Текст книги "Зверинец (СИ)"

Автор книги: Михаил Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Носки товарища комбата.

Сколько лет им уже исполнилось?! (зачëркнуто)

Стремительно мутируют, твари. (зачëркнуто)

Обрели, наконец-таки, разум.

Слышен стон, словно тысяча мучеников

Мучается в тысяче застенков.

Рота ловит беглую сколопендру.

Свой сапог старый

Поднял с земли любовно.

Кинул в "горыныча", промахнулся.

Был сапог.

Стал ботинок.

Петрович, урою!!

Зарево на пол-неба.

Как ярко горит

На ГОКе цех старый.

Самолëт пролетел над крышей -

Где начинается авиация,

Там не сыщешь порядка.

Достать соседа

Вывести из себя нашего дока проще простого.

– Ой-д`а... За училищным забором!..– затягивает зычным голосом наш Шура Лишенец, запевала первого из двух взводов нашей роты, проходя на утренней разминке под окнами медсанчасти... Бандиты-медики в некотором вожделении и с любопытством осторожно высыпаются из дверей, навастривают уши...

Мы, первый взвод то есть, тут же за Шурой подхватываем:

– За-ши-бись-сто-ит-хрен-ко-лом!!!

Хрясь!!! Е-е-есть, мля, пошла реакция – наверху отчëтливо слышатся движения Рашкина. Полез в шкафчик за снарядом...

– Да только ж мы ничë не хочим!..– сразу хватает ноту второй взвод, подключаясь к нам и наваливаясь на уши окружающих артиллерийским валом.– ... Ре-гу-ляр-но! Ночью!!.. Дро..!!!

– Ку-у-У-У-У-УРВЭ-Э-Э-Э-Э!!!!– перекрывает последнее слово вой Рахметуллина, по пояс высовывающегося из окна с глазищами по пять рублей, полными ненависти и отчаяния. Вниз со всей дури летит склянка из-под брома и грохается на площадку, гремя пластиком куда-то в сторону.

Строй заходится дружным гоготом вместе с санитарами. Йе-е-е-есть, мл-ля!..

... Следом за нами идëт рота Ужицкого:

– Завëл я де-вуш-ку в са-рай!..

С небеси доносится отчаянный скрип зубов и грохот затворяемых ставней.

И такая вот куята у нас каждое утро...

Редиска

Я редиску не люблю. Я больше, как-то, по капусте. Да что уж тут сказать – мне частенько выпадает еë готовить, когда дежурим у зенитчиков на площадке, и в моëм отделении меня за это откровенно любят. Точнее, мои мозги...

А вот наш товарищ комбат, к сожалению, того. Веган он. Не переваривает мяса органически. Какой-то фермент, вырабатываемый пауками, заставляет его шкуру зудеть, словно на него напала стая диких напильников и отчаянно покусала, язык распухает, между ногами всë горит и раздувается до нетерпимых размеров... Аллергия у него, короче. Поэтому мяса он не ест. И вместо этого – налегает на редиску.

– Витаминов в ней много.– хрустит он пережëвываемым салатиком.– И все части съедобны. Во вещь!..

Редиску себе он выращивает сам. Прямо на окне кабинета стоит большая кювета, в которой зеленеют всходы и листья его продовольственного запаса. Относится к своим кустам он с невероятной любовью и заботой, вызывая у личного состава локальные приступы ревности. Но, в принципе, никто не против.

Против только двое – начхим и начпрод.

Начхим комбата склоняет и спрягает постоянно, на каждом совещании. Дело в том, что меры в любви к сельскому хозяйству комбат не знает (а гражданская учëтная у него, кстати, агроном...), и постоянно свои кусты заливает. А вместе с кустами – подоконник, стены, полы и карниз. Естественно, что всë это отчаянно способствует буйному росту плесени. Грибы растут со скоростью – просто страшной, загаживая всë вокруг, и буквально на следующее утро на картах, документах и столах, в том числе самого комбата, появляются шикарные цветные узоры и пухлые подушечки спороносов.

– ... Р-рота, стр-ройся!!!– орëт дневальный, выгоняя на улицу химдымов. Вся работа в штабе заваливается, как итог, на корню – а мы вынуждены, проходя мимо, креститься и причитать "Господи, пронеси!". Серой прëт – отчаянно...

Зампотех уже в который раз предлагает нашему горе-агроному поставить своей растительности капельный полив, но тот посылает его по трëм координатам за горизонт событий.

