раны чувствовалось что-то нехорошее. Единственный плюс в моем состоянии был тот, что я уже могла немного говорить. Поэтому первым делом я попросила принести мою планшетку, моля Бога, чтобы она оказалась со мной. Ведь пистолет ребята не забыли. Бог, в которого я не верю, тем не менее оказался на моей стороне, и планшетка прилетела в Москву в моем вещмешке. Санитарка принесла ее мне. По моей просьбе открыла и достала заветную баночку. Эту баночку по моей просьбе она сунула мне под подушку. Теперь я со спокойной душой могла ждать доктора.

В ожидании стала осматривать помещение, в котором лежала. Палата на трех человек. Койки расставлены по стенам, а в середине стоит небольшой стол и три стула. У каждой койки тумбочка. Две другие койки пустовали, и застлана была только одна. Наверное, больная куда-то вышла. На одной из стен висит зеркало, в углу – традиционная черная тарелка репродуктора. В углу стоит платяной шкаф. Кстати, интересно, а что с моей одеждой? И где мое удостоверение? Насколько я поняла, от моего обмундирования ничего не осталось. Ладно, голой меня отсюда не выкинут, а на ближайшие пару недель моя основная форма – ночная рубашка, халат и тапочки. Халат, между прочим, висит на спинке кровати. Вот про удостоверение нужно будет задать вопрос. Тут появился доктор и мои исследования прервал:

– Как вы себя чувствуете?

– Неважно, доктор. Температура поднялась. В области раны дергает. Хорошо только, что могу, наконец, немного говорить.

– Вот именно, немного. Много говорить вам пока нельзя. А сейчас давайте в операционную. Сумеете дойти?

Интересно как. В госпитале говорили, что нужно лежать, не двигаясь, а этот предлагает идти. Врач, заметив мое удивление, сказал:

– Если вы потихоньку, со всеми мерами предосторожности, будете двигаться, то процесс заживления пойдет быстрее. Главное, не делать резких движений и не напрягаться. Ну, давайте.

Я осторожно села, ойкнув при этом. Потом с помощью врача и сестры, пошатываясь, встала. Халат на меня надевать не стали, а просто накинули на плечи. В карман халата по моей просьбе положили заветную баночку, и мы втроем двинулись в операционную, которая оказалась через две комнаты. Там меня уложили на стол, на левый бок, и врач стал колдовать над правым.

– Ой, доктор, больно.

– Терпи, красавица, терпи. Рану надо как следует прочистить.

– Доктор, когда вы ее прочистите, очень прошу, смажьте ее мазью из баночки и сразу забинтуйте.

– Больная, не фокусничайте. У вас начинается воспаление, которое может привести к сепсису, а вы тут со своими доморощенными мазями.

– Доктор, это не фокус. Просто о подобных мазях вы еще не знаете. – Тут я чуть не брякнула, что в состав этой мази входит сильный антибиотик, но сообразила, что про антибиотики в этом времени еще никому не известно. Ну, может, чуть-чуть и известно, только не обычным врачам. – Доктор, меня уже лечили этой мазью два месяца назад. Рана, правда, была заметно легче. Но и эффект проявился уже на следующий день. Вы хотя бы позвольте один день полежать с этой мазью.

Врач задумался на минуту, потом сказал:

– Ладно, мне говорили, что у вас может быть с собой какое-то сильное неизвестное нашей медицине лекарство. Попробуем. Но если станет хуже, то не обессудьте. Вот тогда будет тяжелое лечение и очень болезненное.

– Не будет, доктор, не потребуется, – обрадовалась я.

Мне намазали рану мазью, забинтовали и отвели в палату. Там на одной из коек лежала какая-то тетка лет тридцати. Подождав, пока врач и сестра выйдут из палаты, она обратилась ко мне:

– Здравствуй, коллега. Меня зовут Зоя, а тебя?

– Здравствуйте, – не торопясь, чтобы не беспокоить ребро, проговорила я. – Меня зовут Аня.

