Текст книги "Вот это жизнь! (СИ)"

Автор книги: Михаил Леккор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Насмотревшись на армию с позиции рядового то ли всадника, то ли пехотинца (никак не мог уяснить из постоянно меняющихся задач, которые ставили начальство перед дворянским ополчением), он мог поставить жирный плюс только потешным гвардейским полкам. Не очень опытные, но стойкие, хорошо обученные и прилично вооруженные части. К ним примыкали драгунские и солдатские (регулярные) полки. Хотя уровень у них был кардинально разным.

Но вот иррегулярный сброд (по-иному назвать никак не получалось) из дворянского ополчения и стрельцов больше напоминал большую банду с кое-как поддерживаемой дисциплиной и относительной боеспособностью. Особенно в этом отношении отличалось дворянское войско. Разнокалиберное и, как правило, холодное оружие (пищали заменялись луком и стрелами), практическое отсутствие строя и низкий моральный дух. Часть дворян были опытными воинами, но только в одиночном бою. И говорили они лишь о добыче, грабеже и женщинах, которые можно изнасиловать в захваченных деревнях. Не густо.

Такое войско в любом случае надо срочно менять и поражение под Нарвой лишь ускорило этот процесс. А не то в последующие века, как понимал попаданец Саша, Русская армия прошла бы путь Турецкой и потихонечку бы развалилась.

– Седьмой десяток, в дозор! – услышал он властный голос. Это пришел их черед дежурства. Вот и проявление определенного порядка, о котором он только что горячо мечтал.

Запряг Бурка – злого жеребца, которого постоянно приходилось приучать кнутом и лаской к дисциплине. Почему Дмитрий не кастрировал его, Саша не знал, сам он глухо молчал даже на прямые вопросы. Но, похоже, из понимания, что боевой конь должен быть злым. В бою это очень важно. И еще на племя. Хорош был конь! Хоть и не породистый, но сильный, с длинными ногами и крепкой спиной. Выносливый и красивый. Дворяне не раз просили продать – отказывал. Но когда спрашивали скрестить с кобылой – охотной соглашался. И Бурку хорошо, и он получал то каравай хлеба, то кусок говядины, то курицу. Дешево, конечно, но вкусно!

Сам сотник полюбовался на жеребца. Дмитрий уже напрягся, решив, что тот начнет отбирать, но сотник только рекомендовал не соваться с конем в горячие места, поберечь его, раз уж себя головы не хватает поосторожничать.

Глава 7

Р-раз! Дмитрий картинно, на публику и уверенно крепко сел в седло своего коня. Саша в ХХI веке и близко не подходил к лошадям, а не то, что ездил на них. Видал… по телевизору и ладно. Но опыт тренированного тела Дмитрия и несколько месяцев постоянных разъездов сделали новоявленного сына боярского опытным всадником. ГИБДД-то еще нет, полная лафа, как хочешь, так и едешь, и нет никому дела!

Десяток, тоже сев в лошадей, неспешно покинул воинский лагерь и сразу принялся осматривать близлежащие окрестности. Мало ли что. Наудачу будет добыча, на неудачу – плети от обозленных командиров.

Навстречу им показался сменяемый десяток, который молча проехал в лагерь. Веселиться особых поводов не было. Промозгло, холодно, прошедший опять непрерывный дождь вперемежку со снегом. Прибалтийская осень никогда не была прелестной – ни в начале XVIII века, ни в XXI столетии. Грабить в окрестностях Нарвы тоже было нечего – все возможное разворовали, жители частью разбежались, частью находятся в Нарве, все дома в деревнях сожжены. Скукота!

Поездили несколько часов по окрестностям, пока не надоело. Остановились, давая коням передышку. Рачительный хозяин неподалеку успел посеять в конце лета озимую рожь, к октябрю ростки вытянулись в ладонь. Нежная зелень будет лакомством для непривередливых коней. Зерна бы им еще, но откуда?

Лошадей, не расседлывая, отпустили на кожаных ремнях по полю, а сами собрались у большого костра. Всего в десятке было тринадцать человек – восемь детей боярских и пять холопов (один, правда, остался дежурить и кухарничать).

