Текст книги "Облик Огня"

Автор книги: Михаил Липарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Михаил Липарк
Облик Огня

Предисловие

«Дорогой друг. Рукопись, что ты сейчас держишь в своих руках, является частью одной необъятной головоломки, истории и целой вселенной, которая, подобно вырванной из книги странице, скрывает за собой самые важные события, без которых было бы невозможно представить картину целиком, а наше существование таким, каким оно является сейчас. Кто я? Я никто. Зови меня чужеземец. Чужеземец, который объял необъятное в поисках истины, странствуя по свету и собирая по крупицам детали и факты произошедших событий. Твой покорный слуга преодолел бесчисленное количество верст в поисках людей, которые хотя бы отдаленно были причастны к случившемуся и могли что-то поведать. Я записывал каждый случайно произнесенный звук оных на бумагу, дабы ничего не упустить и постоянно прокручивал в своей голове те слова, которые звучали из их уст и навсегда лишили меня покоя. Случай или судьба заносили меня к тем самым местам на земле, на просторах которой все происходило и мне довелось узреть курганы, на которых плясали вороны, запечатлеть в памяти все цвета радуги, размазанные по небесам в некоем бесформенном отчаянии, вдыхать тяжелый воздух, наполненный серой и горячим песком. Черновики навсегда останутся черновиками, потому что мне не суждено сохранить работу всей моей жизни, если я буду таскать у себя на горбу кипы бумаг с заметками по этому поводу. По этой причине я принял решение, оставлять часть истории в том или ином месте, а когда люди поймут, насколько незаурядными, сверхъестественными и ошеломительными были события тех лет, то кого-нибудь обязательно тронет эта история, и он, несомненно, возложит на себя бремя подарить миру это чудо, собрав все части моих пристрастных записей воедино и придать их огласке».

Заметки чужеземца, найденные на Расколотых Островах вместе с частью карты Неймерии.

Пролог

В комнате было тихо и спокойно. Свечи, расставленные по разным углам комнаты, плакали восковыми слезами. Тусклый лунный свет пробирался в помещение, словно подглядывая за тенями, отплясывающими какой-то мистический танец.

Женщине, сидящей у кровати с большой книгой в руках, на вид было около сорока лет. Ее густые черные волосы, собранные на затылке в пучок, уже теряли свой здоровый вид, местами покрывая голову сединой.

– Когда герой нанес последний, решающий удар, голова короля упала на пол, закончив битву глухим звуком – череп ударился о мраморный пол, а плитка раскрасилась цветом алой зари, – читала вслух женщина. Ее лицо украшали ранние морщины, а пальцы, которыми она перевернула страницу, были покрыты несмываемой золой.

В кровати лежал маленький мальчик, сжимающий одеяло пальцами и усердно прижимающий его к подбородку.

Читая, женщина теребила уголок ветхой страницы.

– Когда принцесса вошла в зал, – ее мягкий материнский голос перебивал тишину и потрескивание в очаге, – она увидела своего возлюбленного, с мечом в руках, с лезвия которого стекали капли густой крови, оставляя мрачные пятна на спокойном мраморе. Девушка плакала, но не могла понять почему. Ее любимый убил ее отца, тем самым закончив страдания тысяч людей, но все же – это ее плоть и кровь была обезглавлена этой ночью. «Я плачу, потому что все кончилось! Не потому, что мой отец мертв! Он был тираном и убийцей, я не могу позволить себе печалиться о нем!» – убеждала она себя, не понимая, что именно наполняет ее грудь тоской. Отважный герой выпустил меч из рук. «Белая измена» упала, разнося стальное эхо по залу. Мы победили», – сказал он еле слышно, когда она утонула в его объятиях.

Мальчик с большими зелеными глазами, равнодушно хлопая ресницами, шмыгнул носом.

– Не интересно! – капризно отозвался он на паузу, которую сделала мать, чтобы глотнуть уже остывший чай. Чайные листья остались на стенках кружки, когда жидкость приняла прежнее положение.

