Текст книги "ДД 3 (СИ)"

Автор книги: Михаил Баковец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Что встревожило и сильно напугало пленных, так это лица русских солдат, которые принимали их у моряков. Если краснофлотцы смотрели на американцев без злости, всего лишь грозно, то красноармейцы буквально полыхали ненавистью. Такой диссонанс пугал, заставлял тесниться друг к другу в поиске поддержки, опускать взгляды в землю и про себя молиться, чтобы в глухом лесу от них не решили избавиться, чтобы не кормить лишние рты.

Глава 4

– Вот же вы нам проблем подкинули-то, – покачал головой генерал-майор Казаковцев, начальник Оперативного управления и заместитель генерала армии Апанасенко, командующего Дальневосточным фронтом.

– Мы? – я поднял бровь.

– Кхм, – кашлянул он, – извините.

– Мы вам помогли, Аркадий Кузьмич, – спокойно и с располагающей улыбкой произнёс я и кивнул в сторону порта, где стояли три огромных корабля, два крейсера и один пассажирский лайнер, переоборудованный под плавучую батарею ПВО. – Вон там сейчас высаживаются на берег напуганные и сломленные американские солдаты, у которых самое страшное оружие – это грязные подштанники. Но всего несколько дней назад они плыли сюда полные желания начать наступление на наши позиции, вооружённые до зубов, с танками и орудиями. Наши корабли готовы были пожертвовать собой, чтобы уничтожить эти дивизии и танки. Но наши агенты сумели стравить их и японцев, которые за нас сделали всю тяжёлую работу. Ну, не бросать же умирать страшной смертью несколько тысяч человек, – и я пожал плечами.

Собеседник лишь вздохнул. Ничего говорить не стал, но для меня не составляло труда и без слов понять, что бы сорвалось с его губ: «уж лучше бы бросили, всё нам меньше проблем с хлопотами и тратами».

Вот только уничтожать столько людей мне было жалко. Дело даже не в человеческой жалости, сколько в потере кучи полезных вариантов, связанных с моряками и пехотинцами с уничтоженного «японцами» морского конвоя США. Эти люди должны стать идеологической бомбой немногим позже в своей стране. На них возлагается доля ныть и шептаться «на кухне» о том, что война Америке не нужна, что у русских даже в плену жилось лучше, что лучше уж под советской оккупацией, чем под собственным правительством, делающим всё, лишь бы страна пропала. Да, несколько тысяч человек в многомиллионной стране – это капля в море. Но кто сказал, что эта партия пленных будет единственной «пятой колонной»?

О конвое я узнал задолго до того, как он вышел из Сиэтла. Аналитики «Млечного пути» успели предложить несколько вариантов, как использовать эти сведения. Один из них и был взят мной на вооружение. Для реализации данного плана требовалась некоторая материальная база. Это пункт лёг на виртуальные плечи Перуна. За десять дней в своих мастерских он изготовил три крупных корабля: два крейсера и один вооружённый лайнер. За образец боевых судов был взят проект «двадцать шесть бис» советских конструкторов. Получить нужные чертежи для разведки не составило огромного труда, после чего эти данные перекочевали в «голову» искина, где он немного добавил, немного убавил. И вот итог: три отличных корабля, наверное, самые лучшие из всех, какие сейчас ходят по морям и океанам. И пусть один из них выглядит гражданским, но именно сейчас на нём стоит столько зениток, что врагу мало не покажется. В экипажи вошли пятьдесят андроидов и сто эльфов. Этого с лихвой хватало на всё. Корабли были незаметно доставлены в нужный квадрат Тихого океана, где спрятались под маскировочными полями в ожидании момента «Ч».

Американский конвой под видом японской авиации атаковала дюжина небольших боевых дронов под голограммами. И несколько десятков разведывательных сверхмалых дронов, размером с футбольный мяч, которые составляли массовку, пользуясь всё теми же голограммами, изображающими японские штурмовики и истребители.