Буквально через полтора утра после очередного визита Видика и кО – из окон штаба слышится:

– Ах ты ж долбанный ты ж нахер! Ах ты ж ворса паучья! Мать вашу перемать!!..

На другом конце базы тут же начинается шевеление химдымной команды, тяжкие вздохи Видика вздымаются среди сопок и доносятся чуть ли не до аэродрома.

«Петрович, мля!..»

Как уже говорилось, редиску у нас на базе не любят только начхим и начпрод. С начхимом всë понятно – это у него профессиональное. А вот с начпродом всë куда интересней...

Иначе как на "Жывотное сумчатое" он у нас не откликается. Он действительно у нас, как кенгуру – постоянно ходит с сумкой. В сумке – сахар. Сахар, очевидно, исчезнут со склада... Почему исчезнут?– потому что на такое дело никто ему сахара не даст. А дело, таки, весьма деликатное.

Начпрод разводит пауков. Началось всë с того, что его эти твари подкопали. Как?! Ну, как... Лапами. Как они ещë тоннели роют? Приходит, значит, это существо утром во свою вотчину – а там у него бардак, Содом, Ад и Израиль: восьмилапые оккупировали сухарный ящик.

– Мра-а-ази!! Ку-у-урвы!! Ятить вас натрое потрое... Боевая – тревога!!!

За боевую тревогу ему Шурочка наш Лишенец отвесил в жбан. И начхим тоже отвесил. Потому что нефиг хватать за рукава кого попало. Потому что надо вовремя отскабливать с поверхностей кустящуюся плесень и окуривать помещения фосгеном и серными шашками.

От того визита у Жывотного остались фонарь под глазом и кладка паучьих яиц. Но нет бы их сжечь! Или сдать зампотеху, например – тот бы нашëл им достойное применение (он у нас большой специалист по всяким там биореакторам). Он решил – наладить подсобное хозяйство.

Сказано – сделано. На месте сухарного ящика появился уютный загончик, закрытый брезентом, куда стали стаскивать отходы с кухни. К негодованию начхима, естественно – по схожей причине мы едва ли не каждый божий день навещаем зенитчиков и проводим у них на площадке потраву... Однако, начпрод оказался человеком предприимчивым, звероводом чутким, и все поползновения своих тварей уползти на волю или выкопать тоннель и, опять же, смотаться нахер – своевременно пресекал.

Пока животные были маленькие, и не построили там полноценный улей – всë было в порядке. Каждый день у нас было свежее мясо, и мы даже стали потихоньку подначивать зампотеха, чтобы тот устроил при столовой колбасный цех. Однако, в один прекрасный день Жывотное к питомцам прикипел душой, и прекратил своевременные мясозаготовки; кормить не прекратил...Существа, естественно, стали плодиться с бешеной скоростью, пугая нашего завсклада шуршанием лапок по брюшкам и щëлканьем жвал. Один раз они его чуть до белой горячки не довели, начав свистеть посередь ночи...

– Ы-ы-ы-ы!!!– взбеленился завсклада, вкручивая на ходу детонатор в связку "лимонок" и намереваясь взять на душу грех убийства и членовредительства, закинув гирлянду гранат под брезент. Обошлось, но с тех пор он с начпродом на ножах и грозится изнасиловать его каской за воровство сахара без его ведома.

Что происходит с тестом, помещëнным в слишком маленькую кастрюлю? Правильно, оно убегает. Пауки в этом смысле – что твоë тесто. Их, в итоге, стало слишком много, и они стали сбегать...

А теперь свяжем факты. У комбата редиска – раз. Он еë заливает – два; два с половиной – постоянно. Три – благоприятствует этим росту плесени... Плесень привлекает пауков... А их в загоне стало ой много!..

Что удивительного, что они у начпрода сбежали, выплеснувшись из-под брезента и ударившись кочевать по базе?!.. Помыкавшись с пару часов во владениях доктора и перевернув там всë вверх дном – перед этим наведя свои порядки на складе – они принялись расползаться по случайным направлениям. Парочка этих тварей унюхала всходы плесени на окне комбата... А теперь представьте картину. Вы – мирный аграрий в звании полковника. Встаëте с утра пораньше и, насвистывая из-под противогаза какую-то фигню, в "форме номер раз" (противогаз, тапки, шорты на босу ногу) с лейкой в руке, вяло почëсываясь, входите в свои владения, предвкушая прополку и мелиорацию. И тут на вас, светясь любовью и щëлкая жвалами, кидается мохнатая тварь, лезет обниматься и начинает л-а-п-а-т-ь... Бр-р-р, противно! Комбат был, очевидно, мнения противоположного – потому что после этого он бодро, весело и с энтузиазмом станцевал чечëточку. На начпроде. Спящем. Перед этим выкинув его с молодецким свистом на плац.