Женщина ответила ему тонкой уставшей улыбкой.

– Матушка, я хочу другую историю! Правдивую! – мальчик жалостливо скривил лицо.

– Правдивую историю? – женщина положила свою руку на его запястье.

– Да! Правдивую! Во всех тех сказках, что ты читаешь мне, герои всегда побеждают, заводят себе жен, детей и живут долго и счастливо! Такого не бывает! – он шмыгнул носом и обиженно отвернулся к стене. – Все истории неправдивые. Не бывает приключений, которые происходят с ними! Не бывает красивых принцесс! Не бывает злых королей и волшебства! Все это выдумка!

– Почему ты так думаешь, родной? – она погладила его по длинным каштановым волосам.

– Потому что я вижу это своими глазами, – он повернул голову к матери. – Король сидит у себя в замке, его дочь ни капельки некрасивая – я видел ее в прошлом месяце на рынке. А все люди – наши соседи, дядя, отец и ты – каждый день занимаются одними и теми же делами, а вечером ложатся спать! И так каждый день!

За окном кто-то закашлялся, а потом наградил округу журчанием.

– В этих историях, – не успокаивался ребенок, – приключения происходят с героями друг за другом. Такого не бывает! Не бывает! Скучно и неправдоподобно!

– Ты прав, сынок, – женщина положила книгу на тумбочку страницами вниз, чтобы не потерять место, на котором она прекратила читать, – так и есть. Большинство людей живут обычной жизнью, и если что-то интересное происходит с ними, то чаще всего этот момент они вспоминают до конца своих дней при первом удобном случае, и, конечно, этой истории не хватит и на одну страницу в такой книге.

На улице грянул гром, мальчик обернулся, испуганно уставившись в небольшое окно.

– Тем, кого ты перечислил, никогда не стать героями романов, потому что они выбрали свой путь в жизни – спокойный и размеренный, но это не значит, что все люди выбирают эту дорогу. Иные – те, кого тебе еще не довелось встретить, потому что они от зари до зари заняты приключениями, выбирают то, что ты считаешь правдивой историей, и попадают в книги. Кто знает, что выберешь ты…

– А почему не бывает историй про обычных людей с одним приключением?

Женщина взяла сына за руку.

– Потому что история следит только за героями.

За окном пошел сильный дождь, ветер спрятался от него под крышей дома, где мать разговаривала со своим сыном, и игриво задул все свечи. Женщина закрыла ставни, зажгла одну свечу рядом с кроватью и продолжила читать.

Глава 1

День в столице королевства Дордония, Дастгарде, начинался не хуже и не лучше любых других дней в этом под завязку заселенном и пыльном городе. Засидевшиеся до утра в городских корчмах пьяницы встречали рассвет, нехотя волоча свои ноги по узким улочкам в стороны своих домов, проходя мимо бодрых горожан, каждый из которых уже занимался своим нелегким трудом. Кто-то усердно вычищал лошадиные стойла, а кто-то таскал ведра, наполненные до краев водой из ближайшего колодца, по пути расплескивая ее так, что каждый желающий легко мог отследить путь водоноса и посмотреть в глаза тому, кто зачем-то набирал полную тару, зная, что все-равно донесет только треть. Третьи сочли необходимым что-то непременно отремонтировать в столь ранний час и отстукивали молотком какой-то ломаный ритм, то и дело прерываясь на антракт для того, чтобы проверить качество своей работы. Были и четвертые, очередь которых была встать не стой ноги и браниться в столь ранний час из-за очередной неудачи на себя или на того, кто, по их мнению, был повинен в этой самой неудаче. Были и пятые, и шестые, и многие-многие другие, но все они, занимаясь каким-то полезным для себя делом, в общей картине зачастую лишь создавали утреннюю сумятицу.

