Текст книги "Партизанскими тропами"

Автор книги: Михаил Сперанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Вперед!

Один за другим раздались выстрелы из винтовок и автоматов. В небо с громким криком поднялись стаи галок и ворон. То там, то тут возникал пулеметно-ружейный огонь. Партизаны из-за домов уничтожали вражеские огневые точки и быстро продвигались вперед. Из домов и сараев выскакивали немцы и полицейские. Они метались, не зная, куда бежать, в кого стрелять. Их одного за другим срезали партизанские пули. Некоторые, воровато озираясь по сторонам и отстреливаясь, убегали.

– Сволочи! – слышу чей-то злой голос. – Вы у нас поспите с удобствами! – Вслед за этим брызнуло стекло, и в доме разорвалась граната. Из окна выскочил полуодетый гитлеровец. Но тут же свалился, сраженный пулей.

Стрельба перекатывалась по улицам поселка. В сумерках видны были вспышки пулеметных и автоматных очередей. Слышны угрожающие крики, все нарастающее громкое "ура!".

Иван Марков, виртуозно стреляя из автомата, наводил страх на врагов, которые разбегались во все стороны, прятались за домами и сараями. За своим командиром с криком и стрельбой бежали по улице бойцы. Елецкий и Евсеев тоже быстро продвигались вперед.

Но гитлеровцы начали понемногу приходить в себя. Некоторые открыли прицельный огонь из окон домов, с чердаков.

В центре Кличева завязывался сильный бой, мы спешили на соединение с отрядом Ливенцева. Но теперь нам пришлось пробираться от дома к дому, стрелять с оглядкой. Вдруг из-за сарая возле почты выскочил немец и прицелился в Петра Евсеева, который вел свой взвод в обход почты. Заметив его, Вася Ворбненко короткой очередью из ручного пулемета уложил гитлеровца. Обернувшись ко мне, Вася задорно улыбнулся и скрылся за домом в направлении к центру.

В это время партизаны Изоха ворвались на площадь и штурмом взяли здание райисполкома, превращенного немцами в казарму. Они захватили в плен до полусотни гитлеровцев и полицаев.

При допросе пленных Ливенцев уточнил, что часть гарнизона убежала на западную окраину, чтобы через старинное кладбище вырваться из кольца. Однако мы вскоре узнали, что беглецов окружили партизаны. Завязавшийся там бой свидетельствовал об отчаянных попытках гитлеровцев уйти от расплаты. Но мы взяли поселок в кольцо, и вырваться из него было невозможно.

Попав в безвыходное положение, гитлеровцы укрылись в здании школы. Сильный пулеметный огонь врага заставил Ливенцева отвести партизан за дома. Теперь здесь положение осложнилось. Некоторые бойцы попытались пробиться сквозь шквал огня, но тут же упали, сраженные пулями.

Стремясь скорей соединиться с отрядом Ливенцева, мы завязали бой. На окраине, где засела большая группа гитлеровцев и полицейских, выбитых из центра, враги укрепились в домах и сараях и вели прицельный огонь. Взяв группу партизан, мы с командиром перешли на Набережную улицу, чтобы разобраться в обстановке и оказать помощь в продвижении вперед Ивану Маркову и Петру Евсееву. Мы остановились за небольшим сараем и смотрели, как пошли вперед наши партизаны. Еще несколько минут, еще несколько десятков метров, и засевшие за сараем гитлеровцы будут уничтожены. Сгорая от нетерпения, мы со Свистуновым выскочили из-за сарая, который укрывал нас от прицельного огня. Нужно было пробежать десяток метров, чтобы укрыться за соседним домом. Но в это время с чердака дома, стоявшего на бугорке, раздался одиночный выстрел. Разгоряченное боевым пылом лицо моего командира вдруг побледнело, автомат выпал из его рук, и он медленно повалился на снег около меня. Не понимая, что произошло, я схватил его за плечи, чтобы помочь встать, и увидел, что пуля прострелила ему шею, из раны течет кровь. Свистунов, голос которого только что гремел на всю улицу, чуть слышно прошептал:

– Не дали, сволочи, довести бой до конца!