– Брось это выканье. Тут мы все больные и, значит, равны. Что с тобой приключилось?

– Да вот, когда выходили из окружения, во время прорыва словила осколок в грудь. Заработала дырку да еще ребро повредила.

– Так ты что, из армии, не из НКВД?

Голос сразу изменился, и тон стал подозрительным.

– Да нет, я лейтенант ГБ. Но попала в окружение вместе с 3-й армией Западного фронта.

– Тогда понятно. – Голос снова потеплел. – А то я стала сомневаться. Решила, что блатная. Со мной так вообще дурацкая история приключилась. Работала и горя не знала, и вдруг рвота и заболел живот. Пошла к врачу, а оказалась на операционном столе – аппендицит. Работы невпроворот, а мне тут отлеживаться. И говорят, что еще вовремя успели: пару часов – и могла помереть.

– Да, я слышала, что с аппендицитом шутки плохи. Но раз уж прооперировали, то скоро выпишут. Помнится, одна моя подруга через неделю уже вышла из больницы.

– Мне тоже сначала так говорили, но вот задерживают. Говорят, что анализы какие-то не те. Кормят фигово, зато таблетками пичкают почем зря. Впрочем, тебе все это еще предстоит.

– Спасибо, утешили, – слегка усмехнулась я.

– Ой, я что-то перебрала со своими жалобами. Извини. Просто лежать одной скучно, а когда подумаешь, сколько еще дел надо было сделать на работе, просто тошно остановится.

– Так вас тошнит не от оставшихся дел, а от болезни. – Я решила не оставаться в долгу. – Как тошнить перестанет, так, значит, выздоровели и можно на работу. А то еще может тошнить от беременности.

– Заткнись, лейтенант, а то у меня от смеха швы разойдутся. Ну, ты и язва. Дал мне бог соседку.

Но меня уже понесло.

– Если хотите, могу рассказать интересную историю как раз про аппендицит. Только обещайте не хихикать.

Зоя чуть-чуть помолчала. Потом сказала:

– Давай свою историю.

И тут медленно, с передышками, так как все-таки было больно, я рассказала историю, которая случилась с одним приятелем моего дедули – человеком настолько оригинальным, что я уверена в правдивости этой истории.

– Один наш знакомый, преподаватель педагогического института, назовем его Б., почувствовал, как и вы, проблемы с животом. Тогда он позвонил своей хорошей знакомой – преподавательнице медицинского института. Назовем ее С. Она сообразила, что это может быть, и велела немедленно приехать. Б. приехал как раз к тому моменту, когда у С. была группа студентов. С. его осмотрела и поставила диагноз: аппендицит. После этого обратилась к студентам: «Сейчас у нас будет внеплановая лабораторная работа на тему «Операция по удалению аппендикса». Б. погрузили на каталку, и вся группа дружно покатила его в операционную. Там его уложили на стол и началось. С. командует: «Шприц». Поднимается рука: «Можно я?» – «Можно. Скальпель». – «А можно я?» – «Можно». И так всю операцию. По словам Б., как только ему отрезали аппендикс, он сразу почувствовал заметное облегчение и почти пришел в норму. Студенты под началом С. стали зашивать ему живот, и Б. не нашел ничего умнее, как сказать, что сейчас у них идут курсы кройки и шитья. Тут С. рявкнула, чтобы он заткнулся. Наконец, все зашили, и С. сказала, что теперь надо больного переложить на каталку. Б. хорошо и бодро себя чувствовал и сказал, что не надо перекладывать, он сам спрыгнет и… спрыгнул. На счастье Б., студенты были к этому готовы и успели его перехватить. А то могло кончиться плохо. Через неделю Б. выписали. При выписке С. ему объяснила, что подобные выходки под наркозом для врачей не редкость. Такая вот история [16]16
  Действительная история, рассказанная автору профессором Б.


[Закрыть]
.

