Текст книги "Кушать подано (СИ)"

Автор книги: Михаил Горелик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Тогда спрятаться где-нибудь. Пока будут обшаривать домики, успею – пригнувшись, ползком, да как угодно. Улизну, только меня и видели!

  Я стал змеей, сороконожкой, червем – короче говоря, бесшумной ползучей тварью. Только такая могла вернуться в Самострой, не произведя ни единого шороха или треска. Уже подобравшись к своему дому, понял, что так еще хуже. Прислушиваться к каждому звуку, обмирать от страха. Метаться от сарайчика к сарайчику и слышать, как ухает сердце. В конце концов я своего дождусь....

  Нож! Есть нож, а еще ржавая коса и ржавый топор. Неплохо..

  Косой можно махать и при этом делать страшное лицо. Один раз сработало.

  Косу положим здесь.

  А сами – вперед, поближе к этим двоим. Чтобы все слышать (лучше видеть) и ничего не пропустить. С собой – нож и топор. В случае чего – немедленно отступаем, хватаем косу.

  Вот какой я молодец. Стратег и тактик.

  Червь уполз и вернулся, меня не заметили.

  Двое вели какой-то бессмысленный, вязкий разговор. Он тянулся, как нитка пьяной слюны, почти достигал земли и обрывался. Потом еще один мерзотный тяж, еще, еще... Время исчезло. Его сожрали и выпили эти двое.

  – Вот Танька дает, это да...Скажешь, не дает?

  – Танька-то? Дает, вроде. Сам не ходил.

  – Вот и я говорю – дает. А ты, бл..., не веришь.

  – Да почему ж не верю-то? Я чё, неясно сказал? Вроде дает.

  Господи, ну пусть они просто уйдут. Хотят прикончить Полковника – на здоровье, что тут, в округе, места для этого больше нет? Или пусть из стены вывалится кирпич, а еще лучше – сразу два. Нет, не надо двух кирпичей, пусть обвалится целая стена. Сейчас. Господи. Пусть она обвалится.

  – Она меньше сотни за полчаса не возьмет. А где я ей найду?!

  – Танька-то? Погодь, со Щуплым разберемся, будет тебе сотня, да не одна. Сначала его замочим. Потом п**деныша, а потом и черно***ых этих. Без Щуплого им хана. Не боись, Санек. Все будет чики-чики. Сержант мой так говаривал.

  Поразительно, но я ... заснул. Точнее, отупел от страха и мучительного до тошноты ожидания. Почему очнулся именно на этих словах? А то я знаю...

  Было довольно светло – все-таки белые ночи законились совсем недавно, но цвета потреяли резкость и стали меньше отличаться друг от друга. Где Полковник?!

  – Санек, слышь, идет он.

  – Да слышу я. Дождались наконец.

  Полковник был одет в какое-то странное длиннополое пальто, черная вязаная шапчонка налезала на глаза. Натуральный бомж.

  Он шел довольно быстро, не глядя по сторонам, шаг пружинистый, уверенный.

  Двое отделились от стены одновременно и загородили ему дорогу.

  Их спины скрыли от меня невысокую фигурку Полковника.

  – Здоровеньки булы. Шуплый. Не ждал?

  – И тебе не болеть, Тимоха. Ждать не ждал, да и в гости не звал. Чего надо?

  – А ты сам-то подумай. Если что, мы с Саньком напомним. Правда. Санек?

  – Гы!

  – Вот, значит, как. Играли мы тогда по-честному, разве нет? А раз по-честному, то какие ко мне вопросы?

  – Какое ж это по-честному, сука! Пять раз подряд выигрывал. Пять, бл..! Так не бывает. Давай деньги назад.

  – А Санек-то прав. Ты бабки-то отдай. Глядишь, и простим.

  – Так я тебе и поверил. Кстати, колода ваша была.

  – Да по х.. мне, чья. Деньги где?

  – Считай, что пропил.

  Удар Тимохи согнул Полковника пополам.

