Текст книги "Ударом на удар"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 2

Шея ныла, как будто по ней прошелся небольшой паровой каток. Полунин попытался достать до больного места, но оказалось, что сделать этого он не может – на заведенных за спину руках были наручники. «Какой-то дурной сон», – покачал он головой и открыл глаза. Боль в шее не исчезла, и руки не стали более свободными. «Черт возьми, где это я?» Он обвел глазами просторное полутемное помещение. Вокруг возвышались деревянные стены, а сверху проходила толстенная балка, на которую опирался потолок. На балке, на длинном белом проводе болталась пыльная лампа. В нос ударил запах свежескошенного сена, на котором он лежал. Владимир попытался сесть, и с третьей попытки ему это удалось. Он был в светлых брюках и белой сорочке с коротким рукавом, то есть в той же одежде, в которой его похитили. Сквозь небольшое зарешеченное окно без стекла пробивался сумеречный свет.

Подогнув под себя ноги, Полунин поднялся и, пока еще было светло (он почему-то сразу определил, что сумерки вечерние), принялся осматривать сарай. Кто и зачем его сюда привез, было сейчас неважно. Выяснением этого можно будет заняться позднее. Главное – выбраться отсюда. Он попробовал плечом на прочность стены и понял, что их не проломить. Массивная дверь была заперта снаружи и не поддалась, когда он налег на нее всем телом. Окно находилось на высоте почти двух метров, да и доберись он туда – все равно через него не пролезть. Но он мог хотя бы посмотреть, где находится, если как-то забраться повыше. «Не может такого быть, чтобы в сарае не нашлось чего-нибудь подходящего», – решил Полунин, во второй раз обходя помещение.

В дальнем углу действительно валялся старый молочный бидон, который можно было использовать в качестве приступки. Владимир ногами подкатил его к окну и попытался поставить стоймя, когда снаружи загремел засов и дверь распахнулась.

Он резко обернулся, готовый к самому худшему, но тут же понял, что пока с ним ничего такого делать не собираются. В дверях стоял крепкий парень среднего роста то ли в длинных трусах, то ли в широких бриджах, кожаных сандалетах на босу ногу и тонкой цветастой рубахе навыпуск. На голове, совсем не по погоде, красовалась черная вязаная шапочка, натянутая до самого подбородка, в каких спецназовцы выходят на задание. Израильский пистолет-автомат «узи» болтался у бедра на ремне, перекинутом через плечо.

– Ну чё, фраер, очухался? – усмехнулся парень. – А мы уж думали, что ты копыта откинул.

– Я еще тебя переживу, придурок. – Полунин не спеша пошел в сторону двери.

– Тю, тю, тю! – Парень поднял «узи», направив его Полунину в живот. – Стой на месте и не дергайся.

– Чего вы мне вкололи, сволочи? – Владимир остановился в нескольких шагах от надсмотрщика.

– Чего я, доктор, что ли, – пожал тот плечами. – Ты лучше скажи, пить или жрать хочешь?

– Я сожру с потрохами тебя и твоих докторов и даже не подавлюсь. Вы хоть знаете, с кем связались?

– Какие мы грозные! – Парень презрительно сплюнул, но автомат не опустил. – Не боись, скоро будешь на свободе. – Губы в прорези шапочки растянулись в хитрую ухмылку.

– Знаешь что, – сказал Владимир, – давай сделаем так. Ты снимаешь с меня наручники и уходишь, оставив дверь открытой, а я обещаю, что оставлю тебя живым, когда выберусь отсюда.

– Не-а, – парень покачал головой, – так не пойдет. Отпускать тебя не велено... пока. А я человек маленький. Значит, ничего тебе не нужно? – повторил он свой вопрос после небольшой паузы.

Тут только Полунин понял, что парень был не один. Во время их разговора за дверью сарая стоял еще кто-то. Теперь он вышел из своего укрытия, держа в руках банку с пивом. Молодчик был крупнее своего приятеля, выше, а одет примерно так же, только вместо широких бриджей на нем были не менее широкие шорты зеленого цвета. Рубаха топорщилась на поясе, за ремень у парня был явно засунут пистолет. Потянув за язычок, детина вскрыл банку с пивом и, обойдя своего напарника, протянул Полунину. Поняв, что с закованными сзади руками их пленник пить не может, он достал ключи, а банку поставил на пол.

