Текст книги "Вот это жизнь! (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Дмитрий и сам спуска не давал. Если огневому бою он практически учился прямо-таки в сражении, то рукопашному он сам мог научить. Что там учить, штык в ствол и вперед!

Когда один швед, здоровенный гвардеец, явно дразня, попытался ходить вблизи, то сын боярский, получив разрешение, нагло ему пересек путь.

Оружие у них было почти одинаковое – у шведа короткая пика, у русская разряженная фузея со штыком. Плюс ум каждого по клину, соответственно палаш и княжеская пика. Дрались они одинаково и оба были молоды и сильны. Но попаданец еще и служил в российской армии XXI века, что и послужило решающим фактом. Швед был убит, а русский лишь нетяжело ранен.

Вы спросите, а причем тут армия будущего и какой такой решающий факт, ведь в XXI веке холодного оружия не было?

А как тогда объяснить, что русский сын боярский с легкостью победил врага в поединке с колющим оружием, а потом и милосердно отрубил ему голову. Ведь в это время с примитивной медициной рана в живот с точностью со 100% означало мучительную смерть. А больше как еще объяснить, историческим образованием. Хм, может и уважительно к историческому образованию XXI века, но как-то нереально.

А по итогу поединка он вообще откаблучил. Тут уже сравнить и не по цивилизованному русскому XXIвека с высшим образованием, и даже полуграмотному сыну боярскому XVIII века, просто какой-то татарский варвар!

Победив и уже срубив голову своему врагу, которому уже все равно, он посмотрел на шведов. Те опять небрежно и как-то неспешно наступали. Переговоры перед этим замедлились – обе стороны желали слишком много. Ведь если шведы и считали себя победившими, то русские в большинстве побежденными.

И когда шведские цепи подождали поближе, то один из русских варваров (попаданец Саша) не нашел ничего лучшего, чем взять эту головы за волосы и швырнуть ее в наступающих. Голова имела эффект большого ядра, заставив шведов не только остановится, но и отступить.

А Дмитрий, неспешно собрав трофеи, вернулся обратно.

Видя такую решительность у русских, атакующие снова начали пересылки и переговоры. Все, как помнил историк XXI века Саша Семенов, а теперь будет испытывать сын боярский XVIII века Дмитрий Кистенев. Главное, стойко держаться гвардейцев. Их шведы опасаться тронуть, спокойно, хоть и тревожно дадут перейти по понтонному мосту на другой берег. А вот оставшихся после них на поле боя пограбят, а кого и в плен возьмут.

Что делать, русские солдаты пока еще не прославились рукопашными, но уже были известными кровавыми схватками с кочевниками. Их еще не боялись, а так, самую чуточку пугались.

К вечеру все постепенно стихло. Шведы вроде бы победили, отогнали русских варваров от Нарвы. Русские хотели больше уйти, чем продолжать. Их-то сюда, скорее, царь Петр тащил, чем они сами рвались.

Пользуясь тишиной, Дмитрий мягко отпросился у поручика на часок, мол жеребец отловил Бурка, который вздумал в обозе шалить и уже двоим обозникам надавал копытами и зубами синяков. Усовестил его кулаками, отдал обозной части на сохранение уже формально. Пусть вот пленный Курт последит за ним, все равно ему делать нечего. Тылы уходили первыми, их по возможности берегли. Ибо хотя в бою от них никакого толку, а вот после они нужны даже очень.

Потом стал в строй гвардейский на то место, которое уже считал своим. Как он узнал, попал он сразу во второй батальон, и назначение это было столь почетно, что поручик Комлев, который на свой страх и риск взял его во время боя, должен был еще доложиться полковому начальству и, главное, потом утвердить новичка у самого государя. Хорошо сидим, если рядовых в полку утверждает царь! Так и генералом себя почувствуешь. Генерал Кистенев, ха-ха!

Глава 11

К царю Петру или еще мин херцу, как он еще предлагал называть себя своим избранным (очень не многим среди поданных и чужеземцев), Дмитрий приехал совершенно неожиданно даже для себя любезного.