  – Вот что Щуплый. Тебе каюк. Но даю один шанс. Просто так, по приколу.

  – Да кончать его надо, Тимоха. Дай я его разок – и все дела.

  – Погоди, Санек. Ща развлечение будет. Наша, говоришь, колода была? Верно. Вот она. Играем. Мой выигрыш – замочим. Медленно и жестоко. Твой – сделаем по-быстрому, пернуть не успеешь. Ну так что?

  – Играем.

  Наступила тишина. Я подполз чуть поближе.

  – У меня двадцать, Шуплый.

  – Поздравляю, Тимоха. Прет тебе. Но и мне поперло. Туз и десятка.

  – Сука... Как ты это делаешь?! А ну, еще раз.

  Полковник выиграл три раза подряд.

  – Все, Санек. Меня достало. Мочим.

  – Тимоха, у него....

  Двое медленно пятились, приближаясь ко мне.Наконец я увидел Полковника. Он стоял, широко расставив ноги. Пистолет с длинным глушителем медленно перемещался то влево, то вправо. Как в боевике...

  – Вот что, мужики.– он говорил негромко, почти ласково. – Ножи на землю. На счет «раз». Иначе стреляю. Раз. Молодцы. Теперь оба вывернули карманы. На тот же счет. Раз. Ух ты, Тимоха, а откуда у тебя бабки? Ты же безработный, вроде. Клади. И ты, Санек, не стесняйся. Вижу, вижу, ты сегодня пустой. Ладно. Штаны снимайте.

  Щуплый, да ты чё?!

  Раз. Вот ведь можете, когда хотите. Лейтенант, выйди ты уже наконец на свет божий. Хорош... С ржавым топором... Свяжи им руки сзади. Штанами, да покрепче!

  Я повиновался. Топор пришлось отбросить, но вряд ли бы он пригодился – Полковник держал Тимоху и Санька под прицелом.

  Два неудачливых душегубца сопели и глядели на меня с ненавистью.

  – Молчать. – тихо процедил Полковник. – Ни одного слова. Иначе обоих положу. Так и сдохнете без штанов.

  У меня немного тряслись руки, но узлы получились тугие. Так просто не развяжешь.

  – Неплохо, – одобрил Полковник. – Теперь слушаем меня внимательно. На фуй отсюда оба. Осторожными мелкими шагами, но быстро. Увижу здесь или еще где – пристрелю без предупреждения. Готовы испариться? Кивните, если готовы. Отлично. Лейтенант, проводите их до дороги. Я подожду здесь.

  Две нелепых фигуры кое-как добрели до шоссе и свернули направо. Я осторожно выглянул – Тимоха и Санек плелись по обочине, даже не пытаясь развязать узлы. Можно было возвращаться.

  Полковник сидел прямо на тропе, опершись на руку, и тяжело дышал.

  – Все нормально, лейтенант. – проговорил он. – Это только в боевиках легко и просто. Сейчас отдышусь немного и пойдем. Эх, хотел тебя в звании повысить. Но придется подождать немного, не дотягиваешь ты пока до Старшего. Хотя в целом, молодец. Был уверен, что сбежишь, сам же тебе приказывал. Зачем остался?

  Я молча пожал плечами.

  У входа в свой дом Полковник задержался и пристально посмотрел на меня.

  – За неисполнение приказа надо бы наказать. Вот что. Два дня домашнего ареста. На улицу не высовываться, разрешаю только по нужде, рядом и очень быстро. Провизией и водой обеспечу. Увижу дальше чем в пяти метрах от дома – выгоню на фуй, да так, что мало не покажется. Все ясно?

  – Так точно. – отчеканил я.

  Мне очень пригодились эти два дня. Все, что удавалось записать урывками, теперь приведено в порядок и причесано. Полковник, спасибо!

  Назревает в небесах буча.

  Все сияние и блеск – к черту.

  Наползла на небосклон туча,

  Заливая окоем черным.

