Текст книги "Последняя неделя лета (Квинт Лициний 2 - вбоквелл) (СИ)"

Автор книги: Михаил Королюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Вы же вдвоем, а я один буду, Отобьетесь, – он опять улыбнулся им своей уже знаменитой улыбкой.

Тома с Ясей переглянулись, и Яся ответила, помолчав:

– Не забздим. Только ты себя в руках держи, хорошо? Знаешь кто ее дядя?

– Знаю, договорились! – улыбнувшись и весело выдохнув, ответил Костя. – Держите краба боевые товарищи и подруги! Ждите завтра после четырех.

Среда, 24 августа 1977 г, ночь

Догорающий костер из последних сил выбрасывал из себя искры. Тома сидела на постеленной фуфайке, прислонившись спиной к толстому бревну и смотрела как прозрачные языки пламени постепенно уменьшаются в размерах. Подкидывать в костер сучья ей уже было совсем лень. Перед глазами все еще стояло сморщенное лицо прабабушки Кили. Та, как только увидела девочек, тут же взяла их за руки, усадила возле себя и начала, как-то ласково, с большим интересом расспрашивать их обо всем. О школе, о себе, о родителях, о Ленинграде. К конце вечери уже казалось, что она знает о них больше чем они сами о себе. А она сама стала казаться им прямо родной бабушкой.

Потом она вспомнила, как, в самом начале ночевки, Костя с Михой драли раки руками, выкидывая их на берег, а девчонки, повизгивая, собирали их на берегу и складывали в ведро. Тома лишь теперь узнала, что драть раки это означает ползать вдоль берега в воде, нащупывать в глубине рачьи норы, залезать туда руками, ныряя под воду чуть ли не с головой, хватать их там, и, не смотря на укусы, вытаскивать наружу. Костя, со смехом, предложил им попробовать, но они, не сговариваясь, категорически от этого отказались. Вспомнив это, Тома непроизвольно улыбнулась.

Рядом, в собранном на скорую руку шалаше, спала донельзя уставшая Яся. Она, в отличие от Томы, поучаствовала и в походе за медом, и в походе за арбузами, и в походе за виноградом. После этого на нее с уважением начал смотреть не только Костя, но и Миха. Пока они ходили, Тома осталась у костра вместе с Мариной, женой Михи.

Марина была молоденькой украинкой, практически ровесницей Томы, смешливой и болтливой, с черными волосами, белоснежной кожей, той удивительной красоты, которая встречается лишь у украинок и болгарок, причем в возрасте до двадцати лет. Куда они после этого деваются, Тома не знала, но женщин с красотой этого типа она старше двадцати лет не встречала.

– Как же у вас все вкусно! Неужели все свое? Все своими руками сделано?

– Все свое, – засмеялась Маринка, – все своими руками сделано. А ты оставайся, если понравилось. Я тебя всему научу. Найдем тебе мужа хорошего, пойдешь дояркой в колхоз работать.

И, хитро посмотрев на Тому, добавила:

– Только не Костю. Костя у нас жить не будет. Костя птица иного полета... Костя только в любовники годится... – и вздохнула.

А, почему...? – начав, Тома замолчала, хотя вопрос, а почему Костя годится только в любовники, просто жег ее изнутри.

Маринка ничего не ответила, только рассмеялась и шутливо щелкнула пальцем Тому по носу. – Не увлекайся лапонька, не одна ты по нему сохнешь.

– Хотя конечно и он на тебя сильно запал. Вон и нас с Михой на ставок вытащил. Для тебя, как я понимаю, представление.

– Вот уж, – возмущено фыркнула Тома, – сдался он мне.

Маринка насмешливо и ласково взглянула на нее, но ничего не сказала.

Вскоре она ушла, схватившись за протянутую руку Михи, и исчезла, вместе с ним, в шалаше стоящем на другом конце поляны. Костя, после возвращения с виноградника, ушел в ночь, сказав, что будет проверять закидушки, поставленные какими-то друзьями Михи, на другой стороне ставка. Пиво тихонько плескалось в животе Томы, который был набит как барабан. Раки оказались не просто вкусные, они оказались необыкновенно вкусные, особенно если их запивать пивом. Она, в результате, за вечер, выпила целых две бутылки пива, и, теперь, костер слегка покачивался перед ее глазами. Тома раньше никогда бы не поверила, что может выпить столько пива, но опыт нынешней ночи изменил ее представление о себе. Еле видимый туман плыл над водой. В тумане раздавалось тихое кваканье лягушек, в кустах звенели кузнечики и тихо потрескивал затухающий костер. Под арбузы и виноград места не осталось уже ни у кого, поэтому, арбузы кучкой, а виноград в сетке, лежали поодаль ожидая завтрашнего утра. Там же в котелке лежали соты с медом, безжалостно вырванные из колхозного улика.

