Текст книги "Битва за Кремль"

Автор книги: Михаил Логинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 2

Все началось с того, что Юля Митрошкина решила спасти своего брата. Брат Димка спасал ее в детстве от злых собак и маминого ремня, однажды спас в карьере, когда купались и Юльку чуть не затянуло в омут. В восьмом классе (сам Димка уже два года как кончил школу), отбил у кузнецовской шпаны считавшей, что своих девок ватагой жарить западло, а вот поселковых…

Потом Димка ушел в армию. Когда срок службы подходил к концу, он выяснил, что ни в райцентре Ефимовский, ни в соседнем селе Кузнецово для него нет работы. Остался еще на два года «контрабасом». Потом разорвал контракт – говорил, платили мало, и вернулся на безработную малую родину.

За это время сестра Юля замуж не вышла, зато выучилась на бухгалтера, нашла работу в собесе. Для района с тридцатипроцентной скрытой безработицей – подвиг.

Она надеялась, что Димка в армии не запил, и надежда оправдалась. Но уже в первую неделю выяснилось, что лучше бы пил. Оказалось, брата поперли из «контрабасов» за то, что он подсел на «говно». Или, приличнее выражаясь, на «герыч». Или, совсем культурно выражаясь, на героин. Не важно, как сказать. Главное, Димка стал завсегдатаем Колонты.

Колонта – поселковый квартал, где когда-то давным-давно располагался заброшенный ДК им. Коллонтай. Квартал этот был одной из загадок… нет, даже не поселка Ефимовский с соседствующим селом Кузнецово, но и всей современной России. Работы нет, зарплат почти нет, поступают лишь пенсии и пособия от федеральных и областных щедрот. А вот на пять магазинов, семь ночных пьяных углов и на проклятый «герыч» деньги находились всегда.

Возьмем Диму. Он отнес в Колонту свое армейское выходное пособие. Затем выпросил тысячу рублей у мамы. Затем взял деньги у сестры, до первой зарплаты. Затем продал часы и мотоцикл. Затем провел грамотный обыск квартиры и нашел мамину заначку – на гипотетический черный день.

Мама опустила руки. Юля решила не сдаваться. Наркологический кабинет райцентра работал с населением на уровне брошюр «СПИД не спит», она даже и обращаться туда не стала. Вместо этого сразу съездила в Зимовец – слышала три достоверные истории от подруг. Наркоманов в «Надежду» брали неохотно, но она уговорила директора центра, узнала финансовые условия, ну и все прочее.

Вернулась в родной поселок. Димка пребывал в периоде убывающего прихода и начинающейся ломки. Выслушал сестру, согласился поехать за двести километров и подлечиться.

Обрадованная Юля забежала на работу, объяснила, что еще на два дня покинет родной город. Взяла два билета на автостанции на завтрашний утренний рейс. Пришла домой. Заплаканная мама (а ведь вроде разучилась!) сказала, что она чуть не разминулась с братом. Тот решил «встряхнуться напоследок», совершил еще один блиц-обыск, нашел последнюю материнскую заначку, на похороны, и с веселым присловьем «Ты сто лет еще проживешь, когда вылечусь – отдам» направился в Колонту. Юля помчалась следом.

Героиновое обслуживание поселка осуществляла Семейка, давным-давно отбившаяся от большой орды. Семейка была многочисленной, со всеми возрастными группами, ответственными как за передачу трудовых навыков, так и за сохранение традиции. Дедушка и Бабушка, Папаша, Мамаша и трое сыновей: Брат, Братик и Братишка.

Когда ДК еще устраивал дискотеки, они продавали возле него маковую соломку. Когда опустел – ждали клиентов здесь же. Торговали в заброшенном до мишке по соседству или прямо на улице. Туда иногда приходила Мамаша, иногда Папаша или Братишка, Корпулентные Брат и Братик всегда были готовы разрешить конфликт… и не обязательно голыми руками Дедушка следил за соблюдением патриархально-родовых традиций, а Бабушка была готова, если уж совсем прижмет, запрятать «герыч» под подол.

