Текст книги "Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир (СИ)"

Автор книги: Михаил Азаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Конец Фанни Лир

Михаил Греческий:

«Шёл 1886 год. Никина «великая княгиня» умирала в Ницце от чахотки.

Все эти годы Фанни переезжала с места на место, Жила она в Бельгии, потом в Италии, оттуда король Виктор-Эммануил выслал её, опасаясь нового скандала: печально известная американка завела амуры с сыном его, незаконнорождённым, но всё же…

Затем Фанни вернулась в Соединённые Штаты, провела некоторое время у матери в Филадельфии, потом в Нью-Йорке, потом уехала в Европу. Поселилась она, наконец, в своём любимом Париже.

Средств у Фанни уже не было. Поклонников тоже. До увядшей прелестницы охотников не нашлось.

Фанни стала кашлять кровью. Врач объявил, что у неё чахотка и прописал ей здоровую пищу, молоко, яйца, а более того – солнце.

Единственным близким человеком у бывшей покорительницы благородных сердец осталась Жозефина. Но с Фанни они давно расстались, Жила старая горничная у себя на родине, в Бретани.

Фанни написала ей, та примчалась тотчас, прослезилась. Когда Фанни попросила её о помощи, она, всплеснув руками, обещала ходить за госпожой, пока той это надобно. На смущённый Фаннин вопрос о жалованье Жозефина отвечала, что денег не возьмёт. «Ведь мадам всегда была так добра ко мне!» – всхлипнула старушка.

Фанни Лир. Последние годы.

На Жозефинины сбережения они уехали в Ниццу и сняли скромный угол.

В этот весенний день Фанни долго лежала в шезлонге, потом вздумалось ей сменить глухое тёмное платье на светлое, лёгкое, воздушное. Жозефина переодела госпожу, подсела к ней, и обе долго вспоминали прошлое.

Фанни по слабости говорила тихо, почти шепотом, и служанка порой наклонялась, чтобы лучше расслышать её.

Стемнело. Фанни задремала. Жозефина вышла. Вскоре она вернулась, неся лампу и стакан с мутноватой жидкостью.

– Сударыня, лекарство, – сказала она и осеклась.

В окно влетал шум волн. Жозефина опустилась на стул и заплакала».

В том же 1886 году Ники прочёл о Фанниной смерти в столичных газетах. «Мая 7-го сего года скончалась госпожа Фанни Лир, настоящее имя – Гетти Блэкфорд. Умерла она в нищете и забвении».

Но Ники не забыл. Напротив, снова ожило в его памяти прошлое, их с Фанни любовь.

Словно вновь он в Петербурге…

Воспоминание это живей живого.

Да, Фанни обманула его, изменила, но любила она лишь его одного. И он тоже изменил и обманул, но и он любил её одну-единственную, так, что пожертвовал для неё всем. Отдал он за неё самое дорогое – честь и свободу. Но и Фанни он потерял».

Вспомнил Ники и приятеля-соперника Савина. Хотелось знать, как сложилась жизнь у корнета-херувима.

По словам князя Михаила Греческого, «Савина тайно судили и приговорили к каторжным работам. Участники суда неизвестны.

Однако Савина привезли в Томск и отправили не в каторгу, а поместили в частный дом под надзор полиции. Там он томился некоторое время, потом вдруг исчез, под носом у жандармов. Те и не поняли даже, как всё произошло… Савина, впрочем, не искали: в снежной пустыне он и сам отыщется, живой или околевший с голоду и холоду».

Судьба авантюриста

Корнет объявился в Париже. Там в приличном обществе Савин выдавал себя за жертву политических репрессий царского режима. Одно время он был героем дня. В интервью французским газетчикам Савин утверждал, что деньги, вырученные от продажи похищенных брильянтов, пошли на дело революции. Но самое интересное – великий князь Николай Константинович был членом партии революционеров!

Встречался ли Савин с Фанни? Может быть…

Параллельно корнет заводил связи среди местных и приезжих мошенников. Он быстро сориентировался в обстановке и провёл ряд афёр. Когда одураченные им люди спохватились, Савин дал стрекача.