После скорого отступления, почти еще панического бегства, хотя для многих уже практически было таковым, так что почти вся артиллерия и часть обоза были брошены в руки шведов, а сам Дмитрий оказался при войске в конечном итоге только благодаря Бурке – жеребец стоически вез своего раненного хозяина при обозе гвардейского полка, с разрешения нового начальства преображенцев.

А потом сын боярский наивно решил, что при остановке полуразгромленного войска он может отдохнуть и восстановится. Ведь гвардию опасались тронуть даже шведы, а тем более свои же мародеры. Можно спокойно прилечь у костра, не боясь, что тебя могут запросто ограбить и прирезать как бы между прочим. И так тоже бывало и не только среди русских.

Ха, простодушный попаданец! Как говорится, если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах громадье. Ну, или просто покажи своим поведением богопомазанному избранному монарху, что ты можешь больше, чем делаешь. Они (российские цари или, позднее, императоры) это очень не любят и без промедления звезданут по башке и покажут, где быть и чем трудится.

А ведь он сам, дурачок, пушил павлиний хвост перед светлейшим царем. Пьяный, правда, был, но ведь кого это остановит? Вот и камрада Питера, ха-ха, совсем не тормознуло. Ранен, но ведь жив, пусть едет, шельма, расскажет, как видит от солдатских низов проигранное сражение!

И что местные командиры? Конечно же, сподобились, пинками стимулировали, мол, царь ждет, мигом лети на своем жеребце. Ранен? Так мы постараемся, гвардейские солдаты себя посадят в седло твоего коня и спроводят до его монаршего величества. А дальше ты уж, милый, сам. И что б излишне не врать и командиров своих не чернить, а то потом ведь все равно придется обратно к преображенцам ехать!

Вот ведь, какие смешные, не врать, но не чернить. Пусть, конечно, гвардия была хороша, но ведь сражение-то проиграли русские, а не шведы! И командир у преображенцев дался. А все времена главными виновниками у монархов были именно гонцы, как будто они были и полководцы и первые трусы.

С такими опасениями он и приехал в царскую ставку, что в Великом Новгороде. К счастью для него, царь почти все знал о несчастном для русского войска под Нарвой (сбродом оно как-то даже не называлось). И Петр действительно хотел правдивую картину без прикрас и вранья. Дмитрия он помнил, по пьяному делу, конечно, но все-таки, как человека смелого и правдивого. А то ведь по тем временам по харизме царя и слабости водки русские подданные и после несколько стаканов водки не решались рубить правду-матку.

По приезде в ставку его сразу повели к монарху. Тот работал в небольшой горнице, очень был занят, и поэтому очень не любил, когда его в чем-то придерживали. Робость и отчаяние после первых сообщений о поражении уже прошли. Царь был активен, оптимистичен и дерзко смотрел в будущее.

– Хороший ты парень, боярский сын Дмитрий, не только голова на плечах есть, но и труса не празднуешь. Камрады мои из Преображенского полка хорошо о тебе отзываются – и в штыковой не сробел, заколол здоровенного пикинера, и стреляешь замечательно, – доброжелательно сказал монарх. Самолично набулькал ему в оловянный стаканчик гданьской водки – его любимого напитка, велел: – пей и рассказывай, почему проиграли меньшей армии.

Что же, коль царь велит. Я перед деканом в XXI веке не дрожал, что же перед стародавним монархом, который в реальности давно уже умер, побоюсь?

Смело, если не сказать дерзко и нагло посмотрел на царя:

– Твое здоровье, государь, что б еще много жил и всех врагов России побеждал!

И опрокинул стакан с горькой водкой в рот, как со сладкой водой.

Петр аж громко засмеялся:

– Ну ты крепкую водку пьешь, как вино бургундское, что производят чужеземной Франции. Как так можешь?

– Али я не русский, государь? – смело возразил попаданец Саша. Добавил про себя, попил бы технический спирт, мягкую бы хлебную водку еще так употреблял. А вслух добавил: – кислятину свою французы пусть сами пьют, нам от морозов и водки хватит!

