Текст книги "Через семь гробов (СИ)"

Автор книги: Михаил Казьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 20

Вот же дерьмо! В такой заднице специальный агент Голдберг еще никогда не был. Из‑за того, что эти идиоты укры не смогли взять Хеймарсдален, у него не вышло добраться до консульства Демконфедерации и теперь Голдберг четвертые сутки торчал в шахтерском поселке, который эти чертовы фрицы превратили в фильтрационный лагерь. Все его попытки объяснить немцам, что он гражданин Демократической Конфедерации, случайно попавший на Скраггенхольд и насильно удерживавшийся мятежниками, джерри [29] 29
  «Джерри» – прозвище немцев в англоязычных странах.


[Закрыть]надменно проигнорировали, отобрали коммуникатор и запихнули в один из домиков поселка.

Причем сначала Голдбергу пришлось делить и без того маленькую комнату с тремя украми. Первые сутки, проведенные среди них, показались спецагенту настоящим адом. Для своих соседей он был не представителем мощнейшего государства космоса, не носителем высшей западной культуры и даже не человеком, добившимся, в отличие от них, успеха в жизни. Для них он был всего лишь «zhidom», евреем, то есть, можно сказать, никем вообще. А попытка поставить тупых дикарей на место кончилась тем, что его самым унизительным и болезненным образом избили. Ублюдки! Даже сраные немцы, и те хотя бы частично понимают, как с кем обращаться – ворвавшийся в комнату немецкий жандарм успокоил всех троих разрядами электрошокера, а его, Голдберга, не тронул. Но спать пришлось на полу.

Потом у него хотели отобрать еду. Хорошо, что немцы строго следили за порядком и у укров это не вышло. Один из них, разозленный тем, что не удалось добыть себе прибавку к порции, изловчился и толкнул Голдберга локтем так, что тот уронил выполнявшую роль посуды пластиковую коробку, причем почти половина малоаппетитного варева из картофеля и бобов вывалилась на землю. Порадовало Голдберга лишь то, что нарушитель все равно был замечен немцами, получил несколько ударов дубинкой, после чего его куда‑то отвели и больше спецагент его не видел. Остальные двое, оставшиеся в комнатке, притихли и больше бить Голдберга или оставлять его без еды не пытались. Они даже дали ему возможность спать на кровати, правда, забрали подушку и одеяло.

Все это накладывалось на мерзкое ощущение проваленного дела. Причем проваленного именно по вине вот этих тупорылых недоумков. Ведь все же было сделано, чтобы укры захватили власть на Скраггенхольде! Оружие завезли, под видом рабочих заслали укров – бывших или действующих сержантов вооруженных сил Демконфедерации, даже офицера–укра одного нашли! Им и надо было всего‑то захватить космопорт, коммуникационный центр, взять Хеймарсдален и заставить Объединенный совет акционеров назначить выборы нового органа власти, представлявшего не только акционеров, но и все имеющееся на данный момент население планеты. Укров на Скраггенхольде в восемь раз больше, так что власть, сформированная в результате таких выборов, послушно выполняла бы все, что от нее требуется: для начала показала бы кукиш Райху, а потом провела бы реорганизацию горнодобывающих предприятий в интересах, скажем так, внешних инвесторов. И, сами понимаете, инвесторов вовсе не из Райха.

Попутно им надо было захватить ушлого русского капитана–пилота Корнева и сделать так, чтобы бесследно исчезла чертова немецкая девка Бюттгер. Здесь большую часть работы просто сделали за них! Прибытие корабля с русским и немкой в нужное время обеспечили, взорвали масс–бомбу, чтобы заставить Корнева садиться на Скраггенхольд.

Так эти идиоты провалили все! Вообще все! Не сумели ни вытащить русского и девку из корабля, ни хотя бы запереть корабль в космопорту. Не смогли взять Хеймарсдален. Тут, правда, русский капитан–пилот отмочил такое, что нормальному человеку просто в голову бы не пришло. Нет, ну где вы видели, чтобы космический корабль рванул на антиграве по дороге?! И ведь сработало – именно этот чертов Корнев сорвал украм захват Хеймарсдалена! Голдберг не удивился, если бы узнал, что и на флайере–истребителе, причинившем украм столько проблем прямо накануне высадки немцев, летал все тот же русский. Какой‑то прямо виртуоз по части создания проблем!