  Наливается. Урчит глухо.

  Никому не совладать с нею.

  Градом черное полно брюхо,

  А с откормленных боков – снегом.

  Тут, хоть молод иль давно стар ты,

  Впору думать о лихой доле.

  Слышь, старуха, разложи карты.

  Погадай нам на судьбу, что ли.

  Посули ну хоть чуть-чуть света,

  Чтоб не стыли по углам хмуро.

  Мы же верили во все это!

  Смолоду, ну а потом -сдуру.

  Что-то стало на душе зябко.

  Хватит картами шуршать. Хватит!

  Ты глаза не отводи, бабка.

  Мы из тех, кто так и так платит...

  *__* ____ 20**

  Два дня домашнего ареста истекли. Еда и вода еще остались, а Полковника нет. Только сейчас понял, что ночью не слышал его храпа. Ушел? Куда? Зачем? И что теперь делать мне?

  *__* ____ 20**

  Тут не нужно никаких высших математик.

  Царь наш батюшка велик, осиян венцом.

  Что ж ты, братец, приуныл? Не грусти, солдатик.

  Чай, негоже помирать с грустным-то лицом.

  Разберутся без тебя в правых-виноватых

  И решат, кому медаль, а кому – кирдык.

  Так что, ты давай прими вид придурковатый

  И с улыбкою – в огонь. Ты же, брат, привык.

  После, если повезет, грянет перекличка.

  Твой же, видно, как и мой, будет сон глубок.

  Кто там станет горевать, что сгорела спичка,

  Если их в запасе есть целый коробок?

  Нашей жизни грош цена, хоть и грош – монета.

  Так что, принимай, земля, горсточку монет.

  Может, выйдем на врага, а врага и нету...

  Может, нам и пофартит. Но, скорее, нет.

  Всем в одной земле лежать – рыжим, белобрысым.

  Ох, окажется она всякими полна.

  Может, выживут одни тыловые крысы.

  Может, только им одним не придет хана.

  Как затеют запускать фейерверки в воздух,

  Весь штабной боезапас расстреляют зря.

  А с небес на них падут ордена и звезды

  В благодарность от Него – батюшки-царя.

  Нам же явно прямиком к черту или богу.

  Тут, браток, как ни крути – не свернешь с пути.

  А пока гремит оркестр, мы шагаем в ногу.

  И единственный вопрос – долго ли идти....

  Теперь я знаю, что мне делать...

  И времени у меня сколько угодно: хоть два дня, хоть целый год.

  Вчера я ждал его до полудня. Полковник не вернулся.

  Уходить? Больше всего мне хотелось уйти, бросить все это к чертовой матери, вернуться домой. К уютно мерцающему монитору. К банке пива, которая всегда найдется в холодильнике.

  И я ушел. Но не туда, куда хотел. Просто взял нож и поплелся к шоссе. Его нужно найти, хотя бы попробовать.

  Почему-то мне показалось, что нужно идти направо – в ту сторону, куда тысячу лет назад уехал автобус с узбеками.

  Вдруг где-то на обочине я увижу невысокую, худощавую фигурку в нелепом длинном плаще (знаю я теперь, зачем ему такой длинный плащ!) и дурацкой шапке?

  Обочины были пусты. Тут что, вообще никто не ходит?

  Должно быть, я прошел километра четыре. Вот остановка автобуса, вот какие-то строения... Они мне не понравились сразу. Нехорошие.

  Запах... Мерзкий, тревожный. На самом деле, я почувствовал его за пару километров, но сейчас он стал нестерпимым. Что это?!

  От остановки отделилась фигура и направилась ко мне. Нож, ты со мной? Со мной, со мной.... Похоже, пригодишься...

  – Брат, курить есть, а? Очень хочется, денег совсем нет. Прости, брат.

  Надо же, это один из тех самых узбеков. Удивительно, что лицо врезалось в память, хотя я видел в основном их спины – только когда выходил из автобуса, обернулся.