Зоя внимательно выслушала эту историю, а потом сказала:

– Знаешь, Аня, не рассказывай больше мне таких историй, а то швы у меня точно разойдутся. И вообще, я подозреваю, что от твоих историй и здоровый человек может животики надорвать или, по крайней мере, подавиться. А может, тебя нарочно ко мне подселили, чтобы меня уморить?

– Кто это хочет уморить моего лучшего сотрудника?

С этими словами в комнату вошел какой-то мужик невысокого роста в халате, накинутом поверх формы. От быстрой ходьбы халат распахнулся, и я увидела на петлице два золотистых ромба старшего майора НКВД.

– Да вот, Паша, – стала ябедничать на меня Зоя. – Я только три дня после операции, а тут подселили лейтенанта, которая все время рассказывает смешные истории. У меня от смеха швы вот-вот разойдутся. И не увидишь ты больше своего сотрудника.

– Ничего, Зоенька. Не бойся. Смех улучшает настроение и прибавляет здоровье, – взял меня под защиту старший майор. – Поэтому полагаю, что на самом деле к тебе подселили коллегу для поднятия жизненного тонуса. Наши доктора – они хитрые. Если что не могут сделать напрямую, то пытаются действовать в обход. Как тебя зовут, красавица?

Это уже ко мне.

– Лейтенант ГБ Анна Северова, товарищ старший майор. Оперуполномоченный Гродненского райотдела ГБ.

– Так вот кто моим орлам пару месяцев назад дорогу перебежал. Зоя, – обратился старший майор к моей соседке, – именно эта девица-красавица сумела найти бумаги, за которыми охотился мой отдел. Ну-ка, товарищ Северова, сознавайся, как тебе это удалось, а то из отчета, как всегда, толком ничего не понять.

– Чисто случайно, товарищ старший майор. Во время обыска у одного мужика обнаружили имущество, которое явно ему не принадлежало. Я решила, что не все нам удалось найти, и еще подумала, что, может, он что-нибудь прихватил не сильно для себя нужное, а просто так, из крестьянской прижимистости. Вот наобум и потребовала отдать бумаги, а он вдруг взял и отдал. Полагаю, что он вместе с бумагами и деньги прихватил, но я, с учетом перспективы, деньги решила с него не требовать.

– Вот, Зоя, видишь? Точно наш человек. Быстро сориентировалась и при этом подумала о перспективе. Ты сейчас у кого служишь, Анна Северова?

– Вообще-то до ранения я была порученцем у генерала армии Жукова, а теперь не знаю. Сначала надо выздороветь.

Видно, что мои слова о работе порученцем у Жукова несколько озадачили старшего майора. Он хмыкнул и ничего на это не сказал, но уверена, что взял мои слова на заметку. Потом он повернулся к Зое, помог ей встать, и они вышли в коридор. Я, наконец, смогла улечься поудобнее и задремать. Проснулась я только к обеду. Сделала пару вздохов – боль осталась, но стала глуше и терпимее. И дырочка уже так не дергает. Значит, помогает мазь. Может, и ребро быстрее заживет. На обед был протертый морковный суп, что-то такое из мяса (я вспомнила, как папуля про такие блюда говорил, что они из жеванного кем-то мяса)с жиденьким картофельным пюре и кисель. Кисель был очень вкусным. Я это все уплетала, а Зоя с завистью на меня смотрела. Она пока еще на самой жесткой диете. Мяса ей вообще не дали. Только пюре и чай. После обеда я сыто вздохнула и не удержалась от вопроса:

– Зоя, скажи, пожалуйста, а кто был этот старший майор?

– Это, Аня, один из заместителей товарища Берии, Павел Анатольевич Судоплатов. А что, понравился?

– Дело не в том, понравился или нет. Просто мне показалось, что он хочет меня к себе забрать.

– Если хочет, то, скорее всего, заберет. Полномочий у него на это достаточно.