У большого разожженного костра рассаживались вольготно, особо не чинясь, где свободный дворянин, а где крепостной холоп. В боях и не такое бывает – война!

Сидели, травили старые байки, дожевывали куски ржаного хлеба, оставшиеся от утреннего завтрака, понемногу грелись. Вот уж действительно – солдат потихоньку спит, а служба неспешно идет. Блин, а вот у Дмитрия, будто делать нечего, забурчало в животе утренняя плохо сваренная каша. Зараза такая, заторопилась на волю. Пришлось поспешить, оставить нагретое место у костра. Наверняка, сразу найдется любитель на чужое.

– Мужики, – предупредил он угрожающе, – это мое исконное место. Займете – страшно побью и потом все равно выгоню!

Дмитрий хоть и был парнем молодым, зеленым, но уж очень сильным, дрались уже. Связываться с его пудовыми кулаками желающих не оказалось, побьет ведь реально и сором будет большой – почти юнец избил. Так что весь десяток согласно промычал, – мол, иди, куда идешь, место у костра будет твое.

Сам же он меж тем ходил между деревьев, досадливо бурча. Попаданец уже хорошо понял – жить и в эту эпоху было можно и кое в чем даже вольготно. Но вот некоторые бытовые мелочи его особенно удручали. Например, не просто отсутствие унитазов, элементарно сумасшедшая нехватка деревенских сортиров. Господа начальники, скучив кучу народа в одном месте, не побеспокоились об отхожих местах. Нет, они были, но больше по инициативе с мест или инклюзивно для бояр и генералов. А как быть рядовым ратникам, которые хотят есть ежедневно и не по разу и соответственно каждый день… Эх, начальники!

Так негромко ругаясь и как бы невзначай советуя командирам, прошелся по лесу. И вдруг он внезапно лоб в лоб столкнулся с опасным незнакомцем. Встреча оказалась неожиданностью для обоих, но чужак был обидно быстрее. Он выхватил нож и ударил в грудь русского недруга. И что теперь?

От неминуемой смерти атакованного Дмитрия (отнюдь не попаданца Саши) спасла только мгновенная реакция молодого воина. Хозяин-то у тела был новый, но инстинкты остались прежние – у неопытного, так хотя бы тренированного профессионала, который почти каждый день дрался с такими же и отрабатывал боевые приемы. Поединок один на один с ножами был у него не первым

Так что пока житель XXI века телепался и хлопал глазами, его товарищ по телу почти успешно отбивался. Как и положено, он отмахнулся снизу-вверх и вражеский клинок прошел почти мимо. Однако, на полном излете, он, все-таки зацепив родимое до боли плечо, распорол тягиляй, и коснулся тела. Рана была не тяжелой, но кровь сразу потекла бодрым ручейком. Как же так и разэтак? Первая мелкая стычка, а он уже раненый и беззащитный!

– Ах ты, кикимора! – злобно взревел Дмитрий и безыскусно ударил обидчика тяжелым кулаком по голове. А хорош был кулак, наподобие природной кувалды. Будь он сейчас в ХХI веке, наверняка, по физическим параметрам стал бы боксером или иным головорезом. Удар был коротким, но таким сильным, что незнакомец мешком рухнул на землю без сознания. И кистеня, ха-ха, не понадобилось. Хорошо быть здоровенным и могучим!

– У, леший тебя побери! – отругал он теперь уже собственный страдающий живот и присел под соседнее дерево справить накопившую нужду. А то проблема, из-за которой он здесь оказался, все же оставалась и заметно подпирала.

К счастью для него, проигравший схватку незнакомец так и не пришел в сознание, пока Дмитрий делал свое «грязное» дело. Потом он вернулся обратно, связал на всякий случай руки незнакомца его же поясом, подобрал нож и, взвалив его на плечо, отправился обратно на место стоянки десятка. Приводить в сознание его он не стал. Пусть пока плавает в беспамятстве!

