Текст книги "Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]"

Автор книги: Михаил Гуськов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9
ГРОМ ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ НЕЧИСТОЙ СИЛЕ

В опорном пункте порядка состоялось срочное заседание ГРОМа, присутствовал весь актив за исключением Петькова, который исчез в районе «Архангельского» и так с тех пор и не объявился. Даже Белошвейкин, так подставивший Побожего и Волохина со своим «Москвичом», сидел в углу. Чтобы оправдаться в глазах друзей, он запасся липовой справкой из ГАИ.

Открыл заседание только что уволенный из рядов милиции бывший участковый Дюков. В старомодном костюме с галстуком, завязанным толстым узлом, он встал за столом под портретом Ленина и оглядел сподвижников. Перед ним на столе, словно осколки бомбы или куски разбившегося авиалайнера, лежали какие-то металлические обломки. Все члены ГРОМа вертели их в руках, и теперь каждому предстояло сделать свое заключение. Первым выступил Ваня Ярных и, волнуясь, что его, сапожника, такие асы криминалистики допустили делать умозаключения, произнес:

– Отпечатки пальцев надо было снять сначала, а не хватать всем руками. Вот мое мнение.

Высказав эту фразу, Ярных густо покраснел и сел на стул, обиженно поджав под сидение нога, больше от смущения он не мог сказать ничего, хотя у нет было еще много мыслей.

Вторым выступил Колесов, только вчера вернувшийся с автополигона.

– Я машину знаю досконально, сказал он, – то, что это не обломки автомобиля, это точно, с гарантией на сто процентов. Данные предметы не резаны, края не сплавлены, взрывной деформации не подвергались.

Белошвейки}! и Волохин сошлись на том, что это остатки от сейф, и только Побожий, протерев очки, сказал, снова положив один из осколков на стол:

– Следы зубов ты, Александр Михайлович, конечно, заметил, – обратился он к своему ученику, – а глазам своим не поверил, что это надкусы, хотя уже был обязан учесть все предыдущее. Факт, Михаил Павлович, налицо, кто-то разъел наш сейф, зубами его раскусил. Знакомый почерк. Примечаешь, Александр, какие силы туг работали? Те же, что в «Архангельском» были и которые нынче в аферийском посольстве засели, они наш сейф оприходовали, может, даже и сожрали, я этого не исключаю. Зря ты, Василий Петрович, улыбаешься, если бы приехал вовремя, то в «Архангельском» самолично бы убедился, что есть твари, которые не то что бронированный сейф, а целый броненосец сожрать могут.

Дюков взял со стола один из осколков и подвел итог:

– Вчера в этом сейфе были спрятаны драгоценности, я снял отпечатки пальцев и сделал анализы. Вот этот кусок жевали, товарищи, и выплюнули, внутри металла оказалось вжевано золотое кольцо с бриллиантом и серьга, а также остатки слюны. Все понятно? Этил делом займемся мы с Тимофеем Маркеловичем. Похитители должны быть найдены, а драгоценности – возвращены государству.

Громовцы нахмурились, даже Ярных, Колесов и Белошвейкин, еще не посвященные в события последних дней, но уже у знавшие об изгнании Дюкова из органов милиции, поняли, что дела серьезные.

– Продолжаю дальше Здесь нам совещания больше проводить нельзя, я больше не участковый и сегодня сдаю дела майору Варфоломееву. В районе «Архангельского» пропал без веста наш друг и товарищ Петьков Александр Петрович. Ты, Иван Петрович, – Дюков обратился к Ярныху, – поедешь сегодня в «Архангельское» и начнешь розыск. Позднее к тебе подключится Волохин. Это будет твое первое серьезное задание обрати особое внимание ка мелкие земляные работы, нег ли где свежих холмиков, закиданных мусором, короче: все, как в литературе, ты недавно учебник читал. Ты, Тимофей Маркелыч, возглавишь ГРОМ, если меня отдадут под суд за превышение власти и организацию бегства воздушным путем особо опасных преступников. Мою судьбу сейчас решает министр. Однако, не дожидаясь решения, я должен продолжать борьбу с преступным миром. Веревка полностью себя оправдала, эксперимент в «Архангельском» показал, что нечисть боится веревки, а не наручников, поэтому я перехожу на нелегальное положение. Связь со мной будет осуществлять Волохин.