Песнь акына

За училищным забором – зашибись! – стоит хрен колом. Шурочка наш Лишенец тому доказательство – вон, прëтся, собака, через дырку в заборе... Сейчас доползается, там на него Видик капкан поставил...

– А-а-а-а-а-мля вашу мать!!! Видик, сумка кенгурячья! Убью-у-у-у!!!

Не, не попался. Но встретиться морда к морде с каменной сколопендрой – удовольствие не из тех, что хочется испытывать каждый день...

Не любишь ты, Шурочка, животных. Бедная сколопендра, за что ж ты еë так искромсал? Виновата она, что ли?.. Да ещë и растоптал. Фу! Фашист, глумясь над чьим-то трупом – помни, что он слово одушевлëнное, а значит, может и навалять. Пусть неупокоенная душа этой сколопендры навещает тебя по ночам...

Ужицкий гонит через плац своих кадетов. Гонит к доктору, пинками – эти два обкурыша нарушали технику безопасности, изводя плесень методом сжигания. Судя по их одухотворëнным лицам и изляпанным защитным комбезам, перед своим чëрным делом они плотно перекусили...

Жывотное сумчатое проскакало через задний двор. Думает, что никто его не видит... Так, так, та-а-ак, давай родной, ещë пара шажков... Йес! Попался. Там начхим на Лишенца ловушку учредил, волчью яму. Не, ну а что – он нам здесь нужен, а не в городе...

... О-о-о, как быстро мы поскакали! В ямы, оказывается, ловятся не только начпроды, но и их пауки. На всю базу слышно, как мы плюëмся и проклинаем этих восьмилапых тварей; а неча было запирать их в сухарном ящике на ночь.

Завсклада, молодец, оперативно среагировал. Сейчас кому-то наваляют, и я даже знаю, кому.

Шурочка вернуся. Ну-ну, надолго ли? Вряд ли... Снизу слышна перебранка его с дневальным. Жалко человека, он не так давно расстался с девушкой, теперь вздыхает и скучает от одиночества. Надо бы тебе к доктору сходить, поделиться жалостями.

О, лëгок на помине! Крадëтся вдоль стенки, гигант наш духа и тела. Прëт в руках серную шашку, кого-то собрался душить. Судя по направлению движения, хочет навести шухер в загоне начпрода; вместо химдымыча. По чьей, интересно, указке – Видика, товарища комбата или кого-то третьего?.. О, есть – прямо в самую собачью свадьбу угодил: начпрода принял на себя, точнëхонько на грудь... Ай, молодца!– увëл у негодяя его сумку, будет теперь он у нас Жывотное Бессумчатое. Давай, Лëня, дава-а-ай! Гойда, гойда! Бег с препятствиями, кросс по пересечëнной местности! Ставь дымовую завесу, уходи огородами – и я вижу их среди кокосовых пальм!

– Сто-о-ой, ублюдок!!! Отдай колбасу!!

– А вот ... !!!

'УЙ!!! Уй!! Уй! уй...'– пронеслось промеж сопок. Мда-а-а... Мощен голос капиталиста, зорок глаз и рука мускулиста... Нет, не правая, доктор у нас левша.

О, Ужицкий!.. Назад идëт, довольный...

– Какая... КУРВА!!! Орëт на плацу!!??

Товарищ комбат, лëгок тоже на помине. Приехал из города, и так некстати напоролся на устроенную складским караулом ëлку-свалку. Вот сейчас – кому-то точно влетит, и точно за дело.

Из-за леса, из-за гор – полыхает комбинат. Всë-то у них вечно там не слава богу... Видик с утра самого кочевряжится в Сахаре, видимо как раз из-за этого. Хорошо хоть ветер не в нашу сторону, а к зенитчикам – мы на одном конце города, они на другом.

Очередная пара истребителей ушла в небо, куда-то намылились. Даже с бомбами на пилонах... Интересно, кого это они всë время бомбят? И не из-за них ли оседают периодически терриконы по округе??.. Занятно!