– Ха-ха! – засмеялся царь, – ну ты сказанул! На вот закуси, да уже поговорим посерьезнее о днях вчерашних, но обязательно с прицелом на будущее.

Что же и это мы могем, ну, или можем. Царь ведь редко благоволит только за пьянство, хотя и такие были, в особенности, по молодости. Но и это Саше не надо. Хватит уже, насмотрел в XXI веке, как нормальные мужики умирали от пьянство. Впрочем, если уж пить, то, что б бутылки дрожали.

Он как бы не видел разнообразные закуски на столе, занюхал рукавом, крякнул:

– Эх, хороша чертовка! Спрашивай, государь, я во всем внимании!

Петр в раздумье, как бы у себя, спросил:

– Скажи-ка мне ты, простой сын боярский, как снизу смотрится, от чего наша армия проиграла?

Хм, спросить профессионального историка об истории, это все равно, что козла пустить в огород, хе-хе! Но сначала надо спросить на всякий случай, а то мало ли чего:

– Всю правду расскажу, государь, ей-ей, а только вот ты озлобишься?

Сказал как бы понарошку, но Петр вдруг по-серьезному задумался. Сказал звучно и прямо:

– Сабли у меня здесь нет, ножичком не убью, а если кулаком двину, то ту не обижайся, считай, наше монаршее благоволение получил!

М-м, вот это благоволение получил⁈ А деньгами нельзя, хоть серебряными чешуйками, хоть новоделами рублями? Хотя ладно уж…

– Государь, если мы будем говорить о поражении под Нарвой, то можно выделить два уровня: первый – предательство командиров – иноземцев.

– Сволочи! – монарший кулак тяжеловесно ударил об стол, да так, что все содержимое рухнуло на деревянный пол. Дмитрий лишь, показав хорошую эквилибристику, успел переросток бутылку с половинным содержимым.

Царь бешено взглянул на попаданца, да так, что тому захотелось перекреститься на иконы, и кинутся под их защиту. А то ведь на самом деле, полезет в драку, а и я не младенец…

Но монарх с видимом усилием удержался, отобрал у Дмитрия бутылку – бутыль. Налил себе стаканчик, подумал, налил второй – Дмитрию, строго велел, по сути, приказал:

– Пей и дальше говори, сын боярский!

Ну и дальше… Смирено продолжил, может, не побьет:

– И дальше тоже по командованию. Войско-то одно стояло, без командиров. Сколько могло, терпело, а потом все же побежало. Лишь гвардия стойко медленно отходила.

А отсюда другой уровень проблем. Вот ты, государь, когда сказал армия, откровенно соврал. Не армия еще у нас, а настоящая орда!

Спьяну, видимо, попаданец сказал слишком уж открыто и для монарха откровенно нехорошо. Петр потемнел лицом и попытался ударить в него. Но какой там! Профессиональная ловкость воина – дворянина и пусть теоретическая ловкость гимнаста попаданца Саши позволила без труда увернуться.

Петр снова выругался уже злобно. Взгляд его как бы искал, куда бы и как бы посильнее ударить, чтобы на пол. А потом ногами, ногами!

Дмитрий от такой картины похолодел и напомнил, что тот здесь царь, а он лишь мелкий сынбоярский, то есть уровень его несоизмеримый. Русскому ведь царю эпохи средневековья все равно, что сын боярский, что холоп, все одно. И куда он потом?

Пришлось прекратить ссору. Нечего тут выкорезживаться.

– Подожди, государь, я с пьяну сказал нехорошо для тебя, – сказал он искренне, – можешь бить, не буду брыкаться!

Дмитрий на самом деле уже не собирался уходить от удара. Пускай навешает синяк или кровоподтек, но не убьет ведь. Зато от нервотрепки он даже немного протрезвел.

Однако и царь внезапно успокоился.

– Дальше давай, – велел он, – морду тебе я и потом могу набить.

Дмитрий, конечно, продолжил. Будто него были другие варианты? Единственно, что попаданца умиротворяло, что он собирается критиковать настоящее и предлагать будущее исключительно по пути самого же Петра Великого. Не будет же он критиковать свои же реформы? Ведь уже в этой современности начинались эти же преобразования. Да и поражение под Нарвой начинало победоносную Северную войну!