– Повернись, – скомандовал он Полунину.

Владимир подчинился. Парень снял один браслет, развернул Полунина к себе лицом и снова защелкнул на нем наручники.

– Теперь можешь пить. – Он поднял пиво с пола и протянул Полунину. – Пошли, – кивнул он напарнику и сам первым вышел из сарая.

– Эй! – окликнул его Полунин. – Долго еще меня здесь держать будете?

– Сколько надо – столько и будем, – раздалось в ответ, и дверь захлопнулась.

Полунин только теперь понял, как ему хочется пить. Есть тоже хотелось, но чувство голода было еще довольно терпимым. Он поднес прохладную банку ко рту и не отрывал ее, пока она не стала пустой. Бросив жестянку на пол, он подошел к молочному бидону и, как следует установив, встал на него обеими ногами. Глаза оказались чуть ниже обреза окна, но и так кое-что разглядеть было можно. Вдали желтело поле пшеницы, по краю которого чернел кусок леса. Больше ничего видно не было.

«Странно, – Полунин только сейчас подумал о несовпадении, – сколько же сейчас времени?» Он посмотрел на часы, которые оставались у него на руке, и приложил их к уху, думая, что с ними что-то не в порядке. Они показывали пять минут десятого. Это было невозможно, если только время не пошло вспять. Посмотрев внимательно на циферблат, он увидел в квадратном окошечке цифру «шестнадцать». «Значит, – понял он наконец, – уже сутки прошли с тех пор, как меня похитили. И сегодня не воскресенье, а понедельник. Понятно теперь, почему так хочется есть». Если бы ему чего-нибудь принесли эти ублюдки, он, наверное бы, согласился. Но еще с зоны он помнил одну из главных заповедей – не проси. Сами принесут, сволочи! Он ощупал карманы брюк, которые оказались пустыми, и уселся на сено – слабость еще давала о себе знать.

Он уже решил для себя, что убивать его не собираются, иначе попробовал бы уже освободиться. Детина в зеленых шортах, который снимал с него наручники, давал ему такую возможность, помимо своей воли, конечно. Полунин даже представил себе, как он бьет его коленом по яйцам, затем падает, повалив на себя, и вытаскивает у него из-за пояса пистолет. Напарник с «узи» стрелять бы не стал, побоялся бы угодить в приятеля. Владимир ни секунды не сомневался, что попал бы в него с такого расстояния... Теперь, конечно, было поздно об этом думать, но мысли сами крутились вокруг этого, напоминая об упущенной возможности.

Владимир начал размышлять, кому было нужно его похищать? Кто вообще мог осмелиться на это? Разборки с преступной верхушкой исполнительной власти города, закончившиеся около полугода назад полной победой Полунина и его товарищей, поставили его как бы особняком в этом сибирском городе. Никто из руководителей группировок – Полунин это знал наверняка – не решился бы на такой шаг даже под страхом смерти. Да и не нужно им устранять Полунина – они всегда могли обратиться к нему, как к третейскому судье, зная, что он всегда рассудит возникающие между ними споры по справедливости. Впрочем, устранять его пока никто не собирается. Тогда зачем его похитили и больше суток держат в этом сарае?