Так, ладно. Мне сегодня дежурить по оружейке, надо подбить баланс и списать на завтрашние стрельбы. Взвод сегодня химдымит у зенитчиков, так что можно сильно не спешить. Можно запереться со вторым номером в классе ТСП (тактико-специальной подготовки) и забить 'козла'. Всë равно обед не скоро...

Пойду, пну дневального. Заодно Лишенца проведаю, прополощу ему голову за сколопендру. Фашист он эдакий...

Корова

Вертолëтов у нас, увы, не водится. Высокогорье, мать его перемать! Пробовали мы запустить винтокрылую машину как-то. Движок воет, задыхается, ротор по воздусям лопастями молотит – а толку ни хрена. Даже себя поднять не способен...

Брешет, как геликоптер – есть у нас такое выражение, про того, кто много говорит. И другое есть – молотить винтом; хернëй страдать, значит.

И парашюты у нас, к слову, плохо действуют. Да и было бы, откуда падать – вокруг ни одной сопки выше семидесяти метров нет, ни один купол не спасëт. Да и было бы куда – а то ж всë пещеры, да плесень, да пауки-сколопедры, а в низинах ещë и скорпионы. К нам они, благо, не залезают.

Единственный доступный у нас транспорт, способный пассажиров возить, это 'пирожок' – десантный транспорт вертикального взлëта-посадки. Громогласная хрень о четырëх движках, ревущая как резаный по живому динозавр, и так же небыстро летающая. Грохот, пылища – ой, жуть!.. Мама, роди меня обратно, только бы не видеть их. И не слышать...

– О, корова полетела. Ребяты, подъëм, к погрузке товьсь!

'Корова' – как раз он, десантовоз. В полëте он не только ревëт и грохочет, но и издаëт низкое такое 'Мы-ы-Ы-Ы-Ы-Ы!!!'. Избавиться от этого гудения невозможно – не позволяет аэродинамика, напоминающая таковую у брошенного кирпича. Лëтчики эту машину не очень любят. Например, потому, что в кабине разговаривать можно только через ларингофон, и то с большим трудом. Из-за прижатых к корпусу турбин, всë, кроме дерущего глотку ора, тонет в пронзительном рëве и свисте потоков воздуха. Салон – совершенно грузовой, с подвесом за крышу и раздвижным люком в полу; естественно, что он не отапливается, и нам, пассажирам, летящим буквально к чëрту на рога, лететь на 'корове' – сущее м-му-у-у! В смысле – мучение.

Пожалуй, единственное достоинство – это вместимость отсека, до сотни человек, да возможность разгрузиться по-бомбардировочному, зависнув над объектом.

По слухам, летают они только у нас, и то лишь до поры – говорят, замену им готовят на что-то более приемлемое... Брешут совсем по-геликоптерному, скорее всего – зная наших техников, с уверенностью утверждаю: пока будут существовать такие объекты, как наш – будут в небесах и 'коровы'.

Достать соседа: приколы нашего городка

Стою в карауле, забиваю со вторым номером 'козла'. Снизу доносятся страдания зампотеха по поводу загубленной молодости:

– Да чтоб меня понесло, да что мне всунуло и трижды провернуло...

Ну, не загадывай желаний, они сбываются. Делаю знак напарнику – подожди, я сейчас – и, подойдя к краю вышки, спускаю вниз привязанный к гибкому тросику, которым обычно пробивают засорившиеся трубы, банник, обмокнутый в так любимую нами шаровую краску. Пара быстрых вращательных движений...

– А-а-а-а, ма-му-ва-шу-а-рес-то-ва-ли!!!

Есть, готов! По-быстрому втягиваю снаряд к себе, чтобы выскочившее из-под вышки существо, ставшее леопëрдово-крапчатым, не спалило. Тихо ржëм – скрипя зубами и озираясь по сторонам, закипающий, как паровой котëл, зампотех, чертыхаясь и переваливаясь с боку на бок как утка, укочëвывает к гаражам.

