Текст книги "ДМБ: Дембельский аккорд"

Автор книги: Михаил Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Собственно, бронежилет он и так снял. И все остальное, кроме трусов, тоже. Что являлось несомненным и злостным нарушением устава, поскольку младший сержант Валетов и ефрейтор Резинкин не просто вылезли на крышу, а заступили на пост. Однако заслуженного и сурового возмездия со стороны лейтенанта Мудрецкого можно было не опасаться – командир взвода успел поужинать и теперь вовсю пользовался законным правом отоспаться перед ночным дежурством. Разбудить его сейчас мог только выстрел или какой-нибудь идиот, которому срочно потребовалось бы начальство с ценными указаниями. В окрестностях Хохол-Юрта не стреляли уже третий день – с тех самых пор, как местное население удостоверилось в высокой боеготовности резервной группы специального назначения, а также в намерении этих бешеных химиков отравить всю округу. Вместе с собой. В случае чего. По агентурным сведениям, полученным от торговых партнеров Валетова, это привело к некоторому росту напряженности в других районах Чечни, куда потянулись на заработки несколько помятые соплеменниками минеры-любители и снайперы-профессионалы… Впрочем, оперативная обстановка очень мало интересовала Фрола. По крайней мере до тех пор, пока не касалась его самого – ну, или кого-нибудь из приятелей. Или покупателей. Или продавцов. Поэтому сейчас следовало ловить спокойный момент, расслабиться и приятно завершить еще один день, приближающий к неизбежному дембелю.

– Ну, Витек, ты и зажрался. – Откуда-то с дальней опушки леса прилетел солнечный зайчик, нагло засветил Валетову прямо в глаз, и младший сержант недовольно поморщился. Еще раз перевернулся, лег на спину, заложил руки за голову, чтобы обеспечить себе равномерный и повсеместный загар. – Уже и рис тебе не нравится… Что, лучше одни макароны?

– Не вспоминай! – Резинкин содрогнулся так, что край каски задел бинокль и глухо загудел. – Слушай, а здесь что, картошка совсем не растет?

– Не знаю. – Фрол хотел пожать плечами, но передумал. Все равно никто не увидит, так зачем зря дергаться? – Может, и есть, если поливают хорошо. Жарко тут, сухо. Зато виноград уже созрел. Хочешь винограда? Могу достать, совсем недорого.

– Картошки хочу. Жареной. С грибами, – проворчал Витек. – Грибы тут должны быть, как раз время им после тех дождей в полный рост подняться. Достанешь картошки – останется только летеху уговорить в лес прогуляться. А виноград я и сам найду. Двадцать минут – и собирай прямо с забора, никто слова не скажет, тут его как у нас вишни, все равно весь не соберешь… Как на Шелковскую ехать – слева за каналом виноградник видел? Там его, говорят, вообще никто не трогает, одичал весь. Надо бы съездить, набрать пару ведер, а лучше – мешок.

– Никто не трогает, говоришь? Не, тогда вы туда без меня, – забеспокоился Валетов. – Вон, на рыбалку уже ходили, тоже никто не мешал… А куда тебе целый мешок? Торговать собрался? Так кому он здесь нужен-то!

– Вот ты умный-умный, а иногда как скажешь! – неодобрительно качнул каской Резинкин. – Мне он нужен, а будешь меньше трепаться и выеживаться – и тебе потребуется. Из винограда делают что?

– Вино, – нехотя отозвался Фрол. – А ты знаешь, сколько на это времени нужно? Пока оно созреет, мы уже в Россию уедем, а если нормально готовить – так и дембельнуться успеем.

– А мы нормально не будем. – Виктор перехватил бинокль и поерзал, устраиваясь поудобнее. – Мы брагу поставим, а если все путем – то и выгнать получится. Помнишь, как мы на насосную ездили?

– Не помню. Это вы ездили, а я здесь торчал. Ну насосная – и что? Если ты оттуда самогонный аппарат привез и до сих пор молчал, я тебя, блин, Простакову заложу! Потому что у меня самого сил не хватит тебя в этот бетон по шляпку заколотить, а…

– Бэ! – остановил друга Резинкин. – Нету аппарата. Зато в окне я там разбитый кондиционер видел, а в нем, чтоб ты знал, есть вполне подходящие трубки. Дальше дело техники, на полчаса работы. Во-он там, в углу, старые огнетушители, в них и поставим. Ну, что скажешь?