Пятьдесят шестой день Расцветания оказался первым по-настоящему жарким днем в этом году. Хотя иные предсказывали, будто уже нынче море замерзнет, а оттаяв лишь спустя девятнадцать лет, обрушит сильные шторма и наводнения на всю Дордонию. Почти никто не верил в эти россказни, а те, кто верил, сегодня могли воочию убедиться в абсурдности и пустословии «иных». Воздух был раскален, духота заставляла горожан расстегивать последние пуговицы на туниках и рубахах, а других и вовсе нырять в Солнечное Море, не дожидаясь официального королевского разрешения на купание в естественных водоемах.

Всех жителей Дастгарда, которых обычно объединяло до неприличия мало общего, сегодня все же связывало кое-что: тысячи людей торопились скорее закончить свои дела, в этот раз не для того, чтобы весь остальной день отлынивать от работы, а для того, чтобы к полудню подоспеть на площадь, где должны были казнить вора и распутника, мошенника, своими деяниями признанного изменником государства, странника и медведя из бедняцкого квартала, Сарвиллом именуемого.

Каждый, от мала до велика, знал имя странника наизусть, устав от постоянных объявлений, которые выкрикивали в переулках начинающие герольды и обычные скучающие пьяницы, и барды – часто последние напоминали вторых и наоборот. Странниками же во всей Неймерии называли отнюдь не тех, чьи дела и убеждения постоянно тянули их на чужбину, а людей, рожденных с глазами разного цвета. Серый и зеленый, голубой и черный – какое бы сочетание цвета глаз ни проявилось у человека – это казалось странным для любого разумного существа, населяющего материк, будь то скупой гном, падший эльф, самый обычный человек или кровожадный гоблин. И, конечно же, все эти разумные существа сторонились странников так, как принято сторониться всего, что хоть на малую толику отличается от привычных стереотипов и несет в себе загадку, которые общество давным-давно обленилось разгадывать или, по крайней мере, доносить эту отгадку до обывателей.

В глубине Купеческого квартала, между храмом великой и щедрой Касандры и лавкой торговца тууринскими коврами стоял старый сиротский приют под покровительством того же храма, названного в честь Богини Плодородия, в котором маленькая Кристи лежала в кровати и изучала увесистую книгу.

Девочка все утро, то и дело, поднимала книгу все выше, пытаясь загородить глаза от навязчивого солнца, которое по своему существу, как и всегда сегодня восходило, заглядывая и согревая каждый темный уголок во всей Неймерии. Кристи была пострижена почти наголо и, если бы не ее синие как Солнечное Море глаза и не исключительно смазливые черты лица – ее легко можно было бы принять за мальчишку.

Сегодня она проснулась раньше обычного и уже успела выучить родословную Бивина Стонкина – первого императора Туурина, что являлось обязательным к изучению, как и все, что было описано в немногочисленных книгах, которые находились в распоряжении приюта с незапамятных времен и которые наизусть знал каждый воспитанник оного.

– Кристи, собирайся! – выкрикнула запыхавшаяся девчонка, только что вбежавшая в комнату, вырвав из утреннего полусна тех, кто еще спал.

– Тише, Мидэя! – ответила девочка, поднимаясь с кровати. – Куда собираться?

– Ты что, забыла? – Мидэя на секунду отвлеклась, достав из носа неприятную на вид массу, и пустила ее в сторону ёрзающего на одной из кроватей. – Сегодня будут казнить странника из Медвежьего квартала!

– Ну и что? – Кристи закрыла книгу, оставив указательный палец между страницами и села. Расправив плечи и выгнув занемевшую спину, девочка блаженно простонала.

– Как это ну и что? – Мидэя снова громко проскрипела детским ломающимся голоском, заставив какого-то соню показательно откашляться, и выпучила свои большие карие глаза. – Казнь говорю смотреть пойдем, дурочка! Видела когда-нибудь, как человека вешают?

– Нет, – задумалась Кристи. – А зачем на это смотреть?