Партизаны подогнали подводу и отправили раненого командира к нашим санитарам. Однако вскоре Свистунов вернулся с белой повязкой на шее и продолжал командовать боем.

В ответ на ранение командира партизаны с новой яростью бросились вперед. Взводы Петра Евсеева и Ивана Маркова вместе с пулеметчиками Васей Вороненко, Леонидом Горбачевским, Колей Дмитриенко разметали остатки фашистов и взяли пленных.

Вместе с Марковым, Евсеевым, Елецким и другими партизанами я подошел к Виктору Ливенцеву и сказал, что наш отряд свое задание выполнил, но при этом был ранен командир. Ливенцев, в свою очередь, коротко обрисовал обстановку на его стороне и предложил план окончательного уничтожения гитлеровцев, засевших в школе.

Из кирпичного здания выбить врага ружейно-пулеметным огнем было непросто, и Ливенцев ждал подхода своей артиллерии. Наконец на площади появилось орудие, которое тащила четверка лошадей. Артиллеристы с ходу поставили его на прямую наводку, и первый же снаряд проломил стену, за которой укрепились враги. Немецкие пулеметы на какое-то время смолкли. Этим воспользовались партизаны и стремительно атаковали кирпичное здание. Они пробивали себе путь гранатами, расстреливали фашистов через окна и двери.

Иван Марков и еще человек десять партизан стремительно подбежали к школе и, ворвавшись в здание, вступили в рукопашную схватку с врагами. Где короткими очередями из автоматов, а где и прикладом Марков расчищал путь своим товарищам. И вскоре мы полностью овладели центром Кличева.

После короткой передышки началась очистка окраины поселка. Остатки разгромленного гарнизона укрывались только в отдельных домах. Их либо уничтожали, либо заставляли сдаваться. Кое-где вновь вспыхивали жестокие, но короткие схватки.

К шести часам вечера смолкли выстрелы. На улицах Кличева лежало более сотни убитых гитлеровцев. Около пятидесяти полицейских сдались в плен. Половина из них была насильно загнана в полицию. Таких мы отпускали домой или после более тщательной проверки брали в отряды.

Жители Кличева вышли из домов и погребов, где прятались во время боя. Они обступили партизан, просили рассказать о Москве, о положении на фронте.

На следующий день в деревне Константинове на кладбище мы с воинскими почестями хоронили павших боевых товарищей. Партизаны долго стояли у могильного холма, молчаливые и суровые. Глухо шумел окружавший кладбище старый сосновый бор...

А на следующий день, на районном партийном собрании руководителей партизанских отрядов, участвовавших в освобождении Кличева, обсуждался вопрос: что делать дальше в Кличеве? Пришли к решению – раз последний оплот оккупантов в районе уничтожен, надо восстанавливать здесь Советскую власть. Народ задыхался от "новых порядков", насаждаемых гитлеровцами.

Но долго ли она просуществует на этом островке? Хватит ли наших сил удержать ее?

– Долго ли, коротко – кто знает! Но надо всем показать, как живуча Советская власть и как она необходима народу, – настаивал Заяц, секретарь подпольного райкома партии.

И все проголосовали за восстановление Советской власти в районе еще до прихода сюда Красной Армии.

В связи с тем что большинство членов Кличевского райкома партии было эвакуировано, собрание избрало новый состав райкома. В него вошли Яков Иванович Заяц, Петр Матвеевич Викторчик, Владимир Павлович Романенко, Сергей Акимович Мазур и Иван Павлович Крисковец. Секретарем райкома партии избрали Я. И. Зайца. Председателем райисполкома был утвержден Викторчик Петр Матвеевич, начальником райотделения НКВД – Мазур Сергей Акимович.

Для поддержания в районе строгого порядка проведения в жизнь советских законов был создан специальный отряд.

Партизанские отряды разместили вдоль границ района с тем, чтобы в любой момент можно было отразить нападение гитлеровских карателей.