Из-за шалаша Михи бесшумно появился Костя, остановился у костра и вытряхнул, в стоящее рядом, ведро, раков, которые держал в подоле рубашки.

– Это на утро... Пойдем, покажу что-то, – сказал он тихо Томе о потянул ее за руку, – не бойся.

– Ну, куда ты меня тащишь? – сонно попыталась отбиться Тома, но, несмотря на свое вялое сопротивление, встала и пошла вслед за тянущим ее за руку Костей. Они обошли поляну, и вышли к шалашу Михи, но только с обратной стороны. Костя остановил ее возле дерева, обнял сзади за талию и сказал шепотом:

– Тсссс, смотри и слушай. Такого в кино не покажут. Только тихо.

Тома без интереса посмотрела туда, куда ей указывал Костя. Но присмотревшись, чуть не охнула и почувствовала, что ноги перестают ее держать. Внутри шалаша, на расстеленной простыне, лежала обнаженная Марина, широко и бесстыдно раскинув в стороны ноги, приподнятые в коленях. Руки она положила на голую спину Михи, который, как казалось Томе, старался резко протиснуться как можно дальше между ее раздвинутых ног. Ему, похоже, не до конца удавалось задуманное, поэтому, сдав назад, он повторял свои попытки снова и снова. Марина при этом слегка постанывала, как от боли, но, двигалась не от него, а к нему, раздвигая, при этом, ноги еще шире. Глаза ее были закрыты, волосы разметались по простыне, а голова качалась в такт с колебаниями их тел.

Тома все же беззвучно охнула, и, если бы ее не поддержала обхватившая ее рука Кости, опустилась бы на четвереньки. Но Костя, воспользовавшись моментом, подхватил ее рукой уже прямо под грудь, не дал опуститься, а, наоборот, тесно прижал к себе, а потом вдруг резко повернул к себе. Тома пораженно смотрела в глаза Кости, не замечая, как он все крепче и крепче прижимает ее к себе.

– Нравится? – шепотом спросил Костя, – Видела раньше?

– Нет, не видела... Это, что, это самое? – ошарашено, ответила Тома. – Они, там, что...? – она не могла подобрать слово, чтобы назвать только что увиденное.

– Да, – тихо ответил Костя, – это самое. Они любят друг друга. И им сейчас хорошо.

После этого наклонился и прижал Тому к себе. Тома почувствовала на своих губах привкус раков и пива от губ Кости. Потом ощутила как его язык, не обращая внимания на ее, с опозданием сжатые губы, проник внутрь и заполнил там все внутри и стал медленно вращаться вокруг ее языка. Ощущение было столь странным и новым, что Тома вся замерла. Потом ощутила, что вся она спиной прижата к дереву, ее грудь прижимается к груди Кости, а, что-то твердое, упирается ей в низ живота. Она почувствовала, что Костя, выгнувшись, еще ближе прижимается к ней, раздвигает ее ноги и уже касается ногой ее там, куда она стеснялась касаться себя даже сама. Тома попыталась пискнуть, но рот ее был занят и ей это не удалось. Не удалось ей и, дернувшись, вырваться из объятий Кости. Ноги ее подкосились, но стало еще хуже, ибо тем, чего касаться было просто нельзя, она теперь села прямо на ногу Кости. У Томы перехватило дыхание, и она запаниковала. Спустя мгновения она почувствовала, что может дышать, и губы ее свободны, более того, свободной оказалась и ее грудь. Правда, лишь на мгновение, поскольку выпустив ее из объятий, Костя тут же резко повернул ее спиной к себе, одной рукой опять крепко прижал, обняв за талию, а второй, проникнув под бюстгальтер, крепко сжал ее правую грудь, и начал ее целовать в шею. Тома попыталась согнуться и присесть, отстраняясь от Кости, но ей это не удалось, а то, твердое еще сильнее прижалось к ней, но теперь уже сзади. Чтобы избежать контакта, она прогнулась животом вперед. Давление сзади ослабло, но, она почувствовала, как его рука, задирает ей платье и лезет к ней в трусы.