Неожиданно в его мозгу всплыл образ Лешки Меченого – вора в законе, исчезнувшего после того, как он не стал исполнять решения общего сходняка о совместной борьбе с продажными ментами. Неужели это он снова объявился и пытается свести с Полуниным старые счеты? У него мог быть зуб на Владимира. Полунин вспомнил, как этой зимой вместе с Фиксатым – Виталькой Мухиным – расстрелял несколько приспешников Меченого. Было за что: Меченый сам собирался кинуть Полунина на деньги. К сожалению, Лешке тогда удалось сбежать. Вернее, он вообще не приехал на «стрелку», видимо, почуяв неладное. Такие люди как звери – нюхом чуют опасность. После поражения в той войне он как сквозь землю провалился, даже квартиру свою бросил и залег где-то надолго. Правда, некоторые из контролируемых «синими» предприятий продолжали работать и, очевидно, приносили им какую-то прибыль, но перепадает ли с этого что-нибудь лично Меченому, Полунин мог только догадываться. В связи с заключением контракта с немцами и начавшейся реконструкцией «Нефтьоргсинтеза», контрольным пакетом которого владел лично Полунин, на него навалилось столько забот, что на поиски Лешки просто не оставалось времени. Нельзя сказать, что Владимир совсем забыл о существовании Алексея Белова, как в миру звался Меченый. Он пару раз поручал Батурину и Болдину разведать, где находится «лежка» вора в законе, но их поиски ничем конкретным не завершились. Выходило, что Меченого вообще может не быть в городе, в чем, правда, сам Полунин очень сомневался. Теперь же его сомнения подтверждались таким вот не слишком приятным для него образом. Придется начать поиски Меченого с удвоенной энергией. Естественно, после освобождения.

Под потолком вспыхнула тусклая лампочка, на двери снова клацнул замок. Вошли те же двое, в тех же самых нарядах, только у парня в шортах на этот раз в одной руке была глубокая тарелка, в которой лежал кусок копченой колбасы, большой ломоть белого хлеба и пара помидоров, а в другой – полуторалитровая пластиковая бутыль минералки, которая почему-то оказалась початой.

– Вставай! – Он подошел к Полунину и поставил провизию и воду прямо на пол, так как больше было некуда поставить.

Владимир поднялся и, догадавшись, чего нужно братку, протянул ему скованные руки.

– Догадливый, – усмехнулся тот, снял браслеты и сунул их в глубокий карман зеленых шорт. – Хавай давай, если хочешь, конечно, – добавил он.

– Давно откинулся? – Полунин посмотрел на его руку с вытатуированным перстнем.

– Три месяца, а тебе-то что? – ответил тот.

– Видно, снова захотел к хозяину, раз принялся за старое, – посмотрел на него в упор Полунин.

– Не твое дело, – огрызнулся парень, – а вот ты точно будешь париться на нарах, – добавил он и, не оглядываясь, вышел из сарая.

За ним попятился его напарник, держа Полунина на мушке своего «узи». Дверь снова заперли снаружи, но лампа осталась гореть.

Он с удовольствием поел и запил небогатый ужин минералкой. Вода почему-то показалась ему горьковатой, но он выпил почти всю, так как после еды пить захотелось с новой силой.

«Так какого же черта вам от меня нужно?» – подумал Полунин, вытягиваясь на душистом сене, пьянящий аромат которого заставил его задремать. Ему удалось еще раз открыть глаза, и, прежде чем провалиться в какое-то тягостное, липкое забытье, он увидел тусклую лампу, обрамленную радужным нимбом, словно голова святого, подвешенного за ноги.

* * *

Болдин сидел дома и пялился в ящик. Это был немецкий порнофильм, что-то вроде «Глубокой глотки». Несколько голых баб и мужиков трахали друг друга оптом и в розницу, стоя и лежа, безо всякого сюжета.

Славка нажал кнопку на пульте и отправился на кухню за пивом. На полдороге его застал телефонный звонок. Было около полуночи, но Славку это не удивило: бывало, что приходилось общаться с кем-то из приятелей и не в такое время.

– Слава? – узнал он голос Светланы.

– Да, я, – он сглотнул слюну. – Как дела?

– Володя не вернулся с работы, – с тревогой в голосе произнесла она.

– Значит, где-то задержался. Ты не волнуйся, никуда он не денется.

– Что-то неспокойно мне как-то, – не слушая его, продолжала Светлана. – Обычно он предупреждает, если задерживается.

– Может, злится на тебя из-за вчерашнего? – предположил Болдин.

– Но все равно, можно же позвонить. У него и мобильник не отвечает.

