Текст книги "Следы ведут дальше"

Автор книги: Михаил Демиденко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Новый стратегический план

Если говорить честно, я возмутился. Как же Ромка мог сразу так сознаться? Разве так товарищи поступают?

Ребята тоже растерялись… Мы стояли около забора поселкового Сада отдыха. Забор был каменный, высокий, одному через него не перелезть, но если вдвоём, то можно – подсадить, тебе руку подадут и на забор втащат. Я подумал, что теперь с Ромкой ни за что не полезу ни на какой забор, потому что он ненадёжный человек, вроде бы предателя.

– Что теперь делать с Тузиком? – спросил Борька. Ребята глядели на Тузика, Тузик глядел на нас, одна Иванова радовалась, неизвестно чему.

– Зря сердишься, – потянул за рукав Медведев. У него привычка – тянуть за рукав, оторвать рукав можно. Я сделал вид, что не чувствую, как он тянет меня за рукав.

– Я, брат, деда встретил, – говорил Ромка. – Дедушка приехал на красной моторной лодке, оставил лодку у мостка, где бельё полощут, сам к бабке пошёл. Я за ним, подлез под окно и подслушал…

– Мне не интересно, что ты подслушал, – ответил я.

– Я слышал, что дед покупает святую воду для какой-то Паньки. Что у него какая-то Панька больная, – продолжал Ромка.

– Хоть Манька, мне начихать.

– Раз он покупает, значит, Панька лежит больная. Он так и сказал, что Паньку лечит бабкиной водой.

– Ну и пусть лечит на здоровье, – ответил я.

– Неужели не понимаешь, что может произойти? – ужаснулся Ромка. – Больная Панька, ей настоящего лекарства нужно на ложечке, а дед её тухлой водой напоит, как квасом. Ты ещё в бочку философского камня налил. От этой воды бабкины собаки ручными сделались, играют, а для человека, может быть, это яд. Умрёт Панька от яда.

Он замолчал. Только теперь я сообразил, что водой из бочки будут лечить больного человека. Я испугался, честное слово! У меня мысль за мысль заскочила. Так бывает, когда за минуту до конца урока учительница спрашивает ответ задачки, которую ты дома не решал.

– Что же будет, – спросил я. – Зачем я камень вылил в бочку? Вот натворил делов.

– Надо деду всю правду сказать, – бубнил Ромка.

Я думал… У меня в голове за секунду проскочила тысяча мыслей. Что делать? Как быть? И всё такое прочее…

– Ребята! – закричал я. – Ребята, сюда! Ребята! Ты только молчи, – предупредил я Медведева. – Ребята, айда в сад через забор, есть тайна одна, важная, ох какая тайна! Ой какая тайна! Мне надо с вами поговорить.

– Ядро нашли? – спросил Илюшка. Он как-то нашёл настоящее ядро от пушки на татарском валу за Усманью и прятал ядро в своём сарае, пока не разболтал в школе про находку. Ядро у него отобрали, и оно теперь в школе лежит, у директора в кабинете, его на уроках истории показывают.

– Ещё интереснее, чем ядро, – пообещал я.

Ребята полезли на забор. Они подсаживали друг друга, переправили Тузика. Иванова бегала внизу и просила:

– Подсадите, подсадите!

– Не давайте ей руку, – потребовал я. – Ты, Иванова, не умеешь хранить секреты. Ты – девчонка. Иди в куклы играй, как нормальные девочки. Остальные за мной!

Мы спрыгнули в сад, побежали по аллеям к оркестровой раковине. Здесь по вечерам играет духовой оркестр с мебельной фабрики, ещё выступает хор. У нас в Усмани хороший хор, на всю область известный. И вообще у нас любят петь. Не только я один. Из нашей Усмани пять человек в хоре Муссалитинова выступают, честное слово. Они стали настоящими артистами.

Пока мы бежали, я думал, думал и придумал, что делать. Я подождал, когда ребята расселись на стульях для музыкантов, и тихо-тихо сказал:

– Ребята… недалеко от Усмани живёт дедушка. У него есть внучка, зовут её Панькой. Она отличница, – дальше я не знал, что говорить, а говорить надо было, чтоб ребята слушали. – Дедушка в войну был самым главным партизанским разведчиком, – начал сочинять я, чтоб интересно было меня слушать. – И ещё он был первым пионером… Панька лежит больная, у неё скоро день рождения. Поздравить… С дедушкой познакомиться.