Тома рванулась, как куропатка, попавшая в силки. Поскольку Костя держал ее одной рукой, то ей удалось вывернуться из, пытающихся задержать ее, пальцев. Тома, ломанулась по лесу, не разбирая дороги, как молодая лосиха во время гона, прямо к палатке, где спала Яся, сходу заскочила внутрь и, всхлипывая, прижалась к ней. Та, не просыпаясь, обняла Тому. Тома замерла, тихонько перемещаясь, постаралась спрятаться за Ясей, не прекращая, при этом, как можно крепче прижиматься к ней.

– Том, ну пожалуйста, не обижайся, я больше не буду, – услышала она, доносящийся сквозь стенку шалаша, полный отчаяния голос Кости. – Ну, пожалуйста, не обижайся, ну нашло на меня. Ну не удержался я. Ну ты же сама видела как они там... Ну, завелся я, каюсь.

И после пазы горько добавил:

– Люблю я тебя. Не простишь – утоплюсь.

И, столько отчаяния было в его голосе, что она, как-то вдруг, сразу, бесповоротно поверила – да, утопится. Если она не простит. И да, действительно любит. Эти слова как холодным душем погасили ту смесь ярости и страха, которые начали разгораться в ее душе. И, несмотря на пережитый шок, душа ее стала заполняться, непонятным ей самой, торжеством.

– Ладно, не обижаюсь уже. Простила. Только, чтобы больше не смел, – сказала Тома после долгого молчания. – Иди уж. Не маячь. Утопленник мне тут выискался, – и фыркнула.

Четверг, 25 августа 1977 г, ночь

Наконец ветер к ночи стих. Гладь моря напоминала зеркало, по которому пролегла серебряная дорожка, рожденная луной. Все море мерцало непонятными огоньками. Тома закрыла балконную дверь, подошла к комнате Яси, постучалась и, лишь услышав в ответ удивленное «да», вошла внутрь.

– Не спится?

– Куда уж тут спать, весь день отсыпались. – ответила Яся. – А чего ты стучишься? Как неродная прямо.

Тома попыталась свернуть к окну и отвернуться, чтобы скрыть сразу же вспыхнувший на ее щеках румянец.

– А классно мы с тобой съездили на ставок, я даже не ожидала. Раки какие! С пивом! А виноград! А какая у Марины брынза! М-м-м-м. Никогда такой не пробовала. А эти коврижки с творогом. Как они их называют? Ругувачки? Ну почему у нас такие не пекут? А эта икра из баклажанов? Как они ее называли? Манжа? Ты рецепт не записала? Я теперь фанатка их кухни. Даже не подозревала, что такая вкусная еда в природе бывает! – Яся, была в прекрасном настроении, и тараторила, особенно не ожидая ответа Томы. Вдруг она заметила румянец Томы и, совершенно неправильно истолковав его, сказала с тревогой. – А что вы делали, когда я заснула? А ну признавайся! Ты чего это раскраснелась?

– Я Маринку видела, – решилась рассказать Тома, только, чтобы скрыть истинную причину ее смущения.

– Ну и что? Я тоже Маринку видела. Что здесь такого?

– Я Маринку видела вместе с Михой...

И добавила, видя недоумения Яси, – В шалаше...

На лице Яси постепенно стало возникать понимание и, к удивлению Томы, она тоже покраснела.

– Что ты видела? – прошептала Яся. – Как это происходит?

– Да, – ответила Тома. – Они там в шалаше... он ее... прям делал с ней... так как рассказывала Кузя...

– Ох..., – вздохнула пораженно Яся. И вдруг встрепенулась, – А как ты там оказалась? – цвет лица у нее приобрел нормальный цвет, а взгляд приобрел остроту и проницательность Эркюля Пуаро.

Тома поняла, что спалилась по полной.

–Я... Я там по лесу гуляла, – видя постепенно возникающую на лице Яси недоверчивую улыбку, отчаянно добавила:

– С Костей. Мы с ним там целовались.

К своему удивлению, в ответном взгляде Яси, она увидела откровенную и неприкрытую зависть, а совсем не осуждение.

