Текст книги "Танец гюрзы (Сборник)"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Величко. Если сопоставить услышанное от Гизо с обнаружением в машине искусно заныканного «жучка» для подслушивания – а не исключено, что такими «жучками» напичкана еще и вся квартира, – то можно сделать вывод, что игра ведется гораздо более сложная и неоднозначная, чем Владимиру показалось изначально.

Кстати, и эта глупенькая Лена, секретарша Феликса Николаевича... Она тоже могла оказаться вовсе не такой глупой и просто сыграть свою роль. А он, Владимир, всегда мастерски державший удар от мужчин, всегда предвидевший контрмеры и даже просчитывающий действия представителей сильного пола на много шагов вперед, порой терялся перед женщиной.

Перед женской интуицией, перед диковинной женской логикой. Да в конце концов просто перед женскими чертами.

«Ну, нагородил, – подумал Владимир. – Эта тяга к силлогизмам и жонглированию фактами еще никого до добра не доводила. Исключение составляет разве что только Холмс, который-таки не упал в Рейценбахский водопад».

Свиридов приехал на квартиру, взял в руки предоставленный ему Феликсом Величко излюбленный пневматический пистолет и прицелился в огромного, геркулесовского вида таракана, вышедшего на ночную прогулку – на людей посмотреть да себя показать.

И тут они, эти друзья человека. Даже в квартире с евроремонтом.

Свиридов нажал на курок и вмял таракана в стену. А потом упал на диван и, не раздеваясь, уснул непроницаемым для сновидений свинцовым сном.

* * *

Наутро – часов в десять – он зашел к Полине.

То, что он застал у нее Фокина, его не удивило: в самом деле, Афанасий тут разве что не прописался. Но, помимо отца Велимира, тут же находился и старший брат Полины – Роман Знаменский.

Появление Владимира он встретил так, словно ожидал его прихода. Полина тут же предложила Свиридову кофе со сливками.

– Мне только что звонил... Кто бы ты думал? – проговорил Знаменский, прихлебывая кофе.

Владимир едва сдержал улыбку.

– Если ты скажешь, что это был Виноградов, то я долго буду смеяться.

– В точку! – воскликнул Роман Валерьевич. – Именно. Он спрашивал, уж не с моей ли подачи на него напустили какого-то, как он выразился, переодетого дедка, который проломил череп его лучшему охраннику, завалил другого, а самому Винни сломал руку?

Свиридов пожал плечами.

– Говорит, какой-то программист Вова из Питера... так назвался обидчик многострадального Винни, – с жаром, в принципе не свойственном его холодной и рациональной натуре, продолжал Знаменский. – Играл с ним в бильярд два вечера, а потом отломил конечность и заставил свести с Гизо. Чем уж все кончилось, Толян не знает...

– Что же он тогда Гизо не позвонил?

– Что-то его не тянет пока что говорить с Цхеидзе. Так что, Володя... тебе, случаем, не знаком этот программист из Питера?

– Да пробегал такой мимо, – сказал Владимир. – А если серьезно... какие отношения в последнее время были между Кирилловым и Валерием Ивановичем?

Знаменский отставил кофе в сторону и проговорил:

– Нормальные. Они же компаньоны. А что?

– А то, что, по другим данным, Кириллов и ваш покойный родитель сильно расходились во взглядах. Валерию Ивановичу не нравился образ жизни Ивана Андреевича, а того не устраивал непомерный прагматизм компаньона, грозивший подмять и самого Кириллова, и его долю в деле. И тогда Кириллов обратился за помощью... правильно, к Гизо Цхеидзе.

Знаменский побледнел.

– Та-ак... – мрачно протянул он. – Значит, мои подозрения были небеспочвенны.

– Я говорил с Гизо, и он заявил, что не имеет отношения к убийству Знаменского. Равно как и к устранению Ивана Кириллова.

И Свиридов изложил собеседникам доводы Гизо, накануне приведенные им в машине: почему Цхеидзе была невыгодна смерть сразу обоих совладельцев «Элизеума».

– И ты ему веришь? – мрачно спросил Роман, выслушав Владимира.