Ребята слушали.

– Где он живёт? – спросил Илюша.

– Не знаю. Узнать бы… потихоньку, только чтоб он не заметил, потому что он самый главный разведчик. Давайте найдём его. Чтоб сюрприз.

– Дед лечит внучку, – вдруг сказал Ромка. – Он у Агафьи святую воду купил по ошибке.

Ромка рассказал про святую воду: как мы видели, что бабка продала тухлую воду деду, как дед платил деньги, как приехал второй раз за водой. Я моргал, моргал…

– Спасать Паньку требуется, – перебил я Ромку. Чтоб он всю правду не разболтал.

– Правильно! – заволновались ребята. – Как же он поверил бабке-то? Про неё все знают, что она обманщица.

– Так получилось.

Ребята спорили:

– Как найти первого пионера?

– А если он уже уехал на моторке к себе домой?

– Догнать! По берегу.

– В какую сторону бежать? Вверх по реке или вниз по течению? Откуда он приехал?

– Не обратил внимания, – ответил Ромка.

– Пошли по течению.

– Придём в Песковатку. Там Валька Ведерников живёт… Драться будет.

– Тогда пошли вверх. Вверх по реке.

– Там совхоз «Радость». Может, дед сторожем работает в совхозе?

– Если идти в совхоз, поле есть по дороге, с горохом. Зелёный горох сладкий, – сказал Илюшка и облизнулся.

– Горох на совхозном поле рвать нельзя, – вставил Борька.

– Мы не будем рвать совхозный горох, – заёрзали на скамейке Толя и Серёжа. – Мы разрешения попросим. Мы не просто так пойдём, мы отрядом…

– С горном!

– Надо составить новый стратегический план, – предложил я. – Слушайте мой план. Борька с ребятами побегут к дому Агафьи – деда выслеживать. Толя и Серёжа побегут на реку, будут стеречь лодку, чтоб дед не уехал. А Ромка и я пойдём к нашей Марии Васильевне. Пригласим её в поход. С ней лучше идти к деду, он её лучше нас послушается.

Первая неудача

Положение было тяжёлым – где-то лежала Панька с градусником под мышкой, ждала, когда приедет доктор, скажет, чтоб пошире раскрыла рот и произнесла: «А-а-а». Она будет ждать, когда у неё спадёт температура, когда её отпустят купаться на речку… И ничего этого не будет. Будет всё наоборот.

«А если Панька помрёт от собачьих духов?»– подумал я. Я перепугался… Вы же знаете мой характер.

Мы пришли к дому Марии Васильевны. Жила она около электростанции. Здесь росли лохматые каштаны, улица была похожа на зелёную пещеру.

Окна у дома были раскрыты. В доме играла радиола. Хорошую пластинку:

 
Вода, вода, та-та-ра, та-та-та-та.
Кругом вода, та-та-ра, та-та-та-та.
 

На электростанции ухал движок, точно подпевал:

 
Святая вода, та-та-та, та-та-та-та-та.
 

Я открыл калитку… Во дворе оказалось много народу. Все разодетые, как на праздник, – в новых костюмах, в новых платьях. Под сливами стояли столы, на столах лежала колбаса и всякие другие закуски, гусь жареный.

– Вы к кому, ребята?

Навстречу шёл дядя Вася Длинный Нос, билетёр из кинотеатра… Вот это встреча!

– Здравствуйте! – развёл он руками и заулыбался. – Маша, дочка, пришли мои знакомые, твои ученики. Пришли тебя поздравить. Маша, выгляни к нам!

На крыльцо выбежала Мария Васильевна. Она совсем и не была похожа на классного руководителя. Причёска у неё была, как у Лиды, когда Лидка собирается на танцы. Платье тоже. Туфли тоже. Губы накрашенные. Совсем не похожая на учительницу…

– Идите, не бойтесь, я молчок про кино, – пообещал Длинный Нос. – Кто старое помянет… Поздравьте! Доживём, и на вашей свадьбе погуляем. Петя, жених, покажись архаровцам, Машиным ученикам! Ох, и сорванцы вы! Всё чего-нибудь придумаете.