– Целовалась...– казалось, Яся прошептала это сама себе, – Это все? Что-то еще было? Рассказывай! – в ее взгляде пропала зависть, а опять появилась острота и догадливость, но теперь уже Шерлока Холмса.

– Нет! – закричала Тома, – Ничего больше не было! И никто со мной не делал то, что Миха делал с Маринкой! И не смотри на меня так! И вообще прекратим об этом! Я по-другому повод пришла.

– Ну, слава богу, – вздохнула облегченно Яся, – А из-за чего?

– Ты море с балкона видела? – видя спокойствие Яси, сама успокоилась Тома. – Как думаешь, что там за огоньки такие?

– Видела. Не знаю. Может водоросли какие...– ответила задумчиво Яся.

– А пойдем, посмотрим, – вдруг загорелась она.

– Боязно, – усомнилась Тома.

– Ничего не боязно! Мы уже почти три дня тут, и уже ясно, что ночью тут никто не ходит. Пойдем! – решительно сказала она, вскакивая с кровати. Не слушая возражений Томы, она схватила ее за руку и потащила на улицу.

Песок мягко обволакивал ноги при ходьбе. Попадающиеся же под ногу ракушки заставляли вздрагивать и поеживаться. Тома убеждала себя, что именно от этого ей становится зябко и тревожно. Яся же, не обращая на такие мелочи внимания, упорно тащила ее к морю.

По мере приближения море становилось все волшебнее. Вся вода, казалось, светилась изнутри мягким светом. В прибое же она превращалась практически в сияние, разбиваясь на тысячи маленьких искорок, которые гасли и, тут же, возрождались вновь.

Красота... – прошептала Яся, – Какая же красота.

Вдруг она повернулась к Томе, посмотрела ей прямо в глаза и сказала, каким-то осевшим голосом:

– Знаешь, а я всегда мечтала искупаться голышом в море. И, чувствую, если сейчас это не сбудется, то я не решусь уже никогда... Неужели решусь? – она замолчала и робко взглянула на Тому. – А ты, ты со мной пойдешь, если решусь?

Томе было реально страшно. Неведомое страшило ее. Ей было страшно снимать с себя все ночью на берегу. Страшно входить обнаженной в темную воду. Но она почувствовала, что если она сейчас скажет "нет", то между ней и Ясей ляжет невидимая, но уже не устранимая трещинка, которая потом может превратиться в провал.

Тем более, что Ясю еще никто не целовал, а ее уже да! Эта мысль, внезапно пришла ей в голову, наполнила ее душу гордостью и развеяла все сомнения.

И она, тщательно скрывая свои страхи, улыбнулась Ясе и мягко сказала:

– Конечно Ясенька! Где наша не пропадала! Вперед!

И, спеша, боясь испугаться и остановится, одним движением, сбросила с себя платье, умудрившись даже не зацепиться ни за что в поясе. Другим движением, прогнувшись, расстегнула бюстгальтер и бросила его на платье. Третьим, не остановившись, лишь слегка запнувшись, стянула с себя трусики, бросила их поверх бюстгальтера, весело повернулась к Ясе и проорала:

– А ты со мной?! Чур, кто первый залезет в море, тот первым вытирается полотенцем!

Яся пораженно посмотрела на нее, вдруг улыбнулась, подошла, не стесняясь, обняла, прижалась к ней, потом поцеловала прямо в губы и прошептала:

– Как я тебя люблю.

Потом отпрянула и заорала не менее громко:

– Я первая! Пусти меня первую!

И, как змея, выскользнув из платья, роняя по пути бюстгальтер и трусики, понеслась к воде и, с разбегу, бросилась в волны.

Ошарашенная ее объятием, а, еще более, ее поцелуем, Тома замерла на берегу. Как бы быстро не умчалась Яся, все же взгляд Томы зацепился за темный треугольник внизу ее живота. Значительно более темный и взрослый чем тот золотистый пушок, который был у Томы. И, вдруг пронзительно и отчетливо, Тома поняла, что Яся, пожалуй, взрослее, чем она, да и эмоций, которые она никогда в ней не замечала, в ней, пожалуй, что и побольше чем в ней, в Томе. А шахматы и отсутствие мальчиков, так это же она всегда была принцессой. Это за ней бегали мальчики. Ну, разве что кроме Антона. Всегда мальчики именно на нее обращали внимание. А Яся вместе с ней обсуждала только ее проблемы, ее мальчиков. Она вдруг поняла, что всегда была эгоистичной к своей подруге, что Яся всегда жертвовала чем-то очень важным ради ее дружбы и, что настоящей подругой в их тандеме, была только одна девочка. А именно Яся. А то, ночью, наверное, тоже было от этого...