Через пару секунд оттуда вылетает начпрод; прижимая к боку свою сумку и придерживая каску, улепëтывает в направлении пищеблока с такой скоростью, словно повстречал в проходе Вия. Где-то по базе рыщет комбат, хочет его сожрать – ночью из загона снова сбежали пауки. Точнее, их оттуда выпустили – доктор решил 'батю' подколоть и подложил ему на кровать одну из этих тварей, которая полезла посередь ночи целоваться... Следом за начпродом семенит завсклада с какой-то коробкой; странно, обычно они так кооперуются, когда хотят сделать подлость ближнему своему... Ах, вот оно что! Они же в медсанчасть перетекают, ниндзи хреновы. Сейчас даже точно скажу, что в коробке – у них там радиоточка с ультразвуковым динамиком. Ну да, руки у обоих из конкретной ж-жэ, сами спаять не могут... Док, тебя ждëт бессонная ночь, конкретно тебе говорю.

Шурочка вот наш, Лишенец, с дневальным, кружатся через плац наискосок в вальсе. Первый поспорил с Видиком, что сможет слопать живьëм сколопендру – нет, не каменную, ядовитую, эдакий полутораметровый ремень, а другую, норную, мелкую – но его своротило, и теперь второй вынужден составить ему пару в деле услаждения взора начхима. Далеко утанцевать не успевают – натыкаются на 'посла' от зенитчиков, восторженно заглядевшегося на самолëты.

– Хуле встал, с дороги!– сигнализирует Лишнев, и налетает на высокого гостя... Господи, ну какие же вы громкие! Неужели нельзя падать потише?! Того же мнения и начальник разведки, высунувшийся из окна штаба подышать – они там снова травят плесень:

– Ху-ле-ор-рë-те!!!– гремит над плацем и головами бранящихся.

– Иди на ... !!!– отвечает ему во всю молодецкую пасть дневальный. 'Уй!!! Уй!! Уй! Уй...'– отвечает эхо среди сопок. Эн-Эр грозит им кулаком и, грозя всë рассказать комбату, засовывается обратно, напялив маску противогаза.

– Прапорщик Лишнев... Ка-а-а мне-Е-Е-Е-Е!!!

Это появился на плацу Ужицкий...

– Чему детей учишь, з-заср-ранец!.. Пошëл давай!– и погнал радиста нашего куда-то к штабу.

М-да... Чудны дела твои, господи...

Пиф-паф

Решил как-то доктор зампотеха разыграть... Тот потому что его конкретно достал – то пошлëт своих орлов, и они скрутят фары с санитарки (а без фар – сам же зампотех выезда не разрешает...), то спаяет ультразвуковую говорилку с таймерным замыкателем и, спрятав ту в коробку, оставит под окнами кабинета; ночью говорилка начинает источать всякие звуки, вызывающие бессонницу и приступ болезни 'нижнего мозга'. Короче, было за что. А если бы и не было бы – так нашлось бы. Следующие сборы не скоро, и доку откровенно скучно.

Зампотех у нас – ондатр. То есть, пуглив до чëртиков, и вверх смотреть не умеет. Зато имеет прекрасную нервную систему, уступающую в реакции только таковой при броске калия в воду... Короче, вынашивал свой план Рашкин недолго, и с начсклада договорился тоже – быстро. Оно и понятно, дурное дело не хитрое... Натырил у него электродетонаторов и сигнальных ракет, понатыкал всю эту лабуду вокруг технической конторы, с помощью сапëров из роты инженерного обеспечения соорудил выносной пульт, и сел в засаду в ближайшие кусты. Всë, казалось бы, учëл – и время, и место, и грязную лужу рядом со входом, куда зампотех должен был пасть и улететь оттуда на брюхе низенько-низенько... Одного не учëл. Зампотех наш – кавалер Хелганского щита, участвовал в обороне Штальберга, и потому про поведение в боевых условиях знает не по наслышке.

И вот, час настал. Утро раннее, ЗПТ ковыляет с проходной в контору – он у нас ибо в городе ночует, пользуется служебным положением. Короче, идëт он к себе по привычному маршруту. В кустах у конторы притаился доктор с пультом, бдит, ждëт. Сонный зампотех срывает установленную медиком растяжку... И начинается. Хлоп, трах, бабах!!! Искры во все стороны, дым, свист, вой! Салют как на Девятое Мая!.. Пыщ, пыщ!

Зампотех, как и положено ондатре, хватается за голову руками и с громким 'Мля нах дожили!!' падает на землю, разувши пасть – прямо в лужу. Как следует в ней извозякивается – и, к удивлению доктора, выныривает рядом с ним в кустах.