– Подумать надо, – солидно отозвался Фрол. – Дело хорошее, народ одобрит, только куда мы Мудрецкого денем?

– Сам уедет, – отмахнулся Витек. – Приедет за ним кореш из комендатуры, умотает с ним планы на ближайший пузырь уточнять, все и сделаем. Меня теперь не дергают, у нас в гости ездить не на чем. В общем, если получится – с тебя картошка!

– А что праздновать-то будем? – Внештатный снабженец взвода заинтересовался, приподнялся, повернулся к другу…

Ответить Резинкин не успел. На опушке снова что-то сверкнуло, на этот раз не так ярко. Звонко чирикнула неведомая и невидимая птичка, и в тот же миг из невысокого бетонного бордюрчика на краю крыши брызнули крошки пополам с пылью. Через пару секунд донесся какой-то несерьезный, еле слышный шлепок.

– Епыть!!! – заорал Валетов, подскакивая и прямо в воздухе переворачиваясь пузом вниз.

– Не «епыть!», а тревога! – Резинкин подхватил свой автомат, почти не целясь, прошелся длинной очередью по лесу и заорал еще громче: – Боевая тррревоога-а-а!

– Прикрой, я хоть оденусь! – Фрол по-пластунски елозил на горячем, залитом старым битумом бетоне и шипел, обжигая живот. Схватить одним движением форму и снаряжение не получалось – во-первых, все лежало отнюдь не в общей куче, во-вторых, охапка набиралась солидная, и, в-третьих, – попробуйте в придачу ко всему легким движением подхватить и утащить почти пудовый броник! Поневоле приходилось извиваться, дергаться и мечтать только об одном – чтобы эти движения помешали снайперу прицелиться поточнее.

– За вышку ползи, за вышку! – Виктор попытался взять на мушку примерно те кусты, в которых заметил быстрый огонек выстрела. Дал еще две очереди, покороче. – Да брось ты штаны, потом наденешь! Хватай ствол и броник!

А внизу, во дворе, уже гремел Простаков:

– Тревога! Тревога, вашу душу!!! Кисляк, «шишигу» заводи, ворота закрывай, ворота! Багор, ну куда прешься, наверх давай! Забо… Извините, товарищ рядовой, проходите, пожалуйста! – Через несколько секунд сибиряк осторожно выглянул на крышу: – Вы тут чего?! Живые? А куда стреляем-то?

– Вон туда, по лесу! – Резинкин выпустил остаток «рожка», отстегнул магазин, перевернул и вставил второй, примотанный изолентой. – Щас покажу!

– Да погоди ты трещать! – Леха выполз целиком. – Че тут было-то?

– Снайпер тут был. – Валетов добрался до уложенных вместо бруствера тракторов, скорчился за мотором и начал натягивать штаны. – Только не тут, а там. Лежим, никого не трогаем, и вдруг – бац! Фьють! Хорошо, с первого раза не попал!

– Хорошо, а тебе особенно. – Простаков подполз к Виктору, отобрал бинокль и начал лично осматривать поле боя. – Вот ранили бы, а потом объясняй лейтенанту, почему в пузе дырка, а одежда целехонька. Все люди как люди – сменятся с поста и загорают, один ты вечно учудишь… Не вижу я там ни хрена. Ни в бинокль, ни простым глазом, а он у меня наметанный. Может, уполз уже? Чего ему сидеть, если вы его обнаружили?

– Это точно, – раздался с лестницы сонный и злой голос лейтенанта Мудрецкого. – Теперь он подождет, пока еще какое-нибудь чмо на посту стриптиз устроит, а то с такого расстояния броник-то может и не пробить. Валетов, ты в курсе, что у нас новая броня на «бээрдээме» до сих пор не покрашена? В общем, чтобы к утру готово было. Я лично прослежу, чтобы ты никому эту привилегию не уступил. Ничего, не бойся, если неровно будет – за камуфляж сойдет. С утра как пригреет – красочка быстро высохнет, вечером можно будет и второй слой положить.

– А второй-то зачем? Может, одним обойдемся? – взмолился Фрол. – Все равно, как домой поедем, все лишнее скидывать!