Вдобавок ко всему куда‑то пропал орангутанг Фарадей и за два дня его так и не смогли найти. Хотя Голдберг сильно подозревал, что даже не искали – в эти последние дни укров охватила невообразимая деморализация на всех уровнях, от простых боевиков до самых высших командиров. А теперь эти уроды унижают и третируют его!

На четвертый день после завтрака (да уж, завтрак – два куска хлеба и стаканчик противнейшей жижи, пахнущей чем‑то, отдаленно похожим на кофе) за Голдбергом пришли сразу два жандарма, и повели его в здание администрации, где, собственно, и проходила та самая фильтрация. И вот тут специальный агент понял, что самым худшим временем в его жизни были вовсе не три дня, проведенные с безмозглыми украми, как он считал еще только что.

Человек, сидевший за столом в комнате, куда жандармы ввели Голдберга и тут же вышли наружу, показался спецагенту смутно знакомым, причем знакомство это он почему‑то воспринимал, как далеко не самое приятное. А когда человек вполне вежливо предложил Голбергу сесть, а потом представился…

– Доброе утро, мистер Голдберг, – улыбку, с которой это было сказано, посчитать доброй не получалось никак. – Мне сказали, что вы меня искали. Подполковник Фомин, Павел Дмитриевич.

Голдберг вспомнил, как один из укров ударил его под дых. Мерзкое ощущение, но сейчас он чувствовал себя едва ли не хуже. Впрочем, дальше все было совсем уж плохо. Потому что довольно быстро выяснилось, что этот чертов Фомин знает все. Вообще все. Нервная система Голдберга и без того была расшатана событиями последних дней, а появление проклятого Фомина добило ее окончательно. Поэтому специальный агент никак не мог сосредоточиться и попытаться проанализировать, откуда у русского эти сведения. Черт, неужели он нашел Фарадея? Если так, то все очень–очень плохо. Да не то, что плохо, а полное дерьмо, в котором он, Голдберг, сидит по уши!

– Что ж, мистер Голдберг, – Фомин снова хищно улыбнулся. – Я так полагаю, эта информация может послужить надежной основой для нашего сотрудничества.

– Сотрудничества? – кажется, за это можно зацепиться. Главное – правильно сыграть. – То есть вы хотите, чтобы я на вас работал?

– Ну, скажем так, я хотел бы поучаствовать в составлении вашего отчета.

А вот такого поворота Голдберг не ожидал. Пока он соображал, что ответить, Фомин продолжил:

– И, сами понимаете, обеспечить гарантии того, что именно такой отчет вы подадите вашему начальству.

– И какие же гарантии?

– Ну, от вас мне ничего не потребуется. Но если отчет будет другим, то ваше руководство узнает, что именно вы слили нам весьма ценную информацию. Поверьте, у меня будет возможность довести это до заинтересованных лиц в ОРС.

Да уж, кто бы сомневался… Голдберг лихорадочно пытался найти возможность поторговаться.

– А гарантии?

– Ну я же сказал – или вы подаете наш совместный отчет, или я подаю сигнал о том, что вы выложили мне все. Вот такая гарантия. – Фомин явно издевался.

– Мои гарантии…

– Ваши? А вы не слишком обнаглели? Единственная гарантия, которую я вам могу дать, относится к тому варианту, если вы от сотрудничества откажетесь. Вот в этом случае я гарантирую, что через некоторое время вы станете героем громкого судебного процесса по обвинению в соучастии в пиратстве, похищении людей, покушении на убийство… Ну и еще что‑нибудь найдется в таком же духе. И закончите вы свою жизнь, болтая ногами на некотором расстоянии от земной поверхности…

Голдберг отчетливо понимал, что чертовы нацисты вполне могут наплевать на общепринятую практику борьбы разведок и устроить шоу с судебным процессом.

– Но если вы будете сотрудничать, то могу вам обещать, что на процессе Фарадея об ОРС не будет ни слова, – продолжал Фомин. – Он пойдет просто как коррумпированный сотрудник Интерпола. Кстати, на Фарадея все и свалим в отчете.

– А если я напишу под вашу диктовку один отчет, а отправлю другой?

– То это станет ясным после того, как ОРС начнет действовать. Вы же должны понимать, что, получив отчет, который мы напишем вместе, ваши коллеги будут совершать совершенно определенные действия. Любые другие действия – и ваше начальство получит то же самое известие, что я озвучивал в начале нашего разговора. Плюс к этому ваше имя будет названо на процессе Фарадея. И Райх потребует вашей выдачи. Нет, разумеется, никто вас не выдаст. Но кому будет нужен такой разведчик? Проваленный, да к тому же и засвеченный в некрасивой истории? После этого вам придется только дожидаться несчастного случая со смертельным исходом. Или самоубийства. Вам лично что больше нравится?