– Воздух, ëпта!..– воскликивает зампотех и... И – внезапно выкидывает медика в самое светопреставление. В ту самую лужу. И замирает в кустах сам, закрывши голову и разувши пасть.

Доктор с ужасом в глазах вскакивает и, с глазищами по пять рублей, жуткими завываниями и дымящейся спиной, задаëт на полусогнутых жару в своë расположение. Из конторы выскакивают бойцы и, понимая, что тревога исключительно ложная, уволакивают шефа под руки к себе – пытающегося вырваться и сбежать в ближайший окоп.

Рога и копыта

Чемоданчик

'Корова', заходясь истошным рëвом, заходила на посадку.

– РОТА!!! НА ВЫХОД!!!

Ротный наш – такая лапочка!.. В смысле – такая сволочь... Его ни девушки не любят, ни пауки. Вообще, удивляюсь, как его на свет произвели, такого противного.

Именно благодаря ему у нас каждое утро – отчаянные скачки по азимутам, и каждый второй вечер – зачëт по тактико-специальной. Помешался он на ней, чес-слово, помешался! Говорят, что он во время Двухнедельной попал под самый первый удар и долго в одиночку шлындал по горам, партизанил, и получил за это 'Хелганский щит'... Но мы-то знаем – знаем, что он в это время ставил один из многих промышленных городков, и дело это было совсем в другой части планеты. Ну да ладно, к нам это не имеет ни малейшего отношения – пусть молотит винтом сколько ему угодно. Земля, как известно, слухами полнится, да и на амбаре тоже много чего написано – а в нëм тушëнка и дрова...

Мир, как известно, имеет форму чемодана. И вокруг чемодана же вертится. И только у горнострелковых частей при столичном гарнизоне она вращается вокруг походного рюкзака. Пакуя вещи на сборы, ротный трижды проверил и перепроверил всë, что в свой чемоданчик запихал. Благо, брать с собой много не требуется – всë снаряжение и оборудование предоставляют 'на месте' – а весь наш нехитрый быт укладывается, обычно, в пару смен одежды да умывальные принадлежности. Но, оказывается, бывает и иначе – список необходимого барахла занимал у него ажно пятьдесят наименований; не знаю только, каких конкретно и чего сколько. В итоге, чемоданчик у него получился – изрядно пухлый чемодан, чемоданище я б даже сказал. Лëтчики его чуть было не попëрли из салона:

– Э, джан, куда прëшь с таким баулом! Мы ж ща взбзднëм да не взлетим!

– Хе-ерня вопрос!– махнул ротный рукой, тактически отступая под прикрытие второго взвода и просачиваясь на борт вместе с ними. 'Корова' разогнала турбины, взвыла... И не взлетела.

– Ротный-джан, перегруз! Не тянет! Скидывай барахло!

– Ах вашу ж мать-перемать!– со смаком вякнул ротный, выгоняя роту на построение и перетряхивая у всех хурду.– Признавайтесь... Кто хомяк!!!

Хомяков – обладателей лишнего и ненужного барахла – не оказалось.

– Шляпы дырявые, ворса паучья!.. Или вы взлетите, или... Или я вас сожру! С потрохами!! Со всем ливером и вчерашним г..!!!

Попытка номер два. Не взлетели.

– Рота строиться мл-ля!!! Ху-урду к осмотру!..

– А может, они – что-то себе заныкали?!– резонно возразил Шурочка наш, Лишнев, получив от АГСника в бок – чтобы не задерживал движение.

Ротному – только того и надо. В глазах огонь, в башке западный пассат и винт на холостом ходу на макушке:

– О-о-о, блин, точно! Лëтчики – первые воры на деревне; где начинается авиация..!

Лица у лëтчиков – цвета капустного листа. Знать, реально что-то спëрли. Но не признаются...

– Команди-ир джан!! Давай мы тебе пару... Сотен... Литров соляры, только сгрузи свой рундук нахер к херам паучьим!..

Ротный поступил подло: горючее взял, чемодан не сгрузил. Но, облегчившись на несколько сот кило, транспорт вякнул, икнул, чихнул, пукнул – но взлетел.

– Господи, пронеси!..– выдохнула рота в семьдесят один противогаз и двадцать девять лужëных глоток. М-да-а-а... Однако, на этом чудеса заканчиваться не собирались.

Таки, наконец, прилетели мы, куда нам было положено прилететь. Выгрузились, построились, посчитались, расположились. Благо, всë уже заранее готово – и стол, и дом, не надо извращаться с обустройством и исчезыванием своего. Разложились, распаковались...