Я на это ничего не ответила, но подумала, что насчет полномочий бабушка надвое сказала. Впрочем, нужно будет узнать, чем именно сейчас занимаются люди старшего майора Судоплатова.

Три дня врачи измывались надо мной. Мне даже показалось, что они никак не могли понять, почему, несмотря на все их старания, процесс заживления идет вполне успешно. Но в конце концов они просто приняли как факт, что шкура на мне зарастает как на собаке. Вот только с ребром проблемы оставались. Оно тоже заживало, но гораздо медленнее, чем я хотела, и это существенно ограничивало меня в движении. Говорить я уже могла нормально, но стоило чихнуть или закашляться – кошмар. Меня перевели на нормальный режим питания, да и само питание стало лучше. А в перерывах между едой и процедурами я прогуливалась по небольшому парку, в котором находился наш госпиталь. Мне страшно хотелось узнать, где мы находимся, но терпела, решив, что это не к спеху. Часто гуляла вместе с Зоей. К сожалению, нам с Зоей трудно было найти темы для разговора. Дело в том, что о своей работе по вполне понятным причинам ни ей, ни мне говорить было нельзя. А о чем тогда говорить? О мужиках? Как я поняла, ее муж тоже работал в НКВД, поэтому и эта тема оказалась практически под запретом. Зоя была театралкой, но тут я полный пас. Нет, кое-какие спектакли я, конечно, смотрела, только была одна загвоздка – эти спектакли были существенно послевоенного производства. В шахматы Зоя не играла, поэтому это тоже не было предметом для обсуждения. Так что в осадке остались только кулинария и тряпки. Тут я предоставляла слово Зое, а сама слушала, иногда вставляя реплики. Зоя быстро это поняла и, кажется, стала задумываться, кто я вообще такая. Пришлось немного раскрыться и заявить, что полностью мою биографию знает только товарищ Берия, но запретил мне ее рассказывать.

Подобного Зоя не ожидала, и я уверена, что при очередной встрече с Судоплатовым она ему об этом рассказала. Откуда у меня появилась такая уверенность? Просто при следующем визите Судоплатова он, здороваясь со мной, тоже выглядел несколько озадаченным. Значит, задал вопрос товарищу Берии и получил ответ, подтвердивший мои слова. Во всяком случае, эту тему мы дружно прикрыли.

На четвертый день врач торжественно мне объявил, что за мою рану больше не беспокоится. И что теперь проблема только с ребром. Но тут он бессилен. Физиотерапия и время. Больше он ничего порекомендовать не может. А я вдруг вспомнила случай с одной знакомой девицей, которая «сломала хвост». Не смейтесь, так как, по сути, она получила именно такую травму. Девица занималась спортивным скалолазанием и на одной из тренировок сорвалась со стенки. Приятель, стоявший внизу на страховке, бросился ее ловить, и она копчиком приземлилась на его колено. Перелом копчика фактически и есть перелом хвоста, то есть того, что у человека осталось от хвоста в процессе эволюции. Так вот эта девица зарастила перелом сравнительно быстро, потому что пила мумие. Понятно, что врачи сейчас про мумие не знают, но это не пенициллин. Тут изобретать ничего не надо и технологии никакой. Надо только добыть само мумие. В свое время, услышав про мумие и его лечебные свойства, я собрала некоторую информацию, пошарив по Интернету. Я помнила, что его находили на Тибете, что в Монголии оно точно есть. А с Монголией у СССР сейчас отличные отношения. Вот и озадачу свое начальство. В конце концов, это и им будет интересно.

Стоило подумать о начальстве, а оно тут как тут. Только я собралась на прогулку в парк, как услышала шум в коридоре. Дверь в нашу с Зоей палату открылась, и ух ты! Вошел сам товарищ Берия, а с ним майор Трофимов с каким-то тюком и старший майор Судоплатов. Где-то сзади маячил лечащий врач. Зоя, судя по ее виду, слегка выпала в осадок.