  – Не курю,– угрюмо ответил я, поглаживая в кармане рукоятку ножа.

  – Молодец. – вздохнул узбек. – Не надо курить... Очень хочу, а денег нет.

  – На. – я порылся в кармане штанов и выгреб оттуда мелочь. – Хватит?

  – Хватит! – лицо узбека излучало почти детскую радость. – Ай, спасибо, брат! Спасал меня.

  – Слушай... А ты не видел...

  Я только начал описывать внешность Полковника, а с лица узбека уже сошла улыбка.

  – Дядя Коля?! Ай, какой хороший мужик.Бригадир наш. Бойня тут работаем. .Искали, не нашли. Два день нет. Хороший... Деньги нам давал, сам приносил. Детям шлите, говорил. Женам шлите. Где деньги брал, не знаю. Работа есть, зарплата нет...

  – Откуда деньги у него, раз зарплаты нет?

  – Из очка, говорил.

  – Откуда?!

  – Из очка... Говорил так и смеялся.

  Мы помолчали.

  – Уезжать надо. – вздохнул узбек. – Другой работа искать. Плохо тут. Дядя Коля хороший, хозяин говно. . Хозяин есть, а дядя Коля...

  – Ясно... Пойду искать твоего дядю Колю.

  – Сын, да?

  – Нет. Лейтенант.

  Узбек вытаращил на меня глаза. Я кивнул ему и повернулся, чтобы уйти.

  – Лейтенант,.. Там люди ходили. Плохие. Деньги у нас отбирали. Дядя Коля приносил, они отбирали.

  – Сколько их?

  – Два.

  – Спасибо, брат. Извини, больше денег с собой нет.

  – С тобой пойду. – решительно сказал узбек.

  – Нет. – отрезал я. – Не надо тебе никуда ходить. Вляпаешься во что-нибудь, не отмоешься.

  Наверное, он долго смотрел мне вслед. Может быть, вздыхал, не знаю – я не обернулся.

  Надо зарядить мобильник. Вернуться к себе, забрать мобильник и где-то зарядить. Что дальше – потом решим.

  Может быть, он просто ушел? Нет, .. Это я бы ушел, а он – нет..

  Полковник сидел на том же самом месте, где его поджидали Санек и Тимоха. Левой рукой он опирался о землю, а правой держался за бок. Кровь я заметил за несколько шагов – пальто было расстегнуто, а под ним...

   Рядом валялась большая черная сумка,.

  – Где же вы... Как...

  – Тихо... – я едва расслышал его голос. – Не шуми. Я думал, там отлежусь.

  Полковник мотнул головой в сторону халупы.

  – Надеялся, что обойдется. А потом вырубился. Когда в себя пришел, выполз.

  – Я «Скорую» вызову.

  – Не надо. Смысла нет. И времени... Хорошо, что ты здесь. Присмотришь за ним...

  За кем?!

  – Сумку открой. Только осторожно.

  На дне, свернувшись в клубок, спал рыжий котенок. Скорее, подросток. Месяца два или три.

  – Там еще пакет... Молоко. Твой теперь будет.

  – Кто вас так?! Они?!

  – Они, не они... Какая теперь разница. Сам дурак. Думал, приду в последний раз, выиграю... Выиграл. Много. И котенка этого тоже выиграл, они его утопить хотели. – – Поздно топить-то. Большой уже. Когда уходил, остановили. Вот так...

  – А пистолет?!

  – Не взял. Я же говорю – дурак. Лейтенант... Ты меня потом... так не бросай тут, ладно?

  – Не брошу.

  – Спасибо... Потом сразу уходи. Это приказ. Понял меня?

  – Так точно...

  – И вот еще что. – Полковник говорил все тише, слова как будто приклеивались к его губам. – Я видел, ты там пишешь что-то. Писатель фуев. Если обо мне – сожги. Не приказываю – прошу. Не хочу...

  – Полковник, я... У вас есть родные? Дети? Жена? Сослуживцы? Я найду.