Впрочем, такая радикальная мера никогда не применялась. За двадцать лет наркоманской славы Колонты милиция посещала особняк Семейки лишь три раза. Скорее всего, сама же Семейка ее и вызывала: пусть запишут в протокол, что по многочисленным просьбам трудящихся обыск провели и ничего-ничегошеньки не обнаружили.

Потому Юля так и спешила в Колонту, стремясь догнать брата. О том, чтобы позвонить в милицию, она думала не больше, чем о визите Президента, который якобы должен завтра прибыть в их область.

Почти успела… или не успела. Прямо у покосившегося забора в лучах заходящего мартовского солнышка завершалась торговая операция. Димка уже получил пакетик с несколькими дозами и пялился на него, а Мамаша, бывшая сегодня на торговле одна, разглядывала смятые тысячи, неведомо сколько лет пролежавшие среди кухонных круп.

Юлю она увидела краем глаза, приняла за новую клиентку и отвлекаться не стала. Потому очень удивилась, когда деньги были вырваны у нее из руки.

– Отдай ей дурь! – скомандовала Юля брату, и так как тот, обалдевший не меньше Мамаши, не торопился, сама дернула за пакетик.

Пакет был дрянной, как и содержимое, потому часть «герыча» сыпанулась в подмороженную грязь.

Это вывело Мамашу из ступора.

– Ах ты, воровка! Давай деньги!

– Иди в милицию, пиши заявление о краже, – более-менее спокойно ответила Юля.

Сунула пакет Мамаше, подхватила Димку и потащила по улице.

Мамаша взвизгнула, уцепилась за рукав Юлиной куртки. Та ее отпихнула.

При другом раскладе она могла бы с тем же успехом столкнуть и покатить рейсовый автобус. Но вечер был ясный и морозный, потому Мамаша просто поскользнулась и рухнула, ругаясь минимум на двух языках.

Юля, тоже ругаясь, тащила Димку по улице. Мамаша, не без труда поднявшись, тыкала испачканными пальцами в кнопки мобилы.

Они уже дошли до неофициальной границы Колонты – начала улицы Победы, когда их догнал огромный черный внедорожник и из него вылетел дежурный боевой отряд: Братик и Братишка.

– У нее деньги! – визжала с заднего сиденья Мамаша.

Братик оттолкнул Димку коротким, ходовым ударом, схватил Юлю за руки. Братишка крикнул Юльке: «Что, сука, воровать будешь?!» – дал две хлесткие пощечины и начал обыскивать.

– Люди! На помощь! Звоните в милицию! – крикнула Юля.

В закатный вечерний час какой-то народ на улице был, но предпочитал лишь смотреть на происшествие. Причем те, кто оказался поблизости, поспешили отойти. Вызывать милицию никому и в голову не пришло, отвыкли от такого взаимодействия с этой госструктурой. И все равно Братишка на всякий случай еще дважды ударил Юлю, уже кулаком по голове – она обмякла на руках у Братика.

Дима наконец-то понял, что происходит. Минуту назад он бранил сестру, но, увидев, что Юля лежит на асфальте и ее начали топтать, вернулся душой в детство, заодно вспомнив подростковые и армейские драки. Он взревел и внезапным ударом нокаутировал Братишку, не ожидавшего такой прыти от конченого наркомана.

Братишка свалился рядом с Юлей, Дима начал беспощадный махач с Братиком. Тот был покрупнее и покрепче, но наркотическая анестезия дала Димке определенные шансы.

Братишка наконец-то встал и начал присматриваться, с какой стороны присоединиться к драке.

– Что смотришь? Брата убивают! – крикнула Мамаша.

Братишка выхватил выкидуху и пырнул Диму в бок. Потом еще раз. Димка свалился рядом с сестрой.

