Текст книги "Счастливый Мурашкин"

Автор книги: Михаил Кононов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– И если на Луну полетят летом, я тоже полечу,– добавил он. – Если буду не очень занят.

И Мурашкину захотелось на Луну. Хотя бы на денёк. Подняла руку и встала со своим листком Романенкова.

– Называется – «Летом – хорошо!» – объявила она. И стала читать с выражением:

– «Лету рады все люди и звери. Летом солнышко светит всегда. Пусть всегда будет солнце! Летом я пойду на луг и сплету венок из васильков и ромашек. Пойду в лес, наберу шишек и наделаю из них разных поделок. Я буду часто ходить в лес с моим новым другом и собирать ягоды и грибы...»

«Это она про меня!» – догадался Мурашкин.

– «Мы будем с ним кувыркаться на поляне,– продолжала Ленка.– А вечером или в дождик будем дома играть в школу. И я буду учительницей. А когда дождя не будет, мы с другом разведём костёр. Здравствуй, лето красное!»

И Ленка села, а все захлопали в ладоши.

Потом Людмила Васильевна повесила на доску большой плакат: «Грибы съедобные и несъедобные». Там были боровики, лисички, сыроежки, маслята, и Мурашкин смело спросил у Ленки:

– У вас грибов много летом?

– Много! Я в прошлом году вот такой боровик нашла. С тебя ростом.– И она засмеялась, а Мурашкин обиделся.

Людмила Васильевна спросила:

– Ребята, кто знает, почему нельзя уничтожать вот такие красивые грибы с красными шляпками? – и показала на плакате.

– Я читал, ими лоси питаются,– ответил Одиноков.– Мухоморы пропадут – и лосей не станет!

– А мух разведётся – просто кошмар! – добавила Кулешова испуганно.

– Всё-то вы знаете,– улыбнулась Людмила Васильевна.– А вот я сейчас всех сразу проверю. Если гриб съедобный, хлопайте в ладоши три раза, Если ядовитый – сидите смирно.

И она показала красивый боровик с крепкой ножкой и маленьким детёнышем рядом. Мурашкин похлопал в ладоши вместе со всеми и спросил Ленку:

– А до вас летом как добираться? До леса-то этого? С какого вокзала ехать?

– Да мы туда на машине ездим,– отмахнулась Ленка.– Самолёты туда не летают. Это на юг – на самолёте. А к бабушке только на машине «Жигули». Ты смотри на плакат, а то ошибку сейчас сделаешь. А мне за тебя отвечать...

Людмила Васильевна показала симпатичную сыроежку, и все похлопали. А потом – большой мухомор с белыми бородавками.

В тишине Вихров громко хлопнул три раза и засмеялся.

– Разве мухоморы съедобные? – удивилась Людмила Васильевна.

– Съедобные! – подтвердил Вихров радостно.– Их же лоси едят!

И пока все смеялись над Вихровым, Мурашкин снова заговорил с Ленкой:

– Так как же мне приехать туда?

– Куда?

– К тебе. Ты же говорила, ты с новым другом в лес пойдёшь. И костёр разводить. И в школу играть...

Ленка засмеялась.

– Ничего ты не понял, глупенький! Это же я всё придумала! Никакого нового друга у меня нет. Понял? Просто хочется, чтобы был. Вот я и написала сочинение. И с тобой посидеть решила. Посидим пока вместе, ладно?

Мурашкин пожал плечами и отвернулся. Посидеть-то можно. Тем более, если просят. Но всё-таки немножко почему-то обидно...

Тут впереди Эдик шлёпнул свою новую соседку Кулешову учебником.

– Он девочку обижает! – крикнула Ленка и хлопнула Эдика по спине пеналом.

Нет, Мурашкину не хотелось ссориться с Ленкой. Но дружба мужская дороже. Пришлось дёрнуть Ленку за косичку.