Слова сына боярского действительно окончательно утихомирили царя. Петр Алексеевич оказался в хорошем настроении и был доволен Дмитрием. Видно невооруженным взглядом, царь рад, что в замеченном им человеке он совсем не ошибся – медвежьей болезнью не страдает. Может не только языком молоть, но и руками работать.

– Проси, чего хочешь – заранее согласен, – щедро объявил «бомбардир Михайлов», – ты у меня прям молодец!

М-да, царь сам предлагает – проси, мол. И соблазнов оказалось много всяких. У бедного ведь сына боярского, как у советского гражданина чего только нет. Одежды по-настоящему нет, огнестрельного оружия нет, денег, конечно, нет. То есть, ничего нет!

И ведь, Тем более, ему – его величеству – всего-то раз плюнуть, а бедному Саше хоть как-то можно жить улучшить. Поместье там, деньги, крестьяне, льготы… На Даше жениться, опять же.

Но он четко также понимал, что наглость, даже маленькая, чревата потерей расположения монарха. А оно ему надо? Так что просить надо, но только то, что понравится их величеству, увы! Поэтому Дмитрий сполз со скамьи, на которую его посадил царь и грохнулся на колени, прося то, что Петр и так бы дал непременно:

– Государь, смилуйся, оставь меня у преображенцев!

Царь довольно ухмыльнулся, знаком показал, – мол, садись.

– Ловок ты, – со смешком сказал он, – в мою гвардию хочешь? Хвалю! Только там и научишься воевать. Будешь! Во втором батальоне на тебя рапорт подали о зачислении, храбрец пишут и умелец. Понятно, храбрецы всем нужны. Мне тоже.

Напишу им, что согласен. Но перед этим обязательно пройдешь учебную команду гвардии, в Преображенском полку не валенки надобны, не стрельцы! Научишься ходить, как человек, а не как крестьянин по пашне. Опять же, фузеей колоть – стрелять будешь. А то храбрость есть, а умения нет.

Тут Петр Алексеевич, на взгляд Дмитрия, в его оценке палку изрядно перегнул. Все-таки в Российской армии ХХI века сержантов тоже хватало, ходить парадным шагом его научили. Но вслух ничего не сказал. Раз начальник сказал, значит, правда. Тем более, достославный монарх!

– Скажи лучше, ты ведь в водяных мельницах разбираешься? Или не ты спьяну рвался меня учить?

Разбирался Дмитрий в них чисто теоретически, но разубеждать не стал, решив подождать, пока не выясниться конкретная тема, интересующая царя. Неужели вправду под водку спорил с государем? Вот студенческое прошлое!

– Приехал тут один… – царь очень нелицеприятно охарактеризовал его, – сказал, что при нынешнем объеме воды в прежнем количестве производство пороха сохранить в Подмосковье никак нельзя. Яуза мала, говорит. И ведь сам ничего не делает!

Расстреляю, сволочь. Все эти гниды титулованные, вот где у меня сидят! Сказал бы, не знает, отправил бы учиться к немцам, может, поумнел бы князь. Вместо этого просто раздулся от спеси. Дурак!

Скажи мне, можно ли получать такое же количество пороха, как раньше? И главное, каким методом?

Дмитрий чуть не подпрыгнул от радости. Он знал ответ на этот монарший вопрос! Еще до появления Саши в его теле ему однажды весь вечер пришлось за квартой пива слушать ученого (и такого же пьяного) немца, кое-как говорящего по-русски. И сейчас, когда эти знания сына боярского легли на общий уровень человека будущего, он не только пояснил, какой объем воды нужен, но и как и почему.

Ответ был и отрицательным, и положительным. С одной стороны, увеличить производство в такой ситуации невозможно. С другой стороны, изменить можно саму ситуацию. Была бы власть.