План предусматривал сохранение жизней американцев по максимуму. И потому дроны топили суда очень аккуратно. Совсем без жертв не вышло, да и не нужно это было. «Красочная» гибель товарища рядом, яркое, можно сказать, «киношное» уничтожение кораблей – всё это должно воздействовать на психику выживших, чтобы сделать ту доступнее для будущего воздействия. Потом их несколько часов «мариновали» в морской воде перед тем, как прийти на выручку. За это время американцы отправили несколько групп самолётов и две группы кораблей, чтобы спасти конвой. Воздушным разведчикам позволили запечатлеть необходимые кадры и убраться на родной аэродром, а вот все прочие безжалостно уничтожались. Точно так же поступили и с кораблями, то есть, подбили большую их часть, инсценировав нападение подводных лодок японцев. Для этого даже засветили характерный вид одной из них, что всплыла якобы для обстрела из орудия повреждённого американского корабля.

Теперь союзникам есть чем заняться на некоторое время.

В пищу и питьё американцам было подмешано психотропное средство, результат высоких космических достижений тёмных эльфов. Это вещество и мои ментальные чары превратили пленников в будущих членов «пятой колонны» Причём, многие из них будут считать себя ярыми патриотами. Мало того, несколькихамериканцев ночью вернули на место крушения. В шлюпке с запасами воды, продуктами, с картой и сигнальными ракетами. В их памяти не было ничего про плен. Наоборот, они были единственными, кто «не поднялся» на борт русских кораблей, сумев удалиться от места крушения едва завидев вражеский флаг. Когда их подберут свои, то узнают много чего интересного про уничтожение морского конвоя. И это будут не только их слова: один из моряков в шлюпке увлекался фотографией и во время боя «сумел» сделать несколько десятков снимков «зеро» в небе, уничтожающих корабли США.

Дальше мой путь лежал в сторону штаба Дальневосточного фронта, где я представился личным порученцем товарища Сталина. В документах значился просто «товарищ Глебов». Ни звания, ни другой должности, кроме порученца. Зато море полномочий и прав. Одновременно с предъявлением документов я по минимуму воздействовал на окружающих ментальной магией.

Выслушав меня, Апанасенко отправил со мной одного из своих генералов, чему тот не совсем был рад, но отказываться не стал… или не мог, что вероятнее. На самолёте, изготовленном на производственной линии на моём космическом корабле, мы добрались до Магадана, где через несколько часов встретили корабли с пленными.

– Сейчас морячки немного отдохнут и начнут выгружать припасы для вас. Часть продуктов стоит сразу выделить для американцев, чтобы потом никто не кричал, что Советский Союз издевается над пленными. А дальше вы уж сами как-нибудь подстройте их снабжение, – сказал я.

Все отсеки в трюмах лайнера и крейсеров, кроме тех, что изначально были отведены для пленных, были до потолка забиты припасами. Вскоре все они стали появляться на причалах.

Из недр космического корабля вышло очень многое. Это несколько миллионов патронов для стрелкового оружия. Несколько тысяч карабинов Мосина и пистолетов-пулемётов. Двести ручных и станковых пулемётов. Несколько сотен ящиков с ручными гранатами. Несколько тонн амуниции в виде алюминиевых котелков и ложек с кружками. Двадцать тысяч комплектов формы, сапог с портянками, нательного белья, плащ-палаток и тёплой одежды. Больше ста тонн круп, сахара, муки, табака, консервированных овощей и мяса. Несколько десятков тонн медикаментов и перевязочного материала. Сорок орудий, таких, как «сорокопятки» и семидесятишестимиллиметровые «полковушки». Сто пятьдесят миномётов калибром восемьдесят и сто двадцать миллиметров. Десятки тысяч снарядов и мин. Не обошёл я и такую, казалось бы, малозначимую тему, как маскировка и приборы наблюдения. Без первых и частенько без вторых Красная Армия обходилась во многих местах. Отчего несла потери от воздушных налётов и в засадах. Сейчас на причалах, среди гор, переданных генерал-майору припасов, лежали несколько сотен масксетей и десятки ящиков с биноклями и стереотрубами. Были и сто общевойсковых радиостанций РБ двух типов: переносная для работы на переднем крае, для корректировщиков артогня и для разведчиков; и более тяжёлая и громоздкая стационарная для штабов и командных пунктов. Разумеется, все радиостанции были снабжены необходимым количеством батарей.