Всплыл он на другом конце света – на западе США, в Калифорнии. В Сан-Франциско экс-корнет остановился в лучшем отеле и представился графом де Тулуз-Лотреком [9]9
  К знаменитому художнику, прославившемуся позднее, это отношения не имеет. – авт.


[Закрыть].

Журналистам Савин заявил, что прибыл в их медвежий угол по поручению правительства России. Оно собирается строить Транссибирскую магистраль и хочет разместить крупные заказы в американской промышленности. Для этого ему желательно познакомиться с возможностями местных заводов.

Американские бизнесмены облепили корнета, как мухи кусок сахара. С утра его везли на предприятия, где хвастались своими достижениями. Вечером закатывались роскошные банкеты. Осыпанный подарками Савин катался, как сыр в сметане. Ему сулили щедрые проценты за посредничество и выдавали недурные авансы. Когда они составили внушительную сумму, в один прекрасный день корнет тихо исчез. Опростоволосившиеся бизнесмены ринулись в полицию и прокуратуру, но его и след простыл.

Савин объявился на Апенинах. Здесь стал героем нашумевшей в своё время «итальянской аферы».

В одной из местных газет ему попалось на глаза сообщение о том, что конный парк итальянской армии нуждается в обновлении. Савин явился к властям и представился богатым русским коннозаводчиком. Как бывший конногвардеец, он неплохо разбирался в лошадях и говорил со знанием дела. Николай Герасимович предложил правительству Италии организовать поставку лошадей из России для кавалерии и артиллерии. В подтверждение представил продуманно составленный бизнес-план.

План рассмотрела особая комиссия при военном министерстве в Риме. Его признали разумным и выгодным для Италии. Сам король распорядился предоставить Савину неограниченные полномочия по импорту русских лошадей. Авторитет корнета в правительстве взмыл под облака. Перед ним заискивали высокопоставленные чиновники, он был почётным гостём на банкетах, в любовницах имел роскошных женщин…

Самым приятным было выделение в распоряжение Савина немалой суммы денег для закупки лошадей. И снова он неожиданно исчез с набитыми карманами. В сборнике «Сто великих авантюристов», изданном издательством «Вече», по этому поводу говорится: «Авантюрист не мог не провернуть эту махинацию, хотя она для него, по всей вероятности, была не столь выгодна, как предоставленная ему важная работа».

Интерпола в те времена ещё не было. Тем не менее, Савина объявили в международный розыск. Его искали в Лондоне, Париже, Берлине, Вене… А он махнул в европейское захолустье – Болгарию. В отеле Софии корнет зарегистрировался великим князем Константином Николаевичем – отцом бывшего дружка.

Взорвалась бомба. Совсем недавно Россия помогла Болгарии освободиться от турецкого владычества. Русские здесь пользовались огромным уважением и любовью. К родному брату императора Александра II поспешили засвидетельствовать своё почтение члены правительства, лидеры партий, видное духовенство и т. д. К счастью Савина, хорошо знавший Константина Николаевича посол России в Болгарии в это время болел. Поэтому «великого князя» от имени российского посольства приветствовал второстепенный чиновник.

Молодая страна Болгария тогда испытывала жестокий финансовый кризис. Савин вызвался его уладить. Он предложил организовать займ в Париже на тридцать миллионов франков. Наивные болгары пришли в неописуемый восторг. Они считали, что само небо протянуло им руку помощи. Кто-то предложил сделать «Константина Николаевича» царём Болгарии! Идея была принята с энтузиазмом.

Савин изумился такому повороту событий, но вида не подал. Он стал разыгрывать роль претендента на престол и подумывать с каким кушем делать ноги. Однако в план неожиданно пришлось ввести коррективы.

Корнету потребовались услуги парикмахера. Хозяева отеля выделили ему лучшего специалиста, в своё время подвизавшегося в Санкт-Петербурге. Войдя в номер великого князя, он сразу понял, что перед ним не Константин Николаевич…

Болгарская полиция, явившаяся в гостиницу для ареста, опоздала всего на полчаса.

Искусно гримировавшийся Савин под вымышленными именами гастролировал потом во многих крупных городах Европы и на курортах. Состарившись, в Ницце и Монте-Карло промышлял шантажом владельцев игорных заведений. В конце жизни судьба забросила его на Дальний Восток.