– Это не важно – верю ему я или нет... А вот веришь ли ты ему? Это гораздо существенней.

– Я не знаю, что и думать. Значит, Кириллов планировал убийство отца?

Свиридов повернул голову и посмотрел сначала на Фокина, мрачно лакающего утренний кофе с рекомендованным Свиридовым бальзамом, а потом перевел взгляд на смертельно бледную Полину.

– Иван Андреич... убить папу? – пролепетала она, опуская глаза. – Но как же так, Володя?

– Пока еще никак. Я буду продолжать работу. Посмотрим, что будет дальше. Но только один момент, – Свиридов повернулся к Знаменскому и смерил его пристальным взглядом: – Роман Валерьевич, ты уверен, что доверяешь мне?

– Стараюсь, – немедленно последовал ответ.

– А зачем же тогда твой Величко подсовывает мне в машину «жучки»? Ведь это дело рук его хлопцев, я почти уверен. Сразу впендюривать «жучок» не стали, боялись, что я тщательно осмотрю машину. А потом всунули.

– Что ты такое говоришь? – нахмурился Роман. – «Жучок»? Я никаких распоряжений на этот счет не отдавал.

– Это радует, – елейным тоном ответил Свиридов.

– Я разберусь с этим. А где «жучок»?

– У меня в машине. Приклеен на пластинку вентиляторной решетки.

– Угу, – Знаменский поднялся с места и, взяв телефонную трубку, сказал, вероятно, обращаясь к охране: – Поднимайтесь наверх. Я выхожу.

Потом вдруг что-то вспомнил, повернулся к Владимиру и сказал:

– Да... совсем голова дырявая стала. У меня же сегодня юбилей. Тридцать четыре года. Будем праздновать, хотя и не хочется. А куда деваться – солидный бизнесмен владеет многим, но себе не принадлежит.

– А где?

– В «Хамелеоне»...

После ухода Романа Полина вышла на кухню и закрыла за собой дверь.

– Что-то у тебя мрачный вид. Как будто не я, а ты совершал этот сумасшедший ночной вояж, – сказал Свиридов Фокину.

– Опять, – проворчал Фокин.

– Что – опять? Эти твои... неврастенические видения?

– Да... сегодня всю ночь колбасило. Полина сказала наутро, что у меня было такое лицо, словно в меня вселился легион бесов.

– Легион бесов? В священника? Да, это тяжелый диагноз, – озабоченно проговорил Владимир. – Ну ничего... разве легион бесов способен справиться с Афоней Фокиным?

– Свежо питание, да дезинфицируется с трудом, – буркнул тот. – Посмотрим. Пойдешь сегодня на именины Знаменского? Говорят, будет знатно. А то в последнее время этот их «Элизеум» впору переквалифицировать в похоронную контору. Мрачно. Надо развеяться.

– Это я уговорила брата устроить торжество, – сказала Полина, входя в комнату. – Он очень сопротивлялся, говорил, какое там еще торжество, когда девять дней по отцу послезавтра. Но нельзя же все время думать о мертвых. Он прямо весь извелся, с лица спал.

– Это точно, – сказал Фокин. – Постарел он за последнее время сильно.

Полина опять куда-то вышла. И в этот самый момент Свиридов наклонился к самому уху Афанасия и негромко произнес:

– А если верить твоим снам и приметам, Афоня, то сегодня должно произойти следующее убийство... Ведь кошмары продолжались у тебя две ночи подряд, не так ли?

Глава 7
«И мальчики кровавые в глазах...»

Ночной клуб «Хамелеон» блистал огнями.

Точно так же, как тогда, около двух недель назад, когда в апартаментах на втором этаже был убит Иван Андреевич Кириллов. Снова из окон и арочных балконных проемов вырывалась музыка и яркий свет, снова растрачивались огромные деньги, предоставленные фирмой «Элизеум» и собственно ее фактически единоличным владельцем Романом Знаменским.