Чувство вины захлестнуло ее, ей захотелось сделать, что-то хорошее и доброе Ясе. Она сорвалась с места, понеслась в море, и, с разбега, кинулась, широко раскрыв руки, на призывно машущую ей Ясю, пытаясь ухватить ее в объятья и повалить в воду. Не ожидавшая этого Яся, откинулась на спину, забулькала и погрузилась с головой.

– Учи меня немедленно плавать! – заорала, обхватив Ясю руками и ногами, Тома, – Учи, а то утоплю!

–Завтра, все завтра! Кто ночью учит! – отфыркиваясь и весело смеясь, отбивалась от нее Яся.

Огоньки же в воде, сначала испуганно разбежались от резвящихся девчонок, потом осмелели, окружили, и устроили вокруг них хоровод.

Пятница, 26 августа 1977 г, утро

Солнце сияло даже свозь оконные стекла. Небо блестело, в отражении стекла балконной двери, так, что сразу же хотелось зажмурить глаза, но, Тома, все равно, вышла на балкон. Ветер тут же начал обдувать и обниматься шелковыми занавесками. Открыв глаза, она перевела взгляд от сияния неба на берег и, краешком глаза, заметила, что напротив балкона, верхом на заборе сидит Костя. Сидел он, похоже, здесь уже давно. Завидев Тому, он заулыбался, распрямился и гордо продекламировал:

– Вставайте графиня и дню улыбнитесь, сегодня, быть может, вы принцу приснитесь!

– Это тебе что ли? – фыркнула в ответ Тома, – тоже мне принц нашелся. А, чего это, ты, на забор забрался?

– Посмотри, мой "Секрет" к твоим услугам!

Тома перевела взгляд на море и, чуть было, не выдохнула "ах". Напротив дома, стояла, покачиваясь, небольшая белоснежная яхта.

– Откуда это чудо у тебя? Стырил?

– Это яхта старшего брата. Курортников на ней возит на остров. Зарабатывает он на этом. Уехал он сегодня по делам. К вечеру только вернется. А мы... что мы, яхтой не умеем управлять, что ли?

– А, алые паруса, извини, сегодня в стирке, – деланно вздохнул Костя, радуясь реакции Томы. И, тут же, добавил:

– А ты почему еще не несешься к воде с криками "Я здесь, я здесь! Это я!"?

– Тоже мне Грэй нашелся, – фыркнула Тома, но, не удержавшись, улыбнулась и спросила:

– И куда же свою Ассоль повезет принц?

– На необитаемый остров! Купаться, загорать и рыбачить!

– На настоящий необитаемый остров? – Яся, тоже вышедшая на балкон, и, поначалу, недовольно глядевшая на Костю, удивленно замерла. – Здесь, что есть необитаемый остров?

– Еще какой! Девчонки, давайте собирайтесь в темпе, возьмите чего поесть и на борт! А то клев ведь пройдет, да и к вечеру дождь обещали!

Тома с Ясей переглянулись и не сговариваясь побежали на кухню.

Через час яхта, покачиваясь на легкой волне, стояла в десяти метрах от воды у острова. Лохматый и Пузан, не слезли на берег, и, теперь, разматывали удочки, а Костя, изображая опытного капитана, озабоченно поглядывая на небо произнес:

– Дождь уже к обеду будет. Так что часа два порыбачим и все.

Яся, бродящая по берегу и выбирающая ракушки, отмахнулась:

– И хорошо. Нам целый день на солнце нельзя, обгорим опять, – и взглянула на Тому.

Тома, блаженно лежащая на расстеленном полотенце, повернулась на бок и спросила Костю:

– А здесь, что людей совсем не бывает?

– Почему не бывает? Бывает. Но редко. Сюда приезжают на пикник и голышом позагорать. Только вот яхта только у моего брата и его приятелей есть. Поэтому как мы привозим, так и приезжают. Так что не бойтесь, никого больше не будет.