– А теперь – самое главное. Доложи, товарищ Побожий, в общих чертах, что замыслено против СССР шайкой преступников, засевших в аферийском посольстве, и какие будут наши действия по их обезвреживанию.

И Маркелыч, к неописуемому ужасу Вани Ярныха и к недоверию Белошвейкина, изложил то, что удалось подслушать им с Волохиным в аферийском посольстве от Гуго Карловича, когда он шептал на ухо Завидчей свой план уничтожения СССР.

Дюков резюмировал:

– Панического настроения, на которое рассчитывают эти темные личности, у нас быть не должно. Дело это очень секретное, поэтому мы будем действовать только силами ГРОМа, так как означенная братия хуже всякой мафии имеет своих людей в органах и даже видит сквозь стены, а также летает по воздуху в ступах и на других более мелких предметах. С ней надо бороться ее же оружием. Хорошо против нее применить партбилет, но Ярных у нас беспартийный, Белошвейкин не вступал, а Колесов – изгнан из радов партии за лихаческую езду на двух колесах патрульной машины. Остаемся мы с Маркелычем, но, по-видимому, и меня не сегодня-завтра лишат партбилета. Что я предлагаю? Обратиться к опыту нашего уважаемого коллеги. Тимофей Маркелович, поделись своими соображениями.

Дюков, словно дирижер, подал знак Маркелычу, и тот, как скрипач перед концертом, важно наклонился над футляром, положенным на стол, щелкнул никелированными замочками и вынув веник, победно потряс нм в воздуха.

– Врага надо бить его же оружием. Каждый должен припомнить, может, кому бабка в деревне подсказывала, может, кто вычитал в какой святой книжке, как воевать с нечистой силой. Можно посоветоваться в церкви со знающим народом. Торгующие свечами – большие специалисты в этой области и каждому, сообразно с его комплекцией и характером, подскажут вид оружия, с которым он может идти воевать против бесовского отродья.

– Вот, например, ты, Ярных, у тебя много инструментов по сапожному делу, ты возьми, сгреби их в мешок и отнеси в церкву. Возможно, у тебя там найдется какой-нибудь крюк или молоток, с которым тебе сам черт не страшен, опять же, говорят, если освятить гвозди и вбивать их в следы оборотней, то можно загнать тех обратно в могилы. Тебе, Колесов, не знаю даже, что и посоветовать, у тебя техника вся современная, едва ли там найдешь что-нибудь подходящее, чего боится вражье отродье. Однако, попробуй освятить самый большой гаечный ключ в Елоховской церкви, когда там патриарх служить будет, возможно, хорошо подействует.

– К тебе, Белошвейкин, честно сказать, у меня доверия нет, я твоей справке, что ты в кювет съехал и в ГАИ попал, не верю. Ежели ты наврал друзьям, то нечистый тебя уже схарчил, так что воевать ты с ним не сможешь, хоть меч Ильи Муромца тебе дай или Голубиную книжку подмышку сунь. Впрочем…

Маркелыч поднял кверху палец, предварительно аккуратно упрятав в скрипичный футляр веник.

– …если ты пойдешь утречком, отстоишь обедню да покаешься во всех своих грехах, а потом попросишь батюшку наступить тебе ка руки, да так, чтобы слезы из глаз брызнули, то голыми руками сможешь против нечисти бороться, если страхи свои одолеешь. Так-то.

Маркелыч сел рядом со своим футляром и скрестил руки на животе.

– А мне что же ты ничего не предсказал, Тимофей Маркелыч, мне с чем против нечистой силы выходить? – озабоченно обратился к старику бывший участковый.

– Вы, Михайло Павлович, имеете веревку со своими узлами. Думаю, вам нужно побольше веревок прихватывать и продумать узлы, какими вязать их будете так, чтобы они вовеки веков не вырвались. После этого хорошо бы пойманных чертяк еще в пивные бутылки засмолить да на дно морское бросить.

– Эго ты хорошо придумал, Маркелыч, – оживился Дюков, – только где же нам столько бутылок набрать? Видал в Архангельском, сколько этих путал налетело?

Глава 10
МАСКА ЧЕРНОЙ СМЕРТИ

Шелковников, узнав, что в аферийском посольстве готовят заговор против его друга, решил на следующий же день, уже без помощи Геныча, прокрасться в воздушный короб, чтобы разузнать, какие еще козни готовит Завидчая и ее «дипкорпус», чтобы сжить со свету такую светлую личность, каратиста и аристократа, крестного отца московского преступного мира, каким представлялся Недобежкин юному бомжу.

