Текст книги "Веянье звёздной управы"
Автор книги: Михаил Богачёв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
А ощущенье проволочки
До ила смертного на дне.
Когда б ещё не повторялись
Снега, морозы, ветра вой,
Какая б дикая усталость
Легла на душу, словно старость,
Без перемены этой злой.
Мне самому, пройдя ступени
До середины – не светло:
Утр обещанья и потери,
Ночных светил седые тени,
Прозрачность жизни – потекло,
Все лед обманчивей весенний, —
Являло вечность и прошло...
Душа устала, ей не в радость
Ручьёв полуденный трезвон,
Она не в этом зарождалась,
Но в этом беспокойный сон
Её настигнет, как усталость,
Как многотрудность, как урон.
И ямба самого новинка
Так уж блистательно нова,
Что пишешь, а в уме заминка:
“ПЕН” клуб несложно даст права
От века прошлого соринку
Подъять с господского стола.
Теперь в цепочку замыкая
Кольцо словес; их перезвон,
Я в страхе уши затыкаю —
А если погребальный он?
Откуда? Да со всех сторон —
Не Суд – оркестр похорон.[4]
3
Прошу: верни полудню, другу
Улыбку и пусти по кругу —
Она весна и сад, и май…
Однако, не забудь подругу,
Осенний обнаженный край,
Пустивший погремушку – вьюгу —
Ты, мол, повей, да поиграй.
А сам-то помнишь, что Родитель
Тебя забросил – вот, живи!?
Участник века и не зритель,
Ничей, принц крови, жид, жених,
Легенда, сказка для жены,
Приобретенье мира – мститель.
4
Многообразный Иосиф,
Ты завещал о другом:
Земли чужие отбросив,
Васильевским только влеком,
В клевере весь и в колосьях,
В российских просторах тайком...
Теперь-то уж кто отгадает,
Разве что невская гладь,
Что там душа выбирает,
Дано ль ей теперь выбирать?
Но небосвод полновесен,
Тяжек тобой, многолик,
От элегий скорее словесен,
Чем облачен и лунолик.
Российский финал почитая,
Ты в экой дали – как убит...
Полвека почти уж читают,
И вот он теперь почивает,
А питерский дождь моросит,
Лонг-айлендский не отвечает...
И кто же теперь нам простит,
Что русский поэт умирает
На американский кредит?
Писатель – могилокопатель
Писатель – могилокопатель.
Осенью, летом, зимой
Он с ней враг, а не друг и приятель,
С мёртвой нидлячевошной землёй.
И заранее знаешь: ничтожна
Будет плата за кровь и за труд,
Но вот ветер подул осторожно,
Но вот ливни обвалом идут, —
И душа открывает впервые,
Словно только свершён Шестоднев
Бытия глубины мировые,
Мира страшный и гибельный зов.
Годы мои бегут в полунощные страны
Годы мои бегут в полунощные страны,
Но в этом лесу, в этом поле на воле
Я лишь человек одинокий и странный,
Не более.
Поднимут качели до неба и снова отпустят,
Но в этом лесу, в этом поле на воле
Я весь погребён красотою от грусти,
От боли.
Хочу уподобиться длинам в полуденной трели,
Но в этом лесу, в этом поле на воле
Поднимут на миг и на землю бросают качели,
Как в море.
И Бальмонт безумный мечтал упокоиться в кронах,
Но в этом лесу, в этом поле на воле
Охотники царствуют в тяжких железных коронах,
Неволят.
Душа, оглянись проходя городские кварталы,
Но в этом лесу, в этом поле на воле,
Душа, обманись, будто вечность вторицей отдали
В раздолье.
Свобода жестока, как будто сиротская доля,
Качели – игрушка печали бездомного неба,
Но в этом лесу, в этом поле на воле
Уже и не вспомнишь: ты был или не был.
От летнего дождя смиренно и устало
От летнего дождя смиренно и устало
Цветы склонили цвет и, листья опустив,
Жасмин не говорлив, а роза так упала,
Как будто умер тот, кто был любимо жив.