На машинке отпечатали обращение райкома партии к трудящимся района и постановление партийного собрания о восстановлении Советской власти в районе и раздали партизанам для распространения.

Ни минуты покоя

После освобождения района от фашистов основные партизанские отряды переселились на север от Кличева, в Усакинские леса – самые большие леса Могилевщины. Здесь была возможность разместить значительные вооруженные силы и в случае необходимости успешно маневрировать. Надо сказать, что еще до объявления Советской власти в Кличевском районе в нашу партизанскую зону пришел крупный отряд, который представлял собою, по сути, регулярную воинскую часть, действовавшую в тылу врага.

Командовал отрядом бывший командир 208-й стрелковой дивизии полковник Владимир Иванович Ничипорович. Комиссаром был Николай Прокофьевич Покровский, секретарь Руденского райкома партии. Отряд носил номер 208-й дивизии. В него входило много партийных работников из Руденского и Червенского районов, бойцов и командиров Красной Армии, не сумевших вырваться из окружения.

Именно руководители этого отряда помогли нам в первых организационных мероприятиях по восстановлению Советской власти в нашем районе.

Тогда же полковник Ничипорович предложил всем кличевским партизанским отрядам называться полками и бригадами и в дальнейшем действовать под номерами. Вот и наш отряд стал называться 128-м партизанским отрядом.

* * *

Покончив с гитлеровской властью в своем районе, мы стали думать о новых боевых операциях за пределами района. Серьезными преградами для расширения наших действий были реки – с запада Березина, с востока Ольса. Зато на север был свободный выход к шоссе Минск – Могилев и железной дороге Минск Москва. На этом направлении было немало мелких вражеских гарнизонов. Их нужно было уничтожить, чтобы очистить себе путь к магистралям.

К этому времени мы крепко подружились с партизанами отряда Ливенцева и действовали обычно совместно. Выход на большие дороги теперь, когда оба отряда окрепли, был вполне естественным.

Командование наших отрядов разработало маршрут и стало готовиться к рейду.

При подготовке к этому рейду мы поняли, что дальше нашему отряду нельзя оставаться без начальника штаба, который смог бы грамотно разрабатывать наши боевые операции, и обратились к Ливенцеву и Лепешкину с просьбой оказать нам помощь. Мы с командиром давно облюбовали делового, сугубо военного человека майора Александра Васильевича Кодача. Был он у Ливенцева командиром взвода, и мы просили его начальником штаба отряда. И здесь Ливенцев и Лепешкин поступили по-партийному. Они без слов передали нам своего лучшего комвзвода.

Всегда подтянутый, строгий, аккуратный, Кодач сразу же стал в нашем отряде образцом для подражания.

При нем партизаны стыдились ходить растрепанными или содержать в беспорядке оружие. И что значительно, сам он никому не делал замечаний по поводу внешнего вида. Говорил с партизанами спокойно, уравновешенно, однако тон его не допускал возражений.

Исходным пунктом нашего дальнейшего движения была деревня Суша. Здесь располагался первый взвод партизанского полка Ничипоровича. Деревня стояла на открытой местности в полукилометре от леса. Через нее проходила дорога на Кличев, а в нескольких километрах была железная дорога Могилев – Осиповичи. Добротные деревянные дома Суши утопали в зелени расцветающих садов. Перед дальней дорогой командование обоих отрядов решило дать партизанам хорошо отдохнуть в этой деревне.

Но отдых у нас не получился...

Только мы собрались искупаться в прохладной Сушанке, как прибежал связной и доложил, что к деревне со стороны города приближаются немцы.

– Тьфу, проклятые! – выругался Свистунов. – Не дадут даже освежиться.

– Я побуду у вас, пока не выяснится обстановка, – быстро одевшись, сказал Лепешкин и тут же послал своего порученца к Ничипоровичу.

Берег Сушанки сразу опустел. На улице началась обычная при неожиданной тревоге суета. Хозяйственники запрягали лошадей, санитары выносили раненых.

Разведка доложила: около батальона немцев поднимается на пригорок, отделяющий Сушу от Усакина. Все гитлеровцы с автоматическим оружием. На пяти подводах станковые пулеметы.