Скова, с огромным трудом, рискуя навсегда заблудиться в запутанных катакомбах и лабиринтах московскою подземного хозяйства, Виктор очутился в воздушном коробе, прополз за панелями и улегся за сеткой воздуховода прямо в кабинете самого поста, который занимала златокудрая злюка – дочь Ангия Елпидифоровича Хрисогонова.

В глубокой тайне брат и сестра да их верная баба-яга обсуждали, как уничтожить. Недобежкина и завладеть его кольцом.

– Ты уверена, что нас никто не подслушивает? осведомилась Завидчая.

Артур и баба-яга, которая, к ужасу Шелковникова, снова была в своем отвратительном старом теле, похожем на заплесневевшую мумию, потянули носами, принюхиваясь.

– Все чисто, человечиной только с улицы, как всегда, тянет. Вкусный запах! – баба-яга сладострастно зажмурилась и аж передернула плечами. – Бывало, зажаришь Ивашку, а потом пальчики оближешь!

– Бр-р-р! Какие сальности ты говоришь, Агафья! – прикрикнула на нее брезгливая хозяйка. – Я же тебе запрещала не то что жрать эту гадость, а даже говорить о человечине.

Элеонора тоже передернула плечами, ко не от сладострастия, а от омерзения.

Артур всеядно засмеялся над чувствительностью своей светлоликой сестры.

– А по мне – так все равно! Лишь бы по всем правилам гастрономии приготовлено было блюдо! Я готов, Агафья, хоть сейчас попробовать человечинки.

– Молодец, Артурушка, – похвалила его Агафья, – я же говорила, ты скоро совсем зверем станешь, даром что человек. Люблю таких людей.

Артур было дернулся в драку от таких слов, но Завидчая полоснула его взглядом.

– Однако дело говори, старая, хватит кокетничать с дураком.

Артур обидчиво зыркнул на сестру и надул губы.

– Приготовила я доспех для боя. Это ты правильно засомневалась, что Костя Хереров может не справиться с Недобежкиным. А в моем доспехе любой справится. Все по правилам будет – победитель в смертельном бою получает все доспехи побежденного и кольцо в том числе.

– А если все же Костя Хереров его не сможет одолеть? – засомневалась Завидчая. – У Недобежкина ведь кнут, а того, кто кнутом владеет, одолеть трудно, опять же кольцо ему силы придает.

Агафья успокаивающе замахала высохшими, похожими на обглоданные кости, руками.

– Кольцом он пользоваться не умеет, а на кнут управа есть. Я третьего дня в Африку летала, к угудугам в Эфиопию, где Голубой Нилыч живет – брат нашего Нилыча, который тут в «Совписе» переводчиками заведует, африканский Нилыч мне доспех приготовил. На, смотри!

Агафья сдернула покров, и Шелковников, ни жив ни мертв, и вообще стараясь как можно легче дышать, чтобы не дать почувствовать свое присутствие старухе, с содроганием увидел негритянскую кожу, висящую на перекладине наподобие снятого с ноги чулка и страшную фосфоресцирующую африканскую маску смерти.

– Это Мороро Маска Черной Смерти племени угудугов. Ты же знаешь, матушка, что негры почти на всех спортивных соревнованиях побеждают. Это потому, что в них живет дух Мороро.

Завидчая встала с кресла и подошла к Маске Черной Смерти. Словно в примерочной портного, она, как ткань на ощупь, потрогала пальцами негритянскую кожу и брезгливо отдернула руку.

– Ты что же, с живой негритянки кожу содрала?

Агафья услужливо осклабилась, показав желтые клыки.

– Как можно-с, я в Африке не распоряжаюсь. Мне недосуг было вникать, с кого Голубой Нилыч кожу сдирает или не сдирает. Я ему свою просьбу сказала, Он меня уважил. Других средств победить Недобежкина я не знаю.

– Ах, Агафья! Это ужасно! На бальных танцах было так красиво, музыка, наряды, изящная, интеллигентная, самая читающая в мире публика – москвичи, и вдруг среди гангстеров мой муж должен драться и быть убитым. Выходит, я подстраиваю убийство собственного супруга, – начала сомневаться в успехе поединка Элеонора.