Появился Петя. Я его знал. Он работал на фабрике шофёром. Он в армии уже отслужил. У нас, в Усмани, кто ещё не служил, как Димка, в армии, считался мальчишкой. А Петя уже вернулся из армии. Он моряком был. Я видел, как он в отпуск приезжал в бескозырке, в матросской форме; ребятишки за ним гурьбой бегали, я тоже бегал, глядел на морскую форму.

– Дорогая Мария Васильевна, – сказал Ромка. – Мы все… Ученики четвёртого «Б»… Нет, пятого… Теперь пятого… Рады… Мы всегда думали… Нет, не думали, мы не знали…

Ромка замолчал.

– Пойдёмте с нашим отрядом в поход, – сказал я напрямик. – Мы знаем одного дедушку с бородой. Наверное, у него дома кто-нибудь лежит больной. Вдруг ему медицинский совет нужен.

Все засмеялись. Мария Васильевна сбежала с крыльца, поцеловала Ромку и меня. У Ромки на щеке остался след от губной помады. Учительница смеялась, смеялась… Чего смешного нашла?

– Они не могут без меня, – сказала она. – Видишь, Петя, какие у меня ребята, я тебе про них рассказывала. Мои хорошие! Я тоже буду скучать без вас. Будет у вас новый классный руководитель, и вы привыкнете к нему. Но дружить мы будем, правда? Я запомню ваши слова на всю жизнь. Это замечательно, что мы так дружим.

Петя, жених, положил (рука у него была как десять моих) одну руку на плечо Ромке, вторую на моё плечо и повёл нас к калитке.

– Молодцы, что не забыли про свою учительницу… В поход зовёте. – Он тоже засмеялся. – Ладно, ладно, в другой раз. Привыкайте без няньки. Гуд-бай! Сами ворочайте мозгами.

Новый стратегический план начал рушиться. Я так подумал. И не зря подумал.

Только мы отошли шагов сто от электростанции, как нас догнал Борька.

– Где Тузик? – спросил я.

Если честно говорить, то для меня было неожиданностью узнать, что дядя Вася Длинный Нос отец нашей Марии Васильевны. Он наверняка рассказал, как поймал нас без билета.

– С Илюшкой остался. Бежим! Дед пошёл к реке, – выпалил Борька.

Мы побежали к реке. Но не добежали. Навстречу попались близнецы-братья Толя и Серёжа.

– Бежим… Лодка на берегу. Мы видели.

– Надо было одному остаться. Деда перехватить! – разозлился я. – Что друг за другом, как связанные, бегаете?

– Мы не догадались, – сказали они.

В общем, мы побежали во весь дух к реке. Прибежали, но ни деда, ни моторки уже не было. И никто не знал, куда он поехал – вверх по реке или вниз по течению.

Эх, близнецы-братья, Толя и Серёжа! Они так похожи друг на друга… Им нельзя ничего серьёзного поручить – обязательно всё на свете перепутают. И тот и другой.

Неприятности продолжаются

Ребята бегали по посёлку, искали друг друга и по одному приходили к дому бабки Агафьи. Как только открывали калитку, чтоб выяснить обстановку, их хватали и вели в читальный зал поселковой библиотеки имени Крупской. Я был записан в эту библиотеку, брал книги.

Навредила Зойка. Она ничего не знала ни про деда, ни про Паньку… Она решила, что мы задумали совсем другое.

Она пришла к бабке и что-то сказала нечаянно. Про сад. Наверное, бабка решила, что теперь весь отряд нападёт на неё, и побежала к дружинникам, нажаловалась, особенно на меня, сказала, что Колька Петренко хочет ей отомстить за тюбетейку.

Ребята устроили на нас засаду.

Так мы очутились в библиотеке.

В читальном зале лежали журналы. Читать их не разрешили. Стали стыдить и дознаваться: «Что задумали? Кто зачинщик?»

Ребята молчали. Зойка пальцем показала на меня:

– Это он, он! Мне не помог на забор залезть. Он ребятам тайну рассказал, а мне не рассказал.