– Яп-понский городовой!!! Лëтчики! Уроды!! Твари сумчатые!!!

Вопли венского леса – ясный пень, ротного. Который в полëте соизволил задремать, и... И? И – перепутал! Свой чемодан с чемоданом экипажа 'коровы'. У них, в отличие от нас, один рундук на троих, а пихают они в него ровно по столько же. Итог – ротный потерял свои пятьдесят наименований, зато приобрëл три комплекта новенькой лëтной формы, три пилотки, две разгрузки и драный командирский бушлат с намертво пришитым меховым воротником.

'А это был не мой – чемоданчик!.. А это был не мой – чемоданчик!! А это был не мой – а это был чужой – а это был чужой чемоданчик!!!'– слышится из расположения столичных горнострелков. С зубов ротного сыпется песок и алмазный абразив...

Что за песни!..

На сборах мы, пожалуй, фигнëй страдаем ещë больше, чем на службе... Объясняю: наши сборы – это, по факту, большие учения, где мы: знакомимся со всем новым, что 'родила' наша оборонка, смотрим на других, показываем себя, демонстрируем, предлагаем, делимся и просто мотаем на ус. Но то – лицевая сторона медали, 'для людей'. 'Для себя' – мы балдеем, кайфуем, тихо сходим с ума и просто морально разлагаемся всеми известными и недоступными способами.

Одним из способов такого 'обучаемся, играя' является взаимная охота... Объясняю! Когда мы сидим по своим гарнизонам, мы, фактически, света белого и настоящего противника не видим. Ну, пауки, ну, плесень, ну, сколопендры... У кого-то ещë и скорпионы... Посередь всего этого безобразия так легко забыть, что самый страшный враг – это враг двуногий, так похожий на тебя. Сборы наши – фактически, единственная возможность встретиться в более или менее реальном бою с себе подобными и как следует надавать этим подобным по шее. Так сказать, продемонстрировать собственное превосходство.

К сборам готовятся. Сборы ждут. С нетерпением и вожделением. В предвкушении соревнования, придумывают индейские народные хитрости, дебюты, гамбиты и эндшпили. Засылают разведчиков в стан вероятного противника. Не вылезают с полигонов и скачек, обживают классы тактико-специальной подготовки. Одним словом – изобретают рецепты победы.

Так как мы считаемся за батальон территориальной обороны, то наше основное направление деятельности – разведывательно-диверсионное. И задача основная наша – максимально напакостить вероятному противнику, дабы заставить его увязнуть на местности, аки в грязи. Противниками нам обычно ставят штурмовых горнострелков; они во многом похожи на нас – сделай ближнему своему западло суть наше жизненное кредо – но цели у них диаметрально противоположны; то есть – пришëл, увидел, победил, а враги пусть гадают, что же произошло и почему они вдруг оказались в плену и окружении. Доказывать друг другу, кто же из нас круче – смысла нет, мы сами по себе, они сами по себе, но многие их тактические решения мы используем у себя, и наоборот – ряд наших приëмов безбожно юзают они. Например – 'душение ужика'...

– Шон`риеф дер постен – сиблазен цапфенштрайх!... Эскан дрей таге костен – камрад ихком яглайх!..

О-о-о, нет, только не это! Только не 'Лили Марлен'! Нет, против самой песни я ничего не имею – она буквально на все случаи жизни. Я имею против еë исполнения горнострелками!

– Дат сагтен мир – ауф видер зейн!..

Падает с тумбочки дневальный – он одного со мной мнения. В палатках нашего взвода, словно в разбуженном улье, начинается нездровое шевеление...

– Рота в ружьë-о-о-о-о!!!– орëт второй (не наш!) взводный, материализуясь буквально через стенку палатки с дрыном в руках.– Боевая тревога нападение – бакланов!!!

... Ну, понеслась! Весь взвод, орлы, бросивши дела и похватав подручное дреколье (кто с автоматом, кто с альпенштоком, у кого и вообще – табуретка и сапожная щëтка), летит бить 'бакланов', пока те своими немузыкальными голосами окончательно не свернули нам уши в рулет...

Тра-та-та-та-та-та-та-та-тах!!!!