  Он помотал головой.

  – Никого нет. И хорошо, что никого. Некому жалеть.

  – Я буду жалеть! Я вас всю жизнь...

  – Брось. – еле слышно проговорил он. – Не стоит того. Еще просьба. Ты, когда меня... Салюта не надо. Не выйдет. Просто хлопни в ладоши пару раз. Смешно, да?

  Мне было совсем не смешно. Помолчав с минуту, Полковник заговорил снова.

  – Ты только, Лейтенант, говном не будь. Говном просто быть, удобно. За это платят, хорошо платят. По экранам скачут... Рожи сытые... Полковники, генералы, прочие... Не надо. Слышишь?!

  – Слышу. Я постараюсь.

  – Вот и молодец... Вот и...

  Его лицо, и без того бледное, стремительно теряло остатки цвета. Губы беззвучно шевелились, и мне показалось, что с них несколько раз слетеле женское имя. Оля? Аля? Я не разобрал.

  – Кушать подано. – вдруг громко, отчетливо произнес Полковник и улыбнулся.

  Через минуту улыбка осталась, но его уже не было.

  А я заплакал.

  Я давился слезами так, что саднило горло. Выл, кричал что-то, размазывал соленую грязноватую жижу по лицу.

  Не знаю, сколько я просидел так.

  Из сумки послышалось мурчание, потом тонкое, жалобное мяуканье. Котенок проснулся.

  Я похоронил Полковника посреди поляны, которую мы с ним отвоевали у борщевиков. Самое подходящее место – он лежит среди поверженных врагов. В кителе, как и положено. Когда я переодевал его, заметил то, что можно было заметить сразу, а я тогда почему-то не обратил внимание. Род войск! Нашивки не было, да и на погонах... Полковник умел хранить тайны.

  Стоило соорудить крест, но я просто воткнул в землю ржавую косу.

  На следующий год поляна опять зарастет борщевиками. Жирными, мерзкими хозяевами здешних земель. Но коса останется!. Будет им напоминать, что рано или поздно управа найдется.

  Когда все было закончено, я захлопал в ладоши. Хлопал до тех пор, пока не онемели руки.

  Кстати он был прав. Салюта не получилось. Пистолет-то я нашел, но он оказался игрушкой. В натуральную величину, один в один. Ну и хорошо, что игрушка. Я все равно не умею стрелять.

  Потом я вернулся в дом Полковника.

  Там было чисто, аккуратно и пусто. Честно говоря, перерыл все, надеясь обнаружить хоть какую-то зацепку – имена, фотографии, адреса... Все, что удалось найти – рентгеновский снимок и несколько листков. Снимок я почему-то сжег, хотя проще было просто выбросить. Листки вложил в тетрадь. Вы же обратили внимание на то, что не все в ней написано одним почерком?

   Мне кажется, теперь я многое понял.

  Можно было уйти сразу, но я решил, что приведу в порядок все записи. Потрачу столько времени, сколько понадобится. Глупо? Наверное, глупо. Потому что я оставляю их здесь. С одной стороны, я опять нарушил приказ Полковника – ничего не сжег. Не могу! С другой стороны, можно сказать, что я этот приказ выполнил. Тетрадь, в которую я все аккуратно переписал, останется здесь, на его столе. И вряд ли кто здесь появится...

  Вот, пожалуй, и все. Сейчас мы с Полковником уйдем отсюда, и в Самострое опять воцарится тишина, и новые борщевики постепенно захватят новые территории.

  Полковник посапывает в своей сумке, только что умял последнюю порцию молока. Из него получится отличный рыжий кот, и я этому поспособствую.

  Заканчиваю. Пожалуй, остался один вопрос.

  Ну ладно, допустим мне хотя бы отчасти понятно, что делал здесь я.

  Но вы-то... ВЫ-ТО ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТЕ?!

  Тоха, здорово!