– Здравствуйте, товарищ Рыбкина, – начал с Зои товарищ Берия. Потом повернулся ко мне: – Здравствуйте, товарищ Северова.

– Здравия желаю, товарищ народный комиссар.

– Как идет процесс вашего выздоровления?

– Доктор говорит, что рана уже почти зажила. Только с ребром пока еще проблемы. Но работать уже потихоньку могу.

– Нет, потихоньку не годится. Вы, товарищ Северова, лучше как следует полечитесь, а потом уже в полном здравии включитесь в работу. Но об этом мы поговорим в следующий раз, а пока для ускорения процесса выздоровления я принес вам хорошие новости. Тут у меня есть несколько указов, которые я хочу прочитать.

И Берия стал их зачитывать. Мамочки мои! Это были указы о награждении. Меня наградили медалью «За отвагу». Ну, это еще Жуков обещал. А вот медаль «За боевые заслуги» и целых два ордена Красной Звезды для меня стали полной неожиданностью. Оказалось, что одну Красную Звезду я получила за разведку, а вторую – за прорыв. «За боевые заслуги» отметили мои трофеи: мотоцикл и пулемет. На мой немедленный вопрос о командире нашей разведгруппы товарищ Берия повернулся к Трофимову, и тот сразу сказал, что старший лейтенант Скворцов тоже получил Красную Звезду, а все остальные разведчики – «За отвагу». Вот так. Жила себе тихо и спокойно, и вдруг раз – сразу четыре государственные награды. И отметить, пока болею, нельзя. Обидно. Товарищ Берия понял проблему и сказал, что после выздоровления я обязательно должна буду отметить награждение, потому что только к обмытым наградам идут следующие. Я торжественно пообещала это сделать и пригласить на процесс всех присутствующих, чем вызвала дружный смех. Майор Трофимов распаковал тюк, в котором оказалась новенькая форма, к которой товарищ Берия лично прикрепил все награды. Оказывается, их расположение на форме жестко регламентировано. И следующие награды нужно будет размещать согласно инструкции. Еще Трофимов вручил мне новенькое командирское удостоверение вместо, как он сказал, пришедшего в негодность старого. Потом, еще раз пожелав нам скорейшего выздоровления, визитеры направились на выход. Тут я попросила товарища Берию задержаться. Он несколько удивился, но подошел ко мне. Остальные присутствующие все поняли и оставили нас одних.

Глава 14

Товарищ Берия. У меня к вам большая просьба. Нужна ваша помощь.

– Слушаю вас, товарищ Северова.

– Я здорово застряла в госпитале с этим поврежденным ребром. И это мне очень не нравится.

– Так чем же я могу тут помочь? Это все к врачам.

– Можете помочь именно вы. Есть одно средство, которое эффективно при подобных травмах. Это средство называется мумие. Наши врачи о нем пока не знают. Кажется, его еще называют горный воск или каменная смола. Его находят на Тибете, хорошо знают в Монголии, в Индии. О нем писал в своих трактатах известный восточный врач Авиценна. Вот если бы по линии нашего наркомата удалось добыть мумие, то процесс выздоровления можно было бы ускорить. На вид оно как черная смола с небольшим запахом нефти. Я понимаю, что ради меня в Тибет экспедицию не отправят, но, может быть, у наших спецов по Востоку есть контакты, каналы. Я знаю примерную дозировку. Лично мне для полного цикла лечения хватило бы од-ного-двух граммов.

Товарищ Берия задумался.

– Знаете, товарищ Северова, я про это лекарство впервые слышу. Но если это такое хорошее средство, как вы говорите, то возможно, что и экспедицию отправим. Не у одной у вас перелом. Такое лекарство может помочь раненым. Я поговорю с нашими специалистами по Востоку.

– Спасибо, товарищ Берия.

– Еще раз до свидания, и желаю быстрее выздороветь.

Товарищ Берия быстрым шагом вышел из палаты, и в нее вошла Зоя.