Петр сначала слушал с досадой, но потом тема втянула его. Он тоже немного знал о мельничном производстве пороха и поэтому кое-что понимал. И даже напрогнозировал, что в этой местности маловодья происходит постоянно и надо либо менять рельеф местности или углублять русло реки. Но это на будущее, а нужно срочно!

– Порох нужен вот так, – Петр провел ребром ладони по горлу, – думай конкретные действия, так и велю.

Дмитрий немного подумал и осторожно предложил:

– Можно постепенно снять большую запруду с частной купеческой мельницы, стоящей выше государственных пороховых фабрик. Тогда река станет искусственно более глубоководной. На неделю хватит. А там летние дожди, глядишь, пройдут.

– Ага, – задумался Петр, – пожалуй, и так можно. – Подожди, – остановил он течение мысли Дмитрия, и заговорил о другом: – ты, молодец, и умен,и смел. Немногие из русских способны ответить пока на этот вопрос. Или даже никто. Кажется, под Нарвой два раза был ранен?

– Да, государь, но не сильно, – кивнул Дмитрий, клинками да штыками пощекотали, ироды.

– Не сильно – это хорошо! Пощекотали, ха. Болят раны?

– Побаливают еше, государь, – осторожно сказал попаданец.

Обе раны действительно побаливали. Сначала Бурманн ножом ткнул, потом покойный солдат шведский в рукопашной искоса штыком бок задел. Вроде бы и не серьезно, а приходится останавливать свое внимание. Ни антибиотиков, ни антисептиков. Лекарства, конечно, были, но слабые. Знал бы, что окажется в ХVIII веке – обязательно взял хотя бы пенициллин. А так главная надежда была на собственное здоровье. Лекарь перевяжет рану, наложит шину, даст укрепляющее питье – и все, други, выздоравливайте, коли сможете. А не можете, так не живите. Просто, как крышка у гроба. А жить едь хочется!

– Так, ты мне нужен, – решил Петр, – даю тебе полгода отпускных. Ешь, лечись. Женат? Нет? Не порядок! Женись. Я на тебя виды имею. Чинов наберешься да хорошего достатка. Но работать будешь, как проклятый, обещаю. Возвращайся здоровым. Больным тут будет трудно. Первым чином, заранее тебе говорю, будет сержант гвардии за хорошую учебу!

У Дмитрия на языке засвербело сказать о зазнобе, но раз уже решил сегодня молчать, то не стал говорить. Но потом решился:

– У князя Хилкова дщерь есть пресимпатичная, любим мы друг друга.

– Хилковы, – помрачнел царь, – старомосковское паучье гнездо. Каленым железом бы его! Хотя, – он задумался, – может так и надо, разбавлять их кровь.

Петр что-то хотел добавить, но не стал. Лицо его потемнело. Помолчал.

Да, – перешел он к другой теме, – у тебя крестьян сколько? Не голодаешь?

– Мужских душ, государь, три десятка, да еще два в семи деревеньках. Всего двадцать девять дворов

– Мало. Землица, поди бедная?

– Ежели после пала, то урожай будет богатый, а если сеять по прошлогоднему посеву, худой.

– М-да, – оценивающе посмотрел на Дмитрия царь. Крикнул в дверь: – кто там из писарей, подь сюды, дармоеды!

Появился скромный малый с редкой бороденкой, в темной невзрачной одежде.

– Опять с бороденкой, – шуганул его Петр, – скоро головы с бородами буду отсекать, – пригрозил он, но так не злобливо, что было совсем не страшно, – пиши царский указ. Сыну боярскому Дмитрию Кистеню передать пятьдесят крестьянских хозяйств добрых, чтобы в них мужских душ с бабами да детьми достаточно было, с землей, скотом и имуществом по соседству с его вотчиной.

– Государь, у меня поместье… – попытался уточнить Дмитрий свое материальное положение.

– Цыц! – с веселой злобой в голосе прервал его Петр, – царь говорит, значит, так и есть. А ты знай, молчи, дворянский сын.

Дмитрию пришлось только молча поклониться нежданной царской милости. Поместье в это время дворянам давалось временно и шло на правах государственной собственности на время службы, вотчина же являлось личной собственностью дворянина. Разница огромная. Хотя через полтора десятка лет разница между ними будет стерта совершенно, но все-таки! И еще полсотни хозяйств. О-го-го, живем! То не было ничего, а то хозяин больше ста человек!