– А затем, что если сегодня не посмотришь, то никогда больше и не получиться посмотреть! Вот тебе сейчас уже двенадцать лет, а ты еще никогда ничего подобного не видела. А в следующий раз, когда выпадет такая возможность, тебе будет уже… – Мидэя затупила взгляд на одной из своих рук, пытаясь на пяти пальцах пересчитать сколько подруге будет лет еще через двенадцать зим и после двух неудачных попыток – сдалась, – Тебе будет уже… больше! Поэтому ты вообще никогда можешь не увидеть, как… бээ! – она высунула язык, изобразив будто болтается в петле.

Удивительно, но аргумент Мидэи подействовал отменно.

– Тогда побежали! Мы еще успеем. – Кристи натянула на льняную рубаху не первой свежести мятые, вытащенные из-под подушки, штаны и, как две капли воды, стала походить на свою подругу.

Девочки выбежали из приюта и тут же наткнулись на совсем маленького мальчишку, играющего с деревянной палкой и видимо, воображающего себя дастгардским королевским паладином или странствующим Рыцарем Доблести из Тоддена.

– Тамин, давай с нами на площадь. Мы бежим смотреть казнь! – крикнула Кристи, пробегая рядом с мальчишкой, и игриво толкнула его в плечо. Мальчик отбросил деревяшку и помчался следом, отреагировав вовсе не на неимоверный интерес к казни, а на задиру, которая посмела толкнуть его – самого достойнейшего из достойнейших – и непременно должна была поплатиться за эту дерзость.

Купеческий квартал был вторым по величине кварталом после Медвежьего и предназначался для проживания, конечно же, совсем иных сословий нежели вышеупомянутый бедняцкий и насчитывал несколько тысяч голов аристократии. Старый обшарпанный приют Касандры посреди домов знатных дам и мужей был ничем иным, как доказательством самим себе того, что милосердие и сострадание все еще занимает свое место в их давно расчетливых и холодных сердцах.

С запада на высокий утес, на котором располагался Купеческий квартал, задувал влажный соленый морской воздух и разносился по Последнему Гарнизону и Портовому кварталу, что располагались с севера и юга, соответственно. И если второй квартал носил незатейливое название и доказывал свою примитивность высочайшим маяком у самого берега, то о том, чем отличается Последний Гарнизон от остальных районов, нездешним приходилось поломать голову. Но вся интрига рассеивалась, как и полагается любой интриге при малейшем более глубоком рассмотрении – от самого рассвета и до сумерек королевские военные легионы утаптывали здесь землю в постоянных репетициях походного шага, военных учениях и других не менее важных для армии дел. Казармы и все военные академии находились тоже здесь. Почти все.

Дальше на востоке, если миновать аллею Яблонь и Небесную аллею, пройти мимо Садов Знаний, где обеспеченное подрастающее поколение имело возможность получить образование сначала в местной начальной школе, а потом Высшей, можно было уткнуться в Небесный квартал – место, где размещались, обучались, тренировались и даже покоились самые достойные из королевских паладинов. Небесная академия выпускала не больше сотни воинов в год, прошедших все испытания и наученных бороться с любыми, даже самыми извращенными, проявлениями магии. Помимо всего прочего Дастгард не мог не похвастаться аллеей Ремесленников, где лучшие мастера демонстрировали и продавали свои вновь выкованные, слепленные или выструганные диковинки; Церемониальным кварталом с самой большой концентрацией священных мест на одну квадратную сажень – монастырей, храмов, обелисков и алтарей всех до единого посвященных Всемогущей Касандре; кварталом Нелюдей, где по понятным причинам приходилось уживаться бок о бок эльфам и гномам. К исторической части города относились разве что Руины Эльфов, которые ныне не пользовались популярностью и больше напоминали городскую кладовку, куда местные жители заходили только за тем, чтобы отрыть какую-нибудь внезапно понадобившуюся древность.