Потом, насмешливо взглянув на девчонок, добавил:

– Вы тоже, если хотите, купайтесь и загорайте голышом. Нас не надо стесняться, мы привычные, – и прыснул.

Заметив, как на него хмуро набычилась Яся, поспешно добавил:

– Да вы идите на другой конец острова купаться, отсюда же ничего не видно, да и рыбачим мы с яхты, на берег не сходим, видите какой тут берег, не залезешь, да и не до вас нам, – честно, открыто и без всякой насмешки Костя посмотрел на Тому. – Только не заходите глубоко, там сильное течение.

– Пошли и вправду прогуляемся, – Тома схватила за руку, уже готовую взорваться негодованием, Ясю.

А Косте сказала:

– Хорошо. Рыбу ловите! Чтобы через час рыба на уху была!

– Есть ловить рыбу! – отдав четко честь, отрапортовал Костя и, повернувшись к пацанам, грозно добавил, – С яхты ни ногой! Слышали? Исполнять!

И повернувшись уже к девчонкам, добавил, подмигнув:

– Не бойтесь! Исполнят! Честное комсомольское! – и, вытянувшись, непонятно зачем отдал пионерский салют.

Девчонки, не сдержавшись, прыснули и побежали наперегонки вдоль берега. Остров имел форму сильно вытянутого эллипса, с одного конца которого, возле крутого берега, предварительно высадив на берег девочек, и пришвартовалась на якоре яхта. В центре имелась небольшая возвышенность, на которой, цепляясь за песок, росли редкие кусты. С другой стороны острова, кусты постепенно переходили в пляж. Выйдя на песчаный пляж, Тома расстелила полотенце на песке. Яся же поднялась ближе к кустам, взглянула на яхту и сказала:

– И вправду, рыбу ловят. Бывает же такое. Ты посмотри, честные.

После этого повернулась к Томе и, весело блеснув глазами, сказала. Ну что, может и вправду? Голышом? По-настоящему? Днем? Пока эти шкодники рыбу ловят? По быстрому?

После этого, не дожидаясь ответа, расстегнула бюстгальтер, и положила на расстеленное Томой полотенце. Потом, неловко переступая с ноги на ногу, сняла трусики и положила их рядом.

Затем подошла к Томе и замерла с улыбкой Джоконды возле нее, глядя прямо в глаза. Улыбка была столь загадочна, а глаза смотрели так тепло и понимающе, что Тома, чисто автоматически ответила улыбкой на улыбку. Казалось, улыбка Томы притянула Ясю, она обняла Тому руками, при этом прикоснувшись к ее груди удивительно твердыми сосками, а к щеке щекой. Тома инстинктивно отпрянула и, лишь, когда ее бюстгальтер оказался в руках Яси, поняла, зачем та ее обнимала.

– Ну, не тормози! – Яся откинула на полотенце бюстгальтер Томы и побежала в воду.

Тома на мгновение замерла, а потом, почти помимо своей воли, сняла плавки, неловко попрыгав сначала на одной, а потом на другой ноге, и побежала вслед за Ясей.

Вода была чуть свежее парного молока и приятно холодила ступни ног. Тома забежав в воду чуть выше колен и инстинктивно замерла, но, не дав ей привыкнуть, на нее накатила волна и прохладным языком лизнула то самое чувствительное место, которое, казалось, еще ощущало прикосновение колена Кости. Буквально ахнув, она не удержавшись, уже грудью упала в следующую волну, помешав той бесстыдно лизнуть ее между ног снова. Вместо этого, волна, не менее бесстыдно, и вызывая непонятно сладкие чувства, лизнула ее непривычно оголенную и оттого необычно чувствительную грудь.

– Все, будем учиться купаться. А то, взрослая уже, а плавать не умеешь. Мне прямо стыдно за тебя! И дальше чем по шею не заходи! Слышала, тут течения.

Тома вдруг ощутила на себе руки Яси. Одна рука подхватила ее под грудь, другая под ноги, не давая коснуться дна. Не ожидая этого, Тома окунулась с головой и испуганно забулькала, пытаясь поднять голову над водой. Яся, испугавшись сама, подхватила ее под грудь, так, что правая грудь Томы оказалась у нее в ладошке и сильно надавив, вытолкнула голову Томы наружу.

– Ну, ты даешь. Захлебнись еще там, где воды по пояс.