И как вишенка на торте – три десятка полноприводных автомобилей ГАЗ-64 с брезентовым верхом.

Зачем я их хотел вручить своим соотечественникам… да, если честно, то сам толком не могу точно сказать, просто захотелось и всё тут. Больше пользы принесли бы танки. Вот только автомобили хранились в деревянной таре прямо на палубах, лишь накрытые брезентом от брызг солёной воды. К слову, немалая часть не самого тяжёлого и малогабаритного груза так же находилась на палубах. Вес и размеры машин вполне позволяли это делать. А вот танки так уже особо не расположишь. Тридцать бронированных машин, даже «тридцатьчевёрок», а не КВ-1, в сумме дадут порядка тысячи тонн груза. Это очень немало для корабля, который и так нагружен сверх меры. Тем более, эта тысяча тонн находилась бы на палубе.

Наконец, последний ящик и мешок покинул трюм и оказался на причале.

– Всё, Аркадий Кузьмич, оставляю я вас. Дальше мой путь лежит с эскадрой, – попрощался я с генерал-майором. – Удачи вам и товарищу Апанасенко.

Когда я ознакомился с биографией генерала армии, командующего Дальневосточным фронтом, то сильно того зауважал. Для начала он сделал дорогу в дикой местности, среди болот и камней, которая дублировала направление железнодорожного полотна. И сделал это силами инженерных подразделений. Кстати, в моём мире эта была та самая дорога, которая вечная головная боль чинуш, которые не знают, как своровать из казны побольше, да при этом ещё, чтобы дорожный ремонт обошёлся в копейки. Тема муссируется в сети и местных СМИ годами, даже я, житель совсем другого региона и то несколько раз слышал о данной проблеме. Здесь же дорогу сделали буквально при помощи лопат, ломов и кирок. Дорожной техники в сравнении с двадцать первым веком, считай, что и не использовалось.

Но это только один из подвигов командующего фронтом.

В сорок первом, когда после моего похищения и отказа боевых амулетов, страна вновь оказалась на грани, Апанасенко выделил значительные силы с Дальнего востока, чтобы остановить немецкие дивизии, успевшие оклематься после сокрушительных летних контрударов Красной Армии. Практически он отдал все боеспособные части. И тут же начал комплектовать дивизии с нуля под теми же номерами! Мобилизовал даже тех, кому исполнилось пятьдесят лет. Те, что покрепче шли в боевые части, похлипче и болезненнее оказывались во вспомогательных. Мало того, пользуясь тем, что вокруг полно исправительных лагерей, он вытаскивал из них опытных командиров, которые три-четыре года назад попали под каток госмашины. Ох, и досталось же генералу от недоброжелателей, чего те только не писали в кляузах и доносах, которые сотнями полетели в Москву! И тем удивительнее, что Сталин не принял никаких мер в его адрес, словно его всё устраивало.

К тому моменту, когда был открыт Второй фронт, Дальневосточные дивизии были почти полностью укомплектованы личным составом, прошедшим обучение, экипированным и вооружённым. Благодаря этому японцы и американцы с трудом захватили те территории, на которых сидят до сих пор. И те, и другие выделили около семисот тысяч военнослужащих с каждой стороны. У Апанасенко же находилось в строю чуть более шестиста тысяч бойцов, треть которых имели немалый возраст. И при таком раскладе враги залили своей кровью каждый метр захваченной земли.