Но особого внимания в столице Дордонии заслуживал непременно Шаарвиль – замок, напоминавший крепость и наоборот. Место, где весь род, советники и приближённая стража нынешнего короля Рогара Вековечного коротали свои будни, прогуливаясь по Красному саду, плетя интриги и задумывая перевороты против власти оного, изредка принимая гостей – послов и претендентов на руку молодой принцессы Лианы. Сам замок с двух сторон омывался волнами Солнечного моря, а со стороны города был окружен широким рвом, до краев наполненным соленой водой из того же водоема. Помимо воды Шаарвиль был огорожен стеной из белого камня, высотой в три сажени что означало, что без приглашения попасть туда было просто невозможно.

Дети шли по Купеческому кварталу, тяжело дыша, изнемогая от душного воздуха, и шаркали дырявыми подошвами по вымощенному камню.

– Давайте в догонялки! – вдруг гаркнул Тамин, шлепнув ладонью Кристи по плечу, и рванул вперед, врезавшись в прохожего так, что тот рассыпал кучу монет и покрыл всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями сорванца, у которого пятки теперь засверкали еще пуще прежнего.

Спутницы Тамина звонко захохотали и побежали следом, ловко подобрав на ходу по упавшей монете, уже раздумывая, на что потратить неожиданную прибыль.

Вариантов было много, Купеческий квартал изобиловал различными лавками. Торговцы продавали оружие, доспехи, одежду; товары для дома: свечи, занавески, тумбы и табуреты; банные принадлежности: веники, мыло, рукавицы и ковши. Под навесами цирюльники и чистильщики обуви ждали своих клиентов, горланя о следующем посещении в подарок, но девочек больше интересовало что-нибудь съестное. Так в лавке с хлебом они оставили ситем Кристи в обмен на четыре горячих пирога с курятиной и отобедали прямо на бегу за Тамином, который до последнего думал, что они играют в догонялки, а не спешат на казнь.

Дети подоспели как раз вовремя, заключенного только что вывели на площадь.

Штормплац была стеснена другими районами Дастгарда в самый центр города, но от этого не становилась меньше, а скорее наоборот – представляла собой самую лакомую цель, если бы развернутая карта столицы Дордонии вдруг стала бы мишенью на ежегодном турнире стрелков.

Кристи забралась на невысокую статую в виде коня с растопыренными в разные стороны крыльями и поторопила друзей присоединиться к ней.

– Так ему и надо! – доносилось из толпы, расположенной так, чтобы она образовывала живой коридор. – Не жалейте камней! Пусть это будет уроком для остальных!

На площадь, словно нарочно выпустили самых кровожадных и бессердечных представителей столицы. Они, точно вурдалаки, потеряли голову лишь учуяв запах крови. Маленькая Кристи не могла понять, отчего люди так извращены, что устроили праздник из казни человека. Даже месть не может быть сладкой, если тебе приходиться наблюдать, как глаза умирающего человека наполняются тоской по угасающему для него миру, подумала она, не осознавая, что в глазах смертника она всего лишь часть той самой беснующейся толпы.

Девочка попыталась поудобнее устроиться на спине крылатого коня, обхватив его за могучую каменную шею, а Мидэя с Тамином уселись на крыльях выдуманного животного, игриво свесив ноги вниз. Кристи было приятно, что она нашла самые выигрышные места. Здесь легкий ветерок обдувал ее, успевшее запотеть, пока они бежали, лицо, чего были лишены люди там – внизу. Все утро девочку не покидало какое-то тревожное ощущение, которое постоянно погружало ее в мысли, посторонние от происходящего.

По освященной ярким солнцем центральной площади Дастгарда уже несколько минут городская стража вела высокого, обросшего молодого человека, по щетине которого было понятно, что несколько недель он просидел в городской тюрьме. Из одежды на нем были только испачканные невесть чем штаны, а железные браслеты ограничивали движения рук человека. Те, кто стоял ближе и имел возможность поймать взгляд странника, неловко отводили свои глаза, завидев голубой, как ясное чистое небо один глаз и янтарный, как жерло вулкана второй.