Сам юбиляр запоздал. Он приехал на торжество, когда оно было уже в полном разгаре. Впрочем, большинство гостей не смущалось отсутствием хозяина и юбиляра. Распорядитель торжества, разбитной молодой человек лет около тридцати, бывший эстрадный конферансье, мастерски дирижировал действом, и, казалось бы, все забыли, по какому поводу сегодня устроена такая пышная вечеринка. По какому поводу сюда пригласили около полутора сотен гостей, среди которых большую часть составляли сотрудники «Элизеума», охранного агентства «Берсерк», банка «Астрал», а также смежных и дочерних коммерческих структур.

Молодого человека, ведущего действо, опекала и направляла сестра Романа Валерьевича, Полина Знаменская, сопровождаемая непривычно мрачным и бледным Фокиным.

Свиридов крутился неподалеку от них вместе со своей новой подружкой, уже многократно упоминаемой выше, – секретаршей шефа «Берсерка» Леночкой.

В отличие от Фокина Свиридов был феерически – даже несколько наигранно – весел и прикинут в полном соответствии со своим сегодняшним поведением, а именно в тот самый элегантный светлый костюм, в ту самую вульгарную цветную жилетку и в ту самую ослепительно-белую сорочку с фальшивыми бриллиантовыми запонками, в которых он явился на квартиру к Полине.

Знаменский появился около десяти вечера. Он вошел в зал ночного клуба в окружении Феликса Величко и нескольких рослых молчаливых охранников.

При его появлении ведущий взмахом руки оборвал музыку и провозгласил:

– Король вечера, господа! Виновник сегодняшнего торжества, наш радушный и гостеприимный хозяин Роман Валерьевич Знаменский!

Раздались приветственные выкрики подвыпивших гостей, вспыхнули аплодисменты, постепенно все это слилось в один нестройный восторженный вой, и Роман Валерьевич, кисло раскланявшись, сел во главе столов, замкнутый в кольцо своими телохранителями. Предложили тост за здоровье именинника, и гости стали осаждать Знаменского с бокалами в руках – вероятно, чтобы чокнуться с ним.

Пропускали к нему не всех. Свиридов не пошел к Роману, он наблюдал издали, как отсеивали особо неблагонадежных гостей и только нескольких, так сказать, «допустили к телу» хозяина.

Роман с улыбкой чокался с этими избранными, но Владимир успел отметить, как один из секьюрити, прежде чем передать бокал с шампанским Знаменскому, сделал из него короткий глоток.

Проба на смерть.

Полина с Фокиным тоже подходили к Роману и, естественно, были допущены. Ну еще бы: родная сестра «самого» и ее потенциальный муж, тем более старый товарищ Знаменского!

Куда уж благонадежнее.

Владимир видел, как тяжело давались Роману все эти улыбки и дежурные приветствия.

И Свиридов был совершенно прав: Роману было тяжело. Ему было трудно даже дышать. Простреленные в свое время легкие периодически давали сбои, и все дорогостоящее лечение не могло до конца устранить последствия ранения шестилетней давности. Кроме того, его до крайности раздражали все эти гости, крутившиеся возле него с назойливостью мух.

Родственники, «друзья и коллеги» из кожи вон лезли, чтобы понравиться новому хозяину мощной коммерческой структуры, и даже жужжали так же надсадно и надоедливо, как мухи.

Кроме того, сегодня состоялся довольно неприятный разговор с Феликсом, и Величко признал, что проявил неуместную инициативу и впаял «жучок» в машину Свиридова, да еще пару-тройку раскидал по его квартире, а также велел поставить домашний телефон Владимира на прослушивание.

– Какого хера? – резко сказал Роман. – Что это за самодеятельность? Хорошо еще на «хвост» ему никого не сажал, а то вообще был бы концерт по заявкам тружеников села. Да ты что, не понимаешь, с кем имеешь дело? Твои остолопы могут испортить ювелирную работу! Охранять они умеют, но пусть занимаются своим делом, а не учат отца детей делать, а парня из «Капеллы» – вести расследование и наказывать виновных. Понятно?

– Куда уж понятнее... – проворчал дядя Феликс.

И вот теперь на душе у Романа было довольно погано. Он, как говорится у Пушкина, «достиг высшей власти» в фирме своего отца и «царствовал» вторую неделю, но это не добавило ему ни душевного спокойствия и равновесия, ни удовлетворения.