Командный состав трех отрядов на ходу обсуждал обстановку и принимал решение. Покровский со своим взводом займет окраину деревни, выходящую в направлении Усакина. Свистунов – колхозные постройки, которые находились левее расположения отряда Покровского, а Бовкун с нашим взводом и частью отряда Ливенцева пойдут в обход вражеской колонны для тылового удара. Командовавший объединенными партизанскими силами Виктор Ливенцев разместился в заброшенном сарае, на стыке взвода Покровского и нашего отряда.

Гитлеровцы, видимо, узнав от своих лазутчиков, что партизаны беспечно отдыхают, решили нагрянуть на нас внезапно. Но мы быстро привели отряды в боевую готовность, договорились, подпустив немцев поближе к селу, сразу же ударить по ним всеми силами. Однако кто-то не вытерпел, открыл огонь, как только первая группа фашистов перевалила через пригорок. Вражеская колонна дружно развернулась в боевой порядок, залегла и ответила шквальным огнем. Загорелась дальняя окраина деревни, и взвод 208-го отряда оказался отрезанным от нас. Партизан теперь спасало только то, что наш пулеметный огонь не давал врагу ни подняться, ни окопаться.

Дружно и метко ударили артиллеристы Ливенцева, удачно расположившиеся на пригорке. После первых же разрывов снарядов и мин гитлеровцы начали метаться по полю в поисках укрытия. Часть из них бросилась к высотке, поросшей мелким кустарником. Но в тот же момент в кустарнике взметнулось четыре черных столба разрывов. Немцы скатились с высотки и залегли на открытом месте.

Можно было поднимать людей в атаку. Но тут случилось неожиданное. Из леса, по которому должны были вести своих бойцов Бовкун и Свистунов, на поле боя выскочило большое стадо диких свиней. Подгоняемые стрельбой немцев, свиньи понеслись прямо на наши позиции. Наши бойцы прекратили огонь. И этим воспользовались гитлеровцы. Они сами перешли в атаку. А тут, как назло, одно из орудий Ливенцева заело. Еще минута, и нам пришлось бы уходить из села. Но из леса выскочила группа из нашего 128-го партизанского отряда, и немцы оказались в окружении.

Теперь мы снова пошли в атаку. Кольцо вокруг немцев все больше сжималось. Единственный открытый выход у гитлеровцев был на соседнее село Ольховка. Однако путь им преграждала заболоченная речка. Мы послали порученца к Покровскому, чтобы тот выслал на Ольховку засаду.

Но Покровский, заметив отступление врага, приказал группе партизан пробраться берегом речки в Ольховку и там на мосту организовать засаду. Немцы спешно уходили в болотистый лес, бросая убитых и раненых.

Мы с нетерпением ждали, что в Ольховке гитлеровцев встретит посланная Покровским засада. Но уже стемнело, а в Ольховке все было тихо.

Засада просидела на месте несколько часов и, не произведя ни одного выстрела, вернулась назад. Оказывается, оккупантов она не встретила.

Сначала это было загадкой. А потом мы узнали, что гитлеровцам удалось пройти ниже Ольховки по кустарнику, где через реку была проложена небольшая кладка, по которой проходили, сокращая путь в Сушу, местные жители. Вот эту кладку партизаны Покровского и не закрыли – не знали о ее существовании.

Впотьмах мы стали собирать трофеи. Нашли обоз и забрали на бричках несколько станковых и ручных пулеметов. В поисках оружия мы до полуночи бродили по полю боя, где валялись убитые фашисты.

А утром оказалось, что партизаны 208-го отряда, зашедшие гитлеровцам в тыл, захватили два орудия и несколько минометов.

.Когда в Бобруйске узнали о разгроме столь сильного карательного батальона, немцы поняли, что имеют дело не с "бандой", как они вначале называли партизан, а с хорошо вооруженными боевыми отрядами. Борьбу с партизанами на Могилевщине оккупационные власти решили передать армейским частям, уже испытанным на фронте.