– Езжай, – напоследок сказал Петр, завершая разговор, – вернешься в гвардию, обучишься, вспомню о тебе. Да сразу езжай в полковую швальню, сегодня же, а то опять втихаря зажмут.

Глава 12

Назад Дмитрий вернулся окрыленный и очень оптимистически настроен. Пока, правда, только в наемную комнату при трактире. Не в свое поместье, пардон, теперь уже в вотчину.

А так теперь у попаданца ХХI века все шло хорошо и даже очень. На прекрасном счету у царя, впереди блестящая карьера и баснословные богатства. Надо только постараться и стать настоящим солдатом ХVIII века. Вспомним учебку ХХI века и все будет огромное ОК! И, конечно, необходимо выздороветь, что по этому времени было очень непросто даже для несложных ран.

Приехал по пути в полковую швальню преображенцев. Разумеется, как предполагал царь и как немного чувствовал сам Дмитрий, чиновник-руководитель сего органа сначала сопротивлялся. Как бы построить мундир и не получить мзду! Короче, он очень мутно, но недвусмысленно требовал взятку.

Тут попаданец, ха, ничего поделать не мог. Командира полка И. И. Блумберга до сих пор не было (он сдался в плен под Нарвой, хотя сам полк отбил все атаки и отошел полном порядке), но один из подполковников Преображенского А. И. Репнин, повинуясь приказу Петра, взял над Дмитрием недолгое покровительство. Он так разбранил чиновника, что тот уже был рад, если попаданец просто уйдет, получив форменный наряд.

Ну, Дмитрий и не требовал много. Из построенных примерных одежд ему шили мундир, стачали сапоги. И то, и другое были не лучшего качества, но уж сойдет по этому времени!

А войско меж тем постепенно все отошло к Новгороду. Потери были, конечно, приличные, особенно у чужеземцев, которые практически все сдались, но кадровое ядро осталось, а это главное.

Правда, Петр и его генералы, те, что остались при нем, очень опасались, что вместе с русским войском придет и шведская армия.

Войско какое-то время держали в напряжении, даже укрепления вокруг Новгорода возвели, но тщетно. Молодой шведский король Карл XII уже решил, что его никудышный коллега Петр I совсем разбит и поэтому его не надо преследовать. Вот еще! Шведы ушли в Польшу, преследовать местного короля Августа II.

Попаданец Саша, долгих два часа (!) серьезно готовился к военным действиям, даже облагородил свое холодное оружие у кузнеца. Вот что делает общая паника.

Но потом в голову достучалась трезвая мысль, что шведов несколько лет русским бояться не надо, они завязнут в Польше, постоянно, но не до конца побеждая тамошнего монарха. А уже потом, через несколько лет, спохватившись, Карл XII повернет на Восток.

Тут Дмитрий начал такой спектакль «Увечный, но храбрый воин готовится к войне», так что Петр прогнал его прочь – лечится. Ему-то было не до шуток, он серьезно опасался опытного грозного противника, каковым являлись в XVIII веке шведы.

Ну и ладно! – обиделся Дмитрий на царя и отравился по собственным личным делам. Сначала зашел в свой бывший десяток дворянского ополчения – собрать оставшиеся вещи. Никита, в неудачном сражении под Нарвой получивший ранение в мякоть руки, там как раз поддерживал костер.

Похоже было, что и его отпустят, как и Дмитрия, в отпуск по ранению. Крупномасштабная война, видимо, пока заканчивалась. Наступила пауза на несколько лет в виде мелких стычек и небольших набегов в обе стороны.

Хотя Саша знал, что это только короткий, да и то условный, перерыв, но пока дворяне могли передохнуть. И уж, тем более, раненый Никита. С низким уровнем здравоохранения он будет в бою только никудышным довеском.

Его радостно, хотя и частично завистливо встретил весь обескровленный десяток. Везет же парню! Пощупали сукно мундира, примерились с оружием. Новость об отпуске встретили, как должное – раненый!