Тут пришёл Димка, сосед, у которого был баян. Потом заявилась бабка Агафья и с порога запричитала: Товарищи, молодёжь! Что же такое, граждане? Нет защиты старому человеку от Кольки Петренко, коломенской версты. Забор сломал. Ходит, угрожает, деньги выманивает. Было дело.

– Никто у вас не выманивает! – закричали ребята. – Мы тимуровцами были. Мы хотели её перевоспитывать. За кефиром ей в магазин ходить.

– Без вас проживу, – разозлилась бабка. – Беспризорники, вам только в собачьем ящике на поездах ездить. Тимуровцы… Меня не обманешь. Я телевизор смотрю, знаю, кто такие тимуровцы. Они бесплатно сад окапывают, цветы поливают, песни играют… Вот до чего сознательные. Не вам чета, окаянным.

Агафья разволновалась, вынула пачку папирос «Север», достала одну папироску, попросила прикурить.

Ей сказали, что в библиотеке курить нельзя. Она обиделась. И набросилась на меня. Я-то при чём? Что я ей плохого сделал? Пусть курит. Это дружинники ей курить запретили, а не я.

– Ух, клеймёный! – подбежала она и схватила моё ухо, и стала крутить ухо, как ручку у крана. – Вымахал под потолок.

– Больно! – закричал я.

– Гражданочка, – возмутились дружинники. – Это вы бросьте! Вы не имеете права давать волю рукам. Мы сами разберёмся. Без кулаков.

– Друг за дружку стоите! – сказала Агафья. – Понятно. Ух, попался бы, застрелила бы его прямо из самого большого ружья. Тунеядец!

И она ушла. Правильно, что её не задержали. Ухо у меня стало красным и болело.

– Что скажешь, сосед? – важно спросил Димка! Может быть, ему нужно было бы рассказать про «святую воду», но я ничего не сказал, потому что ухо пухло.

– А ты не умеешь играть на баяне, – сказал я почему-то так, на зло. – Тебе медведь на ухо наступил. Чего нас держишь? Не имеешь права! Мы не трогали Агафьи. Вчера я один провинился, меня уже перевоспитали…

– Ну, хватит прощать жуликов, – оскорбился Димка. Он обиделся, что я ему про медведя и ухо сказал. – На Петренко слова не действуют. Сфотографируем его?

И меня сфотографировали. Зачем? Может, фотокарточку захотели подарить на память? Не нужна мне их фотокарточка.

Про два Синьора-помидора

Когда меня обижают, я лезу на забор. Залезу на забор и сижу… Смотрю на соседний двор. Если представить, что под тобой не забор, а спутник, что ты летишь на спутнике и видишь сверху, как по земле ходят люди, ты их видишь, они тебя не видят, и ты один в космосе… Почему-то после этого обида проходит.

Сегодня я тоже сидел на заборе. Смотрел на соседний двор, где под краном мыла ноги Лидка.

В соседнем дворе стоял двухэтажный деревянный дом. Он был старый, брёвна тёмные. В нём и жила Лидка. Ух, как я ненавидел Димку! Электрика с фабрики. Честное слово! Я так на него разозлился, что и Лидку теперь из-за него видеть не мог. Так бы ей и навредил.

Она помыла под краном ноги, надела тапочки и побежала в дом. У неё коса… Вот бы за косу дёрнуть, чтоб испугалась и завизжала!

Жила она на втором этаже. Я слышал, как шлёпали тапочки по деревянной лестнице. У окна она остановилась. И тут я увидел, как по тёмной стене дома запрыгал солнечный зайчик… Кто-то сигнал Лидке подавал зеркальцам.

Лидка закричала во двор:

– Мама, я к Вере сбегаю! Прощусь с ней.

Ха-ха, прощусь! Знаю я, с кем она хочет проститься. Я сразу догадался. Я поправил на голове тюбетейку, спрыгнул с забора.

– Что бы такое придумать?

Я забежал на минуту домой. На столе стоял таз с помидорами: мама собиралась варить томат на зиму. Я схватил два перезрелых помидора, сунул в карман.

– Мама, – закричала Женька, моя сестрёнка. – Колька что-то взял!..