– Он вам не муж, свадьба была фиктивная.

– Ну, значит, жениха – ведь согласье-то выйти за него замуж я давала.

– Он вас променял на людоедку! – заупрямилась баба-яга.

– А ты ей способствовала в этом!

Баба-яга раздраженная, что не оценили ее хлопоты и приготовления, развесила слюнявые губы и обиженно засопела.

– Ну хорошо, хорошо! Ладно, скачала я сама примерю доспехи и маску, но план мне твой не нравится. Какие-то Тюремные Олимпийские игры. Вместо Херерова лучше бы Артур, что ли, дрался в финале, куда ни шла.

– Артуру драться только с клопами на постели. Примеряйте наряд, барышня!

Артур, вспыхнув, привскочил с кресла, чтобы схватиться с бабой-ягой, но та лязгнула клыками.

– Разорву! На клык надену!

Шелковников вновь, купаясь в восторге, сильно задышал человечиной, наблюдая второй раз в жизни стриптиз.

– Солдат в баню, что ли, ведут по улице? – прошамкала скабрезно Агафья, подбегая к окну. – Что-то солдатами сильно запахло.

Не увидев солдат, Агафья набросилась на Артура:

– Нечего на сестру пялиться, пошел бы ты в другую комнату, охальник!

Завидчая разделась догола, и Агафья восхитилась.

– До чего же ты душистая. Вот потому-то тебя вся нечисть слушается, что ты сама чистота, ароматами чистыми благоухаешь. Орхидея, как есть, орхидея, что твоя Африка и обе Индии.

Агафья блаженно потянула носом, закатив глаза. Шелковникову тоже показалось, что от тела Завидчей прокатилась волна цветочного аромата Он вдруг еще больше обиделся на волшебную красавицу, что она решила убить его друга вместо того, чтобы стать ему любящей женой.

Злая, но прекрасная волшебница сняла с манекена черную кожу и качала, как комбинезон, надевать ее на себя, превращаясь в настоящую негритянку. Агафья скрюченными пальцами вправила элеонорины соски в нужные места и теперь осталось только надеть маску да скрыть водопад золотых волос под кудрявым париком. Баба-яга, словно рыцарский шлем на голову воина, водрузила на свою хозяйку Маску Черной Смерти, и Шелковников вздрогнул, едва не вскрикнув, настолько преобразилось тело юной женщины, наполнившись безжалостной энергией разрушения, Из-под оскаленного рта Маски раздался свирепый возглас не то дикого зверя, не то хищной птицы, после чего Завидчая сделала, словно в каком-то ритуальном танце, несколько па, а затем резко подпрыгнула и, на лету трижды обернувшись вокруг своей оси, вспорхнула с середины огромной комнаты и, в полете преодолев метров шесть, обрушила удар ноги на полированную поверхность старинного двухтумбового стола, надвое переломив столешницу палисандрового дерева. После чего сорвала с лица маску и, вся дрожа от возбуждения с горящими глазами, испуганно выпалила:

– Какой ужас! Я готова была разбить стены. В меня будто вселился демон-убийца.

– Ну, теперь ты веришь, владычица, что Недобежкин будет не страшен тому, кто эту Маску наденет.

Завидчую все еще трясло от соприкосновения с Маской Черной Смерти. Она со страхом повесила ее на шею манекена и начала с помощью Агафьи снимать с себя кожу негритянки.

– Только берегись, матушка, чтобы на Маску не сел петух. Голубой Нилыч верно сказал, что Черная Маска родилась под знаком Крысы и боится только петуха.

– Я надеюсь, что бойцы будут сражаться не в курятнике. Откуда же ка Олимпийских играх, да еще тюремных, возьмется петух? А пока положите маску в сундук за семью печатями, пусть ее два орла стерегут, не смыкая глаз, а сундук двумя гадами ядовитыми обвей, чтобы никто их развязать не сумел, да накрой сверху хрустальным колоколом, пускай сразу звенит, если к го к нему притронется.

Завидчая начала надевать прозрачные чулки и застегивать пояс. Просунув голову в кружевную комбинацию, она добавила.

– И пусть мой Аргус в этом кабинете денно и нощно живет, пока мне эта маска не понадобится. Ой, награжу я тебя, Агафья, если удастся мне кольцо заполучить. Великими тебя наградами награжу, ко и казнями лютыми замучаю, если дело сорвется.