  Блин, тут такая круть. Я тебе кое-что вышлю – сам увидишь..

  Короче. У меня теперь 1000 баллов. Я вас всех сделал.

  Помнишь то место, где мы разделились? Я направо тогда пошел, а вы дальше. Еще ржали надо мной, мол, борщевики мне яйца сожгут.

  Ни хрена подобного. Там тропа была. А дальше развалюхи какие-то. Маленькие.

  Я, короче трухнул слегка. Темно уже было, страшно. Сараи какие-то, ни души. И тихо, сука. Так тихо, что в ушах звенело.

  Приметил я один домишко, самый приличный. Дернул дверь – не заперто.

  Похоже, жил там кто-то, но ушел. Может, год назад, может два или даже три. Везде пылища, но никакого бардака.

  На карте нашей, между прочим, этого пункта не было. Координатор о нем не знал. Плюс двести баллов сразу, прикинь!

  У окна, значит, стол стоял. Самодельный такой, из дочек сколоченный. А на столе – пушка с глушителем и тетрадка. Вот, блин!

  Пушка не настоящая, но просто один в один. Тяжелая. Пересечемся – покажу.. Может, скину кому за пару-тройку штук или себе оставлю. Но хрен с ней, с пушкой, хотя этот артефакт баллов на триста тянет. Координатор жмется, говорит, что больше двухсот не даст. Двести так двести.

  А вот тетрадка... Я как начал читать, так даже и не присел. Хорошо, фонарик мощный, а то такая темень наступила.

  Тоха, честно скажу, я здорово приссал тогда. Свалить хотелось, а куда в такое время свалишь?! Короче, сел на топчан. Спиной к стене прижался, пушку на дверь наставил – так всю ночь и просидел.

  Утром пошел одну поляну смотреть. Ну, ты поймешь, когда прочитаешь. Какая там поляна – борщевики одни сплошные. Но кое-что я увидел. А что – пока не скажу.

  Вот такие, Тоха, дела. За тетрадку шесть соточек баллов мне точно будет. Двести, да еще двести, да шестьсот – вот и тысяча.

  Так что, призовой фонд – мой. Но я не жадный. Мы его с тобой попользуем, слово даю.

  Я, как вернулся, все на комп перенес. И сканы сделал. Шлю и то, и другое.

  Ты в сетях шаришь, может, придумаешь что-нибудь. Лишние лайки и перепосты никому не помешают.

  Вот так вот! А ты говорил «яйца сожгут».

  До связи!

  Уважаемая Галина Станиславовна!

  Вчера видела Вас в «Леди Макбет Мценского уезда» и поняла, что не могу не написать. Признаюсь, очень давно хотела это сделать, да все никак не могла собраться с духом. Вот, наконец, собралась.

  Прежде всего, скажу Вам то, что Вы не раз слышали и не раз услышите от других. Вы гениальная актриса... Всегда это знала, но все равно не ходила на спектакли с Вашим участием. Полагаю, Вы догадываетесь, почему.

  На этот раз все же решила пойти. Все-таки, уже много лет прошло. Да и Вы у нас появляетесь все реже и реже... А до Москвы .я вряд ли в ближайшее или даже отдаленное время доберусь.

  Я потрясена. Какая сила, какая страсть в каждом слове, в каждом жесте... Все это было в Вас, было – даже в самом начале, когда мы только вышли на сцену, совсем молодые, зеленые и глупые. Боже мой, как я Вам завидовала, ведь у меня нет и сотой доли Вашего таланта. А сейчас... Просто нет слов... Может быть, возраст, опыт, потери превратили алмаз в бриллиант? Может быть... Но самое главное – алмаз! Без него ничего не бывает. А у меня никогда не было алмаза... Так – дешевая подделка.

  Простите, я даже сейчас завидую. Пишу и завидую, пишу и завидую... Простите! У вас будет еще много потрясающих ролей, Вы еще не раз всех удивите. И я искренне желаю Вам новых побед.