К тому моменту зрителей на улице накопилось уже немало. Щелкали фотокамеры мобильников – они, как и наркотики, есть в самых нищих городах. Потому Братик и Братишка заскочили в машину и рванули в родной квартал…

Через час одна из двух, все еще ездящих в районе «скорых» доставила Диму и Юлю в районную больницу. Медперсонал оказал посильную помощь, заодно гадая, выживет ли парень. Менты составили протокол, включавший универсальную формулировку «в результате конфликта с неизвестными гражданами…» А зрители уличной драмы делились историей со знакомыми…

* * *

С детства Татьяна опасалась новых коллективов. Как раньше не любила новые детские садики и переезды из школы в школу, так потом – вхождение в новые сообщества и группы. Что это было, интровертность, лишь отчасти побежденная журналистикой или обычная лень (нежелание запоминать новые имена, уставы чужого монастыря и выстраивать новые связи) – не знала. Однако вхождение в журналистское сообщество, неофициально называемое «кремлевский пул», прошло гладко, без какого бы то ни было психологического напряга. Треть журналистов оказались коллегами по прежним редакциям, треть – знакомыми по тусовкам, а треть – знакомыми общих знакомых.

Заодно Татьяна поняла, что освещать президентские визиты – дело ответственное, но привычное.

Да, вокруг ошивается немало протокольных и еще больше непротокольных лиц. Но Таня видела и губернаторов, окруженных в поездках не менее разноформатной обслугой, а иногда и совсем уж непонятной шушерой. Да, ребята из ФСО докучливы и серьезны, особливо насчет прежде незнакомых лиц. Но Татьяна видала магнатов, подходивших к охране своей тушки со столь же свирепой серьезностью. К примеру, секьюры владельца концерна «Гермес-Меркурий» Андроникова проверяли во время пресс-конференций даже дамские сумочки. Причем трижды. Будто киллерша, проникшая на мероприятие под прикрытием журналистского удостоверения, могла собрать гранатомет из тюбиков с помадой.

Что же касается фильтрации вопросов, так это везде. Иногда грубо, иногда изящными намеками. Спросишь о чем-то нежелательном – и тебе или не ответят, или замнут твой ответ. Но в следующий раз спросить не позволят. А если после этого тебе повезет, и ты все же останешься в пуле, то довольствоваться придется, увы, немногим: разве только гаданием по губам Президента-Премьера, что же было у него на уме.

Потому пребывание в кремлевском пуле давал лишь мелкую гордыньку, вот, мол, в каких сферах вращаюсь. А в самой работе ничего привлекательного нет. Львиная доля времени высокопоставленного журналиста проходит либо в самолете, либо в помещении, где положено париться журналюгам, пока их не допустили к высокопоставленному телу… Впрочем, спецназу ФСО, сопровождающему каждую поездку лидера государства, приходится париться в спецтранспорте еще больше. Так что журналюгам вроде как обижаться нечего.

Сегодня в очередном нудном ожидании очередного допуска к высшему телу журналисты убивали время обычным способом, то бишь травили байки и сплетничали. Как отметила Татьяна, определенная эксклюзивность в этих сплетнях наличествовала: попадалась такая информашка, на какую она не натыкалась даже в блогах самых завзятых интернет-мудрецов.

– Чушь какая-то, – говорил представитель «Российской газеты» Вадим Пряников. – Даже если этот дебильный проект и разработан, он не пройдет ни один думский комитет и останется в архиве парламентского юмора.

– А потом будет вынут из архива и принят сразу в трех чтениях, – ехидно возразил представитель газеты «Негоциантъ» Андрей Тележкин. – Хочешь пари, что осенью так и будет?

Пряников спорить не стал. Таня спросила Тележкина: о каком законопроекте речь? Оказалось, после недавних антиалкогольных правительственных новаций водочные заводы потеряли в доходах – бессовестное население наладило выпуск самогона, производители и выступили с идеей 50-процентного акциза на сахар – основное самогонное сырье. Татьяна решила: прав Пряников, такую дурную меру правительство никогда не предложит.

Затем разговор перескочил на новую тему. Среди лиц, сопровождающих Президента, ветераны пула приметили непривычное лицо – Андрея Твердиева, председателя информационно-издательского совета при Патриархии. Редкий случай, когда мирянин занимает столь серьезный церковный пост. Твердиев был непривычен лишь как сопровождающий Президента, журналисты же его знали давно, отчасти как собрата по перу. Потому он и тусовался не столько с чиновниками, сколько с недавними коллегами.

Кто-то из журналистов заметил, что Президент вдвойне залез на поле партнера по тандему: заинтересовался газопроводом и взял в поездку значительное лицо из Патриархии. Как на это отреагирует Премьер, можно было только гадать, чем журналисты и занимались. На это оставалось примерно полчаса – до начала официальной программы.

* * *

Газопровод числился в программе пребывания Президента под номером два. Сначала – встреча с губернатором и презентация областных достижений.

Таня уже знала, что первая часть программы серьезно сокращена. Поговаривали едва ли не в открытую – губернатор доживает последние месяцы, и в Кремле застопорились с отставкой лишь потому, что не согласовали с Премьером кандидатуру преемника. Вот Президент и не захотел корчить Грозного Царя – приехал к опальному боярину пировать, а в сенях уже топор вострят и колоду катят.

На лицах губернаторской обслуги легко читалась тревожная печаль и тающая надежда: пусть высокий гость хоть словечком намекнет на переправу, где коней не меняют, на борозду, которую старый конь не портит. Или просто, без лошадиных сравнений, даст какой-то шанс действующему хозяину области.

Нет, ни намека. Холодные взгляды, улыбки в сторону и уверенная работа сотрудников службы протокола, не позволившая ни разу губернатору сфоткаться рядом с Президентом.

На Президента не подействовало перечисление губернатором социальных показателей. Районы тот перечислял скороговоркой: «сохранили рабочие места, держим безработицу под контролем…» И, как заметила Таня, пару раз добавлял: «а в Зимовецком районе за отчетный период безработицу удалось снизить на два процента… в Зимовецком районе задержку зарплаты трудящимся удалось искоренить…» Коллеги журналисты пропускали эту занудную трескотню мимо ушей, им было все равно – Ефимовский район или Зимовецкий.

В урезанную программу вошло посещение выставки сельскохозяйственных достижений области. Вот там-то и произошел инцидент. Как поняла даже новичок Татьяна, не подстроенный.

Среди прочих достижений присутствовал директор небольшой молочной фермы – бывший колхозный зоотехник, приватизировавший в середине 90-х остатки недорезанного стада и создавший более-менее работающее предприятие. Он смог вписаться в одну из госпрограмм и закупил в Дании несколько племенных буренок. Скрестил их с местным скотом и то ли мастерством, то ли чудом расплодил небольшое стадо, сочетающее европейскую удойность с русской терпеливостью – умением найти травку в конце апреля и начале октября.

Губернатор с воодушевлением трепал русско-датскую буренку по спине, будто он сам всего и добился. Журналисты фоткали коровку, посмеивались, вспоминали анекдот примерно восьмилетней давности. (Нынешний Премьер, тогдашний Президент, посетил молочную ферму за Уралом. А местная газета год спустя выдала репортаж с таким вот комплиментом: «До посещения Вов Вовыча буренка Настя была непокрытой нетелью, но после посещения Президентом коровника стала одной из лучших дойных коров хозяйства». Практически весь тираж скупили и уничтожили, редактора проводили на преждевременную пенсию, но история с непокрытой нетелью все же попала в неширокие массы.)

А потом стало не до шуток.

– Пожалуй, ваше хозяйство, Иван Николаевич, можно переименовать в «Молочнореченск», – с улыбкой заметил Президент.

– Так и будет, – без улыбки ответил пожилой директор. – Скоро начну молоко в речку выливать. У соседей, кстати, в Крутобережном, так и делают.

Президент заинтересовался: это мировой кризис виноват?

– Не только из-за кризиса, – ответил директор. – Еще этот норматив ввели. Как всегда, сначала ввели, потом подумали. Теперь почти все молоко идет как «молочный продукт», и приемщики цены снизили. Наш областной комбинат хотя бы дает девять рублей за литр. А эти московские товарищи, у которых на упаковках ушастая мышь, вообще берут по семь с полтиной. Не понимаю политику: не вступаем, а дотировать сельское хозяйство не хотим. Ладно, не давайте денег на дизтопливо – разворуют. Но хотя бы доплачивайте нам три за каждый литр молока. Иначе – перемрут такие чудики, как я. И будут эти мыши делать свои йогурты из американского порошка – своих коров не останется.