Генералу бы сил побольше, снаряжения и тогда он сбросит оккупантов в холодные прибрежные воды.

«Ничего, чуть-чуть осталось подождать», – подумал я.

Заксенхаузен. Июнь 1943 года

Я со своей женской командой и двумя отрядами сопровождения находился на территории Германии совсем недалеко от Берлина. Ещё точнее – на территории концлагеря Заксенхаузен. На куске земли в виде равностороннего треугольника, обнесённого стеной и колючей проволокой с подведённым к ней электротоком, расположились несколько десятков зданий различного назначения, не считая сторожевых вышек. Большая часть была бараками для заключённых, в которых жили – а некоторые доживали свои последние дни – люди из многих стран. Норвежцы, евреи, голландцы, немцы, венгры, итальянцы, были даже несколько американцев и англичан, советские граждане и многие другие. Прочие были хозяйственными и медицинскими постройками. В любом другом месте они звучали бы нейтрально, но только не в «лагере смерти». На территорию лагеря вели железные ворота с циничной надписью ««Arbeit macht frei» что в переводе значило: труд освобождает. То ли нацисты так тонко издевались, то ли первоначально вводили в заблуждение заключённых, которые сюда попадали после открытия лагеря. К слову, в июле будет ровно семь лет, как заработал Заксенхаузен. А создан он был под другим названием – одноимённый городу, рядом с которым находится – на три года раньше, то есть в 1933 году. До войны в него отправляли политических заключённых, преступников по таким статьям, как педофилия и гомосексуализм.

Зачем я здесь? Ради Якова Джугашвили, старшего лейтенанта артиллерии, попавшего в немецкий плен летом сорок первого. Первого сына Сталина. В истории моего мира можно найти такую информацию, что генсек не любил первенца. Третировал его семью, не интересовался его судьбой после мальчишеской выходки с попыткой самострела, когда в восемнадцать он ему запретил жениться на шестнадцатилетней девушке. Но если судить по этому миру, где всё было то же самое, то нелюбви не было. Сталин любил своего первенца больше кого бы то ни было. И с болью в сердце смотрел на его поступки и судьбу. Он для него был последней частичкой любимой первой жены Екатерины (Като) Сванидзе, умершей от тяжёлой болезни много лет назад. Именно тогда Сталин, ещё не взявший себе партийную «стальную» кличку, ставшую его именем в веках, дал себе слово держать все эмоции в себе. Когда он получил весть о том, что сын пропал без вести, он сильно сдал, что заметили все близкие люди. Только спустя неделю стало известно, что Яков попал в плен. На переговоры с немцами Сталин не пошёл. Он был главой страны и политическим деятелем и его просто не понял бы никто, если бы он решил пойти на какие-либо уступки или соглашения с врагом.

Только в сорок первом им было сделано несколько попыток освободить сына, не теряя авторитета правителя страны, подвергшейся агрессии. В сорок втором году предпринимались ещё. Высаживались десанты из небольших групп, состоящих из лучших бойцов разведки и ОСНАЗа. Были договорённости с антифашистским подпольем в Германии, которое выделило нескольких своих агентов на спасение Якова. Увы, ни одна из не принесла удачи. Мало того, немецкие коммунисты из подполья, отправившиеся на операцию, были схвачены и расстреляны.

Да, стоит добавить, что знаменитые слова «я солдат на генералов не меняю» и в этом мире прозвучали. Только случилось это много раньше. И фигурировал там не целый фельдмаршал, а «простые» генералы, которых захватили в конце лета 1941 года, когда благодаря моим амулетам Красная Армия нанесла несколько сокрушительных ударов по немецким дивизиям.

О том, что испытывает Сталин к своему сыну, я узнал от него самого, когда навестил его под чарами и с их же помощью разговорил. Об этом моменте ни он, и никто другой никогда не узнает. Просто мне нужно было знать с гарантией про его отношение к своему сыну и решать дальше: использовать данную карту для улучшения отношений или искать в колоде другую. Такой подход для получения симпатии в длительной перспективе был надёжнее ментального внушения. Сталин обладал слишком сильной волей и мог сбросить наведённое внушение рано или поздно. Если же накладывать прочные и мощные чары, которые сломят в нём внутренний стержень, то это привело бы к, так сказать, оглуплению этого выдающегося человека. Такие чары мне были под силу, но использовать их я не хотел из-за вышеперечисленного. Тем более, у меня в планах вывести Землю в один из равноправных миров галактики. СССР под руководством Сталина вполне по силам собрать все крупные государства на планете в одно содружество или федерацию. И когда это случится, то мне не хочется, чтобы всё это рухнуло, если вдруг ментальный блок слетит и генсек поймёт, что все это время его использовали. Чёрт его знает, что тогда он предпримет. В целом, я собирался взаимодействовать на доверии между собой и руководством страны, а не становиться серым кардиналом при помощи магии. Пройдёт каких-то двадцать-двадцать пять лет, и Земля войдёт в космическую эру как равное прочим государство, став на одну ступень с республикой Анарат, Содружеством и другими.

Впрочем, я немного отвлёкся. Мой отряд уже дошёл до нужного места.

– Герр офицер? – удивлённо и с сильной примесью страха воскликнул служащий медицинского барака, где находился сейчас Яков и которого я встретил на входе в здание. Это был худой мужчина, сутулый то ли от вечного страха, то ли от невзгод, одетый в полосатые штаны, куртку и берет, с розовым матерчатым треугольником на левой стороне груди и многозначным номером рядом.

– Мне нужен заключённый из Целленбау, который поступил к вам на днях, – резко сказал я.

– А-а…

– Русский. Живо!

– Д-да, герр офицер, – сильно вздрогнул он. – Я покажу.

Яков лежал в общей палате. От посторонних взглядов его скрывала матерчатая потрёпанная ширма. Он был накрыт затёртым тёмно-серым одеялом до подбородка. Его голова была замотана бинтами. Лицо худое, с серой обвисшей кожей, как у человека, долгое время страдающего тяжёлой болезнью.

«А ещё писали, что в плену он получал уход по высшему разряду, – покачал я головой, вспомнив кое-какие записи. – М-да, с таким уходом он не выглядел бы живым покойником сейчас. И на ранение его вид не списать».

Аура мужчины выглядела плохо. Без хорошей помощи опытного хирурга и редких дорогих лекарств Яков умрёт через несколько дней.

Рядом раздался голос ещё одного немца:

– Герр офицер?

Пока я шёл к бараку, где находился нужный мне человек, Ску Би отправилась на поиски врача. И вот он тут. Рядом со своими подопечными этот сытый холёный мужчина смотрелся образцом здорового человека.

– Как это случилось? – спросил я, кивнув на раненого.

– Два дня назад он выпрыгнул из окна тюрьмы и бросился к колючей проволоке, по которой пущен ток. При этом он что-то несколько раз громко выкрикнул, чем привлёк к себе внимание часового с вышки. Тот выстрелил и попал заключённому в голову. К счастью или нет, не берусь судить, так как не знаю ценности этого унтерменша, но пуля прошла по касательной, раздробив теменную кость. Её осколки были удалены во время операции, вот только состояние раненого стабилизировалось, но лучше не стало. Боюсь, вскоре он умрёт, – подробно описал он ситуацию с Яковым.

– Всё, я понял, – остановил я его, потом пристально посмотрел ему в глаза и приказал. – Через два дня ты примешь яд, а перед этим сделаешь всё, чтобы прикончить тех, с кем работаешь вместе и ранее проводил опыты над пленниками. Запомни, ты всё время чувствовал жалость к людям, сочувствовал коммунизму и ненавидел нацизм и Гитлера с его прихлебателями. Обо всём этом укажешь в прощальной записке, а ещё в ней укажешь, что рад тому, что товарищи из группы «Белый меч» помогли освободить тысячи заключенных и уничтожили тысячи эсэсовцев.

– Да, герр офицер, всё так и есть, – кивнул в ответ врач. – И я сделаю это, можете на меня положиться.

«Ещё бы ты не сделал», – хмыкнул я про себя.

Дальше я отправился по баракам с заключёнными из СССР.

– Вы кто? – мне навстречу вышел высокий и страшно худой (может, оттого и выше казался) мужчина. В точно такой же полосатой робе и берете, как и помощник медиков из медицинского барака. Отличия были лишь в цвете треугольника на груди. Кстати, всего на территории концлагеря Заксенхаузен использовалось восемнадцать типов знаков-треугольников на груди. Ровно столько, сколько содержалось категорий узников. Треугольники отличались не только цветом (у гомосексуалов – розовый), но и добавленной буквой из латиницы.

– А вы? – вопросом на вопрос ответил я.

– Генерал-майор Красной Армии Зомов Алексей Семёнович, – быстро ответил он и следом добавил. – Вхожу в руководство подпольной ячейки лагерного Сопротивления… что за чёрт?!

– Спокойно, Алексей Семёнович, спокойно, это всего лишь лёгкий гипноз, которым я в дальнейшем пользоваться не собираюсь, – я как можно радушнее улыбнулся ему. – Большего знать мне о вас не нужно ничего. Я здесь, чтобы помочь вам, то есть, всем вам, – я обвёл рукой барак с рядами низких трёхъярусных деревянных нар. – Вы когда в плен попали?

– Во второй половине лета сорок первого.

– Тогда, возможно, вы слышали про оборону Пинска, которой руководил генерал Невнегин и несколько серьёзных контрударов в том направлении под его командованием? Во время одного из них части Красной Армии почти дошли до Бреста и вернули несколько городов на направлении Пинск-Брест.

– Да, я в курсе, – кивнул генерал-майор. – Вы имеете к этому отношение?

– Самое прямое. Мои разработки помогли товарищу Невнегину остановить продвижение немецких войск в той стороне. Причём у него на тот момент было не больше двух батальонов, а на его хвосте сидела почти целая дивизия немцев, – ответил я. – Потом так получилось, что я выбыл из строя почти на два года и не мог помогать в военном деле. Да, если вдруг мне не верите, то вот мои документы, – сказал я и в конце речи протянул собеседнику удостоверение и мандат личного порученца Сталина.

Тот машинально их принял, бегло просмотрел и вернул назад со словами:

– Я вам и так почему-то верю, товарищ Глебов. А документы… ерунда это всё. Немцы здесь, в смысле, в лагере, печатают фальшивые английские фунты, так почему бы и не изготавливать вот такие же, как у вас документики.

– Не думаю, что кто-то из них догадается использовать в собственном тылу мандат сталинского порученца, – хмыкнул я, убирая «корочки» в карман.

Потом он помялся и задал вопрос:

– Вы, когда сказали про помощь, то кого имели в виду? Только тех, кто в этом бараке или вообще всех наших людей в лагере?

– Всех.

У того в глазах вспыхнула радость.

– Это точно в ваших силах? Мы в центре Германии в самом защищённом фашистском лагере. Здесь только эсэсовцев несколько тысяч за стенами.

– Немногим более двадцати восьми тысяч человек заключённых и тысяча восемьсот солдат и офицеров СС, – уточнил я. – Мне это вполне по силам.

Ночь и магия работали на меня, скрывая все мои действия от глаз посторонних. Транспортные боты опускались прямо перед входом в казармы, после чего люди перебирались в салон. Тех, кто из-за болезней и издевательств, голода и тяжёлых работ едва передвигали ноги, переносили андроиды. Как только бот заполнялся до отказа пассажирами, то немедленно взлетал, а на его место опускался пустой.

– Среди всех этих людей не меньше тысячи предателей и фашистских информаторов. Их недавно заслали сюда, чтобы вскрыть подполье и найти нашу радиостанцию, – сказал мне Зомов, который попросил остаться рядом со мной на всё время эвакуации. – Или не одна тысяча, а больше.

– Всех выявим, товарищ генерал, – успокоил я его. – И всем воздадим по заслугам.

Неполных тридцать тысяч человек, из которых три тысячи были неходячими – беременные женщины, больные, ослабевшие после тяжёлых работ и бесчеловечных медпроцедур дети – были перемещены из лагеря за два часа. Конечно, не подготовься я заранее, когда десять часов накладывал на лагерь ментальные чары, то времени ушло бы куда больше. С собой я взял не только граждан СССР, но и антифашистов из Германии, Франции, Италии и многих других. Сделал это по просьбе Зомова, который сообщил, что над этими людьми нацисты измывались лишь чуть меньше, чем над нашими земляками.

После этого опустевшие бараки были уничтожены огненными чарами. Одновременно с ними вспыхнули казармы эсэсовцев за стенами, несколько вышек караульных, морг и прозекторская, расстрельный ров, облицованный бревнами для предупреждения рикошетов, крематорий, газовая камера и особая внутренняя тюрьма Целленбау. В ней содержались особо важные и полезные узники, такие, как Яков Джугашвили, премьер Германии в тридцатых годах и многие другие. Там же сейчас сидели украинские националисты Бандера и Стецко, а вместе с ними почти триста их ярых последователей. Сидели они – относительно, конечно, места пребывания – словно короли: отдельная камера, кровать с матрасом и постельным бельём, нормальное питание, развлечение в виде чтения книг, газет, игр. Их не гоняли на работы, не заставляли пробегать по сорок километров в тесных сапогах с двадцатикилограммовым грузом на плечах. Мало того, они могли свободно покидать лагерь, получали посылки, общались со знакомыми за пределами Заксенхаузена. Совсем недалеко от концлагеря располагалась особая школа для диверсантов и агентов, где Бандера был частым гостем.

В моей истории украинские националисты кричат, что этот человек воевал с Германией, за что попал в концлагерь. Вот только сам факт того, что немцы же сами его потом и выпустили, сняв все выдвинутые обвинения, говорит о многом. Почему-то такие люди, как Карбышев или Тельман, были зверски замучены, а националистов отпустили. Странно, не правда ли? И сейчас, когда мне стало видно, как живётся Бандере с прихвостнями в концлагере, где каждый день от голода умирают десятки людей, то никаких иных доказательств уже не нужно.

Я даже пообщался немного с ним. От разговора с националистом осталась лишь чувство гадливости. Из полезного узнал фамилии немецких инструкторов, агентов на территории СССР и Польши. А так же про смерть его братьев в немецком лагере Освенцим в прошлом году. Причём, винил он немцев в этом меньше, чем поляков, почему-то. По его словам братьев убили польские надзиратели, наплевав на строгий приказ немцев. Этот момент так меня заинтересовал, что я позже от слепков душ убитых узнал, что прикончили эту парочку такие же заключённые, как они сами – поляки. Пшеки узнали, что вместе с ними находятся братья человека, от которого их страна познала много горя и захлебнулась в крови, и в них взыграл гонор с желанием мести. И тогда за антипольский террор 30-х годов соузники поляки порешили Александра и Богдана. Для меня эта новость новостью не стала: карма. Ничего в мире не происходит без последствий.

«У бандеровского семейства судьба такая – дохнуть в немецких лагерях от чужих рук», – промелькнула у меня мысль, когда здание тюрьмы мгновенно исчезло в столбе пламени.

* * *

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – официально приветствовал Берия главу государства, едва только переступив порог его кабинета.

– Присаживайся, Лаврентий, – тот указал на стул и усмехнулся, добавив с деланным акцентом. – И помэньшэ официоза. Рассказывай, что там у тебя произошло, раз я тебе так срочно понадобился ночью.

Когда нарком внутренних дел устроился за столом, он раскрыл толстую папку, с которой вошёл в помещение.

– Коба, Объект вернулся, – сказал он и протянул собеседнику большую чёрно-белую фотографию не самого лучшего качества. На ней были запечатлены несколько мужчин в морском порту на фоне нескольких крупных кораблей. Одна из фигур была обведена по контуру красной тушью.

– Уверен? – Сталин нахмурился, взял фотокарточку и внимательно её рассмотрел.

– Аналитики утверждают, что вероятность в этом около девяноста процентов.

– Он показывал чудеса?

– В некотором роде, Коба. Привычных чудес, которыми он в Пинске занимался, там не было. Зато косвенные выглядят весьма впечатляющими. Несколько дней назад с Дальнего востока приходили сводки про уничтожение японцами американского конвоя, который вёз подкрепление на наши оккупированные земли. Сами японцы, конечно, это отрицают, но у США имеются неопровержимые доказательства в лице нескольких спасшихся моряков и фотографий, которые те смогли сделать в момент нападения и сохранить.

– Это те американцы, которые сейчас находятся в одном из твоих лагерей где-то под Якутском? – хмыкнул Сталин. Про уничтожение японцами кораблей США и пленении русскими моряками выживших из морского конвоя он знал, не те это события, которыми можно пренебречь.

– Те самые. Спаслись несколько человек на спасательной шлюпке, которых не заметили наши корабли. В ней оказался фотограф со своим аппаратом и плёнкой с кадрами нападения.

– Просто невероятное совпадение, – слегка улыбнулся хозяин кабинета.

– И не говори, Коба. Чудеса, да и только. А дальше их только больше стало, – Берия достал из папки несколько фотографий, на который красовались два крейсера и большой пассажирский лайнер, чья палуба была уставлена зенитками и коробами с грузом. – Это те суда, которые нашли американцев и доставили их в Магадан. Эскадра из трёх судов под командованием некоего капитана первого ранга Воронцова. О таком флотском командире ничего неизвестно, как и о его эскадре. Мало того, оба крейсера являются судами из серии двадцать шесть бис. И на данный момент во флоте их всего два. Это «Максим Горький» и «Молотов». Только один сейчас ремонтируется в Ленинграде, иногда поддерживая своими орудиями наши войска. А второй, «Молотов», в Новороссийске и так же требует капитального ремонта.

– Чудеса, – усмехнулся Сталин.

– Ещё какие! Свидетели обратили внимание, что корабли, которые вошли в порт Магадана, выглядели новыми: ни вмятин, ни следов от столкновений, ни пятна ржавчины, краска свежая и её слой удивительно ровный и однотонный. Корабли такими не бывают даже тогда, когда в первый раз выходят из дока.

– Объект появился с кораблями?

– Нет. Ещё до появления эскадры некто товарищ Глебов, представившийся твоим порученцем, появился в штабе фронта и сразу же сумел договориться с генералом армии Апанасенко. Тот дал ему в сопровождающие самого начальника Оперативного управления фронтом генерала-майора Казаковцева. Он и Глебов сели в самолёт, на котором прибыл «порученец» и прилетели в Магадан. Самолёт был не один, ещё имелись три истребителя Ла-три. Вот на них и прибыл Объект.

– Вот так просто пришёл, поговорил и взял в сопровождающие целого генерала, даже не майора, ну или пускай полковника?

– Да, – кивнул Берия. – Объект раньше в точно таком же был замечен. По его желанию окружающие слушались его, как родных отца с матерью.

– Продолжай, Лаврентий.

– После высадки пленных американцев в порту, с кораблей эскадры был выгружен внушительный военный груз. Форма, оружие, боеприпасы, продукты. Даже автомобили газ шестьдесят четыре. И все чистенькие, без царапин, без потёков краски, без помятостей. Словно не машины, а дорогие игрушки, в которые мастер душу вложил.