– Значит, действительно обиделся. – Славка кашлянул, прочищая горло. – Самое главное – не из-за чего обижаться-то.

– А ты не мог бы его поискать? – просительно произнесла Светлана. – Просто узнать, где он и как...

– Не думаю, что он воспримет это правильно, – задумчиво ответил Болдин. – Давай сделаем вот как. Если он не объявится через пару часов, ты мне перезвони.

Славка поговорил с ней еще несколько минут, пытаясь убедить, что все будет в порядке, а у самого в голове начали крутиться разные нехорошие мысли. Едва распрощавшись со Светланой, он набрал номер Батурина и попытался исподволь выяснить, не видел ли он Полунина сегодня и не знает ли, что он собирался делать вечером. Тот ответил отрицательно на оба вопроса.

– Ты знаешь этих его немецких друзей, – сказал Славка, – может, Иваныч у них завис?

Сам Батурин звонить немцам отказался, тем более в такое время, но телефоны Болдину продиктовал. Пришлось Славке делать это самому. Правда, он решил сначала дождаться звонка Светланы, надеясь, что Полунин все-таки объявится. Но тот не объявился. Впрочем, звонки к немцам тоже ничего не дали: никто из них на работе в воскресенье не был и Полунина не видел. Шульц, правда, заявил, что договаривался встретиться с Владимиром Ивановичем в девять вечера в кафе «Бригантина», чтобы обсудить кое-какие вопросы, но Полунин на встречу не явился.

– И ты не пробовал найти его?

– Нет, – просто ответил Шульц, – все-таки воскресенье. Я подумал, что он поехал к жене.

– Но он обещал приехать?

– Да.

– Так какого же черта!.. – Болдин бросил трубку и, нацепив майку, выскочил на улицу.

Проколесив по городу остаток ночи и начало следующего дня, Славка снова принялся обзванивать все места, где мог появиться Полунин. Но его поиски ни к чему не привели. Плюнув на условности, Славка побывал и у Светланы и некоторое время оставался у нее, успокаивая, как мог. К дому Болдин попал только к вечеру, выжатый, как половая тряпка. Нужно было хоть немного поспать, а потом с новыми силами продолжать поиски. Впрочем, Полунина искал не только Болдин. К поискам подключились все братки Батурина во главе с самим Николаем. Но и им не удалось найти не только Полунина, но и его машины.

* * *

Болдин был вымотан ужасно; сказывались бессонная ночь и суматошный день. Он вышел из машины, которую обычно оставлял тут же, во дворе дома, и двинулся к подъезду. Возможно, если бы не сильная усталость, он бы почувствовал опасность заранее, но и в этом случае ему, скорее всего, не удалось бы избежать своей участи, предначертанной судьбой-злодейкой. Набрав код, Болдин отворил дверь и шагнул в гулкую тишину подъезда. Быстро спустился лифт, и двери кабины распахнулись перед Славкой. Он нажал кнопку четвертого этажа, где находилась его квартира, и прислонился к стенке кабины, разглядывая в зеркале свое отражение. Большие внимательные глаза с лучиками морщин грустно глядели из-под полуприкрытых век. Щеки ввалились. Пот струйками стекал по вискам и большими каплями набряк на гладком лбу. Вспомнив о Светлане и невесть куда запропастившемся Полунине, Славка вздохнул и провел рукой по ежику русых волос. Вздох перешел в затяжной зевок, и когда двери лифта распахнулись, Болдин все еще стоял с открытым ртом и запрокинутой головой.

Он все же успел увидеть холодные глаза незнакомца, казавшиеся просто ледяными в такой изнуряющей жаре. По выражению этих глаз Болдин успел понять, зачем сюда пришел этот человек и кого он ждет. Деться Болдину было некуда. С трех сторон его сжимали пластиковые стенки лифта, а с четвертой незнакомец поднимал на уровень груди «ТТ» с навинченным на ствол глушителем. «Дурацкая смерть, мать твою», – даже не успев испугаться, подумал Славка. Он попытался все-таки уйти с линии огня, рванувшись вперед и вбок, но, словно уперевшись во что-то, замер на мгновенье и откинулся назад.