– Как не стыдно! – сказала Людмила Васильевна.– Я попросила самых хороших девочек с вами сесть, взять над вами шефство. А вы, Мурашкин и Одиноков, не оправдали доверия, всю звёздочку подвели! Стыд и срам! Мурашкин, в чем дело?

Мурашкину от обиды захотелось вдруг рассказать всё как было. И про лес, и про костёр. И про этого её друга, которого у неё нет... Только девчонка может такую глупость придумать!..

Он посмотрел в окно. Почки на тополе были ещё совсем маленькие. Даже не верилось, что весна скоро. А до лета ещё далеко, совсем далеко...

Мурашкин стоял молча.

А когда прозвенел звонок и он сел, Ленка Романенкова сказала:

– Вот видишь, я же тебе говорила! Вместе сидеть – ничего страшного. Я же знала, что ты настоящий друг...

СЧАСТЛИВЫЙ МУРАШКИН

Лицо у него было непонятное. Сердитое и совсем голое – ни бровей, ни ресниц. Вертит каждым глазом по отдельности и пыхтит. Хоть бы улыбнулся разок...

– Ну, что, сынок, нравится тебе брат?

Мурашкин хотел честно сказать «нет». Но когда поднял глаза и снова увидел счастливое мамино лицо, в котором было что-то новое, то не смог не улыбнуться в ответ.

Мама была в новом тёплом платке, белом, с серебряными блёстками. Этот платок очень шёл к новому лицу мамы. Мурашкину стало даже не по себе – такая красивая сегодня мама. Уезжала она в больницу бледная, с головной болью, и Мурашкин маму жалел.

В школе он сообщил, что скоро у него будет брат.

– А откуда ты знаешь? – спросила Романенкова,– Конечно, брата каждый хочет...

– Мама вчера в больницу уехала.

– Тогда точно будет,– сказал Эдик Одиноков.– У нас когда Колька родился, мать с ним целую неделю в больнице пролежала. Пока не привык.

– Счастливый ты,– вздохнула Романенкова.– А я прошу, прошу брата... Я бы его любила...

– Сначала орать будет много,– сказал Одиноков.– А потом – ничего, успокоится. Немного подрастёт – его фруктами всякими кормить будут, бананами...

Мурашкин очень любил бананы. Он затаил надежду.

И вот у него есть брат.

Мурашкин осторожно тронул кружевной край атласного одеяла и снова посмотрел на красивую маму, не зная, что делать дальше.

– Что же ты не даришь маме цветы? – подтолкнул его отец.

И Мурашкин протянул маме душистые гиацинты, приготовленные отцом вчера. Мама поцеловала его и сказала, как взрослому:

– Спасибо, дорогой!

Отец осторожно забрал у неё малыша, и они пошли к дожидавшейся на улице машине.

– Копия ты,– говорила мама отцу.– Мне его как принесли, я даже расстроилась: ничего моего.

– Глаза твои и нос,– успокоил отец.– И нижняя губа. Витька.

– Антон,– возразила мама.

– Ладно, там посмотрим,– сказал отец.

Увидев их, шофёр вышел из такси и распахнул дверцу.

– С пополнением вас! Парень?

– Сын,– сказал отец.

– Брат,– сказал Мурашкин.

И мама обернулась к нему:

– Сынок, Вовочка, совсем я про тебя забыла! Как он без меня, Серёжа?

– Нормально,– сказал отец.– Он теперь мужчина. Старший брат.

Ехали долго и почему-то молчали. Мурашкина поездили на переднее сиденье. Оборачиваясь, он видел, что и мама, и отец смотрят всё время на зажмуренное лицо брата и улыбаются. Ну на что там смотреть? Что он понимает? Да разве он настоящий сын? Почему у него лицо-то сердитое? Подумаешь! У самого даже имени-то нет!

Мурашкин смотрел вперед. По сторонам медленно текли узкие улицы, и частые светофоры задерживали такси. Скорей бы домой...

– Хорошо, что он весной родился,– сказала мама.– Тепло будет скоро.