– Не сорвется, королевишна моя сахарная, а если и сорвется, то ты, матушка, сразу запасной план применяй, он еще вернее будет.

Шелковников насторожился, но что это за запасной план, Агафья не сказала. Вместо этого она позвонила по телефону Бульдину, и вскоре в комнату вошли слуга, возглавляемые Чечировым, который вел на поводке огромного страшенного пса.

Зверина сразу же уставилась своими недреманными буркалами на решетку воздуховода, за которой прятался юный разведчик. Не дав Аргусу залаять, Витя, от греха подальше, быстро-быстро на четвереньках кинулся по воздушному коробу скорее прочь – он и так узнал и пережил слишком много. По дороге Шелковников решил заехать в Елисеевский за колбасой. Ему еще предстояло приручить Элеонориного Аргуса.

Приставив к Маске Черной Смерти пса по кличке Аргус и приняв все предосторожности против похищения Маски Черной Смерти, Завидчая, простившись с Артуром, позвала в свой кабинет-будуар Агафью и там капризно объявила бабе-яге:

– Все-таки, Агафья, не дело доверять бой с Надобежкиным Косте Херерову, он испанец, горячая кровь…

Элеонора стала снова разоблачаться из своего делового костюма, чтобы переодеться в вечерний туалет.

– Почему бы тебе самой не схватиться с Недобежкиным? Если ты настаиваешь на поединке, то как мой вассал смело можешь сразиться за мою честь и, если победишь, кольцо все равно по законам ленного права будет принадлежать мне.

Завидчая закусила губы, ей пришла в голову еще более оригинальная идея.

– Или нет. Драться будешь не ты. Драться будет Повалихина.

Даже старая ведьма в душе содрогнулась от такого коварства своей повелительницы, она попыталась что-то возразить, но Элеонора остановила ее, блеснув очами:

– Не спорь! Я так решила. Твоя крестница передо мной очень виновата. Веди сюда мерзавку!

Старожилы-прихожане Пименовского храма, что находится в трех-четырех минутах ходьбы от метро «Новослободская», прекрасно помнят, что во времена церковных гонений в двадцатых годах приходской совет этой церкви принял обновленчество, и несколько десятилетий советской власти Пименовский храм назывался обновленческим. Может быть поэтому вокруг красивой, с нарядными иконами, просторной церкви вилось так много бесовских сил, пытаясь посрамить святого Пимена и надругаться над святыми иконами, потом)' что им казалось – их черное дело вот-вот будет сделано. Однако этого не случилось. Многие соборы Москвы пали под ударами разбушевавшейся на Руси дьявольской стихии – слишком некрепкой и поверхностной оказалась вера их прихожан, поддавшихся страхам и мирским соблазнам. Эти люди, которые не в сердце, а только на языке держали веру, как только понадобилось на деле доказать ее, тотчас же перебежали в стан антихристова воинства. Таково людское каиново племя во все времена. Лишь отдельные личности возвышаются среди мирских соблазнов, аки утесы в пучине морской. Об этих светочах человечества, не вертихвостах, не блюдолизах и не клятвопреступниках, каковым, надеюсь, является и читатель, повествует наша книга.

Так вот, дьявольским силам, несмотря на кажущуюся близость победы, так и не удалось ворваться в твердыню, воздвигнутую святым именем досточтимого Пимена, и немалая заслуг а в этом была нескольких незаметных старушек, протирающих светильники и паникадила, торгующих свечками, медными крестиками и копеечными иконками. Одна из них, Пелагея Ивановна Маркова, маленькая, высушенная годами, но еще сохранившая удивительную подвижность и теплые молодые глаза на морщинистом лице, стояла за свечным ящиком, когда в Пименовскую церковь робко вошли три члена ГРОМа: Ваня Ярных, автомобилист Колесов и несколько скептически настроенный Волохин.

Прозорливая Пелагея Ивановна сразу же заметила трех богатырей к шепотом позвала их к себе, поманив крючковатым пальцем.

– Ты, Татьяна, послужи за меня, – приказала ока подруге, передавая ей выручку и свечи.

– Вижу, вижу – трудное дело вы затеяли, – покачала головой ветхая старушка. – Ах, простая душа, не своим делом ты занялся, сынок!