– Сарвилл! Сар…! – Из мыслей о своем Кристи выдернула бьющаяся в истерике престарелая женщина. Она пыталась прорваться меж королевских паладинов, которые стояли вплотную друг к другу, образовывая массивный железный забор, отгораживающий тропу к виселице от толпы.

Заключенный вырвался из рук потерявших бдительность стражников, уткнулся в панцирь одного из паладинов и тут же почувствовал острую боль чуть ниже колена.

– Бурлящая бездна! Уведите ее отсюда! – прорычал он, когда стражники вновь вцепились в руки странника, поднимая его с колен. Теперь их хватка была такой, какой принято цепляться, когда делаешь последний в жизни выдох. Каждое действие толпа сопровождала то подбадривающими криками, то разочарованными стенаниями. Двое из стражников, те, которые поддерживали порядок среди горожан, увели женщину прочь. Не для того, чтобы угодить приговоренному и исполнить его последнее желание, а для того, чтобы не портить остальным жителям города зрелище, которое бывало в Дастгарде реже ежегодного празднования Дня Петуха.

К смерти приговаривались только особо опасные преступники, признанные виновными всеми членами Совета Тринадцати. Если хоть кто-то из дюжины членов совета голосовал «против» – король, его правая рука – Хранитель Порядка, Хранитель Ситемов, Хранитель Легионов или избранный Хранитель любого квартала города – казни не было. Именно поэтому купцы и ремесленники, воры и бандиты, актеры и королевские шуты – все, кто хоть как-то рисковал оказаться в петле, наслышанные о местном вето на смертную казнь, съезжались в южное королевство отовсюду. Так, благодаря развитой торговле, высокому населению и переезду самых талантливых мастеров во владения Его Величества короля Рогара Вековечного стекалось несчитанное количество золота, которое также ловко отчеканивали в местные сетимы и ситемы все те же поселившиеся здесь лучшие мастера, а королевство считалось самым заселенным и экономически развитым на всем материке. В последний раз на очередном собрании Совета Тринадцати все знатные господа на вопрос Хранителя Порядка о проведении казни над Сарвиллом, странником из Медвежьего квартала, уверенно и равнодушно подняли пятерню на уровень своих глаз, чем заставили нечистых на руку жителей Дордонии на какое-то время залечь на дно.

Под аплодисменты местных жителей на эшафот поднялся Хранитель Порядка. Витиеватый вычурный костюм рыцаря сделал бы для всех из него мальчишку и заставил бы разразиться хохотом бесчисленную толпу, если бы каждый житель этого города не знал об истинной мужественности, жестокости и хладнокровии Дориана Орегха.

Недолго повозившись с кожаным свитком в руке, он побежал по пергаменту своим нахмуренным внимательным взглядом.

– Сарвилл Кхолд, странник из Дастгарда. Признан виновным в хищении имущества короля, незаконном проникновении на территорию замка Шаарвиль, освобождении из-под стражи принцессы Лианы и использовании ее магических способностей в своих корыстных целях. – Выкинул в толпу хранитель со своеобразной подачей, после которой сделал паузу, будто ожидал аплодисментов за своевременный, трогательный и правдивый тост на свадьбе. Так и не дождавшись оваций, он свернул пергамент и махнул рукой, давая стражникам понять, что наступило время виновника торжества.

Человека подвели к петле.

– Скажешь что-нибудь напоследок? – Дориан Орегх не смог сдержать паршивой ухмылки.

– К чему этот спектакль? – ответил медведь. – Могли бы просто положить мне двойную порцию тюремной жратвы.

Толпа зарычала, отреагировав на колкое заявление. Сарказм – качество, без которого ни один хорошо знающий странника человек не мог себе его представить. Сарвилл и сам никогда бы не подумал, что не сможет сдержаться в столь «ответственный» момент.