Незнакомец протянул свободную руку к лежавшему на полу лифта телу и прижал пальцы к яремной впадине клиента. Затем спрятал оружие и принялся обшаривать мертвое тело. Покончив с карманами, он открыл валявшуюся здесь же барсетку, кое-что вынул из нее и сунул в карман своего легкого пиджака.

Двери лифта загудели, пытаясь закрыться, но ноги мертвого Болдина, торчавшие наружу, не дали им этого сделать. Убийца выпрямился, еще раз взглянул на сделанную работу и начал не спеша спускаться вниз, на ходу снимая с рук тонкие хлопчатобумажные перчатки. Он слышал, как двери лифта с тупым упрямством пытаются закрыться, но это им никак не удается.

Глава 3

Очнувшись, Полунин увидел перед глазами не свет лампочки и деревянный потолок, а черно-зеленую листву дерева, сквозь которую пробивался свет фонаря. Он понял, что лежит на деревянной скамье в каком-то парке. Лежит, судя по всему, давно. Он сел, потянулся, расправляя затекшие мышцы, и покрутил головой. Шея почти не болела, а вот голова была тяжелой, словно с похмелья. Подняв руку, Владимир посмотрел на часы. Начало четвертого. Семнадцатое июля. Светка наверняка в панике. Да и на работе его не было целый день. Ну, он устроит этим козлам, которые осмелились похитить его!

Полунин поднялся, сделал несколько разминочных движений и проверил карманы. Все было на месте. Какого черта нужно было этим ублюдкам?! Набрав полные легкие тепловатого предрассветного воздуха, он с силой выдохнул и зашагал наугад по безлюдной, плохо освещенной аллее. Через несколько минут он понял, что находится в дальнем, самом глухом конце Центрального парка. Достав на ходу мобильник, он набрал номер Болдина, чтобы тот приехал за ним к главному входу в парк. Долго никто не отвечал, потом соединение вроде бы все-таки произошло, но трубка молчала. Это было странно – обычно Славка сразу же отвечал на все звонки. Владимир попробовал повторить набор, но все повторилось так же, как и в первый раз, – связь сработала, но голоса никто не подавал. «Черт, – подумал Полунин, – может, Славка трубку потерял, а какой-то деятель решил ее присвоить?»

«Доберусь как-нибудь сам», – решил он. Можно было, конечно, позвонить Фиксатому и Батурину – они посчитали бы за честь оказать ему услугу, но Полунин их беспокоить не стал. Почти добравшись до выхода из парка, он позвонил домой.

– Володя? – услышал он почти сразу заплаканный голос Светланы.

– Я, Светик, я, – успокоил он ее, – все в порядке. Я скоро.

– Господи, что случилось?

– Еще сам толком не знаю, – ответил Полунин, – но узнаю. Сейчас приеду, тогда поговорим.

Она хотела сказать еще что-то, но Владимир уже отключил трубку. В данный момент ему не очень-то хотелось вести душеспасительные беседы.

Он миновал громадные чугунные ворота парка, которые никогда не закрывались, и вышел на проспект Энтузиастов, названный так еще в совдеповские времена в честь... В честь энтузиастов, естественно. Энтузиастов строительства светлого будущего.

Полунин прошагал в сторону дома около двух больших кварталов, прежде чем ему удалось поймать машину. Расплатившись с водителем возле дома, он вошел во двор и направился к подъезду. На востоке небо начинало уже светлеть, а над крышей дома висел тонкий серпик старой луны. Полунин улыбнулся, представив, как Света бросится в его объятья, он смоет с себя двухдневную пыль и ляжет в постель...

– Господин Полунин?

Он резко обернулся, услышав этот негромкий голос, который не предвещал ничего хорошего. У Владимира не было никаких сомнений по поводу того, кому принадлежит этот голос. Нет, самого владельца голоса он не знал, но тон, которым был произнесен этот полувопрос-полуутверждение, говорил Полунину о многом. Таким тоном – не вполне уверенным, но тем не менее безапелляционным – разговаривают представители исполнительной власти, точнее говоря, менты.