Полина видела это. Она подошла к брату и предложила ему пройти в апартаменты наверху и отдохнуть.

– Только будь осторожен, Рома... у меня какие-то нехорошие предчувствия, – произнесла она. – Не отпускай от себя дядю Феликса.

– Да ладно тебе, Поль, – слабо улыбнулся Роман, – что со мной случится? А вот отдохнуть не мешало бы. Весь день как белка в колесе... Еле вырвался сюда, а тут тоже – хрен редьки не слаще.

– Ничего не случится? – обиделась Полина. – Ты забыл, что в этом же самом клубе убили Ивана Андреевича?

– Да тут весь квартал оцеплен, – отозвался Знаменский. – Феликс хотел даже снайперов посадить на крыши, но я сказал: «А кто тебе даст гарантию, что один из них не окажется убийцей?»

Полина вздрогнула.

– Я-то, конечно, пошутил, а он все всерьез воспринял. Снайперов отменил.

Роман посмотрел в широко раскрытые зеленоватые глаза сестры и улыбнулся – у него внезапно закружилась голова, словно пол под ногами слабо качнулся, и он, едва не потеряв равновесие, ухватился за плечо Полины. Потом сел на стул и невесело засмеялся.

– Как старикашка, черт побери, – проговорил он. – Дыханье тяжелое, голова кружится... Только мальчиков кровавых в глазах... нет.

– Мальчики кровавые – вредно для здоровья. Особенно психического... – отозвался сидевший неподалеку Свиридов.

Стоявший за плечом Знаменского Величко проговорил:

– Вот что, Рома. Пойдем наверх, отдохнешь. А потом, если будет желание, вернешься сюда. Они тут до утра, думаю, намылились.

– Может, домой? – спросил Роман и посмотрел на Полину. – Нет... впрочем, нет. На черта я тогда все это устраивал? Правда?

– Правда, Рома, – ответила она и посмотрела на Фокина, который мрачно пытался выпить водки, но та, по всей видимости, просто уже не лезла ему в глотку.

Тем более что под боком торчал Свиридов, который назидательно советовал другу воздержаться от ударного употребления алкоголя.

Тем временем Знаменский отправился на отдых. Не в апартаменты, в которых был убит Кириллов – уж слишком тяжелые воспоминания, – а в соседние, не менее комфортабельные покои.

Здесь ему уже приготовили достойный прием. Как только Знаменский вошел в апартаменты, так возле дверей занял пост один из самых профессиональных охранников «Берсерка» – тот самый Андрей Артемов, что ворковал с секретаршей Леночкой в офисе Величко.

На втором этаже всего располагалось пять номеров, а также малый зал и бильярдная, совмещенная с баром. Все это, естественно, для VIP-персон.

Бар и бильярдную, имевшие общую стену с апартаментами Знаменского, оккупировали несколько личных охранников Романа Валерьевича во главе с Феликсом Величко. Впрочем, они не слишком расслаблялись: в бильярд играли только двое охранников, а сам Феликс Николаевич сидел в низком кресле и курил сигару, баюкая на колене пистолет излюбленной киллерской марки «ТТ».

В малом зале собрались несколько высокопоставленных работников банка «Астрал» и головного офиса фирмы «Элизеум». Они смотрели стриптиз в исполнении нескольких танцовщиц «Хамелеона» и пили коньяк. Потом президент банка пожелал лично отконвоировать одну из милых танцовщиц в номер.

Еще два номера постигла та же судьба.

В четвертом номере находились Полина и Фокин. Фокин, судя по всему, от пережитых ночью страхов опять нажрался и теперь отчаянно страдал от реализации рвотного рефлекса.

Свиридов с секретаршей Леночкой расположился в последних свободных апартаментах.

Тех самых, в которых был убит Кириллов.

Знаменский лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. В голове его витала безотчетная тревога, глухое, немотивируемое предчувствие.

«Расстраиваются нервы? Близкое предчувствие смерти? Чепуха, отстой! Просто никак не могу войти в колею. Да уж, стать председателем совета директоров – это тебе не два пальца обоссать. И все-таки...»