В Шанхае Савин представлялся графом, бароном и князем. На китайцев европейские титулы впечатления не производили. Поэтому на хлеб приходилось зарабатывать реализацией сомнительных рукописей и сбором подаяний на издание какой-то газеты.

Корнет закончил свой извилистый жизненный путь в 1937 г. то ли в Шанхае, то ли в Гонконге. В больнице для бедных, где он умер, над изголовьем его кровати висела табличка с надписью «Савин».

Когда часы жизни остановились

В 1892 году скончался великий князь Константин Николаевич. Смерть отца Ники воспринял равнодушно. Он хотел получить свою долю наследства. Мать, прогнавшая сожительницу отца Кузнецову с детьми, не возражала. Воспротивился Александр III. Биограф великого князя пишет: «Во всех Никиных начинаниях он видел нечто неподобающее и вредное. Снова призвали докторов, снова окружили его надсмотрщиками, охранниками и агентами III отделения.

Тащкентские власти дали, правда, о великом князе самый положительный отзыв, и правительство согласилось, что его труды не вовсе впустую, но всё же «по болезни его» размах его действий надлежит ограничить и свести их к «домашним садовым и огородным работам, не более того». Ибо, как объяснялось в заключение, не следует перенапрягаться больному, поражённому умственным и душевным расстройством.

Прав на наследство великого князя Николая лишили.

Возможности заниматься любимым делом также».

Александр III почил в Бозе через два года. На престол вступил двоюродный племянник Николая Константиновича Николай Второй. Но положение великого князя осталось прежним – ни свободы, ни воли.

Седина в бороду, а бес в ребро

В Ташкенте вспыхнула холера, а за ней последовал мятеж узбеков. Они обвиняли русских в том, что их заставляют хоронить умерших без обрядов. Того, что обрядность способствует распространению инфекции, – понимать не хотели.

Мятежники великого князя не тронули. Он пользовался любовью коренного населения. Николай Константинович уважал их обычаи, держался с ними на равных и всегда помогал. К тому же он часть дома отдал под больницу. С супругой ухаживал за больными.

Мятеж подавили. А Николай Константинович потом запил. По чёрному. Как в молодости. В пьяном виде ругал жену. Говорил то, что часто мужья в таком состоянии высказывают своим половинам: ты погубила мою жизнь… Если бы не ты, был я настоящим великим князем… Жил в Санкт-Петербурге, а не этой дыре…

Дети Александр и Артемий пугались. Надежда Александровна плакала.

Как-то с похмелья великий князь поехал на охоту с егерем Борисом и слугой-киргизом. В пути наткнулись на обглоданный труп лошади. А рядом в кустах зашевелилась серая масса – медведь. Борис прицелился в зверя. Но Николай Константинович отвёл его ружьё в сторону:

– На нём ошейник! Он ручной!

Медведь съел брошенный ему кусок сахара. Затем из-за деревьев появилась юная красавица. Она властно глянула на медведя, и тот покорно пошёл к ней.

Ники охотился до обеда, а затем направился к знакомым казакам. Его накормили, напоили честь-честью да поведали про свою заботу. Собиралась у них в станице завести семью молодая пара. А накануне венчания семья невесты дала приданого меньше, чем по уговору. Вышла свара. Семья жениха дала невесте от ворот поворот. После такого позора невесте другого жениха не сыскать. Не мог бы великий князь разобраться в тяжбе?

Николай Константинович спьяну согласился. Когда ввели отвергнутую невесту, узнал в ней хозяйку ручного медведя. Звали её Дарьей Часовитиной. Было ей шестнадцать лет от роду.

Ники в Дашу влюбился с первого взгляда. И она на него смотрела смело, как взрослая. Несмотря на то, что лицом и фигурой была ещё почти ребёнком.

Окончательного вердикта в тот вечер великий князь не вынес. Пообещал дело завершить в Ташкенте. Для того пригласил в свой дом Елисея Часовитина с дочкой. Да ручного медведя, с которым Даша не захотела расставаться.

У себя Ники дал Елисею кошелёк со ста рублями, медведя отправил в зоосад, а дочери приказал остаться на ночь…

Так неграмотная казачка Дарья Часовитина стала второй женой великого князя. Правда, невенчанной. От неё у Ники были дети Станислав, Николай и Дарья. Дочь умерла сравнительно недавно – в 1966 году.

Вскоре великий князь построил для казачки хорошенький домик в садах на окраине Ташкента. Эту связь он не скрывал. Разъезжал с Дарьей в открытой коляске по городу, ходил по базару и в театр, где занимал первые места в бельэтаже – дабы публика могла их лучше видеть.

Днём в ташкентском доме Ники жил с Надеждой Александровной и сыновьями. А ночевать уезжал к Дарье Часовитиной с её детьми.

Надежда Александровна молча глотала обиду. Не в её характере было устраивать сцены и закатывать истерики.

В 1965 году в Мадриде на русском языке была опубликована книга «На закате империи». Автором её был генерал белой армии Н. В. фон Дрейер – то ли однофамилец, то ли родственник жены Николая Константиновича. В начале XX века он встречался с великим князем. Генерал приводит слух о том, что Николай Константинович имел целый гарем из узбечек. Вот несколько отрывков из его воспоминаний:

«В силу своего вздорного характера, особенно развившегося с годами, великий князь причинял немало хлопот генерал-губернаторам, которые не могли не считаться с его великокняжеским званием…

…он, как бы желая себя реабилитировать, проникся мыслью принести пользу только что завоёванному краю. На отпускаемые ему от Ведомства уделов ежегодно 200 тыс. рублей, как великий князь, он решил оросить лежащую между Ташкентом и Самаркандом Голодную степь… С годами пыл у великого князя прошёл и он начал чудить, заставляя всё больше и больше о себе говорить…

…Всё ещё красивый, хотя и облысевший, громадного роста, породистый, с моноклем на чёрной широкой ленте в глазу, великий князь сразу обращал на себя всеобщее внимание. Общительный с близкими и остроумный, он любил поражать афоризмами. Один из них: «Любую женщину можно иметь, всё зависит, сколько ей нужно дать: пять рублей или пять миллионов».

Иного мнения был один из лучших министров финансов России Сергей Юльевич Витте. В поездке в Среднюю Азию он также встречался с Николаем Константиновичем. Вот что писал Витте:

«…меня очень удивляло, что он, с одной стороны, по-видимому, был человек умный, деловой, так как там, в Средней Азии, он делал большие оросительные работы, разводил хлопок, а с другой стороны – было установлено, что великий князь Николай Константинович находился в ненормальном состоянии…

В крае его признавали человеком умным, толковым и сравнительно простым. Вероятно, он был лишён всех чинов, так как постоянно ходил в штатском костюме. Наружность он имел не выдающуюся, был лысым; но во внешности его не было ничего отталкивающего».

Соперничество с империей

Экстравагантные выходки великого князя порождали слухи. Полиция собирала их и передавала в Петербург. Например, такой:

«Не так давно, его императорское высочество понуждал сожительницу свою, Надежду Александровну фон Дрейер, к сожительству с неким Пловцовым, ташкентским купцом 1-й гильдии. Его высочество имел намерение захватить их врасплох и потребовать от Пловцова возмещения морального ущерба. На понуждения его высочества госпожа фон Дрейер отвечала решительным отказом. Тогда его высочество принялся угрожать ей, употребляя притом выражения неудобосказуемые, так что госпожа фон Дрейер вынужден был отправиться к его превосходительству генерал-губернатору испрашивать у его превосходительства протекции».

Тогда в очередной раз из столицы направили в Ташкент врачей и психиатров. Балинского и Гавровица к тому времени уже не было в живых. Приехали молодые и относительно независимые, в духе нового времени. Эскулапы согласились, что сифилис, перенесённый его высочеством в молодые годы, привёл к патологическим изменениям. Однако при надлежащем лечении могут произойти положительные изменения. Поэтому его высочеству рекомендуется общественно-полезная деятельность. Та, которой он был занят в прежние годы: изыскательские работы, благоустройство земель, орошение, садоводство и прочее.

«Новые юные доктора не ведали, что адресаты их, а именно министр двора и великая княгиня Александра, сделали всё возможное, чтобы лишить Ники этой самой общественно полезной деятельности, – пишет далее Михаил Греческий. – Великая княгиня сводила с сыном личные счёты, а правительство наказывало его за излишний энтузиазм: не должно простому гражданину, да ещё ссыльному, отбирать хлеб у власти. Благоустраивать земли – не его печаль. Слыханное ли дело! Туркестанский край процветает, а лавры не правительству, а гражданину, да ещё полоумному».

Результат вышел неожиданный. Правительство само взялось за экономическое освоение Туркестана. А Ники бросил пить и стал соревноваться с властями.

Историк Р. Г. Красюков пишет:

«…широко велись работы и в других местах, как, например, в Мурза-Рабашу, по проведению широкой сети оросительных каналов с целью оживления «мёртвых земель в Средней Азии, для устройства в Туркестанском крае новых русских поселений с православными храмами и церковными училищами».

За 1881–1900 годы на свои средства великий князь Николай Константинович построил два рабочих городка – Старый и Новый Искандеры – у Искандерских стремнин горной речки Чирчик и у Бегавадских порогов Аму-Дарьи, возвёл каменные плотины через реки, домики для тысяч рабочих.

Были проведены каналы «Искандер», «Ханым» и стокилометровый магистральный канал имени «Императора Николая I», которые совместно с сотнями арыков оживили 40 тысяч десятин плодородной земли стоимостью до 40 миллионов рублей, при его личных затратах в два миллиона. На этих землях возникло 12 русских посёлков, опытные поля и Троицкий лагерь для войск Туркестанского военного округа. А так называемая «Царь-Плотина» у скал Фархата подняла уровень воды в Аму-Дарье на одну сажень».

Заодно была решена вечная для тех мест проблема безработицы.

Горбатого могила исправит

Романовы всё же в какой-то мере считались с «железной маской» своего клана. Артемий и Александр, сыновья великого князя от Надежды фон Дрейер, получили личное дворянство и фамилию Искандер. Несколько лет спустя, в 1899 году, Николай II пошёл ещё дальше. Артемию и Александру Николаевичам высочайше было пожаловано потомственное дворянство. Их мать также получила фамилию Искандер.

Были и послабления режима.

Но великий князь оставался верен себе.

Вскоре он ещё раз заставил содрогнуться родню.

Однажды на улице в поле зрения монокля Николая Константиновича оказалась ученица шестого класса ташкентской женской гимназии Валерия Хмельницкая. Это была рано сформировавшаяся женщина – статная, пышногрудая блондинка, с голубыми невинными глазами и хитрецой на свежем личике. Последней деталью она чем-то напоминала первую любовь – Фанни Лир.

Великий князь тотчас же направил к мамаше человека с предложением отпустить девицу к нему домой. За немалую мзду.

Мамаша жила в нужде на окраине города. Она происходила из семьи минского кантора, содержавшего семью на хлебе и воде. Муж её был алкоголиком. Он бросил семью ради водки.

Получив такое предложение от его императорского высочества, дама решила, что пробил её звёздный час. Одним махом можно было подняться из грязи в князи. Она запросила за кровинушку сумму, которая Ники показалась чрезмерной. Начались торги. Сошлись на таких условиях: Валерия получит счёт в банке на 20 тысяч рублей. Ими, однако, она сможет воспользоваться лишь по достижении совершеннолетия. Мамаша получила наличными 10 тысяч.

Вслед за тем великий князь Николай Константинович и девица Валерия обвенчались. По одним сведениям в селе под Ташкентом, по другим – прямо в доме великого князя. 36-летняя разница в возрасте молодых не смущала. Таинство брака освятил отец Алексей Свиридов.

С космической по тем временам скоростью весть об этом долетела до Зимнего дворца. Романовы ахнули:

– Ники – двоеженец! Даже троеженец! Если считать казачку…

– Нет, – заступался брат Константин. – Его брак с Надеждой фон Дрейер Святейший синод счёл недействительным. А с Дарьей Елисеевной он просто сожительствует. И насчёт гарема из гюльчетаек юридических доказательств не имеется.