– Смотрим движение рук, – Яся поставила закрасневшуюся Тому на ноги и медленно поплыла вокруг нее совершая лягушачьи движения.

– Теперь смотрим движения ног. – Яся отвернулась от Томы и, акцентируя движения начала двигаться от нее, то разводя, то сводя ноги. Ягодицы ее были почти над водой, удивительно белые, мышцы перекатывались под кожей так красиво, что хотелось и смотреть и отвести взгляд одновременно. Яся, не замечая ее смущение и не дав ее полностью впасть в прострацию, вдруг оказалась уже рядом, и Тома даже не заметила, как она снова оказалась на руках Яси.

– Пробуй! – сказала та, и отвела руку, держащую Тому за грудь под живот, при этом, другой рукой, не давая ей встать на ноги. Тома заполошно забила руками по воде, стараясь снова не нырнуть головой под воду.

– Как я тебе показывала, в стороны, а не по-собачьи! Я поддержу, – и рука ее снова обняла Тому, поддерживая под живот, а потом снова переместилась под грудь. Томе инстинктивно захотелось сдвинуть руку, но она тут же забыла об этом, так как ее голова опять ушла под воду.

– Не сверху вниз, а вбок греби! – продолжала учить ее Яся, поддерживая под ноги. – И ногами двигай! В стороны греби, а не бей по воде!

Казалось, это продолжалось вечность. Тома судорожно двигала руками, при этом ее голова неизменно уходила под воду. В этот момент рука Яси, подныривая под грудь Томы, поднимала ее вверх. Тому охватывало сладкое чувство вперемешку со страхом, она хотела встать на ноги, но Яся мешала ее это сделать, подхватывая ее уже под ноги. Страх уходил, ощущение же сладости оставалось, но тут, голова опять оказывалась под водой. Страх, смывал сладкое ощущение, но на его пути вставала рука Яси и, все повторялось снова. Иногда левая рука Яси покидала грудь Томы, тогда правая охватывала ее за талию и Тома чувствовала себя безопасно висящей над бездной с руками и ногами, медленно двигающимися как щупальца осьминога. Но, стоило ей чуть успокоиться, как Яся отпускала ее и, все повторялось опять.

Когда у Томы начало немного получаться, и она смогла удерживать свою голову на воде, Яся перестала ее поддерживать. Вместо этого, повернула ее к себе ногами и стала двигать ее ноги, показывая как надо ими правильно двигаться. Поняв, что та может увидеть, когда она двигает ногами, Тома сбилась с уже выученного движения и опять ушла под воду.

– На первый раз хватит, – сказала, тяжело дыша, Яся. Видимо первый урок ей тоже дался нелегко. Несмотря на загар, на ее лице тоже, почему-то, проступил румянец.

– Иди, полежи пока, отдохни.

Тома пошла к берегу. Похожее ощущение она испытывала всего один раз в жизни, на своем дне рождения, когда она перебрала наливки, вместе с Дющей и Ясей. Весь мир колыхался и плыл вокруг нее. Волны качали ее, а она качалась вместе с ними. Уже совершенно неотличимые от парного молока, они облизывали ее всю. Но, в отличие от момента входа в воду, эта ласка была теплой и ожидаемой. Она даже сильнее развела ноги, чтобы полнее ощутить ласкающую нежность воды, ее теплоту, и, одновременно, прохладу. На груди фантомно продолжала ощущаться рука Яси, вызывая непонятное томление.

Внезапно она поняла, счастье, если оно есть, то это вот этот миг. Может в жизни еще и будут такие мгновения, но их будет немного и они ни за что не будут лучше этого.

Выйдя из моря, ее качнуло, и она чуть не упала, но удержалась на ногах. Пройдя, покачиваясь пару шагов, она вдруг ощутила, что, хотя волны и их ласка остались позади, но им на смену пришел ветер. Теперь уже он, удивительно прохладный, несмотря на жар солнца, лизал все ее тело, выращивая на них пупырышки. Но особенно чувствовались эти прикосновения грудью и там, между ног. Чтобы лучше ощутить эту ласку, Тома широко расставила в стороны ноги, раскинула руки, подставила все свое тело ветру и солнцу и закричала:

– Я люблю тебя мир!

Солнце ласкало глаза даже сквозь закрытые веки. Тома приоткрыла их и, сразу, чуть не ослепнув, опустила их вниз. Ее взгляд скользнул по кустам... А там... за кустами... стоял, пристально глядя на нее, Костя...