  Если Вы еще не порвали мое письмо и дочитали до этих строчек, значит, поняли, что все вышесказанное – хоть и чистая правда, но все равно предлог.

  Я хотела написать совсем о другом.

  Коленька исчез. Не знаю, известно ли Вам об этом.

  Он исчез через неделю после Вашего отъезда. Всю эту неделю я была рядом и могу сказать, что страшнее этих семи дней в моей жизни ничего не было. В театре Коленька. сказался больным. Спектакли с его участием пришлось отменить. Он ничего не ел, только курил, курил и пил. И говорил о Вас.

  В тот вечер он прямо с вокзала пришел ко мне. Пьяный. Черный. Постаревший лет на двадцать. С потухшими глазами.

  Я сказала, что никуда его не отпущу. И не отпустила.

  Я уже написала, что это была самая страшная неделя в моей жизни, но не сказала главного. Она была и самой счастливой. Вы догадывались, что я любила его и люблю? Вряд ли. Вам тогда не было дела ни до него, ни до меня...

  Боже мой, если бы он хотя бы раз посмотрел на меня так, как смотрел на Вас! Хотя бы один раз, всего один. Я могла сделать его счастливым, я бы все ему отдала. И никогда – НИКОГДА – ни о чем бы не пожалела.

  Но Коленька выбрал Вас. Так бывает, я понимаю. И даже понимаю, почему Вас.

  Он смеялся, когда Вы улыбались, и плакал, когда Вы проходили мимо, огибая его, как огибают табурет, оставленный кем-то посреди комнаты..

  А Ваше презрительное «Кушать подано»... Помните, Вы так его назвали в шутку, за глаза. Но он услышал! Услышал... И снова плакал, и пил, пил!

  Конечно, я субъективна, и это еще мало сказано. Но поверьте, я могу почувствовать настоящий талант, хотя у самой его и нет. Так вот. Коленька – талант. Огромный. Неожиданный. Невообразимый. И, скорее всего, загубленный.

  Он ушел вечером за сигаретами и не вернулся.

  Я обегала все соседние отделения, ломилась в морги, подняла на ноги весь театр.

  Мы его не нашли. Иначе и быть не могло. Однажды он сказал мне «Оленька, если я захочу исчезнуть, я исчезну, и никто меня не найдет.» В тот момент он был сильно пьян, но произнес эти слова четко и раздельно.

  Где он теперь? Жив ли? Может быть, его убили тем же вечером. Какие-нибудь подонки, которыми тогда кишели улицы. Но я не верю. Не верю!

  Коленька ушел, потому что хотел. Растворился в огромном городе или вообще уехал. Он же совсем один, из детского дома. Приютский...

  Я знаю, он может принять любое обличье – с его-то талантом!

  Может быть, играет в каком-нибудь далеком провинциальном театре. Почем бы и нет?!

  А может быть, на подмостках у самого Господа Бога.

  В любом случае, ему аплодируют! Стоя.

  Я еще не потеряла надежду его найти и буду искать, пока жива. Если после этой жизни есть хоть что-то еще, буду искать там. И найду! Обязательно.

  Глупо просить Вас об этом, но я все-таки попрошу.

  Если Коленька однажды возникнет из ниоткуда, он обязательно окажется где-то рядом с Вами. Я слишком хорошо его знаю. Конечно, он постарается быть незаметным – он это умеет! Но все же... Умоляю Вас, оглядывайтесь чаще. Вдруг в каколм-нибудь огромном зале, среди рукоплещущих Вам, вы увидите его лицо... Или, может быть, садясь в такси после очередного триумфа, случайно увидите его где-нибудь шагах в двадцати... Ближе он не подойдет.

  Окликните его, остановите! Скажите ему, что есть человек, которому он нужен всегда. Скажите, что я его жду и всегда буду ждать.

  Господи, как глупо...

  Простите.

  Успехов Вам, огромных, заслуженных успехов!

  Простите еще раз и прощайте. А я буду ждать.