– Так ты, оказывается, порученец не товарища Жукова, а товарища Берии. И вдобавок уже успела как следует повоевать. Ну-ка рассказывай, подруга, за какие такие подвиги тебе сразу столько наград навешали.

– Если коротко, то, как звучало в указах, за выполнение с риском для жизни приказов командиров. А на самом деле скорее за невыполнение некоторых приказов. Я к товарищу Жукову была прикомандирована перед самым началом войны. И он требовал, чтобы я никуда не вмешивалась. Но в процессе поездок с его приказами и поручениями по армиям и дивизиям нашего Западного особого военного округа я то и дело попадала в разные переделки. А в последний раз вообще оказалась в окружении вместе с 3-й армией. Вот при выходе из окружения и получила это чертово ранение.

Так как короткий рассказ Зою не устроил, то пришлось перейти к деталям. Зоя все выслушала очень внимательно, причем по ходу задала несколько точных профессиональных вопросов. Я не удержалась и рассказала ей даже историю с биноклями. В конце концов, имею я право немного похвастаться. Когда я закончила свой рассказ, Зоя некоторое время помолчала, наверное, все обдумывала, а потом заговорила:

– Да, серьезные у тебя дела. Наше руководство так просто наградами не разбрасывается. Теперь понятно, почему тебе в двадцать лет уже лейтенанта ГБ дали. А не хочешь ли к нам перебраться? Думаю, что по складу характера тебе у нас самое место.

– А чем занимается ваш отдел?

– Ну, об этом поговорим попозже, – уклонилась от ответа Зоя. – Когда окончательно поправишься. А пока давай лечись.

Еще пара дней прошла, если можно так сказать, в спокойном режиме. Мы с Зоей продолжали гулять, и я заметила, что она потихоньку пытается понять, что я знаю и что умею. Может быть, при этом старалась оценить, не преувеличила ли я свои «подвиги». Или оценивала мою пригодность для работы в их с Судоплатовым отделе. Никаких прямых вопросов, так все как-то боком, вскользь. То спросит, на какие дистанции я могу стрелять из СВТ-40, то – какие пистолеты предпочитаю и почему. Иногда называла какие-то имена и фамилии и ждала, как я на них прореагирую. А я никак не реагировала, поскольку все это были незнакомые для меня люди. Только когда она упомянула Старинова, я сказала, что встречалась с ним на одной выставке. Дополнительных вопросов по Старинову не последовало. Но другой вопрос поставил меня в тупик. Зоя спросила, какого я мнения о борьбе джиу-джитсу. Тут я сначала растерялась, потому что про джиу-джитсу, конечно, знала, но только название и то, что до войны в СССР она пользовалась определенной известностью. Сказать, что не знаю, нельзя, так как некоторые приемы карате близки по исполнению к джиу-джитсу. Сказать, что знаю, тоже стремно. Вдруг попробует уточнить названия приемов, а я тут ноль. Извернулась, сказав, что о джиу-джитсу только слышала, а сама занималась борьбой самбо. Вроде прокатило.

На следующий день Зоя выписалась. Когда она надела форму, я с удивлением увидела, что лежала в одной палате с майором НКВД. Ничего себе! Вот никогда бы не подумала, что лежала с командиром ГБ такого высокого ранга, такого же, как у Григорьева. Но попрощались мы дружески. Зоя чмокнула меня в щеку и шепнула на прощание, что мы обязательно скоро встретимся. Я на это ничего не сказала, так как мое будущее пока представлялось туманным. После обеда ко мне пришли сразу два гостя. Одного я встретила радостно, потому что это был майор Трофимов, а вот пришедший с ним дедок с парусиновым портфелем меня удивил. Несмотря на жаркий июльский день, он был в шерстяном костюме и на голове носил тюбетейку, которая к такому костюму была как-то не того. Впрочем, этого дедка такие мелочи, как мне показалось, не беспокоили.

– Вот, товарищ Северова, привел к вам гостя, у которого кое-что для вас есть.