Воины при виде чужака встретили его с легкими шутками, в которых, однако, числилась еле слышимая досада. Пленники в этом веке на войне принадлежали тем, кто их взял. Если, конечно, их не отберет более влиятельный командир или даже государство (монарх). Но все равно, какой-то плюсик сын боярский получит. Хоть рубль, а то, может быть, и боярская благодарность. А они тут совершенно не прием!

Дмитрий бросил зашевелившегося незнакомца на землю. Тот застонал и пришел в себя, испуганно глядя на русских дворян. Насколько он знал, от них он мог ожидать только побои. Самые злые и недисциплинированные воины русских.

– Как и где нашел поселянина? – заинтересовался десятник. Он что, собирается украсть законную добычу. Вот ведь гад похлебкин!

– Этот козел бросился с ножом, еле увернулся, – скромно ответил Дмитрий, на корню ликвидируя его попытку лишить ценный приз. Государь Петр Алексеевич, в конце концов, недовольный разором, чинимым его войском, велел быть к местным жителям подобрее, пресекая грабительские набеги. Конечно, в условиях войны это пожелании оставалось наивным, но под это дело пленника можно было отобрать в свою пользу. Ищи потом!

Но если же он сам напал, то это уже не мирный житель. И соваться тогда не стоит – сам ввяжешься, побьют, как татя.

Десятник, посмотрел на окровавленный нож, только коротко спросил:

– Сильно ранен?

Дмитрий вместо этого позвал Никиту и с его помощью снял хорошо послуживший тягиляй.

Кто-то удивленно присвистнул. Нижняя рубаха обильно промокла от крови. Снятый тягиляй разбередил рану и кровь опять потекла. Воины зашевелились. Мало ли что завидуют, а раненому надо помочь. На войне друг другу не поможешь – пропадешь.

Кусками материи для ран, которая есть у любого сына боярского на всякий случай, стянули плечо, закрыли рану, прекратили выход крови.

После этого десятник уже цепко и холодно посмотрел на незнакомца. Опытным взглядом оценил тренированное тело, мозоли на руках от постоянного использования оружия, сделал недвусмысленный вывод:

– Рейтар, наемник, собака, никакой это не мирный житель! У тебя, Митрий, останется, но ты пока не продавай, мало ли кто из воевод поспрашивать захочет. А добыча знатная, здесь несколько алтын дадут, а на Руси, пожалуй, и в рубли пойдет, особенно если каким ремеслом владеет. Так что не даром ты ранен.

Дмитрий, пока шли эти разговоры, внимательно следил за выражением лица своего пленника. Тот чутко слушал, пытаясь хоть чуточку узнать о своей будущей судьбе. но, похоже, ничего не понимал. Или был талантливым лицедеем, умеющим скрывать игру чувств на лице. Речь-то идет о его жизни. И лет ему не так много. Где-то они ровесники или даже он младше. В лесу он показался старше и жестче. Попробовать допросить?

– Посмотри на меня! – потребовал Дмитрий, подойдя к пленнику. Тот что-то залопотал, испуганно косясь на воинов. При этом на Дмитрия он так и не посмотрел. Заговорил по-своему. Похоже, действительно не знал русского языка.

Впрочем, и сам Дмитрий, а точнее Саша, поначалу разговаривал с трудом даже при помощи Дмитрия. Говор начала ХVIII века значительно отличался от языка ХХI века. Вот тебе и один народ! И хотя за период нахождения здесь Саша освоился, да и знания и навыки, доставшиеся от Дмитрия, серьезно помогали, но больших речей он не толкал – опасался, что станет внушать подозрения.

А тут какой иноземец. Можно только ему посочувствовать. Глобализация еще начнется не скоро и не везде. А отсюда – взаимопроникновение слов и выражений идет пока медленно, если вообще идет.

Прислушался к лопотанию пленника. Что-то местами знакомо. Хотя дикция у него безобразная, но отдельные слова можно разобрать. Вроде бы немецкие… А если все же попробовать…

Слава советской системе образования! Саше несколько лет вбивали немецкий язык в школе, а затем пришлось учить еще два года в университете. Полиглотом он, разумеется, не стал, знания были на тройбан в лучшем случае, да и язык серьезно изменился за несколько веков. Но ведь понимает, хоть и через пять слов на шестой.