Казалось, весь мир остекленел. И, сквозь этот остекленевший и неподвижный мир беззвучно и невидимо прошла трещина. Тома безучастно удивилась, что еще за трещина, которую не слышно и не видно. И вдруг она поняла, что это не трещина, это кто-то кричит. Еще через мгновение она поняла, что кричит она сама. Этот крик разморозил, замерший было мир. Тома почувствовала как чувство стыда, огромное, всеобъемлющее и нестерпимое, покрывает, сначала весь мир, а потом перемещается к ней и стягивается в нестерпимый ком у нее в груди, угрожая остаться там навсегда. Мир, не смотря на яркое солнце, съежился и почернел. А она сама, развернувшись и, не прекращая кричать, прикрыв грудь и низ живота ладошками, понеслась назад в воду. Ее нещадно подгоняло ощущение, что теперь Костя пялится на ее обнаженный зад.

Она пробежала мимо, уже вышедшей из воды Яси, тоже визжащей и прикрывающейся ладошками, прыгнула в воду и побежала туда, вглубь, пытаясь скрыться от этого, обжигающего все ее тело чувства стыда.

Остановилась она лишь тогда, когда вода сомкнулась над головой, а нога, пытающаяся нашарить дно, его не обнаружила. Наоборот, что-то холодное, когда она пыталась коснуться дна, схватило ее за ноги и поволокло вбок, под воду, не давая ей вынырнуть и вздохнуть воздух. Тома забила руками и ногами, но, кто-то сильный и неведомый продолжал тянуть ее за ноги вглубь.

Тома закричала, лишаясь последнего воздуха, судорожно вдохнула в себя воду и, последними проблесками сознания, ощутила, как кто-то, не менее сильный и свирепый, ухватил ее за волосы и, на разрыв, стал отнимать ее у хватающего за ноги...

Сознание вернулось как-то сразу. Она висела в оранжевом пространстве и не могла вспомнить, ни кто она, ни где она, ни как сюда попала.

Внезапно кто-то резко и безжалостно нажал ей на грудь, причем так сильно, что она непроизвольно выдохнула воздух. Сразу же за этим чужие губы грубо раздвинули ее губы и вдохнули в нее воздух.

Она, дернулась, отвернула голову в сторону и закашлялась, выплевывая воду.

И тут она вспомнила все. С ужасом ощутила, что лежит голая и мокрая на песке, что возле нее сидит Костя, держится за ее груди и целует в губы. Этого ее психика вынести уже не смогла. Взрыкнув, она резко приподнялась и засандалила, склонившемуся над ней Косте, прямо в ухо, да так, что тот не удержался, на корточках, и улетел в песок.

Дождик лениво накрапывал на нахохлившихся и не желающих идти в укрытие девочек. Костя виновато оглядывался на них, но те не удостаивали взглядом, ни его, ни его команду.

Яхта, не успела коснуться берега, а Яся уже спрыгнула в воду, вышла и приняла на руки, прыгнувшую вслед за ней Тому.

– Больше не смей ко мне подходить! Никогда! Сволочь! – не оборачиваясь, громко сказала Тома, и девочки побежали в дом.

Пятница, 26 августа 1977 г, вечер

– Да ты понимаешь, что ты могла утонуть! – Яся безостановочно моталась по комнате и никак не могла остановиться.

Тома недавно проснулась, приняла душ и, теперь, в халате, с замотанными полотенцем мокрыми волосами, сидела истуканчиком на кровати и испугано водила глазами за Ясей

– Да ты понимаешь, что ты уже почти утонула! – Яся остановилась и зло уставилась на Тому. – Тебя же пришлось откачивать!

– Ну, зачем, зачем, ты понеслась в глубину, прекрасно зная, что там течение? Тебе жить надоело?

– Он уставился на меня, – Тома опустила глаза. – Прямо дырку во мне прожег... Подонок!

– Ну, уставился, и уставился, что, из-за этого, без оглядки, в море убегать? Да еще не умея плавать! На меня он тоже уставился, так я же не бросилась в море! А я, в отличие от тебя, плавать умею! О чем ты только думала! – Яся подошла к креслу и яростно откинулась на спинку. Было заметно, что ее потряхивает, а руки слегка дрожат.