При этих словах дедок засуетился, открыл портфель и вытащил оттуда какой-то комок размером с мячик для большого тенниса, завернутый в газету. Он быстро развернул и расправил газету, аккуратно сложил и спрятал в портфель. Теперь у него в руке был комок поменьше, и завернут он был в кальку. Этот комок в кальке дедок протянул мне.

– Посмотрите, пожалуйста, товарищ Северова. Можете определить, что это такое?

Я, уже догадываясь, дрожащими руками схватила увесистый комок и попыталась его развернуть. Не тут-то было. Калька плотно налипла на содержимое. С огромным трудом я отделила уголок кальки и пальцем слегка потыкала в комок. Тут же почувствовала характерный запах. Оно самое!

– Ой, так это же мумие! И как его много! Наверное, граммов триста, если не пятьсот!

– Четыреста двадцать граммов, если нужна точная цифра. Значит, вы действительно знаете про мумие. Хотя во многих трактатах оно называется «браг-шун» [17]17
  В тибетской литературе мумиё известно под названием «браг-шун». Слово «браг-шун» происходит от «браг» – скала и «шун» – плавка, натечка (буквально «скальный натечник»).


[Закрыть]
. Вот, товарищ Трофимов, теперь вы получили доказательство моей правоты. – Это дедок уже обратился к Трофимову.

– Положим, я получил только некоторые слова, которые можно трактовать в вашу пользу, – ответил Трофимов. – А окончательно ваша правота будет подтверждена, если этот наш товарищ быстрее выздоровеет.

При этом разговоре я переводила взгляд с одного на другого, совершенно не понимая, о чем это они говорят. Трофимов это заметил и сказал:

– Товарищ Северова, мне сейчас нужно возвращаться на работу, а вы послушайте историю профессора Андровского. Она довольно интересна.

Майор улизнул, а я уставилась на профессора. Он, как мне показалось, был очень доволен ситуацией и, усевшись за стол, начал рассказ. Всю историю приводить не буду, так как рассказывал он ее довольно долго и с некоторыми повторами, но суть сводилась к следующему. Во время экспедиции на Тибет (все-таки Тибет!), организованной, между прочим, НКВД, он в горах сломал ногу. Перелом был тяжелый, профессор стал практически нетранспортабелен, а сроки сильно поджимали. И коллеги оставили его в горах на попечение местных монахов. Вот тут он и столкнулся с мумие. За месяц монахи поставили его на ноги, причем вылечили настолько качественно, что в Москве врачи по снимкам не могли поверить, что перелом был действительно сложным. На него стали смотреть с подозрением, как на симулянта. А когда он только заикнулся о чудесном лекарстве, началось… Андровского арестовали, обвинив в религиозной пропаганде, в мистицизме и еще бог знает в чем. В квартире провели обыск. Спасло профессора только то, что оперативники, проводившие обыск, мумие не нашли. Точнее, они его нашли, но поверили словам Андровского, что этот комок – просто один из образцов горных пород, каковых образцов самого разного вида в квартире было великое множество. Откуда оперативникам было знать, что этот вроде бы обычный камень и есть мумие. Тем не менее профессора посадили, и год он просидел. Потом без всяких объяснений его выпустили. Он попытался снова рассказать о мумие. Его вызвали в НКВД и мягко так объяснили, что камера за ним пока зарезервирована, так что во избежание… Профессор понял и заткнулся.

Но вот вчера вдруг к нему пришел товарищ майор и заговорил о мумие. Профессор было решил, что камера по нему соскучилась, но выяснилось, что начальство откуда-то узнало про мумие и это мумие нужно для лечения ценного сотрудника, то есть меня. Профессор так возрадовался, что притащил мне примерно половину всего запаса. Правда, при последних словах он как-то смущенно моргнул, и я подумала, что половиной тут и не пахнет. Наверняка не больше трети, но мне и этого более чем достаточно.

– Вы знаете, товарищ Северова, как его применять?