– Будешь пререкаться с командиром, заставлю забор красить. В три цвета, по всему периметру, снаружи, – пообещал взводный. – А то приедет нас провожать сам генерал Крутов, а у нас забор до сих пор не покрашен!

– Не получится снаружи, товарищ лейтенант, – вступился Простаков. – Вот подстрелят его, кто красить будет?

– Не догадываешься? – искоса глянул на сибиряка Мудрецкий. – Кто спросил, тот и будет! Расслабились, бойцы! В армии забор – это все! Важнее его только плац! Кстати, тоже надо бы устроить! Двор выровнять, вычистить хорошенько, бетон нормальный сделать, разметочку… Валетов, ну-ка глянь – по-моему, снайпер уже вернуться должен.

– Где? – Фрол высунулся из-за трактора. На опушке снова мигнуло, на этот раз в другом месте. Из ржавого мотора с грохотом и визгом вылетел сноп красноватых искр.

– Ну хоть бы каску перед этим надел, Валетов! Леха, видел, где он сидел? Можешь не целиться, там его уже нет.

– А вы что, разглядели его, товарищ лейтенант? – восхитился Резинкин. – И без бинокля! Я бы не сумел!

– Тут не уметь, тут думать надо! Ничего, сейчас он у нас поплачет. Так, Простаков, остаешься здесь и особо не высовываешься, а вы, два пляжника, ползите за мной. Поедем, шуганем малость. Ох, не нравится мне все это!

Минуты через две-три огромная ржавая коробка с грохотом вывалилась из ворот и поползла, держась подальше от кустов опушки. Жирные черные клубы дыма, поднимающиеся из-за башни, делали ее похожей на сбежавший из фильма про Гражданскую войну паровоз бронепоезда. Еле различимый на такой туше стволик был повернут к лесу, время от времени из него вырывались колючие огненные язычки. Стук пулемета терялся в лязге железа и надсадном вое мотора.

– И еще одну! – весело заорал Мудрецкий, выталкивая в приоткрытый люк картонный цилиндрик дымшашки. – Нечего их жалеть, все равно никто и даром не берет!

– Товарищ лейтенант, а зачем мы вообще дымим? – поинтересовался Валетов. – О черт, лента кончилась! Витек, подай коробочку, она у тебя за спиной, слева.

– Обойдешься. – Резинкин вцепился в руль, как пассажир «Титаника» в спасательный круг. – Сам дотянешься, не до тебя сейчас.

– Так, оба замолчали, я опять Чиркова вызывать буду! – распорядился Юрий. – Чтоб ни слова вашего в эфире! Та-ак, замолчали, включаемся… Триста шестьдесят шесть, Триста шестьдесят шесть, я – Сорок два тридцать пять, я – Сорок два тридцать пять! Отвечай, Триста шестьдесят шестой! Ты где там пропал?! Прием!

– Да здесь я, здесь, куда ж я денусь-то? – наконец проворчал в наушниках голос коменданта. – Что у тебя там, тридцать пятый? Что за стрельба, чего вымудряешься? Я же слышу, только один ствол работает! Прием!

– Обстреляли меня, Триста шестьдесят шестой! Чуть по часовому не попали, причем два раза! Сейчас этого гребаного снайпера выкуривать буду! Приезжай, заберешь, что останется, только противогазы возьми! Как понял?

– Да ты что, ты в какой конец охренел, Сорок два тридцать пять?! Какой обстрел, какой снайпер, с местными еще тогда договорились! Ты соображай, что делаешь! Прием, блин!

– Валет, как там наш дым? – поинтересовался Мудрецкий вместо ответа. – Не рассеялся еще?

– Висит, товарищ лейтенант! – доложил Фрол. – Мне уже то место не видно, все застилает!

– Ага, отлично! Водитель, стоп! Экипаж, газы! Средства защиты надеть! – Юрий откинул вопящий шлемофон за спину и потянул из сумки резиновую маску. Натянул, выдохнул, посмотрел на мир через круглые окошки, вернул шлем на место. Два монстра с ребристыми головами и дырчатыми «пятачками» мембран изумленно таращились на своего командира.

– Да вы что, прихребнулись там, в самом деле! – бушевал Чирков. Сейчас он воспринимался как-то смутно и нереально, словно виртуальный персонаж компьютерной игры.

«Надо продать кому-нибудь идейку, – подумал Мудрецкий. – Хит сезона – танковый симулятор „Разведка на Кавказе“, с возможностью применения химического оружия! После применения ваше начальство лечит противника и задалбывает вас!»

– Тридцать пятый, если ты хоть что-нибудь… Я тебя лично, не дожидаясь Крутова! Ты понял?! Ты там вообще меня слышишь?

– Слышу вас хорошо, Триста шестьдесят шестой! Не нарушайте правила связи! – Лейтенант достал из лежащей под ногами коробки серый цилиндрик со здоровенным отверстием в торце. Потом вытащил из кармана взрывпакет, вставил в гнездо шашки – хвостик бикфордова шнура смешно торчал над получившейся гранатой. – Ну, с богом! Водитель, вперед! Первая пошла!

Чиркнула спичка, шнур выбросил тонкую струйку огня. Мудрецкий открыл люк, привстал, швырнул гранату в сторону леса и тут же провалился вниз.

– Хорошо пошла! – доложил он коменданту. – Ладно, не мешай работать. У тебя целых десять минут на то, чтобы приехать и собрать. Химзащиту не бери, все равно уже всю продал, точно? А вот без противогазов подъезжать не советую, прямо на выезде из леса надевайте. Все, конец связи!

«БТР» внутренних войск подоспел довольно быстро – лейтенант только-только успел бросить четвертую шашку и теперь, оттеснив Валетова от прицела, любовался делом рук своих. По опушке струилась легкая сизая пелена, быстро тающая и смешивающаяся с постепенно редеющими черными клубами. Никто не стрелял, никто не шевелился. Все, что можно, химики здесь уже сделали, а зачистка местности – это уже не их специальность. Этому «вэвэшников» учат, вот пусть они и занимаются. А Мудрецкому, например, очень хотелось выспаться перед ночным дежурством. Почему-то у него было стойкое и противное, как иприт, ощущение, что этой ночью ему вздремнуть не удастся.

Через десять минут к химикам ворвался Чирков. Из коменданта текло. Текло из глаз, текло из ноздрей, один за другим пролетали бесцельные плевки. Багровые глаза делали старлея похожим на вампира. Причем на вампира, вынужденного глядеть на солнечный свет: комендант часто-часто моргал, и вид у него был скорее беспомощный, чем грозный. Впрочем, это был как раз тот случай, когда внешность обманчива…

– Ты, душегуб хренов, ты что это творишь! – Долго орать у старшего лейтенанта не получилось – кашель согнул пополам и чуть не вывернул наизнанку.

– Что надо, то и творю. Я предупреждал, – спокойно заметил Мудрецкий. – Противогаз не надел? Или надел, но неисправный?

Комендант сначала кивнул, потом помотал головой.

– Ага, у подчиненных проверил, а про свой забыл. Бывает, – философски заметил Юрий. – Кстати, после хлорпикрина орать вредно. Сорвешь горло – потом неделю сипеть будешь. Зато теперь точно знаешь, что чувствуют те, кто нас, химиков, не слушается. Игорь, и это только начало! Снайпера-то нашли?

– Ка… – Старлей схватился за горло, повертел головой, сплюнул и хрипло продолжил: – Какой там на хрен снайпер! Мальчишка, лет пятнадцать!

– Надо же! – удивился Мудрецкий. – А пули были прямо как настоящие!

– Ну карабин нашли с оптикой, бросил он свой ствол. – Комендант зажмурился и вдохнул поглубже. Выдохнул, попробовал открыть глаза и поморщился. – Ну, недалеко уполз, сразу нашли.

– Черные очки есть? Попробуй надеть, полегчает, – посоветовал Юрий. – А еще лучше – пойди и чистой водой глаза промой. А заодно прополощи все, что можно: и нос, и глотку. Только водой, а не чем-то еще! Этот пацан, он как, просто карабин нашел и решил по нам пострелять? Или ему дали оружие и показали, куда целиться?

– Не знаю, он еще не говорит, только-только отдышался. – Черные очки у коменданта нашлись, и вид у него теперь был – хоть на обложку журнала «Солдат удачи». Благо фотография не видео, никто и не поймет, что бравый вояка совершенно по-совиному вертит головой и пытается вглядеться в окружающий мир. – Слушай, а действительно, так легче!

– Еще бы! – кивнул Юрий. – Проверено. Была бы тут нормальная аптека поблизости, я бы тебе еще и капли посоветовал, чтобы быстрее прошло, а так – просто постарайся не тереть глаза. Будет долго чесаться – положи примочки из холодной заварки. Чего-нибудь еще нашли? Следы там, трупы, плачущих террористов…

– Одного тебе мало? – Старлей опять закашлялся. Отдышался и погрозил Мудрецкому кулаком. – Ты чего такой дым развел? Выехали, гляжу: из него прет, как из печки с горящими калошами. Ну, думаю, звездец, подбили, «муха» у снайпера была или гранатометчик рядом засел. Уже прикидываю, как бы самому бортом не поймать, и тут он разворачивается и уматывает, а мне за ним подбирай! Зачем тебе дымзавеса понадобилась?

– Ну, врага надо сначала ошарашить, а потом озадачить, анекдот слышал? Так я решил наоборот сделать. А заодно и посмотрел, как все ляжет. Знаешь наш основной принцип? Куда дым, туда и ветер! Вот и примерился, чтобы вдоль опушки протянуло, чтобы лишнего не тратить. Что мне, на два километра зону поражения растягивать, что ли? В общем, так – считай сегодняшнее репетицией и предупредительным выстрелом заодно. У нас никого не зацепило, так что боевые средства я пока не применял. Еще одна провокация… Ты бы лучше свои обещания выполнял. Кто мне клялся, что притащит мне что-нибудь этакое: и чтобы отбиться, и не химическое? Так бы мы обработали эти кустики, не выходя из дому, и всем было бы хорошо. Ну, кроме тех, в кого попали, но тут уж общие правила: кто не спрятался – я не виноват! Когда обеспечишь, комендант?

– Завтра утром. – Чирков снял очки и смахнул набежавшую слезу. – Вот ведь зараза ты, Мудрецкий! Выдушишь ведь!

– Зараза, – радостно кивнул Юрий. – Это у меня основная специальность. Микробиолог я, люблю это дело… А душить я еще и не начинал. И не хотелось бы. Потому и прошу чего-нибудь нормального, без наших специальных радостей. Достанешь?

– Считай, достал, – кивнул комендант. – Ох, как ты меня достал! Какой у меня праздник будет, когда вы отсюда умотаете!

– Хе, это у него-то праздник! – Мудрецкий расплылся в широченной улыбке. – Ты лучше представь, какой будет у нас! Главное – по дороге не начать праздновать, а то до места не доедем… Все, решили, значит. Утром жду с подарками. Эх, нам бы только вечер простоять да ночь продержаться!

Глава 3

Вокруг одни враги

Ночь они продержались. Не все, правда, простояли – некоторые откровенно и спокойно завалились спать, поскольку ничего особенного не произошло. А утром, как всегда, взошло солнце. Вслед за ним полез наверх и лейтенант Мудрецкий – правда, несколько пониже, всего лишь на вышку. Устроился поудобнее и стал ждать подарков от коменданта. Внизу, заканчивая покраску боевой машины, шуршал кисточкой Валетов. За ночь железная коробка покрылась серо-желто-зелеными пятнами, а на бортах появились гордые серебристые надписи «Варягъ» и – для введения противника в заблуждение – маленькие изображения Андреевского флага – белого с голубым крестом по диагонали. Как объясняться с морской пехотой, если она увидит родные эмблемы у сухопутных химиков, Юрий пока не придумал. Эту проблему он решил отложить на будущее, сейчас его больше волновали поставки вооружения с черного рынка на его двор.

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! – долетел снизу голос штрафника Валетова. – Вызывают вас! Спрашивают Сорок два тридцать пять… Вот, ругаться начали!

– И кто вызывает? Триста шестьдесят шестой? – Отправляясь любоваться окрестностями, Юрий оставил рацию включенной на прием и для лучшей слышимости вытащил наушники из шлемофона. У коменданта могли возникнуть какие-нибудь проблемы, поменяться планы… наконец, он мог предложить что-нибудь на выбор. Так что Фрол, помимо малярных работ, выполнял еще и обязанности дежурного радиста.

– Нет, какой-то Сорок два полста первый! Может, я его сразу пошлю?

– Я те пошлю! Я тебя щас так пошлю! – Мудрецкий подбежал к краю крыши и прыгнул прямо на броню. Немного не рассчитал, ноги скользнули по лобовой броне, и Юрий весьма чувствительно приложился пятой точкой. От дальнейшего скольжения его спасла «ресничка», на которую он благополучно уселся верхом.

– Осторожно, окрашено! – пробурчал Валетов.

– Сам зна… – Лейтенант попробовал встать. С первого раза не получилось. Со второго – тоже. С третьей попытки штаны с треском отклеились. – М-да, хорошую краску достали. Подправишь тут немножко, понял?

Не дожидаясь ответа, Юрий нырнул в люк, прижал к горлу ларингофоны:

– Я – Сорок два тридцать пять, слушаю вас, прием!

– Тридцать пятый, где тебя носит?! – Мудрецкий отодвинул наушник подальше и постарался не расслышать все, что генеральский голос высказывал ему в течение следующих трех минут. У Крутова явно был микрофон – «ларинги» не так хрипят, когда человек кричать начинает. Юрий дождался, пока громкость упадет до приемлемого уровня, снова прислушался. -…приеду, я лично твоим мозгам клистир устрою! Взял тебя на свою голову! Ну-ка, докладывай – почему на тебя местное население телегу накатало? Прием!

– Не знаю, товарищ Сорок два полста первый, – искренне удивился Юрий. – Вроде все нормально, взаимодействие налажено. И с комендантом, и с местной администрацией. Все тихо, мирно, в гости ездим друг к другу, помогаем чем можем. А что такое? Прием!

– Слыхал? В гости к нему ездят! Помогает он! – куда-то в сторону от микрофона прорычал генерал. Видимо, кому-то из своих собственных гостей. А может, и из подчиненных. – А теперь ты еще скажи, что не накачал главу администрации какой-то дрянью! Родня пишет, что он стал сам на себя не похож, вторую жену не узнает, все к первой вернуться пытается! Слышишь, Тридцать пятый?

– Ну а я-то здесь при чем, товарищ Полста первый? Это приказ – вернуть его жене? И которой именно? Может, они сами разберутся, а я буду службу нести, раз уж никто с нами разобраться не хочет? Прием!

– Я с тобой разберусь, – пообещал Крутов. – Я вот приеду и разберусь, откуда у тебя такие препараты и кто тебя вообще подослал на мою голову! Вот же, мать его передвинуть, сделай добро человеку! Надо было тебя Дубинину отдать, пусть он бы долбался! В общем, если еще я что-нибудь о тебе услышу – я даже не сам приеду, я тебя особистам отдам! Думаешь, если к нам сюда попал, хуже уже ничего не будет? Так вот, ты у меня будешь Чечню как райское место вспоминать! Ты у меня…

«А интересно, почему это я у него? – пришла в распухшую от шума лейтенантскую голову вполне здравая мысль. – Мой командир – подполковник Стойлохряков, он меня сюда не посылал… хотя и грозился… Из Шиханов нас только по устному приказу выдернули… Ну, сам я дурак…» На этом мысль закончилась, и Мудрецкий попросту отложил шлемофон в сторону и щелкнул тумблером. Нет связи. Рация старая, была-работала – и вдруг вся кончилась. Надо будет этому Крутову – пускай приезжает. Хоть с особистами, хоть с генштабистами. А вот сесть бы на машины да и податься своим ходом до Чернодырья… Хотя нет, тогда точно могут пришить дезертирство, да еще из зоны боевых действий. Так что придется пока что эти действия вести на два фронта: за свой взвод и против своего начальства. Однако где же комендант?! Не иначе придется самому за данью ехать, как какому-то древнему князю. Вот только дружину бы еще подходящую… А то здешние абреки могут не понять, что и без большого ствола можно больших дел наделать. Вчерашний пример убедителен только для тех, кто на себе почувствовал.

Мудрецкий посмотрел на рацию, потом на мерно колышущуюся в светлом полукруге люка голову Валетова. Нет, не те у него дружинники. Совсем не те. Не орлы, это точно. Хотя, впрочем, и его дятлы могут кое на что сгодиться. Летают, может, и не высоко, но задолбать могут кого угодно. Послать, что ли, кого-нибудь к коменданту, поторопить с подарками? Да и разобраться заодно, каким там родственникам что не понравилось… Наверняка как раз второй жене. Или второй теще – еще вернее. Юрий вспомнил свою тещу и понял, что в «бээрдээмке» холодно. По спине сквознячок тянет, хотя вроде бы и неоткуда ему взяться в дважды бронированной коробке. Вылезти, что ли, на солнышко? Нет, не надо, еще дела есть.

Снова негромко клацнул выключатель. В шлемофоне монотонно бормотал полусонный голос дежурного связиста: «Сорок два тридцать пятый, отвечай Сорок два полста первому!» Ага, значит, генерал все-таки выдохся. Или решил заняться более важными делами. Ну-ну, удачи. А мы уж тут постараемся, чтобы о нас не забывали. Если и не будем стараться – все равно не забудут. Не смогут. Уж это за свою недолгую по офицерским меркам службу Мудрецкий усвоил крепко. Во-первых, прервать долго готовившийся втык…

Это с чем хотите, с тем и сравнивайте – мало не покажется. Алкоголик, которому с похмелья дали разок нюхнуть и отобрали бутылку. Наркоман, у которого уже ломка начинается, вот он, родимый, достал себе дозу – и тут его прихватывают и обыскивают менты. Робинзон, после пары лет одиночества обнаруживший на своем острове очаровательную смуглую Пятницу – и в этот момент его все-таки выслеживает верная супруга – страшная, как Простаков в противогазе… В общем, начальство, которому так нагло не дали выполнить свои обязанности по раздаче фитилей подчиненным, чувствует себя очень и очень плохо. И щедро делится таким состоянием со всеми, кто окажется под рукой. И уж чего приходится ожидать ускользнувшей жертве, когда до нее все-таки доберутся – про то и само начальство не всегда знает!

Во-вторых, в детстве мальчик Юра очень любил всяческие приключения. Но они происходили почему-то только в книжках, в жизни все как-то не получалось их встретить. А мальчик мечтал о чем-нибудь этаком – необычном и геройском…

Вот и сбываются мечты. Вырос мальчик, и приключения ему ответили взаимностью – теперь они его ищут. Причем очень успешно, да так, что хочется немножко поскучать. Ан нет, не дождешься! Они уже идут, встречайте! Остается только приготовиться. Для этого, например, нужно все-таки связаться с комендантом.

Мудрецкий движением пальца заставил замолчать штабного радиста и включил частоту, на которой переговаривались соседи-»вэвэшники».

– Сорок два тридцать пять – Триста шестьдесят шестому, отвечайте, прием.

И тишина была ему ответом.

– Триста шестьдесят шестой, я Сорок два тридцать пять, вы меня слышите? Спишь, Триста шестьдесят шестой? Прием!

Только потрескивает что-то, да вдалеке яростно ругают ржавые столбы.

– Триста шестьдесят шесть, Триста шестьдесят шесть, отвечай Сорок два тридцать пятому! Блин, я сейчас тут Хиросиму кому-то устрою! А ну-ка, прием!

– Сорок два тридцать пять, я Триста шестьдесят шестой, слышу тебя. – Голос старлея Чиркова был не то что усталым – выжатым как лимон. Причем лимон, попавший на бетонной дороге под гусеницы танковой колонны. – Пока нет возможности. Никакой возможности нет. Как понял? Прием!

– Понял, понял. Тут до меня все-таки наш Полста первый докричался, так говорит, родня нашего знакомого претензии предъявила. Того знакомого, что на дембель проводили. Понял, о ком речь? Прием!

– Вас понял, Тридцать пятый. – Состояние коменданта нуждалось в уточнении. Похоже, лимон еще и высохнуть успел, но не стал от этого менее кислым. – У вас все? – В наушниках что-то захрипело, щелкнуло, и старлей все так же сухо продолжил: – Есть возможность выполнить вашу просьбу, если вы подъедете лично. Вы меня хорошо поняли? Прием!

– Да ты что, Шестьдесят шестой, кирпич на каску поймал?! – изумился Мудрецкий. – На чем я к тебе подъеду? На той «Ниве», что на берегу валяется? Или прикажешь прямо на «бээрдээме» ехать, со всем ее нынешним апгрейдом и тюнингом?

После щелчка Юрию пришлось вслушиваться в атмосферные шумы минуты три, пока наконец Чирков не отозвался – точно покойник из-под заколоченной крышки:

– Сорок два тридцать пять, к вам приедет представитель местной администрации, будете с ним вести переговоры по интересующей вас проблеме. Возможно, потребуется ваше присутствие в комендатуре. Повторяю – ваше личное присутствие в комендатуре. Как поняли меня, Сорок два тридцать пять? Прием.