* * *

В глухой лесной деревушке наш отряд остановился на ночь. Проверив посты, мы с командиром разошлись – он к хозяйственникам, посмотреть, чем они смогут кормить отряд, я в санчасть, где теперь были уже и раненые и больные. Стемнело, когда я подошел к большому, но заметно покосившемуся дому, возле которого стояли крытые повозки санчасти. В сенцах меня встретил дед Митрофан с винтовкой в руках.

– Митрофан Иванович, а вы чего не идете в хату? – удивленно спросил я.

– На посту стою, – ответил старик с гордостью.

– Посты мы расставили везде, где надо, а вы идите отдыхать.

– Меня позовут, когда будет можно.

– Что значит, будет можно?

Старик Метелица приблизил ко мне лицо и доверительно прошептал:

– Я так понимаю, там важное заседание, вот меня и попросили часок постоять, не пущать никого, чтоб, значит, не мешали. Ну да вам можно, отступил он от двери.

– Какое может быть заседание у больных! Может, перевязка? – старался уточнить я.

– Перевязки там, – кивнул дед направо, – а в этой половине... мне так и сказано: со-ве-щание! И никого, значит, не пущать, окромя что начальства.

Я в недоумении открыл дверь в левую половину дома. Переступив порог, невольно остановился и сразу понял, чему тут могли помешать посторонние. В большой душной комнате было по-ночному темно. Лишь в переднем углу под большим столом тускло горел сальничек. Желтым коптящим огоньком он освещал лица трех партизан, полулежавших на соломе, застилавшей пол толстым слоем. Это была обычная партизанская постель. Но тут не спали. Тут действительно шло какое-то заседание, а точнее сказать, залегание. В самом углу, под широкой скамьей, подложив под ухо радиоприемник, лежал Астафьев и возбужденно, размеренно бормотал:

– Наши войска на этом направлении разбили немецкую дивизию.

А лежавшие рядом Владимир Хухряков и Борис Шумилин записывали то, что слышали.

"Ясно, наш "Кренкель" принимает радиопередачу, а эти записывают", понял я и затаив дыхание, тихо, чтоб не мешать, сел у порога на лавку. Где-то во тьме, наверное, на кровати посапывал мужчина, видимо, сам хозяин дома. Рядом приткнулась хозяйка. Что-то шуршало и за занавеской на печке. Все в этом доме притаилось, притихло, будто ждало, когда кончится бормотание под скамьей. Ждал и я, догадавшись, что эти трос поймали что-то очень важное, раз в это дело включился и Борис, который не в силах и шевельнуть долго не заживающей ногой. Я старался что-то услышать и сам. Но Лев диктовал очень тихо, а радиоприемник лишь чуть слышно потрескивал. Батареи давно сели, и он работал, только когда Лев вот так, лежа на нем, "подключал свое сердце", как шутили партизаны.

Вдруг щелкнул выключатель приемника, треск оборвался, коптилочка из-под стола переметнулась на стол, и раздался радостный голос Астафьева:

– Товарищ комиссар, как хорошо, что вы тут. А то я все равно сразу побежал бы разыскивать. Какая сегодня сводка! Вот, читайте! – И, забрав у Шумилина и Хухрякова бумажки, он подал мне. – Только их надо бы сперва сверить.

– Один не успевал записывать, так мы на пару, – бодро заговорил из-под стола Борис.

– Нога-то твоя как? Тебе надо ее держать в покое, а ты вот... – ворчу на него.

– Товарищ комиссар, опять наши устроили немцам баню. Несколько дивизий фашистских под корень!

– Дядя Боря, а дивизия – это целая тыща? – послышался бойкий детский голосок с печки.

– Это кто спрашивает, ты, Кастусь? – спросил Борис. – Дивизия – это десять тысяч, Костик!

– А несколько – это пять? – оттуда же спросил писклявый девчоночий голос.

– Несколько, в данном случае не меньше семи.

– Значит, семьдесят врагов наши убили, – послышался с печки третий голос.

– Эх ты-ы! Семьдесят тысяч, а не семьдесят! – поправила более солидным голосом, видно, девочка лет двенадцати.

"Да сколько их там, на печи?" – удивился я.

– Ура! Семьдесят тысяч фашистов наши победили! – раздалось все на той же печке.

– Марфа Егоровна, можете зажигать лучину и вообще дышать полной грудью, – разрешил Лев.

– Я согласен месяц не дышать, чтобы слышать, как их колошматят наши, раздался хриплый бас с кровати, и ко мне подсел взлохмаченный мужчина с огромными усами на круглом улыбчивом лице. – Товарищи только вселились, мы им хотели бульбы сварить. Да они попросили часок посидеть тихо, а сами расположились возле радио. А нам тако ж интересно. Вот мы и не дышали.

– Кастусь, можете выбираться из засады, – сказал Лев.

– Ура! – раздалось на печке, и оттуда один за другим стали выбираться ребятишки.

Я насчитал их семеро. И мелькнула мысль: "За каждого из этих малышек наши уничтожили по дивизии палачей... Неплохо!"

Быстро прочитав сводку, я попросил Хухрякова переписать ее для меня.

– А чтобы рана скорей зажила, разрешите нам еще одно дело, товарищ комиссар, – обратился ко мне Шумилин. – При деле я скорее выздоровею.

– Что ж это за дело? – заинтересовался я.

– Будем выпускать боевой листок, – заявил Борис, – только помогите с бумагой.

_ Боевой листок? – заинтересованно повторил я.

_ Да, пока я начну ходить, мы и журнал будем издавать, – все больше воодушевлялся Шумилин.

– Это серьезный вопрос, и надо его обмозговать со всех сторон, – сказал я, – но думаю, что командование это дело поддержит.

– Машинку бы пишущую нам! – мечтательно протянул Борис. – Ну да пока что будем и от руки писать. Володя пишет как печатает.

Признаться, я обрадовался, что у меня в отряде есть такой человек, и с этого дня всем, кто уходил на задание, напоминал о бумаге, а от хозяйственников в приказном порядке требовал добывать бумагу для нашей зарождающейся редакции...

* * *

Партизанские отряды на Могилевщине росли, накапливали опыт совместной борьбы с захватчиками. Партизаны все чаще стали проводить бои, опережавшие замыслы противника. За счет разгрома вражеских гарнизонов партизанская зона все расширялась. Назрела необходимость создания оперативного центра по координации действий партизан нескольких районов. По решению Центрального штаба партизанского движения и Могилевского подпольного обкома партии при 208-м партизанском отряде был организован Кличевский оперативный центр. Возглавили его сначала полковник В. И. Ничипорович, потом П. В. Яхонтов, комиссаром был бригадный комиссар А. С. Яковлев, начальником штаба полковник В. М. Айрапетов. В оперативном подчинении этого центра находилось 17 партизанских отрядов, в том числе и наш 128-й.

На одном из совещаний, проведенном в этом центре, приняли участие представители подпольных райкомов партии и командования партизан Кличевского, Березинского и Кировского районов Могилевской области и было решено совместными усилиями уничтожить вражеские гарнизоны, располагавшиеся северо-восточнее Усакинских лесов. Эти сильно укрепленные гарнизоны терроризировали население, нарушали связь с партизанами.

План операции был разработан с учетом всех слабых и сильных сторон противника. Он предусматривал нападение объединенных партизанских сил сразу на восемь вражеских гарнизонов.

Наш отряд должен был разгромить главный опорный пункт гитлеровцев в селе Журавичи, где засело более сотни хорошо вооруженных немцев и полицейских. Их огневые точки были окружены окопами и колючей проволокой. Все это наша разведка изучила заранее.

Теплым весенним вечером отряд в полном боевом порядке двинулся по лесу. Под прикрытием темной ночи мы подошли незамеченными к Журавичам. Бой был намечен на четыре часа утра, когда враг еще спал. А мы прибыли в два часа.

Пока основные силы отряда готовились к атаке, группа разведчиков во главе с Градуновым отправилась в село, чтобы в нужный момент бесшумно снять часовых на главной заставе и быстро продвигаться к центру села, куда подоспеет рота Евсеева. Вторая рота под командой Николая Чернова получила задание наступать на северо-западную часть села. Третья рота должна была занять центральное здание гарнизона. А взводу Николая Гребенюка надо было выбраться на дорогу из Журавичей на Белый лог и перекрыть отступление гитлеровцев из гарнизона.

После кличевских событий фашисты всех крестьян считали партизанами, поэтому выгоняли их из домов, в которых поселялись сами. С помощью своих людей из Журавичей мы заранее составили план села и знали, в каком доме находятся фашисты и где их опорные огневые точки.

Еще в лагере подумали мы и над тем, что сделать, чтобы в ночной темноте партизаны не перестреляли друг друга – ведь наступление пойдет со всех сторон. Майор Елецкий внес предложение нашить белые ленты на головные уборы партизан – так издали будет видно своих. Каждый отодрал себе лоскут от нижней рубашки и нашил на головной убор. Это было непривычно. Ведь мы носили алую ленту. Но это спасало от неразберихи.

И вот в предрассветной тьме по отряду прошла тихая команда:

– Приготовиться!

За несколько минут все подразделения отряда быстрым броском обложили спящее село.

И тогда громко, внушительно крикнул командир:

– Вперед, партизаны!

Все ринулись в наступление, отделение за отделением. Елецкий бежал с группой разведчиков к заставе, куда был отослан Градунов с несколькими смельчаками. Я увидел, как Градунов выскочил из-за сарая и ударом штыка свалил немецкого часового. Это открыло нам путь. Елецкий со своим взводом, а за ним и третья рота ворвались в центр. В нижнем белье, как белые гуси, выскакивали фашисты из окон и, отстреливаясь, бежали по селу. Но везде рвались гранаты, строчили пулеметы и автоматы, гремело партизанское "ура!". Гитлеровцы стали прятаться за сараями, открывали стрельбу. Кто-то из партизан зажег крайний сарай, крытый соломой. Яркое пламя осветило Журавичи. Немцы, не зная, что творится в соседних селах, ракетами запросили помощь. Но им никто не ответил, потому что в это же время начался штурм всех других окрестных гарнизонов. Видя свою беспомощность, фашисты стали убегать из села по единственной известной им дороге на Белый лог. Но там их встретил такой дружный пулеметный огонь, что ни один выскочивший на дорогу фашист не спасся.

Оставшиеся в селе гитлеровцы мало-помалу пришли в себя, поняли, что бежать некуда, засели в блиндажах и окопах и начали отчаянно сопротивляться. Особенно яростной была схватка в центре, где в каменном поповском доме засели фашисты с огнеметом и тремя пулеметами. Все попытки партизан взять это здание штурмом терпели неудачу. У немцев все здесь было пристреляно, и подползти к дому с гранатой было невозможно.

И вдруг я увидел, как из вражеского окопа, откуда только что бил немецкий пулемет, выскочил Ваня Кукушкин с гранатой в руке. Кошкой метнулся он к куче битого кирпича и залег. Из дома его заметили, и по кирпичу застрочил пулемет. Ваня прильнул к земле.

– Кукушкин, не поднимайся! – крикнул я ему. Мне важно было удержать его, заставить лежать до конца боя. Но я не был уверен, что это мне удастся. Ведь еще там, в лагере, я запретил ему идти с отрядом на эту опасную операцию. Однако он не послушался, пробрался вот на самый передний край. А ведь ему всего только семнадцать лет. Да и ростом он отстал от своих сверстников. Уж куда ему в такой бой! Боясь, что Ваня все же поднимет голову и сразу же погибнет, приказываю партизану, залегшему с ручным пулеметом за углом сарая, перенести огонь на то окно, из которого только что по Ване бил вражеский пулеметчик. Партизан оказался сноровистым, он быстро уловил момент, дал очередь, другую, и немецкий пулемет умолк. Не успел я перенести взгляд с вражеского пулемета на Ваню, как тот поднял голову и переметнулся к дому. В тот же миг взмыла вверх его граната и, упав в окно, взорвалась. В доме умолк еще один пулемет. Но я увидел, что Ваня, метнув гранату, упал на землю не как положено, а как-то неловко сопротивляясь падению. Он ухватился правой рукой за левое плечо и, обмякнув, свалился на спину. Из-за сарая опять ударил наш пулемет, и к раненому Ване подбежали двое наших автоматчиков. Один начал бросать в окна гранату за гранатой. А другой, прикрываясь клубами дыма, потащил раненого юношу в блиндаж. Но Ваня Кукушкин уже не дышал.

Завидную отвагу и удаль проявил в том бою командир взвода Василий Быков. В западной части гарнизона десятка два гитлеровцев залегли за сараем и стреляли из трех пулеметов во все стороны. Бойцы Быкова, укрываясь за соседними домами, стали бить по вражескому гнезду перекрестным огнем. Немцы бросились по низинке наутек. Видя, что враги уходят из-под прицельного огня, Быков поднялся во весь рост и, несмотря на то, что со всех сторон жужжали свои и чужие пули, пустился вслед за отступавшими. Бой подходил к концу, когда с чердака одного из домов раздался выстрел из винтовки, к Василий Быков упал, сраженный насмерть.

Героически сражался политрук второй роты Петр Липоткин. Преследуя фашистов по улице, Липоткин заметил, что партизанам, выбивавшим гранатами из окопов полицаев и немцев, грозит опасность – с тыла к ним ползли два фашиста. Нужно было подать ребятам сигнал, оказать им помощь. Липоткин выбежал из-за дома и под обстрелом врага побежал по огороду. Когда один из подползавших к нашим ребятам фашистов поднял руку, чтобы метнуть гранату, Липоткин остановился и метким выстрелом уложил фашиста. Но и сам политрук упал – пулеметной очередью ему перебило правую руку. Истекая кровью, он застонал. Его услышала Нюра Соколова, которая наряду с другими партизанами стреляла из автомата по врагу. Она подползла к раненому и начали делать перевязку. И тут пулеметная очередь ливнем обрушилась на них откуда-то с крыши. Надо было скорее спасать раненого от явной гибели. И Нюра потащила его к траншее, из которой уже выбили немцев. Оставалось несколько метров до спасительного укрытия, но тело политрука безжизненно обмякло. Напрягая последние силы, Нюра затащила убитого за угол сарая и, вскочив во весь рост, присоединилась к партизанам, бежавшим на штурм последнего вражеского укрепления. Впереди этой группы бежал Градунов. Лицо его пылало гневом и отвагой. С криками: "Ура! За Родину!" – они ворвались во двор каменного дома и забросали гранатами все входы и выходы. Видя, что окружены, гитлеровцы стали черным ходом убегать в сад, но и там их настигали партизанские пули...

Бой закончился только вечером. Гитлеровского гарнизона в Журавичах не стало.

Наш отряд в том бою потерял шестерых. Пали отважные, беззаветно преданные Родине товарищи.

Тихо догорала золотистая заря над майским изумрудно-зеленым лесом. В строгом безмолвии стояли высокие сосны вокруг небольшой поляны. Посреди поляны группа партизан с обнаженными головами отдавала последние почести героям. Все смотрели на братскую могилу. На глазах слезы. На почерневших от зимней стужи и обжигающих весенних ветров усталых партизанских лицах печаль.

Сурова и грозна партизанская печаль. Но не кручина будет глодать сердца партизан, а еще более лютая ненависть к врагу, которая порождает и смелость, и находчивость, и отвагу.

Ночевали мы в селе Дулеба в небольшом пустом доме. Рано утром меня разбудил мой порученец и сообщил, что пришла Нюра Соколова по какому-то срочному вопросу. Я наскоро оделся и, не зажигая коптилки, при которой сидели вечером над картой, спросил Нюру, с чем она пришла, не умер ли кто из раненых. Нюра успокоила меня, что в санчасти все живы, но попросила зажечь светильничек.