– Да, профессор, не беспокойтесь. И мне столько не нужно. Давайте отрежем небольшой кусочек, а остальное пусть будет у вас для других подобных случаев.

– Хм, кажется, вы действительно знаете дозировки. Тогда подождите. Не будем портить это кусок.

Профессор выхватил у меня мумие, снова завернул его в газету и спрятал в портфель. Я удивленно на него уставилась, а он тем временем пошарил в портфеле и вытащил из него другой комок, намного меньших размеров. Вот этот комок как раз мне и был нужен. Хитрый профессор – решил проверить меня. Но кажется, я испытание прошла. Напоследок профессор, заметив бинты, сказал, что мумие можно применять и как антисептик. Что раны с ним тоже быстрее заживают.

Поблагодарив профессора и взяв его координаты, я с ним распрощалась и пошла к врачу. Там, несмотря на некоторое сопротивление с его стороны, договорилась, что буду принимать свое лекарство, а он – ежедневно оценивать результаты. После этого, довольная, я вернулась в палату. Одной там стало скучно, поэтому легла и уснула.

Вечером я не удержалась и решила примерить форму с наградами. Нужно же посмотреть, как в ней выгляжу. К сожалению, опыт не удался. Несмотря на всю мою осторожность и плавность движений, боль в ребре была слишком сильной. Поэтому гимнастерку я натянуть не сумела. Придется ждать. А пока я просто разложила форму на свободной койке и представила, как она будет на мне смотреться и как элегантно будут покачиваться медали при ходьбе, привлекая внимание еще и к неподвижно закрепленным Красным Звездам. Даже зажмурилась, чтобы лучше представить. Потом вспомнила, что за ранения выдавались какие-то нашивки, причем различались легкие и тяжелые ранения. Интересно, а какую дадут мне? Наверное, все-таки за тяжелое. Как-никак ранение в грудь. Тут спохватилась: а может, нашивки еще не ввели, как и погоны, которые, если не ошибаюсь, появились в армии только после Сталинграда. И у кого спросить? В Москве только два человека знают мою биографию, но этот вопрос задавать им неудобно, потому что это товарищ Сталин и товарищ Берия. Можно было бы спросить Васю, только где он там? Тут я сообразила, что за последними событиями, связанными с окружением, боями и ранением, совсем забыла о супруге. А ведь он сейчас в тылу у немцев. Тоже как бы в окружении, только никаких прорывов они с Ипполитовым не организуют, а, наоборот, стараются подольше в тылу продержаться.

Тут уже стало не до разложенной формы, и я задумалась над тем, у кого можно навести справки о старшем лейтенанте НКГБ Северове? Вот дура! Я забыла спросить о нем у Берии, когда тот приехал ко мне в госпиталь. Он наверняка приказал бы Трофимову навести справки. А позвоню-ка я сама товарищу Трофимову прямо сейчас и озадачу. Вот только где здесь телефон? Поздно я спохватилась. В это время работают только телефон главврача и телефон приемного покоя. Понятно, что оба эти телефона для меня недоступны. Они предназначены для серьезных и срочных дел. А телефоном для обычных звонков можно будет воспользоваться только после завтрака. Придется терпеть. От нечего делать пошла гулять по госпиталю. Я уже поняла, что этот госпиталь не для рядовых сотрудников НКВД. Небольшие палаты: максимум на трех человек, но чаще на одного или двоих. Ковры, хорошая мебель. Для тех, кому позволяет здоровье, блюда можно заказывать, причем меню достаточно обширное. Персонал вежливый, но, как я заметила, непреклонный. Майор ты или целый комиссар ГБ, а в госпитале изволь слушаться. Вчера вон видела, как одна медсестра что-то выговаривала пожилому мужику, и тот все просил извинения и обещал, что больше не повторится. Раненых, как я, почти нет. Все больше больных, как это говорится, с внутренними болезнями. Или вот, как Зоя, с аппендицитом или с травмами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю