Текст книги "Искатель. 1982. Выпуск №6"
Автор книги: Михаил Пухов
Соавторы: Игорь Козлов,Юрий Пересунько,Леонид Панасенко
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)
Николай, осторожно приблизившись к опоре, произвел какие-то замеры. На безобразной бахроме, серым занавесом опускавшейся к земле, странным увеличенным образом отразилась его фигура.
Затем он протянул щуп к «пряже», повел его вверх. И вдруг замер.
– Что?! – заорал Илья, вскакивая. – Что случилось, Коля?
Из канала связи, который Егор тут же включил на полную мощность, доносилось прерывистое дыхание энергетика.
«Пряжа» дрогнула, тысячами нитей заструилась к человеку, опутала его защитный комбинезон.
– Назад! – крикнул Илья. – Немедленно назад!
Скворцов вдруг запел. Это было так дико и неожиданно, что Илья с Егором замерли, вслушиваясь в хриплый голос. Он то возвышался, звенел над болотом, вырвавшись из усилителей вездехода, то падал до шепота, переходил в невнятное бормотание:
Илья стал лихорадочно заращивать свой комбинезон.
Скворцов вяло отмахивался от сизой паутины, будто от назойливых ос. Затем, уронив щуп, отступил на несколько шагов, повернулся к вездеходу. Его покачивало.
Садовники, не сговариваясь, выскочили из вездехода, чтобы увести энергетика от гиблого места, помочь ему добраться к зоне действия защитного поля.
И тут Скворцов засветился. Точнее, он стал сначала полупрозрачным, словно какой-то неведомой силы свет пронзил и его тело, и защитный костюм.
Он стал отступать от вездехода, пытаясь руками защитить глаза и не понимая, что свет идет изнутри.
Илья бросился к нему и тут же упал, сбитый ловким ударом Егора:
– Не смей! Опомнись! Ему уже не поможешь!
Вряд ли он удержал бы товарища, но тут Скворцов тоже упал. Тело его засияло, будто шаровая молния, вокруг него задымились, а затем вспыхнули ветки низкорослого кустарника.
– Коля! Скворушка! – в отчаянии простонал Илья. – Что ты натворил, Коля!
Вечером Полина почему-то не позвонила.
Илья вспомнил, как рвалась жена лететь вместе с ним на Ненаглядную, и порадовался, что Полина осталась на Земле. Нечего ей делать в этом неправдоподобно красивом мирке, который поразил неведомый недуг. Тайны и беды множатся, вырастают десятками, как поганые грибы… Черное пламя смерти, вызванное пандемией, частично, правда, удалось погасить. Завтра гематологи Земли пришлют первую партию искусственных селезенок, поступили и используются могучие препараты, восстанавливающие нормальное функционирование кроветворных органов. Но уже появилась новая загадка. Что, кроме беды, значит справка медцентра, на которую обратил его внимание академик Янин? Всего несколько фраз: «При профилактическом осмотре на планете обнаружено четыреста восемьдесят семь случаев стерильности практически здоровых женщин. Стерильность, по-видимому, обусловлена внешними факторами». Янин, поблескивая лысиной, дважды прочел информацию, спросил в упор: «Вы, конечно, догадываетесь, что, как и в случае с нелепейшей вспышкой лейкемии, никаких внешних факторов не обнаружено?» – «Я предполагаю такое», – согласился Илья. «Так вот! – заключил академик. – Запомните: Ненаглядная хочет нас или прогнать, или истребить. Третьего не дано. Ей мало пандемии и якобы стихийных бедствий. Она исподтишка делает наших женщин бесплодными… Это звенья одной цепи, Садовник».
Последняя фраза Янина запала Илье в душу. В самом деле, как ни посмотри, во всех событиях обнаруживаются признаки планомерного наступления на человека. Но как, каким образом планета может почти осознанно реагировать на присутствие людей? И чем они ей, в конце концов, досадили? Где та «раздавленная бабочка», о которой говорил Висвалдис?
Илья попробовал отключиться от назойливых мыслей. Представил Полину: ее светлые волосы, родные, зеленоватые глаза, в которых помещается столько тепла и света, золотистый пушок над верхней губой… Поскорей бы домой! К светлым водам речушки Выпи, где они «заякорили» свой модуль, к лесу и его росным полянам, которые в двадцати минутах ходьбы от дома… Улетая, он просил Полину побольше гулять… Вот бы увидеть ее сейчас. Как она идет по тропинке, будто плывет, – куда подевалась былая порывистость. А все Он – еще неизвестный им человечек, спящий под материнским сердцем. Как они там, его родные?
…Он увидел тут же и Выпь, и побитую спорышей тропинку, свой модуль у берега. В следующий миг над этим тихим уголком изогнулась, затрепетала от гнева черная стена цунами, та самая, от которой они спаслись здесь, и Илья со всей неотвратимой ясностью кошмара понял, что на этот раз не уйти… Он застонал, повернулся на другой бок.
В углу комнаты, рядом с постелью Ильи, вдруг вспыхнул объем изображения.
– Ил, – тихонько позвала Полина.
Черты лица спящего, измененные страшным сновидением, разгладились. Он даже улыбнулся, но так и не проснулся.
Полина сидела, набросив на плечи пуховый платок, и молча смотрела на мужа. Далекое солнце Земли зажгло ее волосы, и они сияли вокруг смуглого лица будто нимб.
Потом, вспомнив, что время сеанса кончается, порывисто встала, хотела, наверное, разбудить спящего, но в последний момент передумала.
Она протянула бестелесную руку, погладила голову Ильи, коснулась его закрытых глаз, губ. Со стороны Полина казалась феей, залетевшей ночью к своему возлюбленному и осыпающей его эфемерными, неощутимыми ласками.
Колокольчиком отозвался сигнал прекращения связи – изображение феи растаяло.
ОБОРОТНИ
На берегу трудились уборочные автоматы. Красные многопалые крабики, манипулируя антигравами, таскали куда-то в глубь временного поселка поверженные реликтовые сосны, убирали мусор, ремонтировали местами разрушенную набережную.
Илья несколько раз нырнул, а когда вышел на берег, увидел Славика. Тот сидел на поверженном пляжном зонтике и хмуро разглядывал купающихся.
– Ты чего надулся? – удивился Илья. – И на завтраке тебя не было.
– Нездоровится, – сказал Славик и постучал себя по лбу. – Головная боль. Точно как при давлении. Особенно по вечерам донимает. И утром. Днем легче.
– Ты что?! – Илья насторожился. – Проверился хотя бы?
Славик махнул рукой.
– От забот болит… Был я, конечно, в медцентре. Говорят – практически здоров. А вчера как прихватило, так я включил гипносон и скрылся в царстве Морфея.
– Может, это штучки Ненаглядной? – не согласился Илья.
– Не хватало, чтобы она нас поодиночке начала преследовать, – улыбнулся Славик. – Ты, Илюша, из обычной планеты какого-то мстителя сотворил.
Ефремов сложил полотенце и только теперь заметил, что левая рука Славика перевязана.
– А это еще что? Тоже от забот?
– Ты не знаешь? – в свою очередь удивился товарищ. – Впрочем, ты вчера утечкой занимался… Вечером пожар был. Даже не вечером, ночью.
– Почему не разбудили? – нахмурился Илья. – Такое творится, а я последним узнаю. Что горело?
– Цех дублирования предметов обихода. Точнее, склады. Ты же знаешь, что такие вещи изготовляют впрок, серийно… А будить тебя Шевченко запретил. Вы, говорит, Садовники, а не пожарники.
– Ожог? – Илья кивнул на забинтованную руку.
Славик пожал плечами:
– Мал мала есть. Что интересно, я даже не заметил, когда и где прихватило. Ночью тревога, а у меня голова как чугунная… Люди бегут, суета, крики. Пожарные гравилеты все пеной забросали – чуть не утонул…
– От этих неслучайных случайностей уже начинает становиться скучно, – сказал Илья. – Действия Ненаглядной бессмысленны и жестоки. Агрессивность ее возрастает. Иногда мне хочется все же эвакуировать людей и превратить эту милую планету в облачко электронного пара.
– Я не сказал главного. – Славик наблюдал, как неподалеку среди крутых волн прыгают и смеются девушки. – Это был поджог.
Илья уронил полотенце:
– Ты с ума сошел!
Славик рассказал, что группа отдыхающих альпинистов, возвращаясь поздно вечером с восхождения на Белые горы, заметила огонь в районе цеха дублирования. Они тут же сообщили службе 01 и принялись тушить пожар. Альпинисты утверждают, будто они видели минимум троих злоумышленников, но задержать не сумели… Они сначала даже не поняли: как это человек может что-либо уничтожать. Тем более не личную вещь, а общественное.
– Может, – пробормотал Илья, вспомнив дикую, патологическую выходку художника Жданова, чью судьбу пришлось ему исправлять лет пять назад. – Астрономически редко, но еще пока может…
– Так вот, – закончил рассказ Славик. – Мне и академику Янину поручено разобраться с этими… – он поискал слово, – оборотнями.
– Может, здесь замешаны Нищие духом? – предположил Илья.
В служебных записях Антуана он не раз встречал упоминания о Нищих духом – группе моральных уродов, обосновавшихся на Центральном материке в районе бухты Миражей. Поселение свое они назвали глупо и претенциозно – Рай.
– Исключено. Уже проверили. – Славик посмотрел на часы. – Янин вчера, сразу же после пожара, послал туда своего фантома и пересчитал их, как баранов. Все Нищие оказались на месте.
– Между прочим, первый случай заболевания лейкемией был обнаружен именно в Раю, – задумчиво заметил Илья и спросил: – Ты торопишься? Тогда беги. Я хочу еще заглянуть к экзобиологам…
Славик ушел, а Илья сел на его место и, повернувшись лицом к океану, прикрыл глаза. Надо как-то выбрать время и слетать к Нищим, подумал он. Ведь этот Рай, рудимент прошлого, точнее, того безобразного, что было в прошлом, волнует всех. Им занимается специальный сектор нашей Службы Солнца… Быть здесь и не повидать Нищих, не попробовать понять, откуда пришло эхо зла…
– Я вас узнала, – услышал Илья знакомый голос и тоже узнал девушку, еще не успев открыть глаза.
– Да, я тот варвар, который уничтожил площадь Перемещений. – Ефремов улыбнулся маленькой китаянке, подвинулся. – Присаживайтесь, если не боитесь. Учтите: я как преступник предан общественному презрению. Хотите меня попрезирать?
– И все вы врете, – сказала Да Фуцзы. – А еще Садовник. Ясно же, что вы не сами это придумали. Совет побоялся паники, решил подстраховаться. А на самом деле – перестраховался… Вам не стыдно врать, Садовник?
– Очень стыдно, – охотно согласился Илья, – Но вот насчет перестраховки вы не правы. Конечно, человек управляет своими инстинктами, однако… Представьте на секунду, что этот пляж покрыт мертвыми, разлагающимися телами, которые санитарные гравилеты не успевают вывозить. Дома тоже забиты мертвецами – наша пандемия имеет взрывной характер… Так вот. Инстинкт самосохранения в такой ситуации весьма опасная штука…
– Зачем вы меня пугаете?! – Девушка даже отступила, – Разве такое возможно? Это какой-то кошмар.
– Такое не исключалось еще несколько дней назад, – сказал Ефремов. – К счастью, пандемия пошла на убыль. Я не буду вас больше пугать.
– Теперь моя очередь, Садовник.
Да Фуцзы решительно сорвала с мокрых плеч гирлянду светящихся цветов, выпрямилась.
– Скажите, кто тот человек, с которым вы только что разговаривали?
– Друг.
– Он враг, – возразила девушка. – Я была вчера на пожаре – мы возвращались с гор. Я узнала его. Он жег там все из такой же штуковины, какую я видела у вас на площади Перемещений. Только у вас было нормальное лицо, а у него мертвое. Ствол его штуковины раскалился… Он поддерживал его левой рукой и не замечал боли. Теперь вот перевязанный…
– Этого быть не может, – холодно сказал Илья. – Вы обознались, Фуцзы. Я уверяю – вы обознались.
Девушку позвали. Она пожала плечами, поклонилась, как бы извиняясь за неприятный разговор, и побежала к воде.
«Не хватало, чтобы мы стали искать врагов среди своих. Подозрительность – черное, давно забытое понятие. Нельзя, чтоб она, как змея, подняла голову, воспользовавшись неразберихой и неизвестностью. Хорошенькое дело получается: если верить Фуцзы, Славик ищет возможности изобличить самого себя…»
Еще он подумал, что пожар, наверное, не последняя выдумка планеты, изгоняющей людей, что, может, следует вновь поискать на Ненаглядной скрытую форму разумной жизни, цивилизацию, но тут же отбросил эту мысль. Искали уже, проверяли. Нет здесь присутствия духа. Есть обычная материя, воплотившаяся в красоту.
Вечером, за дружеским чаепитием в административном центре, Ефремов хотел рассказать о разговоре на берегу, посмеяться над нелепым обвинением, но, взглянув на усталое, отрешенное лицо Славика, передумал шутить.
За чаем Илья узнал две новости, которые немного успокоили его: комиссия не нашла следов поджога, альпинисты, по-видимому, ошиблись; гипотезу Ефремова – Висвалдиса о том, что присутствие человека на планете может нарушать ее экологический баланс, по распоряжению Шевченко начала проверять большая группа специалистов.
Он рано радовался. В четыре утра по местному времени Ефремова разбудил сигнал общей тревоги. Топот ног заполнил коридор.
– Нет! – Шевченко решительно пристукнул ладонью по столу. – Наша с вами, Илья, версия ни к черту не годится. Эпидемия, землетрясения, пожар… Все это еще кое-как вписывалось. Мол, человек – аллерген, вот бедная планетка и корчится… Но взрыв на фабрике биосинтеза! Да что взрыв. Там бой сейчас идет!
– Бой?! – Илья и Егор вскочили одновременно. Пальцы их пробежали по пластинкам поясов, приводя костюмы-скафандры в готовность.
– Самый настоящий. И отчаянно скверный, потому что там всего лишь девять наших ребят. Можно сказать, безоружные. Парализаторы действуют на сто шагов, а противник лупит атомными зарядами…
– Что за противник?
Илья вдруг почувствовал: все рушится. Всё в одну кучу – факты, догадки, понимание происходящего… Стрелять могут только разумные существа или созданные ими механизмы.
Поняв его растерянность, Шевченко угрюмо сказал:
– Я думаю точно так же, Садовник. Природа стрелять пока еще не умеет.
– Мы летим туда, – твердо заявил Егор. – С нами настоящее оружие и знания древнего военного искусства. Мы разыщем безумцев и остановим их.
– Будьте осторожны, – предупредил Шевченко. – Постарайтесь выяснить главное: кто против нас?
– Мы обо всем сообщим, – кивнул Илья и, включив антиграв, полетел вслед за Егором к выходу на кольцевую лоджию-сад.
Минут десять они неслись на предельной скорости вдоль берега. Океан внизу лежал буро-зеленый, страшный, вывернутый наизнанку недавними подземными толчками. Поваленные деревья, горы песка и мертвых водорослей, обломки скал и новые бухточки – следы цунами были повсюду.
Возле бывшей реликтовой рощи они повернули на север, к Белым горам, и тут же резко снизились – туман предгорий смешивался с низкими тучами, то и дело срывался дождь.
Дыма они поначалу не увидели – мешал все тот же туман. Затем внизу ало вспухло пламя – оно наполняло купол фабрики, вернее, то, что от него осталось, растекалось между деревьев, подступало к разноцветным жилым модулям.
– Дела, – протянул Егор и добавил: – Я вызвал Славика. Три «ствола» – это все-таки сила.
– Пора рассредоточиваться, – перебил его Илья. – Переходи на бреющий – и к складам готовой продукции. Я видел там людей. Я же пойду вдоль этой скальной стены. Там транспортная площадка. Надо перекрыть выходы.
В эфире послышался чей-то смешок. Удивительно знакомый и одновременно чужой, какой-то неживой. И тотчас в их разговор ворвался третий голос. Хриплый и злой.
– Я Рэй Карпов, главный оператор. Почему разговариваете в открытую? Противник прослушивает эфир и перебьет вас поодиночке.
– Где вы? – спросил Илья. – Отвечайте только в том случае, если это вам не повредит. И главный вопрос – знаете ли вы сущность противника?
Карпов хмыкнул.
– Что еще за сущность? Какие-то люди… Мы уже четырех уложили, сутки наркоза им обеспечены… Но у них зажигалки и какая-то очень серьезная дрянь. Похуже бластера. Ищите нас у складов готовой продукции, ребята. Только осторожно.
Голубая вспышка атомного пламени «растворила» в десяти шагах от Ильи старую скалу, усеянную шарами кактуса-бродяги.
Илья похолодел: «Этого еще не хватало!»
Стреляли из универсального инструмента, который имел генератор атомного распада. Такие инструменты имели только первопроходцы и… Садовники. Другое обстоятельство было и вовсе странным: Илья сразу же понял, что оружие или в руках неумехи, или противник явно… не хотел попасть.
«Я тоже… не хочу, – подумал Илья, переводя свой излучатель на микрозаряды, – Я не хочу убивать тебя, кто бы ты ни был. Но сейчас тебе будет жарко».
Он дал три короткие очереди. Крохотные шмели плазмы зароились в кустах. Кто-то вскрикнул дурным голосом, затрещали ветки.
– Возле складов порядок, – доложил весело Егор. – Противник ретировался после первого же «показательного» залпа. Славика, кстати, еле дозвался – он на другом континенте и прилететь не сможет.
– Мой противник, кажется, тоже отступает, – пробормотал Илья, осторожно продвигаясь к транспортной площадке.
С шумом, будто большая птица, из-за скал взмыл голубой глайдер.
Илья повел раструбом излучателя. И опустил его. Разряд в воздухе – верная гибель машины. Не надо нам ваших трупов. Это будет уже не бой, а месть. Хотя если кто-нибудь из ребят здесь погиб…
– Послушайте, Карпов, – сказал он. – Нет ли потерь? Я Садовник Ефремов. Все ли живы?
– Обошлось, – после паузы ответил главный оператор. – Янека, правда, ранило. Ожог. Уже отправили в медцентр.
– Хорошо. Сейчас займемся… – Илья поискал слово и почему-то вместо «пленными» сказал: – Займемся спящими.
В куполе бывшей фабрики что-то начало взрываться – методично, тяжело, перемешивая все, что там еще оставалось, в один уродливый багряный расплав.
Четверо пленных лежали на ковровом покрытии пола и мирно спали. Один из них – светловолосый, с женственными чертами лица – даже тихонько посвистывал носом.
Илья еще раз проверил силовые коконы, которые невидимыми нитями спеленали пленных, оглянулся. В зале уже собрались все ведущие специалисты Ненаглядной. Возле сектора связи стоял Шевченко и разговаривал, по-видимому, с Землей. Академик Янин переходил от одного пленного к другому, недоверчиво вглядывался в их безмятежные лица.
– Слава, прошу тебя, – сказал Илья.
Из Северной Пальмиры Славик вернулся хмурым и разбитым, опять пожаловался на головную боль. Однако неожиданное нападение на биофабрику поставило сразу столько вопросов и задач, что Ефремов попросил товарища взять на себя хоть самое простое – установить через Информаторий личности диверсантов.
– Есть такое слово, – пояснил он, уловив во взгляде Славика непонимание и какую-то тусклую настороженность. – Было раньше. Давно. Пришлось вот вспомнить.
– Личности… диверсантов установлены, – смертельно усталым голосом начал Славик.
Илью пронзила острая боль: мы жалеем людей – ежечасно, ежесекундно, – а себя, а друзей… Вот и Славик. Ему плохо, очень плохо, ты же видишь. И в то же время не замечаешь беду близкого. Мол, других надо жалеть, чужих…
– Егор Матвеев, историк, специализация – древние века. Отдыхающий. Винченцо Валенти, оператор центра обслуживания. Шестой год работает на Ненаглядной. Камил Клейн, поэт. Отдыхающий. Жером Йенсен, врач. Отдыхающий.
Академик Янин подтолкнул Илью:
– Что значит смешанные браки и ассимиляция народов! У меня есть ассистент – Жан Хорхе Иванов-Патанджали… Представляешь?.. Что касается «так называемых диверсантов», то боюсь, что каждый из нас мог оказаться на их месте. Здесь какое-то влияние на психику людей.
Шевченко, услышав слова академика, повернулся к ним:
– Это мы сейчас и проверим. Попросите разбудить одного из них. Скажем, Клейна.
Минут через пять Клейн открыл глаза. С недоумением, а потом с тревогой он обвел взглядом собравшихся в зале, попытался подняться, однако невидимые путы не дали ему даже пошевельнуться.
– Что все это значит? – спросил он. Обращался он к Шевченко, заметив на его комбинезоне знак Совета миров.
– Извините, что мы ограничили свободу ваших действий, – сухо сказал Шевченко и сел в кресло, чтобы не возвышаться над собеседником. – Это вынужденная мера. Я думаю, что недоразумение сейчас выяснится. Для этого вам нужно ответить на несколько вопросов.
– Я готов, – так же сухо ответил Клейн. Его лицо, уже чуть обрюзглое и тронутое морщинами, не скрывало обиды. – Я готов на все, лишь бы понять, что происходит.
– Где вы находились ночью, а также вечером? – спросил Шевченко.
– Спал, разумеется… – Вопрос явно удивил поэта. – Попробовал после ужина поработать, однако ничего не вышло. Наверное, расшалились нервы. Эпидемия, карантин… Потом эта ужасная волна… У меня даже голова разболелась. Поэтому я лег рано – где-то около одиннадцати.
– Простите, Камил, но ваше сознание сейчас контролируется, – гораздо мягче и уже как бы извиняясь сказал Шевченко. – Мы не можем в данной ситуации верить на слово.
Клей на миг прикрыл глаза.
– Получается, что я преступник? – прошептал он. – Даже не просто преступник – опасный. Ведь если я не ошибаюсь, зондирование сознания допускается только в случае прямых враждебных действий против общества?
– Да, прямых и враждебных, – согласился представитель Совета миров. – Что вы можете добавить к своему рассказу?
– Ровным счетом ничего, – потерянно ответил поэт. – Я спал.
– Вам знакома эта вещь? – Шевченко показал Клейну тепловой патрон, так называемую «зажигалку».
– Впервые вижу.
Подошел Егор, который работал с блоком поливита, контролирующего сознание подозреваемого.
– Он действительно… спал, – сказал Егор, снимая с Камила Клейна силовые путы. – И, как мы знаем, вел в это время бой на фабрике биосинтеза, забрасывал ее вот этими «зажигалками».
У вскочившего на ноги Камила от крайнего изумления даже приоткрылся рот.
– Но я не помню, я ничего не помню, товарищи, – прошептал он. – Это какое-то безумие. Я никогда не держал в руках оружие… И потом – зачем, почему? – Его голос возвысился: – Чтобы я, Камил Клейн…
– Успокойтесь, дружище, – сказал Егор. – Ваше сознание не участвовало в ваших действиях. Парадоксально, но факт. Вы исполнитель чьей-то чужой воли, Камил. Как и эти спящие бедняги.
В зале замерли. Предчувствие грозной опасности было таким явным, что люди невольно глянули на дверь конференц-зала. Вдруг она вот сейчас, сию минуту откроется, и на пороге встанет или возникнет, задрожит, запульсирует, замерцает Некто или Нечто и объяснит наконец, чем же провинились люди в этом неземном раю.
«Он тоже жаловался на головную боль», – подумал Илья и поискал глазами Славика. В зале его не оказалось.
– Срочно узнай, сколько на планете находится первопроходцев, – попросил он Помощника.
Логический блок ответил тут же, не задумываясь:
– Ни одного.
«Как так?! – чуть не вскричал Илья. – Значит… Значит, на планете всего-навсего четыре универсальных инструмента. Мой, Егора, Славика и Шевченко. Инструмент Антуана согласно инструкции в тот же день отправили на Землю… Да, Фуцзы утверждала, что видела там Славика с… штуковиной… Ожог руки!.. И я, как последний идиот, отмахнулся от ее слов…»
Илья, сдерживая себя, чтоб не побежать, направился к двери.
Коридор был безлюден и светел. В глубине его за красными паутинками, обозначающими пределы реального пространства, простиралась лунная степь с двумя купами черных деревьев и далеким огоньком костра… Номер комнаты Славика, опять-таки вытканный из алой паутинки, казалось, висел в воздухе.
Илья на секунду замер, собираясь с мыслями, затем быстро шагнул в дверь и тут же понял, что при всей своей тренированности не успеет ни отпрянуть, ни прыгнуть в сторону, ни упасть.
Прямо в грудь ему смотрел зловещий раструб генератора атомного распада.
– Это я, Слава! – одними губами крикнул Ефремов.
Славик полулежал на кровати – на помертвевшем лице болью и безумием горели его воспаленные глаза.
Он попытался повернуться, сдвинуть прицел универсального инструмента, и Илья вдруг в секундном прозрении понял, что человек в Славике сейчас отчаянно борется с чужой и разрушительной волей.
– Я брат твой! – крикнул Илья уже во весь голос, стараясь пробиться к тому борющемуся, может, даже погибающему человеку. – Опомнись, брат! Ты человек! Очнись, слышишь!
Раструб дрогнул, дернулся в сторону. В тот же миг Илья прыгнул вперед, выбил оружие из рук товарища.
Славик странно задрожал, будто железная рука чужой воли отпустила его, но не совсем. Страх, что мучения и борьба, разрывающие душу, повторятся, колотил его большое и сильное тело.
– Убей меня, Илюша! – простонал он, глотая слезы. – Убей оборотня! Или свяжи… Я боюсь! Я – это не я, понимаешь?!
– Полежи спокойно, – сказал Илья, поднимая цилиндр универсального инструмента. – Не ты один мучаешься. Потерпи. Мы что-нибудь придумаем.
Он посмотрел на счетчик зарядов генератора атомного распада. Из восьмидесяти четырех их осталось всего шестнадцать.