– Да,– согласился отец.– Чуть подрастёт, а там и осень, фрукты...

– Бананы и зимой продают,– сказал Мурашкин, вспомнив обещание Одинокова. Но никто не обратил на него внимания.

Вдруг он нащупал в кармане лоскуток бумаги. И вынул счастливый билет, оторванный вчера в трамвае. Слева три тройки, а справа ноль, четвёрка и пятёрка. Значит, в общем – две девятки. И он обернулся к родителям:

– Мама! Смотри, что у меня есть!

– Что это?

– Счастливый билет! Две девятки. Вот, сосчитай сама!

– Глупенький! Разве в этом счастье? Да ты ещё совсем малыш у меня! – Мама потянулась к старшему сыну и поцеловала его в лоб.

– Тоже мне – старший брат! – проворчал отец.– Человек родился – вот это счастье!

– Мал он ещё,– дружелюбно сказал шофёр.– А вот другой так и век проживёт, а в чём счастье – не разберётся...

Как только брат появился в комнате, всё привычное сместилось. Вместе с озабоченными родителями суетился круглый стол. Он то отъезжал к окну, когда отец гладил пелёнки, то жался к буфету, когда семья присаживалась закусить, и наконец спрятался в угол, давая место детской кроватке, похожей на клетку с деревянной решёткой. Стулья, нагруженные бельём и новой посудой, скакали по комнате. Вздрагивал пугливо на тонких своих ножках забытый телевизор, потому что старый шкаф, стоявший всю жизнь слева от двери, поплыл вдруг, оставляя на паркете широкие белые полосы, к противоположной стене. Весь мир перестраивался по-новому.

Когда пообедали, мама заметила:

– Что-то ты, сынок, братом совсем не интересуешься. Хоть бы подошёл к нему, улыбнулся. Он ведь всё понимает.

– Я интересуюсь,– вздохнул Мурашкин.– А как его зовут?

– Виктор,– сказала мама.

– Антошка,– сказал отец.

– Виктор,– твёрдо сказала мама.

– Антоша,– ещё твёрже сказал отец.

Мурашкин пожал плечами.

– Пусть Вовка пойдёт погуляет,– предложил отец.

– Иди, иди, сынок,– поддержала мама.– Действительно. Подыши...

И Мурашкин пошёл на улицу.

В подъезде он встретил тётю Дусю из сорок третьей квартиры.

– Что, получили братишку-то? – Она обняла Мурашкина и шумно вздохнула.– Эх, друг ситный, вот так и жизнь пройдёт – не заметишь...

– А вы откуда знаете? – удивился Мурашкин, осторожно отстраняясь, как положено старшему брату.

– Как же мне не знать? Вместе живём, одной душой. И тебя маленького помню. Баловной ты был. Чуть что – к мамке на ручки. Ох и любила она тебя маленького! А теперь, значит, вырос, получается. Теперь любовь вся младшенькому пойдёт. Ладно, не горюй! Как брата назвал?

– Антоном. Или Витькой. Я ещё не выбрал.– Мурашкин покраснел и засунул руки в карманы.– А мне вчера счастливый билет достался! – И он показал тёте Дусе измятый надорванный лоскуток.

– Нет, друг ситный, теперь твоё счастье кончилось. Теперь ты – старший брат. С тебя и спрос, как со старшего. Он нашкодит чего, а виноват ты. А лучшее всё ему. Всякие там апельсины-бананы. Так-то. А ты любишь его, братика?

Мурашкин пожал плечами. Посмотрел снова на порванный счастливый билет, вздохнул и выбросил его в урну.

Вечером, раздеваясь перед сном и следя за родителями, продолжавшими суетиться вокруг кроватки брата, Мурашкин громко сопел и стучал стулом. Но ничего этим не добился, Только один раз мама, не оглядываясь, сказала строго:

– Тише, сынок. Малышу нужна тишина.

А поцеловать и дать яблоко забыла. Пришлось взять самому.