– Да ты что вообще?.. – Мудрецкий просто задохнулся от такого официального тона. Вконец обурел старлей – так говорит, словно в Министерство обороны на большой ковер вызывает. А может, и повестку вручает. К следователю явиться. Даже, скорее, ордер на арест – им, «внутренним», это ближе. Да что там вообще за дела творятся, в этом Хохол-Юрте? Не-ет, надо и в самом деле наведаться, напомнить о себе. Или… или, может, там и правда сидит сейчас какой-нибудь особист? Например, местные решили, что проще постучать куда следует, избавиться от соседа-химика и при этом ничего ему не отдавать? Да запросто! А у Чиркова самого рыльце не то что в пушку – густым мехом поросло, вот он и сидит с особистом, не рыпается. Только и осталось, что обращаться строго по уставу, чего он с самого приезда спецгруппы не делал… И на том спасибо, значит. – Вас понял, Триста тридцать шестой. Если обстановка позволит – приеду, если нет – пришлю кого-нибудь для переговоров. Все, конец связи.

– Связи конец, – с явным облегчением подтвердил комендант. Даже вздох послышался.

Мудрецкий выскочил из «бээрдээмы», не касаясь брони. Сбитый воздушной волной Валетов шлепнулся на свежую, только что любовно положенную краску, повертел головой, хотел что-то сказать, но сглотнул все, что было на языке. Глаза у лейтенанта были бешеные. Красные. И вращались в разные стороны.

– Н-ну хорошо, я тоже добрый… Я тоже могу по уставу, да еще и по обстановке, – прошипел кому-то взводный. Хватнул воздух ртом, как карась на берегу, и завопил: – Взво-о-од, тр-ревога-а!!! По местам!!!

Валетов дернулся, попробовал встать – краска не пустила.

Повернулся, чтобы посмотреть на место происшествия и оценить возможности самостоятельного спасения, и неожиданно почувствовал, что отрывается от краски. И от брони. И вообще взлетает в воздух. Раздался отчетливый двойной треск – штанов и воротника. Фрол обернулся, но вместо закономерно ожидаемого приятеля Лехи увидел все те же бешеные глаза Мудрецкого.

– Расселся, понимаешь! – зарычал лейтенант. – Не слышал, что ли – тревога! Бросай кисточку, хватай автомат… Не, лучше ныряй вниз, к пулемету. Резинкин, куда понесло? – рявкнул Мудрецкий, даже не поворачивая голову к карабкающемуся по лестнице ефрейтору. – В машину, блин! Простаков, рации! «Сто пятьдесят седьмые»! Одну мне, одну себе – и к воротам, быстро! Не высовываться! Никому не высовываться, только чтоб стволы торчали! Кисляк, «шишигу» в ворота, живо! Шины не спускай, понял?! Оставишь ей колеса! Не шуршим, духи, топчем, топчем! Не слышу грохота! Бутсами, бутсами работаем! Все-ех на фиг у-убью-у-у!!! И скажу, что и не было таких!

Двор затопотал, залязгал металлом, пофыркал моторами и затих. Только слышно было, как в греющейся на солнышке травке стрекочут не то кузнечики, не то цикады, не то сверчки – кто тут может стрекотать почти что осенью, Мудрецкий не знал, а солдаты – тем более. Еще поодаль, за дамбой, лениво ворочался Терек. И еще где-то на лесной дороге урчал мотор легковушки – похоже, ехал обещанный представитель местной администрации.

Представителей оказалось сразу двое – молодой, за рулем, и постарше, рядом с шофером. Оба худые, оба заросшие почти до бровей черной, чуть курчавой бородой. Оба в каких-то странных, непривычных для российского армейского глаза камуфляжках. Младший остался в машине, затормозившей на почтительном расстоянии от ощетинившихся железом развалин – точно такой же белой «Ниве», как и у Вохи. Точнее, какая была у Вохи, а впоследствии неплохо пропахала минное поле. Старший вышел, потянул было из салона «калашников», но потом передумал и оставил автомат на сиденье. Пошел к воротам, остановился после первого окрика часового, миролюбиво и предусмотрительно приподнял чуть разведенные в стороны руки.