После перебранки направили в Ташкент комиссию из врачей психиатров Гардинга и Розенбаха. Подчинили их инспектору адмиралу Казакову.

Великий князь принял эскулапов во всём блеске восточного гостеприимства. Они были сражены его щедростью, обаянием, интеллектом, философией, специальными познаниями в области ирригации, землеустройства, строительства, сельского хозяйства вообще, хлопководства, садоводства, огородничества и многого чего другого в частности. В заключении они также отмечали: «… местное население, землепашцы, хлопкоробы, фабричные местных хлопковых фабрик рабочие, относятся к его высочеству с чрезвычайным почтением. Зовут они его высочество не иначе как «благодетель», а иные – «государь всея пустыни». Население выказывает ему знаки самой искренней любви».

Проводивший своё собственное расследование адмирал Казаков имел иное мнение. В соответствии с ним иерея Алексея Свиридова, венчавшего Романова и Хмельницкую, лишили прихода. Новобрачную схватили и выслали в Тифлис на жительство без права возвращения в Ташкент. А к его императорскому высочеству адмирал приставил нового главного охранника – твердолобого служаку Гестова. Тот сразу разогнал прислугу в доме Николая Константиновича и покидать ему Ташкент запретил. Даже на улицу разрешил выходить только под конвоем двух солдат.

«Чувствую себя зверем в клетке, на которого тычут пальцем, смеясь», – писал в дневнике Николай Константинович. Ситуацию с Валерией Хмельницкой брату Константину объяснял так:

«Жениться на Валечке я могу и должен, потому что брак мой с Наденькой синод признал незаконным и потому что Валечка уж и так мне жена. Однако ж, и не могу я на Валечке жениться, и не должен из уважения к Наденьке. Потому, стало быть, с Валечкой я только обручился. С меня и того довольно, чтобы считать её женою своею. Прошу тебя, братец Костя, порадей Валечке для меня. У неё слабая грудь, неровен час чахотка. Боюсь, в Тифлисе жить ей теперь не здорово. К тому же, ожидает она от меня дитя».

Увы, интеллигентный великий князь Константин Константинович был бессилен. Всё решал Николай II. Так было заведено у Романовых: старшим дома считался император. Независимо от возраста и позиции на генеалогическом древе.

У Надежды Александровны лопнуло терпение. Она подалась за сыновьями в столицу. Тогда великий князь перевёз в дом Дарью Елисеевну. Но с Валерией в Тифлисе переписывался регулярно через курьеров: капитана Лебедева и лакея Афанасьева.

Одним прекрасным вечером Валерия, переодетая грузинкой, покинула столицу Грузии в восточном направлении. В Баку её встретил Лебедев. Они сели на пароход и поплыли через Каспийское море. В пути капитан, возбуждённый винными парами и качкой, попытался изнасиловать Валерию. Благодаря её мужеству попытка сорвалась.

В Красноводске Лебедев усадил гимназистку на поезд, отправлявшийся в Ташкент. Но почему-то он прибыл в Самарканд, который в маршруте прописан не был. К вагонам бросились жандармы. По паспорту Валерия значилась Елизаветой Моисеевой Хмельницкой, 45 лет…

В полицейском участке путешественницу осмотрели врачи. Ни чахотки, ни беременности у неё не оказалось.

После этого Валерию вернули в Тифлис. Там долго требовали вернуть «полиции запись о браке с великим князем, ежели таковая имелась, и дарственную от него на деньги, переходившие в распоряжение девицы Хмельницкой по достижении оной совершеннолетия.

Добившись своего, власти посадили всё семейство Хмельницких на пароход и услали в неизвестном направлении.

С тех пор великий князь Николай ничего уже более о Валерии не слышал. Не раз осведомлялся он о её местонахаждении в полиции, но никаких сведений получить не смог. Разговаривать с ним на сей предмет отказывались категорически».

Так рассказывает Михаил Греческий о финале последнего романа его императорского высочества Николая Константиновича.

Потом было резкое столкновение с Гестовым. Великий князь обещал пустить себе пулю в лоб, если тот не покинет Ташкент. Генерал с большим трудом отговорил подопечного от самоубийства. Потом посадил под домашний арест. Когда Ники угомонился, отправил его в Крым.