Пелагея Ивановна ласково схватила Ваню Ярныха за ухо и, как мать в детстве, несколько раз небольно дернула.

– А ты много о себе воображаешь, парень! – она, как нашкодившему мальчишке, погрозила пальцем Волохину. – Постой, постой, да тебя не Сашкой ли звать?

– Сашкой! – откликнулся удивленный пенсионер.

– То-то я смотрю, ты, как Александр Македонский, напыжился.

– Так, это, значит, автомобилист, – обратилась она к Колесову. – Машинным маслом от тебя, милок, несет, как от пьяницы перегаром.

– Чую, зачем пришли, давно-давно был мне сон, а где же четвертый?

– Был четвертый, да по дороге у него опять машина сломалась.

Пелагея Ивановна вздохнула и перекрестилась, шепча:

– Все правильно, «много званых, да мало избранных», «не десять ли исцеленных было, где же девять?» – вот что говорит Господь, Это с бдагодарствием возвращается из десяти одни, а на брань хорошо, если из четырех трое идут, Великое дело вы затеяли, шельмецы.

Старушка улыбнулась всем троим и, поправив платок, повлекла их из храма. Ваня Ярных подхватил ка плечо свой мешок, в котором у него что-то железно загрохотало, и следом за остальными побежал из церкви через двор, замыкая процессию, шедшую за маленькой юркой монашенкой. Они вошли в одноэтажную боковую пристройку-крестильню, что стояла возле главных ворот, и там, в невысоком длинном помещеньице, скупо освещенном лампадами и светом из крошечного оконца, Пелагея Ивановна усадила трех громовцев на лавку.

– Ну, рассказывай, простая душа, что у тебя в мешке? – обратилась она к младшему громовцу.

Ваня Ярных, смущаясь, что его так выделили среди друзей, развязал мешок.

– Скажи, бабушка, правду ли говорят, что здесь, в Пименовской церкви, могут подсказать, каким оружием можно с нечистой силой бороться? Вот я принес своя сапожные инструменты. Нет ли среди них чего-нибудь, чем бы можно было беса или ведьму так двинуть по макушке, чтобы они сгинули в преисподнюю и больше не сунулись на свет божий? У меня тут есть старые инструменты, еще дореволюционные. Погляди, бабушка Вы люди церковные, у вас глаз как алмаз на святые вещи. Вдруг есть что-нибудь подходящее.

Ярных потряс мешком и разложил на полу сапожные инструменты.

– Так, а ты чего принес? – подбадривающе спросила она Колесова.

– Я, бабуль, вообще-то бывший комсомолец и, если честно говорить, ничего святого не имею. Вчера в гараже ходил-ходил, ко ничего путного не обнаружил. Вот разве что выпросил у сторожа гирю с двуглавым орлом, да и ту побожился отдать через неделю. На крайний случай мне Маркелыч посоветовал гаечный ключ взять потяжелее, я взял по руке, чтоб действовать удобно было, вот он.

Колесов показал святой старушке гаечный ключ номер четырнадцать, похожий на булаву внушительных размеров, достав его из махрового полотенца.

– Хорошо, хорошо! – сказала старушка, попытавшись взять в руки ключ. – Ой, да какой он тяжелый! Не по моей руке.

– Говори теперь ты, Александр Македонский, чем ка войну против беса вооружился?

– Я, простите, не знаю вашего имени-отчества, бабуля, – наставительно начал капитан милиции в отставке и сделал паузу, дожидаясь ответа по своей милицейской протокольной привычке.

– Пелагеей Ивановкой меня звать, фамилия Маркова.

– Приятно познакомиться, Пелагея Ивановна, – буркнул скептический громовец. – Я на роль Александра Македонского не претендую, меня Александром Михайловичем величают, фамилия моя Волохин. В милиции проработал сорок лет. Кроме того, я ветеран и имею орден Отечественной войны третьей степени и медаль «За отвагу», а также «За взятие Берлина». Не знаю, как вы тут в церкви, а я нечистой силы повидал за неделю столько, сколько за всю свою жизнь не видел. Да, развели вы, церковные, нечисти, хуже, чем мы, милицейские, рецидивистов и рэкета.

Пелагея Ивановна, ничуть не обидевшись на эту неумную тираду доблестного громовца, по-прежнему ласково улыбалась так, что Волохин вдруг осекся и по-мальчишески спросил:

– «ТТ» против ихнего брата не подойдет? У меня одна обойма еще осталась!