Он спросил на немецком языке, медленно и членораздельно:

– Ты солдат Шведской армии? Наемник немец?

Пленник испуганно заморгал, опасаясь, что признание приведет его к виселице. Это обычная практика любой армии во время военных действий.

– Ты не молчи, – понял его страшные страхи Дмитрий, – скажешь истинную правду, останешься живым и невредимым, ей-богу!

Конечно, гарантиям этим Дмитрия была цена медный грош в базарный день. Кто посмотрит на обычного сына боярского, требующего вернуть его пленника? Отделаются невнятными обещаниями, а могут и плетей всыпать, что б не мешался под ногами. А потом повесят его пленника для укрепления морального состояния войска.

Но парень, похоже, не разбирался в ситуации. Или он понимал, что все равно находится в безвыходном положении и, если будет молчать, его начнут пытать здесь же. А потом опять же повесят на ближайшем дереве. Средневековье, здесь еще не существовало понятия гуманизма.

Он выстрелил длинной тирадой, из которой Дмитрий ничего не понял. Остальные, не зная языка, и не пытались понять.

Пришлось на ломаном немецком потребовать повторить. Пленник понял, заговорил медленнее и отчетливее.

Его зовут Курт Бурманн, – кое-как перевел Дмитрий, – работы в родном городе не было, сбережений тоже. Он и престарелые родители очень голодали. Нанялся наемником в отряд пехоты, который сегодня высадился на побережье. Пять десятков их, все при оружии.

Его, как самого молодого и неопытного (в смысле, не жалко) отправили в разведку. Прорываться морем в порт Нарвы было опасно, у русских не было судов, зато находилось много артиллерии. Их опытному капитану показалась здравой мысль пробираться в Нарву сушей. Курт должен был найти безопасный путь в крепость.

Но на его пути оказался сильный Дмитрий, и вся разведка на этом прекратилась.

Десятник, подумав над переведенной информацией, решил:

– Ты, Митрий, езжай в лагерь. От тебя, раненого, сейчас все равно толку маловато. И немца возьми, пригодится. Пусть холоп твой с тобой будет, вдвоем лучше. А мы разведаем этих «гостей», что бы им сладко было. Побить не побьем, вряд ли, мало нас. А вот где находятся, и как у них настрой, узнаем. В лагерь я еще гонца отправлю с сообщением.

Дмитрий кивнул в согласии. Тут десятник был во всем прав, рана была у него далеко не тяжелой, но крови из тела вытекло много, он ослаб и дрожал от нервного озноба. До собственного лагеря бы доехать, какие там наемники немцы!

При помощи холопа Леонтия и приятеля Никиты он сел на своего коня, не спеша особо, двинулся в лагерь. Впереди него ехали на одном коне Леонтий и Курт. Хотя немец и не проявлял особого желания бежать, но Леонтий по приказу Дмитрия все же связал ему руки впереди, а конец веревки крепко держал. А то мало ли что. Может просто сбежать, а может и напасть на своих врагов. Кричи потом «от счастья».

Так конно и проехали, благо свои были не так уж и долго.

Воинский лагерь, как всегда, был наполнен людьми, которые разговаривали, спали, ели, иногда ссорились. Очередной дежурный холоп кашу еще не варил, собирая понемногу дров. Дмитрий привез с собой вязанку, чем заслужил искреннюю похвалу. Около лагеря нормальных дров практически не было – сожгли, остались кусты ивы и тоненькие стволы молодой ольхи. Чтобы обеспечить себя горячей пищей и теплом все десятки, отправляемые с заданиями, обязательно возвращались с дровами. Начальство смотрела на эти мелкие нарушения сквозь пальцы, уступая человеческим слабостям. Из полученного запаса надо было еще отдать дровец командирам, чтобы не забывали, соседям – заимообразно, и даже на продажу. Дрова не залеживались, сколько б не собирали. так что на не «спасибо» он работал, а на общую пользу.