В трех шагах от диалога главы государства с главой коровника началась интенсивная пантомима. Губернаторские чиновники гримасами показывали президентским лицам: сделайте хоть что-нибудь, уберите от первого лица взбесившегося идиота. Президентская обслуга отвечала отрицательно-недоуменными гримасами: уже не можем, сейчас только сам Дмитрич может дать отмашку. Да и кто, кстати, допустил его сюда? Ваш косяк!

Анатолий Дмитриевич еще раз попытался перевести все в шутку, предложив новую национальную программу: каждому российскому школьнику в учебный день выдавать два стакана молока.

– А по какой цене закупать молоко в хозяйствах – решим, вас не обидим.

– И это молоко придется выливать, – ответил директор хозяйства. И, не дав Президенту удивиться, продолжил: – вам Олег Вячеславович показал график закрытия сельских школ, да вот хотя бы в моем районе?

Губернатор сотворил возмущенное выражение: вы бы еще спросили, есть ли у меня график введения эвтаназии в медучреждениях области?

– Тогда я покажу. – Директор достал бумажку (Таня разглядела, что это действительно таблица). – Вот смотрите, Крутобережская школа, восемь педагогов, младшему – сорок шесть лет, дальше по возрастающей. Школа поселка Октябрьский – шесть педагогов, самому молодому сорок четыре года. Сорокинская школа – семеро педагогов, младшему – пятьдесят. И за последние одиннадцать лет в школы не пришло на работу ни одного нового учителя. Сами подсчитаете, когда преподавать будут одни пенсионеры и когда они вымрут.

«Непросто теперь будет дедушке доить своих буренок», – шепнул кто-то из журналюг. «Дедушка старый, ему все равно», – напомнил известный стих-садюшку его коллега.

– Да, Олег Вячеславович, национальный проект «Образование» в области еще не заработал, – заметил Президент. – Но мы разработали программу грантов…

– Да не нужны эти национальные проекты! – резко перебил крестьянин. – Нормальное жилье нужно для молодых учителей и зарплата, чтобы получать не стыдно. Вы или платите, или заставляйте их работать на селе. А то будет позор. Сорокинскую школу еще при царе открыли, неужели при вас закроют?

Президент вздохнул и, вежливо согласившись с директором коровника, передал его двум помощникам – изучить график, записать цифры и населенные пункты. На губернатора бросил короткий взгляд-приказ: «Убейся апстенку!» Сам же быстро покинул выставку.

* * *

– Протокол официальной поездки, он как милицейский протокол – всегда переписать можно, – Рассказывал Тане фотокор Васильев, самый ветеранистый ветеран подобных поездок. – Президенту ведь не прикажешь. Вот, помню, лет шесть назад был случай в городе Кириллове – это у соседей, Вологодская область. Зашел Путин в магазинчик, в обычное сельпо. Ему глава района до этого говорил: мы всю свою пищевку сохранили, даже хладкомбинат, и у нас, мол, лучшее мороженое в области. Захотелось Путину мороженого – обычного пломбира в фольге.

И тут оказалось, у главы государства денег нет. Спросил свою свиту – тоже нет. Ни рубля, ни доллара.

– Этим детям хрущевской эпохи довелось жить при коммунизме, – ехидно заметил Тележников.

Вот именно. Только у охранника нашлось сто рублей. Продавщица дала мороженое на всю сумму – десять брикетов. Путин взял себе брикет, раздал свите – угощайтесь. Мне не досталось, ну я и не просил – еще запачкаю аппаратуру. Президент сел в свой броневик, его окружение тоже. Поехали к монастырю. Там от магазина – пешком пять минут. Приехали, стоит президентский автобус, и никто из него не выходит. Вокруг и районные власти столпились, и прочее окружение. Никто понять не может, в чем проблема. А все просто: нельзя же выйти на июльскую жару с недоеденным мороженым – сразу растечется. И в машине не оставишь – холодильник не предусмотрен. Так и доедали второпях. Кто-то даже ангину схватил.

Таня прислушивалась к Васильеву, а для себя уже сделала вывод: работа в пуле полна своих условностей. Байки о том, как охрана Президента (конечно же, не он сам) изляпалась мороженым, можно и знать, и рассказывать. Главное, фильтровать и понимать: есть происшествия, которые не следует выносить из поездок, как мороженое из автомобиля с кондиционером на июльскую жару.

В конце концов, Анатолий Дмитриевич честно играл роль главы государства. Значит, и ей полагается играть роль кремлевской журналистки. Раз уж вписалась…

* * *

Муж начальницы Юли Митрошкиной работал хирургом в районной больнице в ночную смену – потому-то Юля и Дима получили более-менее приличную помощь. Утром, придя со смены, он рассказал супруге о знакомых пациентах. Та, явившись в Собес, передала историю подчиненным, а те – приходящим пенсионеркам.

Информационная подпитка из Собеса стала изрядной бензиновой порцией к начинающемуся лесному пожару. Уже к полудню не только поселок Ефимовский, но и соседнее село Кузнецово знали, что вчера в Колонте наркобарыги зарезали девушку – не хотела давать и ее брата – заступился. Единственный пункт, в котором расходились жители поселка, – кто же был зарезанный парень, брат или миленок? В остальном же разногласий не было: убила Семейка в Колонте.

Все прочие новости этого дня, вроде той, что в ста километрах отсюда Президент страны посещает областной центр, а потом принимает построенный газопровод, остались без внимания. Жителей Ефимовского интересовала лишь Колонта.

К полудню мама с соседками, сослуживцы Юли и несколько школьных друзей Димы (завсегдатаев не Колонты, а пьяных углов) пришли к больнице. Их, конечно, не пропустили, мол, пациенты в реанимации. И это лишь усугубило подозрения. Поэтому три группы людей, не зная, что делать в больнице, интуитивно двинулась в сторону Колонты. Вестимо, с каждым пройденным кварталом толпа росла. Вестимо, женщин и старушек в передних рядах становилось все меньше, зато прибывало мужиков. Трезвых и похмельных, безработных и при работе, пожилых и пацанов. За полчаса изначальная группа в тридцать человек достигла трех сотен.

Толпа, не пройдя и половины пути, окончательно решила, как обойтись с наркобарыгами. «Передавить крыс поганых!», «Сжечь вместе со всей ихней дурью!», «С землей сровнять, навсегда вытравить!» С каждым шагом возмущенный народ окончательно утверждался в решимости исполнить все импровизированные угрозы.

На перекресток вылетел экипаж ДПС. Менты оценили ситуацию, даже толком не притормозив, – сразу врубили по газам и подальше, подальше. Толпа приветствовала бегство ментов азартным ревом: все разом вспомнили, что обижают народ не только наркобарыги.

Точные, а может, и слегка преувеличенные сведения о происходящем менты сразу передали в РОВД. И уже оттуда некий доброхот, отрабатывая периодическую прибавку к жалованью, позвонил обитателям Колонты, предупредил о надвигающейся грозе. Поэтому, когда толпа, уже человек в пятьсот, добралась до наркоточки, Семейка умчалась в свою загородную резиденцию. Толпа разнесла по трухлявым бревнышкам заброшенную халупу, нисколько этим не удовлетворившись.

Между тем кроме мафиозных информаторов нашлись и народные. Кто-то из ментов позвонил своему родственнику и объяснил, почему наркобарыги избежали расправы: «Власть, как всегда, покрыла».

Мгновенно адрес ненависти изменился. Толпа, обрастая сторонниками и зеваками, потянулась на центральную площадь райцентра, к зданию администрации. Выкрик «За все ответят!» стал новым лозунгом шествия.

Уроженцы обеих сторон Кавказского хребта вслед за Семейкой покидали город. Предусмотрительно: когда на пути оказалось кафе «Бюль-бюль», в нем разлетелись все стекла. Так же расправились и с парочкой других торговых точек, тоже принадлежавших российским и внешним южанам.

Внезапный и долгожданный, безадресный и зрячий, стихийный и осознанный, бессмысленный и беспощадный бунт райцентра Ефимовский наливался решимостью и мощью…