…Для написания отчета немцы посадили Голдберга в отдельное помещение. Даже с душевой кабиной! За полдня он управился с предварительным текстом, еще полдня ушло на внесение правок, понадобившихся Фомину. Отправлял он отчет из консульства, конечно, но русские (или немцы, кто теперь их разберет?) проконтролировали, что он со своего коммуникатора передал на консульский узел связи. Был, конечно, соблазн передать на консульский узел одно, а отправить с него другое, но… Честно говоря, было страшно. Опять же, чертов Фомин, похоже, вполне соответствовал тому образу почти что всемогущего мастера тайной войны, который сложился вокруг его имени в ОРС. Он вставил в отчет такие иезуитские моменты, что, вздумай Голдберг от них отказаться, свалить все на Фарадея уже бы не вышло. Черт, все‑таки Фарадей у них! Вот уж кому Голдберг сейчас никак не завидовал. Ну и поделом ему, а то слишком много пытался из себя строить.

Но Фомин, черт бы его побрал, хорош! Это же надо – всего‑то и записал, что ошибочный вывод о причастности капитана–пилота Корнева к русским спецслужбам был сделан на основании информации, собранной агентом Фарадеем! И все – ведь его, Голдберга, построения исходили из того, что Корнев как раз‑таки не простой капитан–пилот. И попробуй теперь дай задний ход – вся схема с виноватым Фарадеем летит псу под хвост, и ОРС назначает в отношении спецагента Голдберга расследование, по итогам которого… Лучше и не думать, что там будет по итогам! А Фомин изящно вывел из‑под подозрений русского агента. Скорее не агента даже, а как русские говорят, «operativnika», то есть специалиста по прямым акциям. И хорошего, черт возьми, специалиста – как он управился с пиратами! Ну да ничего. Были у Голдберга кое–какие соображения насчет того, как ему потом переиграть все в свою пользу и со всеми поквитаться. С Фоминым и Корневым в особенности…

Тем временем Корнев, ничего не подозревая о том, кем его считает спецагент Голдберг, как, впрочем, ничего не подозревая и о самом существовании спецагента Голдберга, летел на Райнланд. Летел, увы, не на своем корабле. За «Чеглоком» прилетел спасательный корабль «Исеть», и сейчас корневскую птичку везли на Александрию для ремонта. Кстати, все расходы, связанные с буксировкой и ремонтом «Чеглока», взял на себя Объединенный совет акционеров Скраггенхольда, что Корнева откровенно порадовало. Нет, конечно, за свой счет ему бы это встало не очень и дорого – большую часть списали бы за те взносы, что он платит в гильдию, но если можно сэкономить, это всегда хорошо. А взносы пригодятся как‑нибудь потом. Хорошо бы, попозже.

Лететь пассажиром было непривычно. Роман даже вспомнить не смог, когда он так летал последний раз – получалось, что уж очень–очень давно. Пришлось практически заново осваивать искусство собирания вещей и упаковки рюкзаков (побольше и потяжелее себе, поменьше и полегче – Хайди). А что вы думаете, не искусство? Еще какое искусство! Тут самое главное – правильно определить, какие вещи нужны, без каких можно обойтись, а на какие и смотреть не надо. Таскать же самому придется, вот и соображай.

Условия в полете оказались тоже, мягко говоря, непривычными. То есть Корнев помнил такое на авианосцах, а вот для Хайди тесная каютка с двухъярусной койкой оказалась в новинку. Ну да, военный корабль, ничего не поделаешь. Зато какой корабль! Что бы кто ни говорил, а стать пассажирами фрегата «Брейвик» и Роману, и Хайди было приятно. Уж очень добрые воспоминания были у обоих связаны с этим корабликом.

Нидермайер, уже не штабс–капитан–лейтенант, а корветтенкапитан, тоже был рад своим пассажирам. Поскольку Роман и Хайди оформили в немецком консульстве на Скраггенхольде помолвку и теперь официально числились женихом и невестой, Нидермайер выделил им двухместную каюту и теперь они могли наслаждаться уединением во время полета. За столом в кают–компании пришлось рассказывать не только о похождениях на Скраггенхольде, но и о побеге из пиратского плена – господам офицерам хотелось узнать все из первых рук. Слушателями офицеры оказались благодарными и уважение к русскому капитану–пилоту и его невесте выказывали вполне неподдельное. А как иначе – несколько совсем молоденьких лейтенантов вообще не имели никаких наград, а тут восемнадцатилетняя девчонка с медалью «Креста заслуг». Про русского с его русскими наградами и самим «Крестом заслуг» даже разговора нет. И ладно русский, он все же боевой офицер в отставке, а девчонка с медалью – это вам не просто так!

Но «девчонкой с медалью» Хайди была только для офицеров «Брейвика». Наедине с женихом она с огромным облегчением скидывала маску этакой скромной, но знающей себе цену героини, и снова оставляла Роману право принятия решений и обязанность заботы об их безопасности. Именно потому, что она оставила это право и эту обязанность за своим мужчиной, Корневу и удалось быстро уговорить Хайди лететь не на Александрию, чтобы спрятаться от всех угроз и опасностей, а на Райнланд, чтобы эти угрозы и опасности решительно и навсегда устранить. Решение жениха Хайди приняла сразу и бесповоротно. Рома спас ее из пиратского плена, Рома разнес на куски истребители, которые за ними гнались, Рома не дал захватить их мятежникам–украм – Рома справится и на этот раз. Как же все‑таки ей повезло встретить такого мужчину!

Корнев буквально всем своим существом ощущал такую веру своей женщины в него, и ему это было приятно. Точнее, не так. Не то это слово – «приятно». Приятно – это когда Хайди к нему прижмется и подставляет свои густые золотые волосы, чтобы он мог уткнуться в них лицом. А вот такое безоглядное доверие любимой женщины – это, наверное, и есть то, что называется счастьем. И если хочешь, чтобы это счастье длилось как можно больше, изволь такое доверие постоянно оправдывать. Корнев хотел. Очень хотел. И потому вновь и вновь прокручивал в голове, как он будет убеждать Шрайера и Сергеева в своей правоте, как заставит их принять то самое решение, которое ему представлялось единственно необходимым.

Бот с «Брейвика» встречали Шрайер с Сергеевым вместе. Хм, неплохое начало… Дальше началось вообще что‑то трудновообразимое. Их отвезли в гестапо, Хайди отвели в какой‑то другой кабинет, где ею занялась женщина–следователь, а Корнева пригласили в уже знакомый кабинет доктора Шрайера. Причем все это происходило с подчеркнутой вежливостью и предупредительностью. Только что бородами дорожку не подметали.

– Господин Корнев, – бросилось в глаза стремление Шрайера разбавить официальное звучание своих слов некоторой долей каких‑то чисто человеческих чувств, – у меня крайне неприятные известия для фройляйн Бюттгер, и я бы хотел, чтобы вы помогли вашей невесте справиться с той непростой ситуацией, в которой она в скором времени окажется.

У Корнева едва не отвисла челюсть. Вот это да! Похоже, доктор Шрайер ел свой хлеб не зря, и не зря намазывал этот хлеб толстым слоем масла. Более чем не зря!

– Я так понимаю, – медленно начал Корнев, держа под столом крепко, до ломоты в пальцах, сжатые кулаки, чтобы не спугнуть неожиданную удачу. Секунду помолчав, он, наконец, решился:

– Я так понимаю, что вы арестовали министериальрата Штрикка?

На несколько секунд в кабинете повисла мертвая тишина. Шрайер уставился на Корнева совершенно стеклянным взглядом, потом перевел глаза на Сергеева, на лице которого также была хорошо заметна крайняя степень удивления. Впрочем, Шрайер первым и пришел в себя. А может, Сергеев, чья официальная роль не предполагала задавать вопросы, просто промолчал.

– Поясните, пожалуйста, господин Корнев. Почему вы считаете, что мы должны были арестовать министериальрата?

? – Потому что именно Штрикк заказывал похищение и убийство Хайди… прошу прощения, фройляйн Бюттгер.

– Мы действительно арестовали министериальрата Штрикка по обвинению в покушении на убийство фройляйн Бюттгер, – наконец нарушил снова установившееся молчание доктор Шрайер. – Но вы откуда об этом знаете?

– Но вы же сами только что мне это сказали, – на радостях от подтверждения своей правоты Корнев позволил себе немного поерничать. – А о том, что именно Штрикк стоял за попытками убить мою невесту, я просто догадался. То есть проанализировал то, что знал, и получилось именно так.

– Знаете, коллега, – паузу занял Сергеев, обращаясь к Шрайеру, – давайте забудем про наши игры и послушаем господина Корнева. Мне и самому интересно.

Поколебавшись несколько секунд, Шрайер демонстративно, так, чтобы было видно и Корневу, и Сергееву, отключил запись разговора.

– Знаете, – начал Корнев, – чем больше я думал над всем этим, тем сильнее убеждался, что все совсем не так, как кажется с первого взгляда. То есть сначала мне казалось, что просто пираты похитили белую девушку, чтобы продать ее в Исламский космос. Честно говоря, и думать особенно некогда было…

Шрайер и Сергеев понимающе улыбнулись.

– Но давайте поставим себя на место пиратов. Нам надо похитить белую девушку и не попасться. Зачем, спрашивается, лететь ради этого на Альфию и нападать на целую группу туристов? Летим на Старканзас, на какой‑нибудь дальней ферме похищаем фермерскую дочку и все! Когда об этом узнают, мы уже далеко, ищите нас, удачи в поисках!

– Хорошо, что ты не пират, – хмыкнул Сергеев.

– Мне и самому нравится, – вернув этот мяч Сергееву, Корнев продолжил. – В общем, одного этого соображения хватает, чтобы понять: пираты охотились именно на Адельхайд Бюттгер. Но я понял не сразу.

– А когда? – поинтересовался Шрайер.

– Когда Хайди прислали тот мерзкий фильм. Кстати, вы узнали, откуда и как его прислали?

– Да, – немного поколебавшись, Шрайер все‑таки выдал тайну следствия.

– Вот именно! – Корнев торжествующе воздел указательный палец к потолку. – Любой специалист должен понимать, что рано или поздно адрес, с которого отправлено сообщение, найдут. Конечно, это ни к чему не приведет. Я так думаю, адрес оказался уже не действующим?

– И адрес, и сам компьютер после отправки ни в каких сетях больше не проявлялись.

– Значит, главным здесь было время, которое ушло на поиски. То есть, не так. Главным было напугать Хайди и заставить ее сделать то, что нужно преступникам. А время потребовалось для того, чтобы пока ищут отправителя, дело было уже сделано. Хайди отправляется ко мне, и нас перехватывают на Скраггенхольде именно тогда, когда там поднимают мятеж укры. А во время мятежа простому человеку так просто пропасть без вести! Точнее, погибнуть.

Шрайер, переглянувшись с Сергеевым, спросил:

– То есть, когда фройляйн Бюттгер прислали фильм, вы поняли, что идет охота именно на нее. Это ясно. Но почему вы считаете, что целью было отправить ее и вас на Скраггенхольд? Ведь именно фройляйн Бюттгер предложила, чтобы вы отвезли ее на Александрию.

– Так в том все и дело, что это предложил ей именно Штрикк! Он попросил Хайди сделать вид, будто она сама придумала такой вариант, а потом разыграл в этом кабинете сцену с возмущением и потерей самоконтроля. В итоге мы все оказались взвинченными и посчитали идею отправить Хайди ко мне домой отличным решением!

– Хм, предложил Штрикк… – Шрайер удовлетворенно кивнул сам себе. – Да, тогда все очень хорошо сходится. Штрикка мы спросим… А вы откуда это узнали?

– Спросил у Хайди, – пожал плечами Корнев. Шрайер и сам бы мог понять.

– А как тебе пришло в голову вообще задать этот вопрос? – поинтересовался Сергеев.

– Да случайно, можно сказать, повезло, – усмехнулся Корнев. – Вы знаете, что в детстве с Хайди произошли два несчастных случая, при которых она чуть не погибла?

– Два? – встрепенулся Шрайер. – Нам известен один. Случайное употребление опасной дозы сильнодействующего лекарства в гимназическом пансионе.

– А потом она каталась с мальчиком на его мотоцикле и то ли отказали тормоза, то ли что‑то еще. Мальчишка молодец, действовал четко и грамотно – направил мотоцикл в озеро и двигатель в воде заглох. Хайди было тогда тринадцать лет, мальчишку зовут Вальтер Мюнц. Ну теперь он, конечно, не мальчишка уже, ефрейтор–десантник. Мюнц участвовал в высадке на Скраггенхольд, Хайди случайно его встретила, когда парень стоял в охране консульства Райха.

Шрайер быстро пробежал пальцами по клавиатуре компьютера. Наверняка оставил себе заметку, чтобы не забыть проверить случай с мотоциклом.