Кое-как спустившись с коня на землю, Дмитрий лег у костра, укрывшись медвежьей шкурой – имуществом одного из воинов десятка, предвидевшего холода. Заботливый дежурный подал глиняный ковшик горячего малинового взвара.

– Столкнулись с кем? – нетерпеливо проявил он интерес.

– Немецкие наемники в Нарву пробираются, вот наткнулся на одного, – прихлебывая взвар, ответил Дмитрий, – ножиком с перепугу ткнул. Метил в грудь, а слегка поцарапал плечо. Крови много утекло.

– А-а, – понимающе усмехнулся дежурный, – пусть теперь отрабатывает в нятстве. Или продашь? Убивать ведь не станешь

– Не решил еще, – признался Дмитрий, – там видно будет.

Дежурный при помощи Леонтия и, после некоторого размышления, Кнута, принялся готовить обед. Немцу развязали руки, но Дмитрий на ломанном немецком при этом предупредил, что любая попытка бежать закончится его смертью. Да и куда он мог сбежать в полном людьми лагере?

Эта тройка и готовила кашу с валяной рыбой. Пища не самая лучшая, но припасы подходили к концу, а поступления продовольствия были скудными. Вскоре совсем придется подтягивать пояса.

Дмитрий же, пока троица готовила, впал в странное забытье. Он и одновременно был в полусне, и чутко слышал все вокруг. Попаданец из этой ситуации специально не выходил. Ослабленный организм требовал отдыха и сна и не следовало его раздражать.

Будь это тело человека ХХI века, он бы совсем вышел из строя, тяжело раненым или даже мертвым, но закаленному ратнику петровской эпохи был нужен лишь хороший сон и обильная еда. Уже завтра он сможет ходить, а через пару дней будет полностью здоров.

Однако, через несколько часов ему все же пришлось «проснуться». Солнце уже клонилось к закату, на костре пыхтел котел с кашей. А с дежурным холопом разговаривал щеголеватый поручик. Судя по мундиру – из гвардейских полков, скорее всего, преображенец. Заметив, что пострадавший ратник зашевелился, он обрадовался:

– А ты, говоришь, крепко спит, – укоризненно сказал он дежурному, – настоящему воину царапина не в счет.

Он обратился к Дмитрию:

– Пленник твой нужен, – кивнул он на Курта, – сам государь Петр Алексеевич интересуется, сколько будет наемников и когда их еще ждать.

Дмитрия такой подход обрадовал – поручик не стал разговаривать с немцем сам, а обращается к его хозяину. Значит, признали его добычу у государя.

– Пожалуйста, разговаривай, – разрешил он вежливому гвардейцу.

Глава 8

Но быстрого разговора не получилось. Поручик знал только русский, а Курт – немецкий. Пришлось вмешаться в вялый диалог Дмитрию с его слабо-немецким языком. Впрочем, Курт много и не знал.

Получив подтверждение о числе людей (об этом уже сообщил гонец десятника), поручик при помощи Дмитрия дотошно принялся расспрашивать об общем количестве наемников. Много пленник не знал, но все-таки рассказал, что таких отрядов создается несколько и общее число может быть свыше тысячи, а прибудут они в скором времени.

Этого поручику было достаточно. Он переключил внимание на Дмитрия:

– Откуда чужеземную речь знаешь? – задал он законный вопрос и получил четкий и логичный ответ:

– В недавние времена был больше года в охране немца из Ганновера, мастера медеплавильных дел, там не захочешь, а начнешь балакать. Тот русскую речь-то совсем не знал, маялся.

Иноземцев Петр I уже к этому времени приманил в Россию много, хотя по сравнению с последующим эпохам это было еще скромно, но ссылаться на них можно было спокойно – не найдут, запутаются. На Западе в эти годы было голодно, и иноземцы в надежде на солидный куш ехали в Россию охотно, несмотря на страшные слухи.

Впрочем, поручику и этих слов оказалось достаточно. Он ведь не подозревал Дмитрия ни в чем, а всего лишь проявил умеренное любопытство в опасении, что царь Питер нечаянно спросит, откуда этот молодой сын боярский знает чужеземскую речь и он не знает. теперь знает и потому достаточно.