Когда-то и Маркова тоже прошла всю войну и даже была капитаном связи, у нее тоже было два ордена, а медалей побольше, чем у Волохина, поэтому она просто ответила:

– Нет, Сашка, «ТТ» не подойдет.

И все громовцы, глядя ей в лицо, поняли, что в молодости она была на редкость красивой и сердечной женщиной. Им стало грустно.

– Жалко, вздохнул Волохин. – Чем же мне воевать?

– Была бы смелость, воевать чем – найдется, – ободрила его Пелагея Ивановна, – а смелости тебе не занимать, Александр.

Пелагея Ивановна Маркова, услышав признание Волохина, что раньше он много насмешек чинил своему сотоварищу по ГРОМу – мастеру клюки Побожему, спросила, хочет ли он получить хорошую клюку?

– Конечно, Пелагея Ивановна, я уже себе имидж выбрал – буду стариком, как Тимофей Маркелович.

– Тогда подожди минуту, – и старушка открыла висячий замок в маленькую кладовую комнатку, дверь в которую находилась в темном углу.

Таинственные, непростые веши хранятся в таких чуланчиках при церквях, переживших все гонения и муки, воздвигнутые с тем, чтобы прославить стойкость защитников христианской веры. Книги в тисненых переплетах, обтягивающих кипарисовые доски, не подверженные тлению; серебрянке подсвечники с изображением евангельских сцен; формы для просфор; бутыли с елеем и отделанные фарфором коробочки для хранения ладана. В углу комнатенки под иконой с целителем Пантелеймоном стояли старинные трости, одна из которых не то с серебряным, не то с булатным стальным набалдашником особенно была основательна и сурова на вид.

Пелагея Ивановна вынесла ее Волохину и, держа вертикально, передала в руки ученика великого сыщика Маркелыча.

– Не простую, а достопамятную дарю тебе тросточку, Александр. С нею ходил наш настоятель отец Досифей. Из знаменитого Свято-Угрешского монастыря это была реликвия, которую спас с риском для жизни отец Досифей в тридцатом окаянном году, когда порушили эту святую обитель. Этот посох непростой Он сделан из древка пересветова копья, которым сражен великий басурман Чели-бей. Ты помнишь, Саша, картину, дай Бог памяти, кажется, Васнецова «Бой Пересвета с Чели-беем»? Так что с антихристовым воинством тебе предстоит сражаться пересветовым копьем. Все это перед смертью поведал мне отец Досифей, наказав хранить посох до нужного часа. Бери, Александр, с ним тебе никакая нечистая сила страшна не будет.

Пелагея Ивановна, встав на цыпочки, дотронувшись до лба бравого отставника, перекрестила его троекратным крестом. Обратившись к Ярныху, указывая с улыбкой на его разложенные на полу сапожную лапу, рантовочный нож, токмачок и прочие инструменты, произнесла:

– Тебе, Ванечка, я скажу так – у тебя все инструменты святые, их нечистая сила как огня боится, потому что ты своими трудовыми руками обувь людям сохранял и ноженьки их берег, чтоб ходить им по мытарствам их, поэтому хоть молотком с гвоздиками орудуй, хоть этой сапожной лапой – любая нечисть сгинет.

Прозорливая старушка также троекратно перекрестила Ярныха и его сапожные принадлежности и обернулась к автомобилисту-новатору Колесову:

– Гиря твоя не годится, это вещь торговая, а где торговля, там и обман, в гирях да весах всегда бес прячется, поэтому ты гирю свою верни, откуда взял. Гаечный ключ – предмет металлический, до металла касаемый, это тоже вещь малодушевная. Однако посиди маленько, если отец Сергий еще в храме, он ее тебе святой водой и нужной молитвой доведет до кондиции.

Старушка, употребив это мирское слово, подхватила двумя руками тяжелый разводной ключ и шустро перебежала из крестильни в храм, миновав залитый солнцем церковный двор.

Спустя полчаса громовцы, напутствуемые настоятелем отцом Сергием и иеромонахиней Марфой, в миру Пелагеей Ивановной Марковой, вышли из церковных ворот и, вооруженные святым благословением и освященным оружием отправились на борьбу с нечистой силой, замыслившей провести в России невиданную диверсию.