Поздно спохватилась, поздно стала маму звать, я выскочил на улицу, спрятался за деревьями. У нас на улице много деревьев. Липы. Растут вдоль тротуаров.

Лида выбежала, огляделась и пошла к реке. Точно, что не к подруге, подруга живёт в центре посёлка. Конечно, к Димке торопится, на свидание.

Ха-ха, попались! Теперь всё! Теперь они от меня не уйдут. Я теперь их выслежу. Надо будет выбрать хороший момент – и помидорчиками в них. Синьорами-помидорами. Пусть костюмчик и платьице несут в химчистку. Ха-ха! Это будет моя страшная месть. Вот…

Я крался за ними. Если они сядут в лодку, то я побегу на Хомутовский мост, и когда они будут внизу проезжать, сверху бомбардирую синьорами-помидорами. Прямо на голову… Только с моста трудно убежать незамеченным. Димка может догнать и дать по шее. Ничего, побегу не в посёлок, к лесу. Спрячусь в кусты.

Но Димка и Лида пошли вдоль реки, к окраине Усмани. Я за ними… Они вышли за последние дома, пошли по берегу, по тропинке в кустах.

Начало темнеть. У нас ночи глухие, тёмные, ничего не видно. Для меня-то и лучше. Только ночь получилась не темной: луна взошла, засветилась, как лампочка.

Я посмотрел на луну. На ней мордочка нарисована, а сама она, как раскалённая сковородка. Конечно, это не мордочка, это разные кратеры, так потухшие вулканы называются. Но если не думать, что это потухшие вулканы, то на луне вроде бы настоящая мордочка нарисована. Весёлая. Подмигивает: мол, действуй.

И я стал действовать. Подкрался по кустам. Вообще-то интересно подслушать, о чём они будут говорить. Наверное, о любви. Вот смех! Интересно! Всё-всё подслушаю, на заборе буду писать: «Дима + Лида = любовь». Я их задразню. Жалко, Лидка в город уезжает. Она в Текстильный техникум после школы поступает. Хочет на технолога выучиться. Всё равно… Если будут целоваться, то я в этот момент в них помидорчиком и брошу. Лидка стояла, коса у неё… Стоит Лидка с Димкой, на луну смотрит и вздыхает. И так грустно говорит своему Димочке:

– Я счастливая, но мне почему-то грустно. Я рада, что еду, и мне не хочется ехать. Боюсь… Я ведь первый раз от мамы уезжаю. Страшно. Как я буду жить одна?

– Чего бояться? – ответил Димочка. – В городе тоже люди живут. Поступишь учиться.

– Там модные, – говорит она. – Городские. Нравится тебе моё новое платье? У меня одно такое модное…

Она стала показывать платье. Димка стал хвалить, говорить, что она в любом платье лучше всех…

Эх! Настроение только мне испортили. Ну, зачем она сказала, что у неё лишь одно такое платье, что она боится ехать и всё такое прочее? Наверное, мне-то было бы наплевать, в чём ехать в техникум поступать. Взять хотя бы даже мою маму, она уже старая, ей скоро тридцать пять лет, так она тоже как начнёт собираться в гости, то стоит перед зеркалом и спрашивает, идёт ей платье или нет. Разные такие вопросы задаёт.

Мне почему-то стало жалко Лидкиного платья… Если бы она не уезжала в техникум, тогда бы другое дело, но она уезжала… Эх, если бы она была в старом платье!

«Ладно, – подумал я. – Пользуйся моей добротой. Но Димочке твоему обязательно на новенькую рубашечку помидорчик брошу». Вот бы ему ещё в баян лягушку посадить! Он бы: «ти-ли, ти-ли», а лягушка: «ква-ква». Ух бы перепугался!

Я достал «бомбы» из карманов. Они сок дали. Но ничего… Брюки у меня закалённые.

Я подобрался поближе.

– Посмотри, какая красота – говорила Лида. – До чего Усмань хорошая! Самая красивая, самая любимая! В школе я этого не понимала.

Я высунул голову из кустов и посмотрел. Над лугом был туман, лес у моста, луна, на луне мордочка. В камышах птица кричала, как курица: «Ку-да? Ку-да?»

Лида продолжала:

– Я никогда так остро не чувствовала, что это моя Усмань. И куда бы я ни попала, дороже и ближе для меня, чем этот лес, наша река, моя Усманка, ничего не будет.

– Забудешь, – сказал грустно Димка.

– Нет! Всё, что кругом, – это я сама.

– И меня забудешь, – опять грустно сказал Димка.

– Тебя? – она посмотрела на него. Не видела, что ли? Подумаешь, Димка! Его Рыжим дразнят. Он картавит немножко… А у Лиды коса. Она отличницей в школе была.

И вдруг она поцеловала его в щёку. Громко чмокнула. Я даже растерялся. Птица в камыше замолчала на минуту, потом ещё громче закричала: «Ку-да? Ку-да?»

– Хочешь, не поеду? – сказала она. – Хочешь, останусь?

Такое сказать! Из-за рыжего Димки не поехать в техникум? Ненормальная!

Димка помолчал и ответил:

– Ты поезжай. Только про меня не забывай. Мне осенью в армию идти. Отслужу, ты учиться кончишь… Мы будем писать письма друг другу.

Больше я не мог слушать. Мне почему-то стыдно стало.

Я бросил помидоры в траву и пошёл домой. Может быть, Димка стоящий парень? Баян купил… Учится играть. Сразу-то никто не умеет играть. Я тоже хочу научиться играть на баяне. Только у меня инструмента нет, вот я Димке и завидую. Разве не так?

Проводы

Мама разбудила в шесть часов утра. Просыпаюсь я всегда с трудом. Долго лежу с закрытыми глазами. Мне хочется, чтоб про меня забыли, и тогда я ещё немножко посплю.

– Сынок, пора. Не успеешь на автобус, – сказала мама и поцеловала. Я сразу проснулся. Удивительное дело!

По радио тихо передавали музыку. Папа ещё спал, про Женьку и говорить нечего, она посапывала сладко. Захотелось залезть под одеяло, но я пересилил себя, побежал во двор к умывальнику.

Трава была мокрая и хрустящая.

Я забежал под навес, на столбе висел умывальник, я взял зубную щётку. За забором кто-то тихо пел песню про тайгу. Лида, я сразу узнал её голос. Тоже рано встала: к первому поезду боится опоздать.

– С добрым утром! – крикнул я.

– Коля, здравствуй! – ответила она. Она с той стороны забора поставила табуретку, залезла на неё.

– Давай поговорим о том о сём, – сказала она и подмигнула, потом засмеялась. – Поговорим?

Мне трудно было разговаривать: я чистил зубы.

– Я уезжаю, – сказала она. Волосы у неё были уложены на голове в высокую причёску, солнце било в волосы, и они точно светились. Интересно так…

– Ты мне писать будешь? Я попрошу, чтоб тебе дали мой адрес, ты мне обязательно напиши. Очень прошу, а то я буду скучать. Будешь писать, как вы тут живёте, кого ты видишь, кто с кем дружит?

– Ладно… – Я-то знал, кто её интересует, про кого она хотела, чтоб я ей писал, – про Димку.

– Меня никто провожать не будет, – вздохнула она.

– Почему?

– Не люблю. Потому что, когда провожают, это вроде навсегда. Ты без меня будешь скучать?

Сроду-то я не думал над таким вопросом – буду ли я скучать без неё? Но раз она спросила, то я кивнул головой, что буду. Я вдруг вспомнил, как однажды она подарила мне вечную ручку. Какая это была замечательная вечная ручка! Только я её потерял.

– Ты меня немножко проводишь? – спросила Лида.

– Ладно! – пообещал я.

Я быстро позавтракал. Мама дала авоську с едой, денег на автобус, ещё раз поцеловала и попросила:

– Будь умницей. Не шали. С тобой всегда истории приключаются.

– Ладно!

Потом мы с Лидкой пошли вдвоём по улице. На улице, кроме нас, никого не было. Я нёс её чемодан. Он был лёгкий. Лидка оборачивалась, моргала глазами, чтоб не зареветь. Как хорошо, что вчера я не бросил в неё помидором! В чём бы она сейчас шла? В старом платье?

Простились мы у моста. Она помахала рукой и побежала к железнодорожной станции, а я – к автобусной остановке. Мне почему-то было необыкновенно весело и легко.