Пожелав ему быстрого выздоровления, гвардеец незаметно испарился. Дмитрий от слабости вновь задремал и спал уже до прибытия десятка.

Ратники десятка Дмитрия прибыли сумрачными. Провести бесшумную разведку не удалось, их обнаружили и был бой. Наемники потеряли убитыми и ранеными дюжину, русские – двух убитых и трех раненых, при чем трех детей боярских и двоих боевых холопов.

Десятник морщился, как будто съел очень сердитую и чем-то горькую редьку. Еще бы! Одна небольшая стычка – трети десятка, как не было. И боярин, командовавший полком, может сильно засерчать. А что он сделает? Ладно еще, наемники оказались относительно неопытными, плохо обученными, а то бы их всех покрошили бы на месте.

Видя, что положенный к вечеру немудреный ужин уже готов, десятник дал команду садиться за еду. Ратники, несмотря на голод, садились за котел нехотя. Поначалу, когда оставались домашние припасы, было полегче, но как сели на казенные харчи, сразу стало плохо. И не ели бы такое дерьмо, но не от голода же умирать. И без того возможностей сгинуть много.

Дмитрий перед желанным ужином – он еще не ел, пребывая в забытье – из последних сил по какому-то наитию побрился, вдруг царь Петр вызовет. Шанс ведь оказывался не такой уж маленький. И ничего, что раненый. По этим незабвенным временам – совсем царапина.

Потом сел со всеми ужинать, подумал, силком опустошая свою миску, что мучаться, по сути, осталось немного. Уже 19 ноября под Нарву неожиданно явится молодой Карл ХII и отбросит эту орду, которая еще называется Русская армия. М-да, армией можно было назвать только немногочисленную гвардию, а остальные до нее дотягивали с большим трудом. Орда есть орда.

И, кстати, Дима чуть не забыл, дата 19 ноября – это по старому стилю или по-новому? Разница-то почти две недели. Как бы ему не лопухнуться ненароком. А то и забыл уже. Учился-то давно – 300 лет и еще немного. А ошибка здесь стоит дорого – своя жизнь. Или хотя бы пленного немца потеряет. Как-никак добыча!

Ишь, как кашу с соленой рыбой наворачивает. Теперь можно поверить, что питался плохо, если кашу, в которой встречается всякая дрянь типа мышиных фекалий, древесного сора и гальки, приправленной вонючей балтийской салакой, которую давно пора выбрасывать, жрет, как изысканный боярский деликатес.

А ему, как и остальным русским, кусок в рот не лезет. Поймать бы этих вороватых интендантов, или как они сейчас называются, и накормить этой самой кашей. Свиньи!

– Кистенев Дмитрий! – около костра вновь вырисовался знакомый преображенец, прервав мысли Димы, – быстрей со мной. Его царское величество тебя зовет, требует!

Вот как, все-таки напросился. Царь – это серьезно. Помазанник божий! Кроме сардонической иронии по поводу старого титула еще с советского времени, сейчас это означало для этого времени еще и неограниченную власть. Петр ее имел и, надо сказать, во всю использовал, проводя свои радикальные реформы.

Обычному сыну боярскому, мелкому дворянину тех лет, надо птицей лететь, не раздумывая, когда государь зовет.

Вот только Дмитрий даже на ноги еле встал. Какой там бежать, дойти бы вообще! Десятник, видя это, отреагировал мгновенно. Царь же зовет, еклмн!

– Никита, помоги дойти человеку, – строго приказал он Логинову, и подумав, добавил: – и обратно проводи. А то упадет от слабости, захлебнется от воды да грязи под ногами.

Преображенец, пришедший за сыном боярским, немного потоптался у костра, норовя поторопить Дмитрия, но потом передумал. Хорошо видно было, что парень, мягко говоря, не совсем здоров. Не умер бы еще по пути, бедолага?

– Ты ранен, – уточнил он, – сумеешь дойти? Может быть, сказать государю, что пока не сможешь?