Договорились с Никитой, если того на днях отпустят, уехать до родных мест, а, если повезет с Дашей, хоть до Москвы, – так веселей и безопасней. Вдвоем – ратник дворянского ополчения и преображенец – они будут выглядеть колоритно. А затем Дмитрий принялся собирать пожитки – отпускник!

Вначале Никита действительно хотел задержаться в столице с товарищем. Но потом поспешил до своего поместья – не удержался. Да и то – в любви почти всегда третий лишний.

Остался Дмитрий в Москве один. И в первое время ему было совсем не до отдыха. Если раньше он столицу бы просто проскакал, вариант – устроил дикую пьянку со случайными собутыльниками, то теперь пришлось остановиться на первом попавшемся постоялом дворе и приняться за шуры-муры. Любовь – страшная вещь! Даже не такой уж молодой попаданец Саша горел любовью, а Дмитрию просто кусок не лез в горло. Ух!

Поспешил к Кремлю, нашел рядом усадьбу Хилковых. Подождал, перехватил няню–старушку – настоящий божий одуванчик, – спешащую по хозяйским заботам.

Та сначала испугалась здоровенного незнакомца с оружием, бросившегося к ней навстречу. Со страху чуть на помощь не стала звать, но потом признала, припомнив его на пиру. Хорошо было видно, что, с одной стороны, она очень рада, что ее питомица, наконец, нашла свою любовь, с другой, – поскольку отец выбор как бы не одобрял, медлил, она за нее боялась, а потому Дмитрия изрядно не взлюбила. Такая вот женская средневековая философия. Так сказать, бабья правда, всегда противоречивая и порядком дурная. Но берестяную грамоту Дмитрия с его письмом нехотя взяла и пообещала передать.

С письмом тут была большая закавыка, просто сущая проблема. Дмитрия в детстве учил не очень-то грамотный деревенский пономарь, которому его отец обещал за это пол чети ржи, а Саша во время учебы в МГУ на зачет сдавал старославянский «на ура» (два с плюсом или три с минусом в зависимости от настроения преподавателя). То есть оба были в письменном деле «очень хороши». И текст был соответственным. На десять слов двенадцать ошибок и еще две общих.

В принципе, ничего страшного, этим он лишь подтверждал имидж средневекового дворянина, полуграмотного воина. Лишь бы Даша смысл поняла, культурная ты наша. И пусть смеется, Дмитрий сделает морду лопатой – ему, простому сыну боярскому, в пору саблей махать и коровам хвосты крутить, а не перо держать в руках.

Скорее бы уж царь Петр ввел гражданский шрифт (он сделал это только в 1708 году). А то кошмар, как мучаешься со стародавними фифами! Давно же Дмитрий не чувствовал себя студентом двоечником, который, написав контрольную, замирая, ждет итогов проверки. Пронесет – не пронесет?

В письме он коротко сообщал, что приехал в Москву и попросил ее, чтобы как бы прогулялась около усадьбы, где он будет ждать или сегодня вечером, или завтра после обеда. Все, никаких фривольностей типа «люблю, сил нету», или хотя бы письменного обещания поцеловать.

Даша его, естественно, не забыла, как не забыл и ее благоверный отец. В итоге в ответ на накарябанную грамоту, вместо его зазнобушки в окрестностях усадьбы появился целый плутонг (отделение) холопов князя Хилкова. Девять или десять рослых мужиков (кровь с молоком), вооруженных саблями и дубинами просеивали местность, разыскивая явно его, бедного сына боярского. И очень быстро Дмитрия, оказавшегося здесь во второй раз и плохо знавшего эту сторону, они легко загнали в какой-то глухой тупичок.

«Осерчал, никак, князюшка», – огорошено подумал Дмитрий, понимая, что вскоре его будут бить смертным боем, и предупредил:

– Драться буду с вами на смерть до последней капли крови.

Взял в левую руку новоизбранный пистоль, взвел курок, в правую руку взял шпагу. Все оружие, положенное гвардейцу вне строя в ХVIII веке. Это будет его Ватерлоо.