Тень, стоявшего позади храма, падала прямо на эшафот. Создавалось впечатление, что здание строилось специально на этом месте, чтобы полуденное солнце не мешало зрителям в первых рядах наблюдать за казнью.

Хранитель Порядка приказал палачу надеть обвиняемому петлю на шею – веревка, служившая проводником на тот свет, туго затянулась.

– До полудня осталась ровно минута, – заявил Дориан Орегх и бросил взгляд на смертника. Его бледно-серые глаза с презрением глядели на обвиняемого и, словно, шептали ему, что через минуту они получат неизгладимое удовольствие.

Стало так тихо, что младенец где-то в толпе испугался этого умиротворения и закапризничал. Мать быстро вынула грудь из платья и угомонила ребенка. Над площадью повисла оглушающая тишина. В голове Сарвилла, одно за другим, понеслись воспоминания.

Он видел, как рыбачит с отцом у реки. Всем телом ощущал прикосновение того влажного ветра, слышал журчание воды, щебет птиц из леса за спиной и совсем родной и незабытый голос отца.

– Сарвилл, ты опять все забыл! В этот момент надо подсекать, – поучал отец, выхватывая удочку, и небрежно, но ласково теребил каштановые волосы мальчишки, – давай я покажу тебе, как это правильно делать. Если мы вернемся домой, хотя бы без пары окуней, мама выгонит нас на улицу.

Перед глазами мелькнуло, как отец, уходя на охоту и, словно чувствуя, что больше не вернется, говорит мальчику слова, которые никогда не выйдут у него из головы.

– Помни, когда я ухожу из дома, ты защитник и глава семьи. Береги маму и Диодору, слышишь? Что мы сделаем с теми, кто посмеет обидеть наших девочек?

– Скормим рыбкам? – ответил Сарвилл, и родители зашлись хохотом.

В этот момент у любого другого смертника слезы бы подступили к глазам, но странник был другой. Он лишь смотрел прямо в гущу толпы, будто бы ее здесь и не было вовсе. Сплошная и непроглядная пустота. Теперь мать и сестра сами за себя. Я, как и ты, отец, ушел и не вернулся, подумал он.

Он вспоминал, как отчим не приходил домой, оставаясь в корчмах и борделях Медвежьего квартала до самого утра, и как он клялся, что будет совсем другим. Сарвилл снова переживал те моменты, когда грустила и ревела его мать, не имеющая представления, что отдать за еду, которой можно будет накормить детей завтра. Он вновь чувствовал тепло Лего – старого пса, который приходил каждую ночь к замерзшему мальчику, чтобы согреть его и быть согретым. В своих воспоминаниях Сарвилл заново впервые украл на одной ярмарке у купца с востока связку овощей и умело убегал от преследователей, забираясь на каменные здания и прыгая по крышам точно обезьяна, а изумленные прохожие ахали и хлопали. Тогда он потерял свой первый железный меч, собственноручно выкованный во времена работы подмастерьем у лучшего кузнеца Медвежьего квартала.

Но дольше всего, в ту – самую длительную минуту своей короткой жизни, он думал о Лиане. О том, как впервые увидел ее – перевозимую королевскими паладинами принцессу. Её взгляд. Её загадочный и полный магии взгляд. Её печаль. Из-за своих магических способностей и убеждений она постоянно под стражей. Король боится, что она нанесет непоправимый вред государству. Что она попытается изменить мир… «Как жаль, что мне не удалось освободить, спрятать ее».

Перед глазами пронёсся образ смертельно больной сестры, ради которой Сарвилл взял треклятые драгоценности из зала короля. «Надеюсь, теперь Диодора вылечится, и будет жить. Надеюсь, Лиана сможет когда-нибудь сбежать из замка и узнать, что такое свобода. Надеюсь… я не почувствую боли», – подумал он и закрыл глаза.