Что и следовало ожидать. Подгруппа 'бакланов', исполнив провокацию, тупо выманила наших 'орлов' на свою огневую подгруппу, а те, не будь лопухи, ещë и электродетонаторов втихаря понатыкали. Шум, гам, Содом, Ад и Израиль.

– Ах вы..!– выдыхает Шурочка наш, Лишенец, пинком выгоняя АГСника из палатки.– Вы-ы-ышка! Ко-оржик!!

Этих двоих – взводных гранатомëтчиков – два раза звать не надо. Пол-минуты не прошло, как на головы 'бакланов' посыпались наши призы и подарки за победу в музыкальном конкурсе. К Вышнякову с Березиным подключаются пулемëтчики и наше отделение. Свистят заряды, горят шнурами трассирующие... Так, мой черëд!

Кабум!!

Посылаю гранату 'в ту сторону', чисто для очистки совести – на этой дистанции моя шайтан-труба почти бесполезна... Неожиданно в кустах слышится непонятная возня, и нашего ротного за ноги утягивает какой-то ниндзя.

– Курвамать – убью щуку!!– орëт мой второй номер, хватая планшетку гранатомëтчика (баллистический вычислитель, прицельная таблица, топопривязчик) и, раскрутив еë в два с половиной оборота, запуская в кусты в направлении появления 'скотского мудака паука сумчатого'. Не успеваю схватить его за руку, чтобы отменить пуск снаряда...

– Ой, мля!..– выдыхает мой второй номер, присев и закрыв лицо руками. И в голосину:

– Товарищ майор, простите, я ненарочно!!

– Уы-ы-ы, пошëл на-акуй чудовищ-ще!!– взвивается из кустов второй взводный, потрясая кинутым в него гранатомëтным планшетом и держась за ушибленную голову.– Ма-му-ва-шу, арестовали!..

Тихонько протягиваю себе под нос: 'Ми-ит ми-и-ир, Лили Марли-ин!..',– безвозмездно офигевая от сюра происходящего. Осторожно осеняю себя крëстным знамением...

Граф Цепеллин

Сидим со вторым номером в 'секрете', сторожим подходы к стойбищу. Сборы, день ннадцатый. Делать нехер, жрать охота, втихаря жуëм палку колбасы, курим бамбук и пялимся в небо.

– О, смотри-ка!..– тычет напарник пальцем в проплывающую над нашей головой неведомую хрень, похожую на надутое 'изделие номер два'.– Как думаешь?

– Бля-яха!..– протягиваю с набитым ртом, вперившись на хрень через прицел автомата. Действительно, бляха – по ходу, горнострелки по нашу душу аэростат разведывательный запустили. Вот же ж твари!..

Ничего, херня – 'чего' будет потом. Или от начальника разведки – за то, что пролюбили в небе шпиëна – или наши извечные стратегические друзья нам люлей наваляют. Спустятся по какой-нибудь стенке, как мухи, шомпол в ухо и привет, выходи строиться... Беру поправку на высоту и движение, нажимаю на спуск. 'Т-тах!'– сухо кашлянул автомат, выплюнув короткую очередь. Мутная херня бодро сдувается и камнем падает из-под облаков.

Мой второй номер – тут же, автомат в зубы и подкирпиченным сайгаком туда, где упала сбитая хреновина... Так, а что это там за кусты шевелятся?!

– Снигирь, я Рекс, на два часа от тебя.– кидаю напарнику и даю несколько коротких поверх качающейся растительности. Снигирь лихим прыжком с перекатом сокращает расстояние до сбитого аэростата и, упав наземь, выпускает по кустикам весь магазин...

– Ятить вас... Ур-роды, мля!– доносится из кустов голосом нашего начальника разведки.– Убить вас мало!..

Снигирь смотрит на аэростат и виновато разводит руками. Это был – наш аэростат...

Вурдалак

Сержант Воробьин – на 'и' ударение, позывной Снигирь, мой второй номер – перевëлся в наш батальон из 'махорки', рядовой трупсы. Его командир рекомендовал за острый глаз и наблюдательность, и непременно как разведчика. Ну... Хотел в разведку – попал ко мне. Надо сказать, что ни я, ни он об этом не жалеем. С ним я не боюсь за свою спину, а он рад-радëшенек, что ему незачем скакать по сопкам с кустами на башке и шхериться по потайным углам, рискуя нарваться на патруль. Знай себе – сиди с биноклем у планшетки, вбивай данные по целям, диктуй мне прицел да запихивай в шайтан-трубу снаряды.