Мурашкин понял, что его счастливая жизнь кончилась. Он вспомнил о бананах, на которые надеялся ещё утром, и вздохнул. Суровый опыт сегодняшнего дня говорил: ни бананов, ни яблок, ни поцелуев. Всё. Старший брат.

Жалея себя до слёз, Мурашкин незаметно заснул.

Проснулся он как будто через минуту. Тревожно горела настольная лампа со съехавшим абажуром. Брат плакал.

Впервые услышал Мурашкин голос брата. Голос был обиженный и чего-то требовал.

– Сколько времени? – спросил Мурашкин.– Ещё рано же!

– Спи, спи, сынок,– сказала мама, продолжая укачивать малыша. – Три часа ночи, самый сон...

Она сидела на краю дивана и качалась, прижав малыша к груди и напевая что-то грустное. Отец в кресле читал газету. И хотя он не был одет, видно было, что сидит он так давно.

Мурашкин повернулся на другой бок.

Брат закричал громче.

– Может, у него живот болит? – уныло спросил отец.

– Нет, животик мягкий, как у бельчонка,– голос у мамы был спокойный.– Сейчас он уснёт. Ты ложись.

Отец вздохнул и пошелестел газетой.

Мурашкин вспомнил, как Одиноков предсказывал этот крик. Но Эдик говорил, что потом брат привыкнет и замолчит. Когда ещё он привыкнет?..

Спрятаться от крика было невозможно. Мурашкин повернулся и стал смотреть на завёрнутого в пелёнку брата, чтобы тот замолчал скорее. Мурашкин смотрел внимательно и вслушивался. И ему стало казаться, что брату неудобно лежать. Или, может быть, ему что-то мешает? А если туда, вовнутрь его обёртки, забрался какой-нибудь муравей?..

– А он сухой? – спросил отец.

– Конечно, сухой! – обиделась мама.

– Чего же он кричит? – Отец пожал плечами и сложил газету.– Ну-ка, дай его мне! Ты отдохни, а я поработаю.– И он решительно забрал малыша.

Отец стал ходить по комнате большими шагами, держа кричащего человечка перед собой, кланяясь и громко успокаивая:

– Шш-шш-шш! Шш-шш-шш!..

– Ты не укачиваешь, а просто трясёшь,– сказала мама.– Иди, ложись. Я сама.

– Раз я взялся за дело, значит, всё! – ответил отец резко.– Это и мой сын тоже!

– Много от тебя толку! – усмехнулась мама.– Смотри, как он разрывается, бедный! Он же чувствует, что это не мама...

– Шш-шш-шш! А я тогда на что? Шш-шш-шш!

Мурашкину хотелось, чтобы скорее настало утро. Но он чувствовал, что возмущаться бесполезно. Он терпел молча, честно зажмурив глаза.

– Шш-шш-шш! Шш-шш-шш! Ну что же ты плачешь? Что?

«Да он же не может ответить!» – Мурашкин разозлился на глупых родителей.

– Шш-шш-шш! Шш-шш-шш!

Мурашкин не выдержал и сел, опустив босые ноги и зажав ладонями уши.

– Ещё один помощник! – сказала мама.– Бедные вы мои!

Мурашкин встал, подошёл к окну.

В доме напротив ни одно окно не светилось. Все спят. Весь город. Весь мир.

Отец ходил по комнате большими шагами, тряс малыша и шипел. Мама сидела на диване и качалась в такт отцовскому шипению. Глаза её закрывались.

Брат плакал. Ему было неудобно и плохо. Сначала ему было плохо с мамой, теперь плохо с отцом.

Мурашкин шагнул к отцу и протянул руки.

– Дай мне брата! – сказал он.

– Тоже мне! – проворчал отец.

– Он уронит! – забеспокоилась мама.– Иди, сынок, ляг. Тебе в школу с утра...

– Дай мне! Я не уроню,– наступал Мурашкин.– Ему же плохо с тобой!..