– Сегодня ножом досталось от ворога, – вместо Димы ответил Никита, – не сильно, но крови много вытекло. Ничего, дотащимся, он жилистый, дойдет

– Тогда вы идите потихоньку, – заторопился гвардеец, – а я поспешу сказать, что уже идет, как может. А то ведь влетит не за что. Государь что-то гневлив сегодня. Сначала бьет, а потом спрашивает.

Дмитрий только махнул рукой, соглашаясь. На коне бы поехать, да кто же верхом к государю ездит. Это лишь боярам разрешено, да немногим приближенным людям. Саше – человеку ХХI века – это казалось дикой несправедливостью, но Дмитрий считал ее нормально в данной ситуации. Серокоштанный крестьянин пахал землю, подчинялся всем и за это был защищаем, они – дети боярские – боролись с врагом внешним – с теми же шведами, а иногда врагами внутренними – распоясавшими разбойниками. Подчинялись боярам и через них царю. Жили они лучше, чем крестьяне, но могли погибнуть в любом бою.

А выше всех были царь с думою и ближними любезными боярами, которым богом было дано всех пестовать и руководить.

И в природе также. Ибо разве должен мизинец обижаться, что им командует рука, а рука, в свою очередь не должна оскорбляться, что над нею довлеет голова. Тоже средневековая философия, хотя и какая-то извращенная для гуманного ХХI века.

Так, рассуждая и опираясь на Никиту, Дмитрий кое-как добрел до царской ставки, расположенной невдалеке от лагеря дворянского ополчения. Окружали ставку приближенные гвардейские полки, охрана здесь была налажена более строго, хотя тоже очень по-русски.

Уже прошедший перед ними их же товарищ – офицер предупредил гвардейцев о двух дворянах, шедших к царю, и дал им подробную характеристику и описание. Тем более, уже и в разговоре стало понятно, что это никакие они не лазутчики шведов, а природные русаки – матерщинники. Но все равно охрана злобно не пропускала. Не положено и все тут!

Как водится, разлаялись вдрызг, да так, что на лютый шум от царской ставки явился знакомый поручик, логично предположив, что это нужные люди. Он-то, хоть уже доложил, но понимал, что они все равно на нем и царь, если спросит, то обязательно с него. А они все почему-то не идут до царя, хотя уже и слышаться недалеко.

Принялся споро и жестко разбираться, дав на орехи и бестолковой охране, и медлительным дворянам. Получив энергичное внушение со стороны командира, пусть и не прямого, но из числа своих, гвардейцы сдались. Но опять же не до конца, потребовав сдать все оружие, которое у них было, напирая на то, что перед царем надо быть обязательно безоружным. Вроде бы разумно и можно хоть по мелочи сдаться.

Однако оные дворяне взвыли в два голоса, прекрасно зная, что потом выручить назад свое оружие будет невозможно. Точно для себя отберут.

Или, в крайнем случае, дадут плохонькие клинки и радуйся. А сабля у Дмитрия была хорошей, княжеская, вроде бы даже персидской работы, объясняй потом князю Александру Никитичу, что не спьяну потерял, а нехорошие люди посодействовали, пользуясь моментом.

Поручик, поняв потайной смысл продолжающейся ссоры, быстро ее замял, нехотя пообещав охране, что оружие будет у дворян взято непосредственной царской охраной. А остальное не вашего умишка дело. Будете же умничать, вообще без голов останетесь. Хотите, чтобы государь Петр Алексеич пришел? Придет! А потом сами будете сильно страдать, сволочи!

Спорить было больше не о чем, да и нервный поручик начал, стоя на месте, изображать интенсивный бег. Царь требовал Дмитрия немедленно, а его задерживали.

Этот довод был признан самым решающим, связываться с государем-самодержцем никто не хотел, и их отпустили в надежде, что дворяне получат хорошую взбучку и им не придется чувствовать себя обиженными.

Хотя, вопреки дошедшим до них непонятным слухам, Петр Алексеевич был все же в условно-хорошем, или, по крайней мере, в довольно неплохом настроении. То ли уже отошел, то ли несколько стаканчиков вкусной гданьской водки ему помогли, но дворян он принял относительно приветливо.

– И вам хорошего, – ответил он на обязательное приветствие и тут же велел принести табурет Дмитрию, поскольку нездоровье его было видно сразу. А раз уж за царя пострадал, сделать немедля послабление!

По российскому дворцовому уставу прошлых столетий сидеть в присутствии царя детям боярским было строго запрещено. Но царь, побывавший в разных Европах и давно водивший знакомства с немцами, прежними церемониями небрежно пренебрегал. Дмитрий и Никита, по провинциальной молодости, а Саша по традиции ХХI века – тоже. И Дмитрий, особо не чинясь, сел.

– В немцах где был? – на ломаном немецком спросил Петр, одобрительно глядя на побритое лицо дворянина. По молодости он, впрочем, и в последующие годы, желал все сразу и много. Внешнее изменение русских особенно меняло их на западный манер. Может, поэтому люди не торопились меняться бородами. Даже Никита остался волосатым. Дмитрий же побрился и уже это настроило к нему царя благожелательно.

Дмитрий немного помедлил, решая, как обратиться: если мин херц, как на его всешутейском соборе, так еще обозлиться, особо наглых ведь никто не любит. Петр любил по-простому обращаться только своих. А к не своим он был, как и все российские цари, всемилостивым государем и избранником божьим.

Броситься в ноги на старомосковский манер, так сразу потеряешь всякое расположение. Хорошо известно, что царь не любил всего прошлого. Даже то, что шло ему на пользу.Выбрал нечто среднее.

– Извини, государь, – так же на ломаном немецком ответил он, – нигде не был. А вот с немцами за чаркой долгие вечера просиживал, черпая иноземную мудрость и знания.

Теперь помедлил Петр. То, что Дмитрий за границей не был, сильно его уронило в глазах царя. А вот то, что добровольно общался с чужеземцами и не оттолкнул, а, наоборот, искал их и принимал, обрадовало Петра. Сам так же знакомился с немцами на Кукуе.

Насколько Дмитрий знал, таких, как он, тянувшихся к чужеземному знанию, на Руси было еще мало. Благородные дворяне в начале XVIII века, еще как могли, отбивались от не православного учения, которое почти все было чужеземное. Это только в конце столетия, при Екатерине II, благородные поумнеют, начнут считать, что обучение – это прерогатива исключительно дворянская. Так что Дмитрий царю человек был не чужой хотя бы морально.

– Вот что, майн либе, – дружески обратился он к Дмитрию, – спорят тут со мной всякие замшелые бояре, говорят, что уходить надо от моря, нам и без моря хорошо. Земли, дескать, и так много, а людишек мало. Так что все к черту!

Петр хитро сощурил глаза, явно прощупывая настроения пришедших к нему детей боярских.

Ведь такие настроения были широко распространены не только среди знатных бояр, но и среди мелкопоместных дворян. Оторванные от своих слабеньких хозяйств, находясь в голоде и холоде од Нарвой, они в большинстве выступали за уход в Подмосковье. Царя такие настроения, надо сказать, очень злили. Опасаясь, что недалекий Никита простодушно поддержит эту сокровенную для детей боярских мысль, Дмитрий горячо сказал на немецком, забивая ему рот:

– Неправильная эта мысль, ясновельможный государь, нехорошая. Настоящее государство, мощное, сильное, не может быть без моря. Большой порт – вот что нам сейчас надо. И тогда мы окрепнем.

– Домой бы нам, чего здесь забыли, – уже по-русски добавил Никита, не понимая сказанное товарищем.

Петр захохотал. После слов Дмитрия добавка Никиты выглядела совсем по-детски. Сердиться на него он уже не мог.

– Эй, кто там, – позвал он. Появился парень в одной рубашке и простых штанах, видимо, царский слуга.

– Вот что Мишка, – сказал Петр, – отведи дворянина, – кивнул он на Никиту, – поснедать. Да чарку не забудь налить. И пусть ждет. И нам принеси закуски и пития.