– Вот тогда я все и понял, – продолжил Корнев. – Когда Хайди меня познакомила с этим парнем и напомнила про ту поездку на мотоцикле. То есть первый раз Штрикк попытался убить Хайди, подсунув ей то самое лекарство. После неудачи подождал несколько лет, пока все подробности этого были забыты. Потом Хайди на летних каникулах по приглашению подруги едет в гости к ее родственникам в деревню, Штрикк приезжает посмотреть, как его племянница отдыхает, и замечает, что соседский мальчишка часто катает ее на мотоцикле. Что именно он там испортил, я уж не знаю, скорее всего, тормоза. Мальчишки любят возить девчонок на большой скорости, и рано или поздно это должно было привести к аварии, причем после отъезда Штрикка. Раз вы его арестовали, думаю, сумеете заставить его рассказать об этом. Но опять не получилось, парень оказался сообразительным. Штрикк опять подождал несколько лет, а потом устроил Хайди путешествие на Альфию…

Шрайер достал из ящика стола три чашки и запустил кофейный аппарат. Кабинет наполнился характерным ароматом, добрым и ярким. Все трое молча ждали, пока кофе остынет настолько, что можно будет его пить. «Господи, вот есть же на свете что‑то доброе и радостное, а мы тут сидим и обсуждаем, как хотели отобрать жизнь у юной прекрасной девушки», – такая невысказанная мысль висела над столом доктора Шрайера, и каждый из троих несомненно согласился бы с тем, насколько аромат и вкус свежесваренного кофе противоречит тому, о чем они здесь говорят. Ну, понятно, если бы эту мысль кто‑то высказал вслух.

Когда все три чашки опустели, Корнев даже не сразу решился вернуться к своему рассказу.

– Здесь у него тоже ничего не получилось. Даже не знаю почему. По идее, если Штрикку была нужна смерть Хайди, пираты могли ее просто застрелить прямо на Альфии. Может быть, Штрикк именно на это и рассчитывал, а пираты решили заработать лишние деньги на продаже голубоглазой золотоволосой девушки маньяку с Газлиха. Тут, я думаю, нужно опять выяснять у Штрикка, что он планировал на самом деле.

– Кстати, вы правы, господин Корнев, – доктор Шрайер задумчиво кивнул. – И мы, разумеется, это выясним. Но продолжайте.

– А что продолжать? – Корнев развел руками. – Уже и так все ясно. Очередная неудача – и новая попытка.

– Только не через несколько лет, как раньше, а почти что сразу, – вставил Сергеев. – Не укладывается в схему прежних попыток Штрикка. Почему?

Корнев так и не решил, то ли Сергеев и правда не понял, то ли его вопрос был наводящим, чтобы прояснить все окончательно.

– Потому что у него уже не было времени, – в любом случае вопрос Сергеева оказался кстати, чем Корнев и воспользовался. – По своей степени родства с Хайди Штрикк имел право на наследство только, если был единственным наследником. После нашей свадьбы он этого права лишался и единственным наследником становился я.

– Да, вполне логично, – Шрайер снова кивнул. – И вы вот сразу обо всем догадались, встретившись с ефрейтором Мюнцем?

Корнев в очередной раз усмехнулся про себя над тем, настолько все‑таки интересно устроены у немцев мозги. Все надо обязательно разложить по полочкам, независимо от того, имеет это значение или нет, а о незнакомом человеке говорить с обязательным добавлением его звания. Нет слов, во многих случаях такой подход очень даже успешно работает, но как же они не понимают, что думать так всегда просто невыносимо скучно!

– В общих чертах, – Корневу все это уже надоело, и он решил, что пора заканчивать. – А потом я спросил у Хайди, насколько велико ее наследство, есть ли у нее родственники кроме Штрикка, и сама ли она придумала отсидеться на Александрии. Вот уже после ее ответов мне стало понятно все. Семьсот тысяч рейхсмарок и единственный родственник, подкинувший ей идею с бегством на Александрию.

– Семьсот тысяч рейхсмарок, – мрачно повторил Шрайер и вдруг неожиданно рассмеялся. – Хорошая цена за веревку для Штрикка! Тем более, что он эти деньги так и не получит.

Смеялись все. Смеялся Шрайер, уже совершенно не похожий на полицейскую ищейку. Смеялся Сергеев, отбросивший дипломатическую маску. Смеялся Корнев, смеялся радостно и счастливо. Смеялись трое молодых и крепких мужчин, радуясь тому, что человеческая жизнь их усилиями оказалась дороже и выше любых денег.

– Расскажите все сами своей невесте, – махнул рукой Шрайер. – я сейчас прикажу проводить ее в мой кабинет и вызову для вас машину, чтобы отвезти вас с ней домой.