Он поднялся с кровати и направился в находящийся тут же, в апартаментах, туалет. Шаркая ногами, добрался до него, думая: «Господи, ведь еще несколько лет назад был здоров, как бык, мог чуть ли не гвозди жрать и бревна ломать через колено! А теперь...»

...Роман, застегнув ширинку, угрюмо посмотрел на белоснежный унитаз и протянул руку к белому рычажку сливного бачка. Рычажок отчего-то заклинило, и Роман потянул сильнее.

Короткая, ослепительно яркая вспышка показалась ему совершенно бесшумной. Возможно, он даже не успел понять, что его уже можно вычеркивать из списка живых.

Его отбросило на спину, чудовищая боль пронизала все тело, и он увидел, как перед мутнеющим взглядом выплыло чье-то невероятно знакомое лицо со стеклянными глазами.

И – словно по какому-то предсмертному озарению – он понял, кто его убийцы и как стало возможно то, что произошло.

Лицо исчезло, и Знаменскому послышались отдаленные звуки артиллерийской канонады. Потом он понял, что это обыкновенная перестрелка. Треск автоматных очередей и сухое щелканье одиночных выстрелов.

Вероятно, это уходил его убийца.

Роман снова закрыл глаза, а потом почувствовал на своих губах чье-то дыхание. Он попытался поднять свинцовые веки, и из кровавого тумана на него выплыло лицо Володи Свиридова.

Знаменский прошептал несколько слов, смысла которых он уже не успел разобрать, и кровавый калейдоскоп, закрутившись перед его глазами стремительным водоворотом, вобрал его в себя.

Навсегда...

* * *

Грохот взрыва дополз до Свиридова глухим сотрясением стен и позвякиванием люстры, и лишь только потом в уши надсадно вполз, ворвался глухой рваный рев.

Владимир рванулся из комнаты, распахнул дверь, и тут же на него прянули звуки автоматных очередей, бледная пороховая гарь и сдавленные крики.

Он бросился по коридору и вбежал в бильярдную, где еще недавно сидели охранники из «Берсерка».

Его глазам предстала чудовищная картина.

Прямо на пороге, изогнувшись в луже крови, застыло тело Феликса Величко. Рядом с ним неподвижно лежали еще двое охранников.

Еще дальше – у входа в апартаменты Знаменского – валялся труп Артемова с простреленной головой.

Свиридов взвыл и, подобрав автомат Андрея, бросился в комнаты Романа.

Тут его ожидал еще один маленький апокалипсис.

Дверь ванной комнаты сиротливо болталась на одной нижней петле, а когда потрясенный Свиридов приблизился еще на треть метра, и вовсе с грохотом рухнула на пол, ломая кафель. Из обнажившегося дверного проема валил сизый дым. За его клубами не было видно, что же, собственно, творится сейчас в самом туалете.

Знаменский лежал на спине, подогнув к животу обе ноги. Одна рука была заломлена за спину, вторая, с разорванной ладонью, откинута. Впрочем, нет... нельзя сказать, что его ноги были подогнуты именно к животу. Потому что живота как такового не было.

Вместо него было какое-то жуткое кровавое месиво. Свиридов пошатнулся и, глотнув рассеивающийся дым, опустился на колени.

Губы умирающего Знаменского дрогнули. Странно, как он был все еще жив после такого ужасающего ранения.

– Шевцов... сердце ангела... и мальчики кровавые в глазах... – выговорил он и, кажется, попытался даже приподняться.

– Что ты говоришь, Рома? Кто... кто это был?

– Шевцов... сердце ангела... – повторил Знаменский и уронил голову на окровавленный кафель.

Он был мертв.

Свиридов поднял голову и, до боли прикусив губу, чтобы убедиться, что все это не сон, направился к двери, на ходу вынимая из автомата почти полностью опустошенную обойму и перезаряжая его.

Коридор по-прежнему был пуст: вероятно, никто из тех, кто не пострадал от этих выстрелов, ничего не слышал из-за грохочущей музыки, занятия любовью, когда вообще мало на что обращаешь внимание, или тотального алкогольного опьянения. И может быть, и того, и другого, и третьего сразу.