Этот был одет в штатское. Он шел к Полунину от невзрачного серого «жигуленка» шестой модели, в котором провел, видимо, не один час. У машины остались стоять еще двое, сжимая в руках автоматы.

– Чему обязан? – Полунин остановился и посмотрел в лицо приближавшемуся к нему менту в штатском.

У того было худое, какое-то изможденное лицо, казавшееся серым в предрассветных сумерках, короткие светло-русые волосы и такие же светлые усы, торчащие как бы вперед.

– Лейтенант Пелех, уголовный розыск, – представился он, ткнув Полунину под нос удостоверение. – Не могли бы вы проехать с нами ненадолго?

– Я двое суток не видел жену, лейтенант, – начал было Полунин, – сказал, что еду. Она меня ждет.

– Мы знаем. – Лейтенант осторожно взял Владимира под локоть. – Встретитесь с ней чуть позже. Пойдемте, не будем терять времени.

Пелех повел Полунина к «шестерке».

– А чего такая спешка, лейтенант? Меня в чем-нибудь подозревают?

– Вам сейчас все объяснят, господин Полунин, не волнуйтесь.

– Позвонить-то хоть можно? – Владимир хотел достать мобильник, но лейтенант остановил его.

– Позвоните из отдела.

Его посадили на заднее сиденье «Жигулей» между двумя автоматчиками, лейтенант сел вперед на пассажирское сиденье, и «шестерка» тронулась с места. До городского отдела ехали молча. Там Пелех передал Полунина дежурному, которому что-то шепнул на ухо, и ушел. Владимиру приказали вынуть все из карманов и отправили в «обезьянник» – небольшую комнатку с двумя деревянными скамьями, отгороженную от дежурки стальной решеткой. – Объясните же наконец, в чем дело? – попытался выяснить он у дежурного – флегматичного крепыша с маленькими глазками, на форменной рубашке которого красовались капитанские погоны. – Я что, арестован?

– Вы задержаны по подозрению в умышленном убийстве, – ответил дежурный, запирая за ним решетчатую дверь.

– Что?! – словно ужаленный вскрикнул Полунин. – Я должен позвонить своему адвокату.

Только теперь до Владимира начал доходить смысл происходящего. Многого он не знал, вернее, не знал почти ничего, но понял, что кто-то его крупно подставил. Подставил так, что его могут отправить на нары, и не на один год. Не понимал он одного – кому и зачем это было нужно?

– Утром позвонишь, – отмахнулся дежурный, моргнув глазками.

– Нет, сейчас, – твердо проговорил Полунин сквозь зубы.

– Ладно, – капитан вынул ящик с вещами Полунина и протянул ему мобильник, – только один звонок.

Немного подумав, Владимир набрал номер Степина. Денис Григорьевич был одним из немногих адвокатов в городе, отлично знавших свое дело, и, пожалуй, единственным, кому Полунин мог доверять. Он не раз защищал его интересы в судах и на предварительном следствии и почти всегда выходил победителем. Номер долго не отвечал. Наконец Полунин услышал заспанный голос адвоката:

– Я-а.

– Это Полунин. Я в городском отделе. На меня пытаются повесить мокруху, – коротко обрисовал он ситуацию. – Вы можете подъехать?

– Но я в отпуске, – пробормотал Степин, – под Москвой.

– Тогда срочно берите билет и первым же рейсом сюда. Естественно, все расходы я беру на себя.

– Я, конечно, приеду, но это получится не раньше вечера. – Степин, почуяв поживу, начал просыпаться. – Если хотите, я свяжусь с кем-нибудь из своих знакомых, чтобы они пока поработали с вами.

– Не нужно, – отказался Полунин, надеясь, что на первых порах он справится и сам (опыт подобного рода у него уже был), – лучше позвоните моей жене – она еще ничего не знает.