Кристи зажмурилась вместе со смертником, словно полагала, что это у нее из-под ног вот-вот уйдет земля.

Время не спешило. Оно медленно расползалось по площади. Неторопливые секунды извивались среди горожан, заставляя их затаивать дыхание. Любой зритель на Штормплац боялся спугнуть смерть или, еще хуже, привлечь ее внимание на себя.

Вдруг послышался такой звон, что голуби, облепившие все вокруг карнизы за неимением свободного места на привычных серых камнях внизу, сорвались с места, возбужденно затрепетав крыльями. На высокой башне, стоявшей в центре площади, гремел колокол. Люди отвлеклись от казни и стали оглядываться по сторонам, переговариваясь друг с другом и поднимая на Штормплац галдеж и суматоху.

Мало кто сейчас знал назначение звенящего колокола. Последнюю сотню лет башню реставрировали и теперь даже старики в первый раз за всю жизнь слышали этот звон, разносящийся на несколько верст вокруг – пронзающий, раздражительный и тревожный.

Светлый низкорослый парнишка из толпы вдруг начал вспоминать, как не мог уснуть на лекции в Высшей школе, где «бородавочник», так называли профессора истории Тувина Якина первокурсники, рассказывал что-то об истории этого колокола. «Иркарайцы… Набег… Война трех веков» – обрывки памяти врывались из закоулков прошлого в память настоящего.

– Началась война! – вспомнил диким криком первокурсник и бросился бежать наутек, по дороге выбросив охапку камней, набранных для того, чтобы как следует потренироваться в точности на смертнике, но не использованных по назначению из-за слишком большой дистанции между жертвой и собой.

– Война, война! – тут же подхватила толпа так, как обычно схватывает на лету плохие слова ребенок.

На площади воцарился хаос. Все тут же забыли о том, из-за чего собрались сегодня здесь и больше не смотрели в сторону эшафота. Кто-то бросился к своим домам прятать имущество или просто как можно лучше забаррикадироваться в четырех стенах на случай, если городские стены не сдержали атаку неведомого противника; кто-то в суете искал тех, с кем пришел сегодня на площадь, бранясь и проталкиваясь среди потерявших строй королевских паладинов, а кто-то вовсе остолбенел, пытаясь сначала понять, что происходит, и только потом начать повторять за первыми или за вторыми.

Кристи спрыгнула с каменного коня, увидела Мидэю, летящую с крыла статуи и побежала в сторону родного квартала, ловко скользя между ног стражников, паладинов и редких людей, все еще стоящих на месте и вообще не поддавшихся панике.

Дети из приюта совсем забыли про своего друга, который должен был бежать следом. Когда Кристи обернулась, то увидела, как мальчика сбивает с ног какой-то знатный господин. Люди, бегущие следом, не замечали ребенка. Мальчик не мог кричать, он лишь издал глухой звук и через мгновение после того, как в очередной раз, на его грудную клетку наступил какой-то здоровяк – он навсегда потерял сознание.

Чуть переведя дыхание, девочки осмотрелись. Тамин был не единственной жертвой давки – тут и там можно было разглядеть тела детей, женщин и даже мужчин.

– Кристи! Пора уходить! Мы уже не сможем ему помочь! – кричала более зрелая приютская девчонка и потянула за руку подружку, которая уже была готова разрыдаться.

Не до конца поверив своим глазам и постоянно оглядываясь в надежде увидеть бегущего следом друга, они покинули залитую кровью площадь.

Странник открыл глаза, вырванный из небытия истошным женским криком. Он увидел, как толпа несется прямо на женщину, которой было не суждено родить. Его взору открылась картина хаотичная и жуткая – некоторые горожане впадали в истерику, замечая на своем пути мертвые тела. Тех из них, чей шаг сбивался при виде этого ужаса, бегущие следом сбивали с ног, и многих настигала та же участь. На мгновение медведю показалось, что его уже повесили, и он попал прямиком в ад.