Отец посмотрел удивлённо, оглянулся на улыбающуюся маму и, передавая малыша старшему сыну, показал, как нужно держать его под головку. Мурашкин осторожно принял новорождённого и подошёл с ним к окну.

– Смотри! Видишь – все спят,– он показал сморщенному, кричащему малышу тихий ночной мир.

То ли оттого, что руки у Мурашкина были меньше, то ли беспокойная качка и шипенье кончились, то ли он просто устал,– малыш замолчал.

– Вот и спи,– сказал Мурашкин, глядя на разгладившееся, спокойное лицо брата.– Спи. Привыкай...

– Ты смотри! – сказал отец.– Вот это фокус! Забирая у старшего сына уснувшего малыша, мама наклонилась к Мурашкину, поцеловала его крепко-крепко и сказала:

– Совсем ты у меня взрослый, оказывается...

Утром в школе Мурашкин сказал;

– У меня теперь брат. Вчера привезли.

– Много кричит? – сочувственно спросил Одиноков.– Теперь достанется тебе!.. Да не боись, привыкнешь...

– Счастливый ты, Мурашкин,– вздохнула Романенкова.– Конечно, он плачет, он же маленький... Пусть плачет. Зато – брат...

ХОРОШО

– Вот и всё,– сказала Людмила Васильевна.– Вот и кончился наш первый учебный год. Теперь мы с вами увидимся только первого сентября – через три месяца. Почитайте-ка, что у вас написано в тех листочках, где я отметки выставила...

Мурашкин развернул листок, который Людмила Васильевна на прошлом уроке дала. И под ровным столбиком четвёрок с удовольствием прочитал: «Переведён во второй класс». Сложил листок и поскорей спрятал его в ранец.

А Эдик всё смотрел на свой листок с пятёрками – как будто чего-то не понимал. Мурашкину даже стало его жалко – отличника. И он тронул Эдика за плечо, но тот не заметил.

Ленка Романенкова всхлипнула и сказала:

– Прямо в голове не укладывается! Три месяца в школу не пойду! Мы завтра на юг уезжаем... Все втроём. На машине! Через всю страну поедем. Честное слово! А потом я увижу море...

Ленка поправила розовый бант и засмеялась – как от щекотки.

– А сейчас мы с вами все вместе пойдём в парк на экскурсию! – объявила Людмила Васильевна.– В наш любимый парк, где мы жёлуди собирали, на лыжах катались и рисовали весну.

– Ура! – заорал Вихров.– Там мороженое продают! И газировку!

И Людмила Васильевна повела первый класс вниз по школьной лестнице.

На площадке второго этажа Мурашкин наскочил с разбегу на Одинокова. Потому что Эдик снова залюбовался своими пятёрками, а класс остановился. Мурашкин выглянул из-за спины Эдика. Людмила Васильевна разговаривала с каким-то высоким человеком. Мужчина был в синих джинсах и с рыжей бородой – очень симпатичный. Он улыбался и был весь красный. Уши у него прямо горели. Как будто он первоклассник, а учительница его воспитывает.

– Ой! – крикнул вдруг Вихров. – Ой-ой-ой! Папа мой вернулся! Ура!..

Он бросился к мужчине и повис у него на шее.

А Людмила Васильевна сказала:

– Вот, ребята, к Коле Вихрову вернулся папа. Он долго был в командировке, а теперь приехал обратно. Давайте отпустим Вихрова с папой!

И все закричали:

– Давайте, давайте! До свидания, Вихров! Во втором классе увидимся!..

А Вихров висел у папы на шее и не оглядывался. Так его и унёс высокий мужчина с рыжей бородой.

– Я вырасту – у меня тоже борода будет! – сказал Одиноков уверенно и спрятал наконец свой отличный листок в портфель.

– И я вырасту! – Мурашкин приподнялся на цыпочки. Первый «А» вышел из школы.

Когда первоклассники переходили дорогу, автомобили, автобусы и мотоциклы ждали, стояли смирно. А у каждого автомата с газированной водой прохожие уступали место ребятам.

Мурашкин выпил два стакана газировки. А Эдик – три. Он подумал и сказал:

– Неплохо мы поработали в этом году. Недавно было первое сентября, помнишь? А теперь мы даже от ста можем отнять – хоть девяносто девять! А во втором классе будем уже деление проходить. То, что пролетит, того не воротишь!.. Зато я теперь на машинке считать научился...

– Она же испорченная была? – удивился Мурашкин.

– Нормальная машинка. А крестик на боку – значит «умножение». Я уже умножал. Умножать интересно: там получается много!..

Эдик выпил ещё стакан газировки, и они с Мурашкиным догнали класс уже у входа в парк.

В парке пахло черёмухой. На широком газоне цвели одуванчики. Белые кисти черёмухи качались высоко в небе. А цветы одуванчики росли так близко, что Мурашкин видел даже пыльцу на тычинках.

– Ой, смотрите, золотой луг! – сказала Романенкова.– Про него писатель Пришвин писал! А мы читали.

– Бабочка! Капустница! – Кулешова побежала за бабочкой. Но бабочка улетела на самую середину луга.

– Странно,– сказал Генералов задумчиво – Вчера с родителями сюда приходил – ни одной бабочки не видел. А сегодня летают. Даже крапивницу видел...

– Ничего странного,– объяснила Романенкова.– Вчера ты был здесь просто так, а сегодня у нас специальная экскурсия. И с нами Людмила Васильевна. Правда же, Людмила Васильевна?

– Просто сегодня такой день,– улыбнулась учительница.

И Мурашкин подумал, что день очень хороший. Потому что на лугу стоят одуванчики. А рядом – друзья-первоклассники и учительница. С ней хорошо, потому что ей самой хорошо.

Мурашкин закинул голову и увидел в голубом небе крошечный белый самолётик с длинным хвостом. Полоска расплывалась и таяла.

Он посмотрел вниз и заметил шмеля. Шмель обнимал стебель одуванчика и взбирался к желтому венчику. А с открытой эстрады пело весёлое радио. Оно замолчало, немножко поговорило – и снова музыка заиграла. Вокруг летали бабочки-капустницы, и бабочки-крапивницы, мухи, пчёлы и множество бодрых воробьев.

И Мурашкин сказал:

– А давайте играть все вместе!

– Во что? – обрадовался Эдик.– В полёт на Луну! Нет, давай в роботов железных! В автоматических! Нет, лучше всё-таки в космонавтов...

– Внимание, первый класс! – крикнула Ленка Романенкова – совсем как учительница.– Весёлые старты!

Ленка разделила класс на три команды и объявила:

– Начинаем соревнования! Задание – добежать до эстрады, вернуться и передать эстафету товарищу. Эстафетный бег! На старт! Внимание!..

Мурашкин стоял последним в команде Ленки Романенковой. Второй командой Одиноков командовал. Третью возглавил Генералов.

– Марш!

Капитаны побежали к эстраде с музыкой.

– Эдик, давай!

– Быстрей, Романенкова!

А первым вернулся Генералов. Его команда дружно захлопала в ладоши.

– Скорей, Ленка! – крикнул Мурашкин.– Ты носом дыши!

Но Ленка прижимала руку к груди, не дышала и дороги не видела. Она споткнулась и упала. Все три команды охнули.

И Мурашкин не выдержал. Он подбежал к Ленке. Помог ей подняться. А сам побежал к эстраде.

– Так не честно! – крикнул Генералов.– Он последним стоял!..

Но соревнования продолжались.

Мурашкин обогнал Александрова и первым вернулся к своей команде. Играла музыка, и все ему улыбались.

Ленка Романенкова подошла к Мурашкину прихрамывая и сказала сквозь слёзы:

– Ты что наделал. Мураш? Ты же без очереди побежал! Потерпеть не мог? Нам теперь из-за тебя первого места не дадут!

Мурашкину стало стыдно. Он покраснел.

– Ты лучше в другую команду перейди,– сказала Ленка.– Например, к Генералову. А без тебя мы быстренько всех победим. Ладно?

– Я только пока постою ещё в нашей команде, можно? – попросил Мурашкин.– Пока последний не сбегает. Мне поболеть за своих хочется...

Ленка пожала плечами и отошла.

Эстафета приближалась к финишу. Борьба обострялась. Мелькали пятки. Кричали болельщики. И Мурашкин болел громче всех.

Когда Кулешова, последняя из команды, добежала до Ленки Романенковой, Людмила Васильевна объявила:

– Победила команда Романенковой! Поздравим команду дружных!

Стало тихо. Только играла на эстраде музыка и чирикали майские воробьи.

А Генералов рассердился и топнул ногой:

– Это не по правилам! Мы первые закончили! Все видели!

Людмила Васильевна сказала:

– Дружба побеждает всегда! А команда Генералова получает звание «Команда быстроногих». И почётное второе место. Молодец, Мурашкин! Что, Романенкова, больно?

– Ни капельки! – ответила Ленка весело.– Наоборот – приятно! Мы же самое первое место заняли, потому что я упала!..

После «весёлых стартов» девочки сели на скамейку и стали играть в школу. Учительницей была Кулешова. Другие играли с мальчиками в казаки-разбойники. А некоторые просто сидели задумчиво. Потому что устали на этой экскурсии в летнем парке: к солнцу ещё не привыкли.

– Скорей бы в школу опять! – сказала Романенкова.– Ты какие уроки любишь, Мураш?

– Физкультуру и чтение,– Мурашкин улыбнулся. Подумал немного и добавил:– Ещё труд. Очень нужное дело в жизни. Помнишь, как мы многоцветик делали? У тебя всё сбылось?

– Не всё,– призналась Ленка.– Но сбудется. Я всё равно самая первая буду! Не Одиноков, а я! Я и так всё умела – и читать, и писать. Но я писала печатными буквами, а теперь умею письменными. И рисовать меня научили ещё лучше. И пою я лучше всех! Я вообще лучше всех стала, правда?

– Правда! – тихо сказал Мурашкин.– Ты лучше всех. Ты только не хвастайся, Ленка.

И Мурашкин замолчал. Он вдруг снова увидел, как у Романенковой уши светятся. Розовым светом...

– А я не хвастаюсь! Я тебе просто сказала – как другу. Ленка обняла Мурашкина и поцеловала в щёку.

Тут солнце заглянуло ему в глаза, а небо оказалось под ногами. Потому что Одиноков с Генераловым уже играли в футбол, а мячу футбольному на любом поле тесно.

Ленка помогла Мурашкину подняться, погрозила кулаком Одинокову и сказала, как взрослая:

– Один футбол на уме! Занялись бы лучше делом. Пойдём, Мураш, музыку слушать!

Она взяла Мурашкина за руку и повела к эстраде.

Вслед за Лепкой он поднимался по ступеням, а музыка играла всё громче – весёлый вальс.

– Как тут хорошо! – Ленка закружилась по ровному полу под музыку – как настоящая балерина.

А Мурашкин растерялся. Потому что с края высокой эстрады увидел вдруг всё вместе.

Мальчишки носились по детской площадке, и мяч летал – как спутник Земли.

А девочки в нарядных платьях, маленькие отсюда, были похожи на цветы.

Заслоняясь от солнца, улыбалась и махала рукой Людмила Васильевна – его первая учительница.

И бабочки летали над золотым лугом. И блестел пруд. И улыбалось доброе солнце.

«Хорошо!» – подумал Мурашкин и вздохнул.

И ему показалось, что он стал вдруг очень высоким – самым высоким в мире. И Мурашкин понял: всё, что видит сейчас, он будет всегда любить...