И если отпустить весь этот сад и полдень,
Ненастье, сеянье дождя, печаль-печаль.
То, уходя вперёд и сам собой наполнен,
Не видя ничего, назад кричишь: “Не жаль!”
Понтийская элегия
А. Д. Синявскому
Слегка о смерти думая, смотрю на море,
Оно мятётся, но пределы есть ему,
В нём судьбы многие и горе, горе,
И жизнь, бегущая по гребню одному.
Туристы пьют вино и веселятся воле,
На набережных их неистов гам.
Девицы соблазнительны, доколе
Не появились торсы верным дам.
Свобода, как волна, то вдруг накатит,
То отпускает, и лежишь один.
Отпустит море и опять охватит,
И не свободен им, а вновь водим.
Но я хочу свободы, воли, моря
В его зеркальном стиле неземном.
Курортник пиво пьёт и в отпускном задоре
Он в двух прибоях – пенном и пивном.
Терпеть пространство, если бы едино
Оно сливалось: море, берег, жизнь, —
Не тяжело, но что оно родило?
О, вечность, из-за моря покажись!
И то, что отложилось от прилива,
Оно ли не искало новый день:
Дельфин, гниющий на песке залива,
И мёртвых водорослей тлеющая сень?
И жизнь моя – приобретенье права
Остановить прибой, веселье, шум,
Поскольку всё не знает, что отрава —
Движенье жизни и движенье шхун.
Волна нежна в ногах, поэтому зловещен
Мой голос, стон мой и чутьё времён,
Доколе тих закат и он же блещет
В понтийском штиле, им обременён.
Я уезжаю на юг, потому что хочу лета,
А здесь благорастворение воздухов, но из-за дождей
Человек просыпается и думает: где я это
И как отсюда выбраться, и сбежать скорей?
Вот так становишься чужестранцем и принцем павшей короны,
И тебе наплевать на географию жизни проще,
Чем доплюнуть до потолка, и где похоронят
Тоже плевать: в сирийских песках или канадских рощах.
Я уезжаю на юг, потому как волна с волною
Я уезжаю на юг, потому как волна с волною
Никогда не сольются, оставшись сами собою,
Так и север с югом всё тянут друг другу руки,
Как об этом Гейне писал: до отчаяния и муки.
И стоя среди этих двух – счастья, несчастья,
Я кружусь – закружусь и не выберу доли, юдоли
От того, что я только лишь персть, то есть часть я,
Остальное меня поглотило – отчизна раздолье.
И садясь в поезда, самолеты и голосуя на трассе,
Всё стираю стекла лобового живые картинки —
Ты проносишься холмами, речками, пашней в накинутой рясе,
И я жадно целую, родная, тебя до последней пылинки.
Но и юг не Эдем, ну так, где но он, что но?
Я вернулся домой и здесь сырость и морось,
И здесь яблони, речка и дом, и, я слышу, похоже,
Да, похоже, – к себе призывает отеческий голос.
Осенний беженец
Болезнь, ты всё же смерть в миниатюре,
Страшась, всё озираешься в судьбе:
Нет ни гармонии, ни лада в партитуре,
Настройка инструментов лишь везде.
В окошко смотришь в городскую свалку:
В угаре улицы по кромке, по траве
Вот человек бежит, он приобрел закалку
Для бега времени с ним в беге – наравне.
Любимый беженец, ещё конец не скоро,
Старайся, милый, и дыши ровней.
Однако яду воздух здесь родней,
А бег всем пешеходам – для укора.
Всё умерло. Насколько? Знает Бог.
Чудовищно, но вешний ветер даст ли
Движенье сокам и безмерный вздох
Безмерному пространству дольней дали?..
Беги, беги, хотя и говорят
Дурные мысли: он – изменник беглый, —
Не верю им, ты – благовестник белый,
Белее, чем спортивный твой наряд.
Нет белых голубей, а ты летишь вот
И скоро за пределами окна
Ты пропадёшь, но мысль моя напишет,
Что вижу я тебя как свет огня.
Ты мне не нужен в паре, за свободу
Полета-бега твоего живу.