* * *

До утра он так и не сомкнул глаз, размышляя о событиях последних дней, а около девяти его в наручниках отправили в следственный изолятор. После прохождения всех формальностей его определили в камеру, где уже находилось три человека. Он подождал, пока надзиратель, громыхая тяжелыми запорами, запрет за ним обитую металлом дверь, и внимательно оглядел свое новое временное жилище: одно окно, закрытое толстой стальной решеткой, четыре шконки в два яруса, раковина с отбитой эмалью, параша в углу – обычный набор.

Три пары глаз с интересом наблюдали за ним: как-то поведет себя новенький? СИЗО хоть и не тюрьма, но порядки здесь ничем не отличаются от тюремных. Так же налажена работа почты, по которой на волю и с воли передавались малявы, так же организован и тюремный телеграф, который сообщал о вновь прибывшем обычно раньше, чем он переступал порог камеры. О Полунине, похоже, еще не знали – слишком уж быстро его сюда определили. Эта камера, по-видимому, была не рядовой. Обычно в СИЗО они забиты до отказа и больше и ожидают в них своей участи не менее двадцати человек в каждой. Здесь же было только три человека, но Владимир не стал пока ломать над этим голову.

Он почти сразу же определил старшего – худого длинного мужика с дряблым выступающим брюшком. Тот устроился с ногами на нижней шконке под окном, из которого в камеру могло попасть хоть немного свежего воздуха. На бугристой голове у него висело мокрое полотенце, которым он то и дело протирал голый торс.

Вторым был здоровяк, плашмя лежащий на соседних нарах, подложив руки под голову. Тройной подбородок и громоздящееся над телом огромное брюхо. Маленькие, глубоко посаженные глазки, едва видные из-за широких трясущихся щек.

Третий обитатель камеры сидел наверху со скрещенными ногами и гонял вокруг себя воздух полотенцем. Ему можно было дать лет двадцать. Он был, что называется, средним типом. Среднего телосложения, невзрачный, совершенно ни о чем не говорящее лицо. «Шестерка» – сразу же определил Владимир.

Все старожилы старательно делали вид, что им безразлично появление в их владении нового обитателя, но исподволь старательно наблюдали за Полуниным, ожидая, что тот на чем-нибудь лопухнется и тогда уж они вволю повеселятся, издеваясь над новеньким. Но все они ошиблись, принимая Владимира за первоходца, думая, что это какой-то высокопоставленный лох, хапнувший больше, чем ему положено по должности.

Полунин знал, что, зайдя в камеру, нужно представиться и назвать статью, которую ему инкриминируют, и не стал изменять издавна заведенному порядку. После этого настроение у обитателей камеры несколько упало: умышленное убийство было серьезной статьей.

– Ты ведь не первый раз? – проницательно уставился на Полунина старший.

– Не первый.

– Тебя, случаем, не Седым кличут? – Старший положил полотенце рядом с собой и опустил ноги на пол.

– Угадал, – усмехнулся Полунин, – но вообще-то я Владимир Иванович, а ты кто?

– Я – Ходуля, – тощий поднялся, подошел к Полунину и с уважением протянул ему руку, – это Бычок, – кивнул он на толстяка, – а тот, – поднял он глаза к верхней шконке, – Сито. Он тоже за мокруху, – загоготал он, – застал жену с фраером. Фраер-то сдернул, а жене досталось сковородкой по репе. Ну-ка, Бычок, – зыркнул он на здоровяка, тут же посерьезнев.

Бычок медленно поднялся, бросил свои шмотки на верхние нары, где сидел Сито, и с несвойственной для такой туши прытью сам забрался туда же. Молча залепив Ситу затрещину, от которой тот свалился на пол, он скинул его вещи и начал устраиваться. Сито, заскулив, как побитая собака, стал перебираться на соседние нары. Полунин молча наблюдал за происходящим, ожидая, пока ему освободят шконку. Когда все было готово, он шагнул вперед.

– Вообще-то, Седой, – Ходуля двинул следом, – тебе полагается мое место здесь занять – сам ведь знаешь.

– Знаю, – кивнул Полунин, присаживаясь на нары, – только давай с этим немного погодим. Я здесь надолго задерживаться не намерен. Если не удастся выбраться на волю за неделю, тогда об этом и побазарим.