Свиридов ворвался в малый зал, где в рассеянном свете красных ламп, в будоражащем алом полумраке несколько пьяных банковских служащих смотрели на то, как вокруг отполированного металлического шеста вращалась по спирали почти голая девица. Пространство пронизывала насыщенная тягучая музыка, и, вне всякого сомнения, никто из этих людей не слышал ни взрыва, ни выстрелов.

Даже амбал из охраны клуба у самого входа, который смотрел на стриптизерку так, как будто ему еще ни разу на своем веку не приходилось видеть обнаженных женщин, – по всей видимости, и он остался в полном – и преступном! – неведении.

Свиридов рванул его за руку и рявкнул в самое ухо:

– Всех своих – на уши, сукин сын!

– А? Что?! – вскинулся тот.

– Знаменский убит!

То, что происходило в клубе далее, иначе, чем вавилонским столпотворением, не назовешь. Парни из секьюрити, млеющие в нижнем и верхнем залах, запоздало оцепили все номера, перекрыли все входы и выходы...

Те же охранники, что наиболее профессионально отнеслись к своему делу – Феликс Величко и трое его подчиненных, – те, кто столкнулся с убийцей лицом к лицу, были мертвы.

Лишь в одном из них теплилась жизнь, но и он через несколько минут затих на руках своих коллег из службы безопасности «Хамелеона».

Всех гостей выстроили у стен и начали тщательно проверять. Всех до единого – даже председателя правления банка «Астрал», нагловатого молодого человека лет тридцати пяти—тридцати семи, который смог встать с кровати с большим трудом, да и то цепляясь за свою любовницу – девушку из стрип-шоу.

Даже Фокина, который в этот момент вдохновенно блевал в номере, где находилась и Полина Знаменская. По всей видимости, бравый священнослужитель пил и в тот момент, когда происходила кровавая вакханалия.

После смерти Знаменского и Величко все бразды правления до приезда компетентных органов взял в свои руки Свиридов. Когда один из охранников попытался спросить, по какому такому праву он тут вылезает, Владимир просто врезал ему по физиономии со словами, что у него-то есть право распоряжаться тут. Он первый обнаружил трупы. Он первый поднял тревогу, в то время как все остальные просто ничего не слышали, увлекшись прожиганием жизни.

У некоторых из гостей были обнаружены пистолеты. Но, насколько мог судить Свиридов, охранники из «Берсерка» были расстреляны из пистолета-автомата израильской марки «узи». И тут он не мог ошибаться – гильзы от «узи» усеяли весь пол в коридоре и бильярдной.

Ни у кого из гостей «узи» не было.

Ночной клуб был весь перевернут приехавшими на место страшной трагедии сотрудниками ФСБ и УБОПа. Несколько гостей отправились в КПЗ, прочие были отконвоированы по домам под подписку о невыезде.

Свиридов, Фокин и Полина Знаменская вернулись домой только к утру.

Впрочем, Владимиру так и не суждено было заснуть. До десяти утра он сидел на своей кухне в одиночестве (несмотря на то что Полина предлагала ему переночевать у нее вместе с Афанасием), пил крепчайший чай с ромом и лихорадочно размышлял о событиях, которые как громом поразили их.

Знаменский... что же могли значить его загадочные слова? «Мальчики кровавые в глазах» – это понятно. Пушкин. Но фамилия «Шевцов» и особенно последующее: «сердце ангела» – все это решительно не укладывалось в мозгу.

Бред?

Едва ли. Шевцов... Шевцов... Шевцов!

В его памяти всплыли недавние слова Полины – тогда, еще в Саратове, когда она рассказывала о смерти своего отца: «...То, что удалось обнаружить тубарин и прокол, по мнению Шевцова... это личный врач папы... это огромное везение. Потому что компоненты препарата рассасываются...»!

Шевцов – это личный врач Валерия Ивановича Знаменского. Тот самый, что установил в организме своего пациента содержание редкого препарата, и убившего Знаменского-старшего.

И вот теперь фамилия личного врача отца звучит в устах умирающего сына.

Свиридов порадовался, что не довел последние слова Романа до сведения ментов. Он сам. Он все сделает сам. Это дело чести...