Моя судьба – стоять, твоя отроду
Бежать водой, дорогой, по жнивью.
Нечаен и блажен в многообразье
И не заметен в суете, но вижу я:
Так в долгой драме вдруг в единой фразе
Жизнь громыхнёт, как выстрел из ружья
Болею до зимы, а там посмотрим,
Что даст зима, она опять нова.
Здесь холод и дожди, а там, за морем,
Бежит, белея, вечный беженец – волна.
Холодный ноябрьский ветер
Холодный ноябрьский ветер
Листвы не поднимет назад.
День краток, и ранний вечер,
И мокрый неласковый сад.
И в сумерках, – нет, во страхе,
Парализующем вдруг —
Белые лица и взмахи
Крылами испуганных рук
И движутся, дышат и ищут
Дорогу на ощупь домой,
Как гуси в ночном пепелище
Летят над невидной землей.
Безумные птицы, куда вы?
Что движет вас ночью вперёд?
“Нас веянье звёздной управы
В блаженные страны ведёт”.
От издателя
Древние русские летописи свидетельствуют следующее.
Блаженный Константин Митрополит Киевский и всея Руси был выгнан киевским князем Мстиславом Владимировичем и поселился в Чернигове.
Митрополит Константин будучи в Чернигове, разболелся и предуведав свою кончину, написал грамоту, которую запечатал, и взял клятву с Антония Епископа Черниговского выполнить то, что написано в той грамоте, которую следовало распечатать после кончины Блаженного.
Когда Митрополит скончался (†1159), Епископ Антоний в присутствии Черниговского князя Святослава Ольговича вскрыл грамоту, и в ней значилось: «яко по умертвии моем не погребите тела моего, но повергше его на землю и поцепльше ужем за нозе и извлекше из града, поверзите на оном месте, ... псом на расхищение». Хотя и удивились Епископ и князь, но сделали как то велел Блаженный.
Тело лежало вне града три дня, и ни одна тварь не коснулась сей святыни.
На князя Святослава напал страх великий, он убоялся Суда Божия и повелел с честью возвратить тело Блаженного и положить его в Спасском соборе Чернигова.
Киев, выгнавший Блаженного, постигло наказание Божие в те три дня, когда лежало тело вне града: «В сии те три дни в Киеве солнце помрачися и буря зелна бе, яко и земли трястися, и молнии блистании не можаху человеци терпети, и грому силну бывшу, яко единем шибением зарози седмь человек, дву попов, да диакона и четверицу простеци, а Ростиславу тогда стоящу у Вышегорода на полы, и полома буря о нем шатер его.... Сия же страшная вся в Киеве быша, а Чернигове по вся три дни солнцу сияющу, а в нощи видяху над телом его три столпы огненны до небеси. Егда же погребено бысть тело его, и тогда бысть тишина повсюду».
Во всем том я вижу судьбу монаха Михаила (в миру Александра Богачева).
Умер вне «Киева»: умер как блаженный, ничего не оставив кроме одежды, книг и вот этих стихов; умер и лежал «псом на расхищение»: погребен вдали от родины, от любимых мест, но при храме.
Всю свою о Христе бедность он оставил мне – вот и эти стихи.
Я спросил у знаемых его публиковать ли мне стихи под подлинным именем автора. Мне стали говорить, что де монаху неприлично публиковать стихи под своим именем. Я на некоторое время принял это утверждение, но знал, что вся православная гимнография построена монахами.
Выждав время, и видя постоянно «столпы огненны до небеси» от воспоминания его имени и образа, публикую разговоры его души – эти стихи, наполненные образами восхождения души к блаженству в ином мире, потому что автор их инок по природе своей.
Во блаженном успении вечный покой со святыми Божиими монаху Михаилу подаждь, Господи!
Олег Шведов
Пасха Христова – 2000
notes
Примечания
1
“Южное” – современное Петербургское кладбище.
2
Вариант: Нас бездна так сумела замотать,// как ночь судьбою, тьмою, небосводом.
3
Вариант: Опальный инок.
4
Вариант: Шумит, гудит со всех сторон, —//Не Суд, нет, – гром от похорон.