– Как скажешь, – пожал плечами Ходуля, радуясь в глубине души, – его нынешнее положение в камере, да и во всем изоляторе, давало ему немалые льготы, потерять которые было бы для него не самым приятным делом. – Может, тебе чего нужно, Седой? – Ходуля пристроился рядом, стараясь заглянуть Полунину в глаза.

Полунину претило такое подобострастие, но он промолчал.

– Есть хавка, водка, сигареты, – перечислял Ходуля, – можно и дури организовать. Если надо, маляву на волю отправим.

– Отлично, – устало улыбнулся Полунин, хлопнув Ходулю по влажной горячей спине. – Для начала неплохо было бы чего-нибудь холодненького.

– Это мы мигом, – Ходуля сам пошел к двери и постучал условным стуком.

Вскоре в двери распахнулось окошко, и в нем показалась пластиковая бутылка минералки. Бутылка была явно из холодильника, на ее поверхности проступили капельки изморози. Ходуля схватил минералку и подал ее Полунину. Свернув пробку, тот с удовольствием принялся пить холодную, щиплющую горло жидкость. Напившись, Владимир вернул бутылку Ходуле. Тот сделал несколько глотков, завинтил крышку и бросил полупустую бутылку наверх – Бычку. Ловко поймав «послание», Бычок принялся с жадностью слюнявить пластиковое горлышко, пока в бутылке ничего не осталось. Сито смотрел на него пылающими глазами, но ему не перепало даже капли. Он осторожно спустился вниз, прихватив с собой кружку, налил воды из-под крана, выпил, вылив остатки на свою коротко стриженную голову.

– Не суетись здесь, – прикрикнул на него Ходуля и снова повернулся к Полунину. – Ладно, отдыхай, Седой. Если что нужно будет, скажи – организуем.

– Ага, – Полунин снял рубашку и растянулся на нарах, чтобы хоть немного поспать. Он предчувствовал, что вскоре его вызовут на допрос, и нужно было восстановить силы и нервы, чтобы достойно выдержать его.

Те, кто ни разу не общался со следователем или дознавателем, а смотрел о допросах по телевизору или читал в книгах, слабо представляют себе, что это такое. Конечно, многое зависит от конкретного следователя: умный он или глупый, добрый или жестокий, молодой или опытный, но в принципе это испытание не из легких. Проще всего тем, кто пошел в отказ, то есть отрицает все, что ему предъявляют, – пусть «следак» сам находит доказательства вины. Но здесь же таилась и опасность, что следователь не выдержит и начнет применять запрещенные методы, а проще говоря, физическое воздействие. Причем люди, которые занимались такой обработкой, в основном были умелыми и опытными в своем деле и почти никогда не оставляли следов на теле подозреваемого. Попадались среди них и откровенные садисты, как, например, Шевчук – прапор с зоны, на которой мотал свой первый срок Полунин. Он вспомнил, что отомстил этому недоноску в погонах, отомстил спустя много лет, но радости от этого ни тогда, ни сейчас почему-то не испытывал.

Были и такие «следаки», которые просто-напросто «выбивали» из подозреваемого нужные показания. Даже в том случае, если следователь попадался «гуманный» и не применял физического насилия, нужно было иметь недюжинную память, чтобы запомнить все свои показания, которые ты давал раньше. Это в том случае, если ты пытаешься представить все не так, как оно было на самом деле, потому что тебе по многу раз задают одни и те же вопросы, восстанавливая время преступления поминутно. Не так-то легко удержать все в памяти, если к этому основательно не подготовиться.

В случае с Полуниным была другая проблема. Ему не нужно было крутить и вилять, чтобы создать у следователя реальную картину преступления. Он знал, что никого не убивал, но все равно не мешало себя настроить на долгий и нудный разговор, чтобы не позволить заманить себя в какую-нибудь ловушку, которые любят расставлять особо дотошные «следаки». Владимир расслабился и не заметил, как задремал. Его разбудил легкий толчок в плечо и знакомый голос: