Текст книги "Последняя неделя лета (Квинт Лициний 2 - вбоквелл) (СИ)"

Автор книги: Михаил Королюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

– Прощай, любимая...

Помедлив, он повернулся и побрел к двери. Когда был уже у самой двери, Тома опомнилась и окликнула:

– А трусы? Ну... они... у тебя же... отдай... пожалуйста.

Костя остановился, оглянулся и посмотрел на нее так, что Тома, защищаясь, прижала руки к груди.

Потом хмыкнул, превращаясь в себя прежнего, нахального и веселого:

– Не отдам. Это плата.

– За что?

– За цветы, за спасение, за любовь, за удовольствие... – а потом, опять погрустнев, добавил. – У меня же, на память о тебе, ничего нет...

Пауза затянулась...

Костя достал трусы из кармана, посмотрел на них, и, с сожалением, сказал:

–Ну, хорошо, меняю на поцелуй...

Тома, прикусив губу, вдруг повернулась, порылась в полусобранном чемодане, и достала своего плюшевого мишку. Того мишку, с которым ложилась спать уже много лет. Мишку, которого, давным-давно, подарила ей Яся.

– На, возьми, – поколебавшись, не поднимая глаз, но, не забыв ловко выдернуть трусы, протянула его Косте. Помолчала и добавила:

– Я приеду еще... – и, первый раз, после того, как вскочила с постели, боязливо взглянула ему в глаза.

Костя вспыхнул как лампочка. В его глазах заплескалось неприкрытое счастье.

Тома почувствовала, что счастье, не удержалось в глазах Кости, оно выплеснулось оттуда и, теперь, затапливает уже ее душу.

Она почувствовала, что, еще немного, и она не удержится. Она прижмется к нему, утонет в его жадных объятьях, и тогда, то, что чуть было, не произошло, обязательно случится...

Поэтому, на зажегшийся, было, надеждой, взгляд Кости, она отрицательно покачала головой, быстро клюнула его в щеку, развернула, и решительно вытолкала из комнаты...

Когда Яся вернулась от бабы Мани, собираясь хвастаться двумя длинными связками сушеных бычков, нанизыванием которых она сама занималась, то застала Тому, стоящей посреди спальни, и неподвижно глядящей в окно...

– Вот это да! – восхищенно произнесла Яся, оглядывая засыпанную цветами комнату, – Все видела, а такого не видела! Что случилось? – тут же перешла она от восхищения к беспокойству. Подошла и стала осматривать Тому.

– Боже, да ты заплаканная вся! Что случилось? Этот ведь приходил? Он цветы натащил? Убью, если он тебя обидел!

– Не надо его убивать, – очнувшись, прошептала Тома, – он хороший... и он любит меня...

– И я люблю его... – добавила, и зашмыгала носом.

– Он что с тобой сделал? – продолжала допрашивать Яся и, с ужасом, добавила, – У вас было? Он воспользовался?

– Мы прощались. И да, мы целовались, – уловив недоверчивый взгляд Яси, твердо добавила, – только целовались! – и покраснела, ощутив, что стоит в халате, одетом на голое тело.

К ее удивлению, Яся это не заметила.

Понедельник , 29 августа 1977 г, утро

Колеса поезда мерно отстукивали последние километры до Ленинграда.

Одинокая чаинка плавала в давно остывшем, но так и не тронутом, стакане с чаем. Тома, как и всю дорогу, неподвижно смотрела в пролетающие мимо дома, но взгляд ее за них не зацеплялся, а смотрел, в какую-то, видимую только ей, точку.

Яся сидела рядом, придвинувшись к ней плечом, и нежно, одной рукой, гладила безвольную руку Томы, лежащую на ее коленке. Второй же обнимала ее за талию. Напротив них, на соседнем сидении, лежало уже сложенное и подготовленное к сдаче белье и свернутые матрацы.

– Томочка, ну я тебя умоляю. Ну, это же просто мальчишка. Ну, нельзя так расстраиваться из-за какого-то там мальчишки.

– Я понимаю, – Тома наконец-то оторвалась от окошка, и уставилась теперь в крышку стола, – я все понимаю.

И опять, в который раз, тихо и беззвучно заплакала.

– Все! Прекрати ревы! Через полчаса приезжаем, там мамы встречают, а ты вся зареванная выйдешь? Да они меня убьют! Прекрати, я сказала!

– Как же так, всего неделя как мы знакомы, сутки как мы расстались, а я уже скучаю и места себе не нахожу. Как же так? Вот так взяла и влюбилась? – не слушая Ясю, похоже сама себе, шептала Тома.

– А Антон? Вот так и все, получается, пшик и нет любви? Я такая получается ветреная?

– Знаешь, – Тома повернулась наконец-то к Ясе, – я ведь не только из-за расставания плачу. Мне, знаешь, и перед Дюшей стыдно. У меня прямо душа ноет. Я совсем не знаю как мне с ним дальше быть. Я же, наконец, поняла, что значит любить и как это больно когда расстаются. Ему же будет так больно, а я не хочу делать ему больно. Но и обманывать его не хочу...

– Ну как мне быть? – Тома, безнадежно и отчаянно посмотрела на Ясю.

– Да никак! – возмущено ответила Яся, – Мы в ответе за тех, кого мы приручили, но не в ответе за тех, кто приручился сам. И рассказывать ему ничего не надо. Не хочешь его видеть, ну и не надо. И выкинь из головы по поводу стыдно. Стыдно у кого видно. Ты ему не навязывалась, ничего не обещала и ничего ему не должна. А потом, знаешь, мне, почему-то кажется, что он это переживет. А вот переживет ли твое нынешнее чувство его напор, этого даже я не знаю. Так что, все, выкинь всех мальчишек из головы. Ты наша принцесса, подними носик повыше! Никакой мальчишка не стоит и слезинки из твоих глаз!

– Стыдно у кого видно? – переспросила, растерянно, Тома, зажмурилась и закрыла руками, начинающие гореть уши. – Да уж... так стыдно было... когда видно было... что и не передать.

Девчонки переглянулись, покраснели, каждая подумав о своем, и синхронно прыснули. Потому тихонько засмеялись уже тому, что вместе прыснули, потом сильнее, потом практически навзрыд.

Поезд тихо начал втягиваться на перрон. Мимо окна промелькнули, заметившие их, улыбающиеся и машущие, Томина и Ясина мамы.