Но, к счастью, обошлось. Из толпы слуг вышел представительный мужчина, – несомненно, старший, – низко поклонился на старомосковский манер, объяснился:

– Не гневайся, господине, послал нас за тобой болярин князь Хилков с повелением пригласить с почетом в свою усадьбу. Мил ты ему очень, а потому никаких ругательных шагов велено не делать, а лишь почтительно просить к нему в гости.

И, подойдя, проговорил полушепотом:

– А это боярышня просила передать. И только обязательно в руки. На словах просила передать, очень любит она тебя.

Небольшой листок хорошей бумаги (для того времени) перекочевал из руки в руки, как ценное секретное донесение какого немца, или как приличная взятка в ведомстве ключаря Петра.

Дмитрий кинул взгляд на развернутый листок. Там было написана одна небольшая строчка изящным Дашиным почерком: «Приходи, милый, я очень буду ждать».

Вот ведь как! Этого было достаточно, чтобы пойти, не раздумывая. Дмитрий задавил малодушный крик души о возможной засаде в особняке, кровавых побоях и других малоприятных действиях. Убрал оружие на положенные ему места портупеи. Кивнул одобрительно:

– Коли зовете, так ведите, я согласен.

Его действительно неспешно повели. Окружили со всех сторон, но не как пойманного пленника, а, скорее, как ценного гостя, которого надо тщательно охранять и беречь, почетно ведя на виду у всех.

В усадьбе сразу повели в кабинет князя. Там оказался не только князь Александр Никитич, но и его дочь. Разговор у них был серьезный и важный, судя по сосредоточенным лицам, но Дмитрию они обрадовались. Причем оба. А отец-то что?

Сын боярский почувствовал, как его сердце забилось с жуткими перебоями. Неужели отец незабвенной Даши отдаст за него ее замуж? Признаки того, что ему собираются дать от ворот поворот, кажется, не наблюдаются? Иначе бы просто избили холопы у ворот хорошенечко и отправили с пожеланием забыть и усадьбу и девушку. А то и чего хуже.

И, действительно, князь распахнул дружеские объятия, совершенно не чинясь.

– Спасибо, Дмитрий Свет-Александрович, помог ты мне, очень помог, – огорошил он его непонятным известием. Пока тот, открыто любуясь, глядел на могучего сына боярского, похлопывая по широким плечам, Дмитрий никак не мог понять, чем он мог помочь достаточно влиятельному и богатому князю. Вдруг тот нечаянно ошибся и, как только это всплывет, его спустят с крыльца. А там ступенек двадцать, не меньше, шлепнешься, не встанешь.

Даша ничего не сказала, но так ему улыбнулась, что этого было достаточно и не надо было никаких приветливых речей. Любит? Очень любит и привечает!

Между тем Хилков неспешно объяснил и Дмитрий, узнав мелкие детали, сильно удивился. Оказывается, именно князь и был тем человеком, который провинился в глазах царя из-за уменьшения производства пороха.

А он, ха-ха, вздумал делиться с Петром своими чаяниями и желанием жениться на княжеской дочери! Как его царь при встрече не отлупил ненароком!

– Озлился государь, ох, как озлился, – с чувством сказал князь, продолжая мысль Дмитрия, – он и так к нам, старомосковским дворянам, относится плохо. А тут еще казенная пороховая мельница подвела. Я-то что сделаю, если волей Господней воды в Яузе убыло? А он приказал посадить в тяжелые кандалы да в сыру тюрьму, чтобы помучился напоследок, а назавтрева просто расстрелять. На это де пороха хватит.

– Ох! – вскрикнула Даша. Подробности этой части отцовой жизни она еще не знала и вряд ли бы, кабы не Дмитрий, узнала.

Князь поздно понял, что сказал лишнего при дочери. И без того ее жизнь печальная, а он лишь горести ей добавляет.

– Вот же я, – мягко сказал он, – живой и здоровый. Все же хорошо стало, ты не печалься, горести уже в прошлом. Простил государь совсем и даже домой отпустил.