Текст книги "Вдоль каменного пояса"
Автор книги: Михаил Заплатин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Пилоты загрузили самолет тяжелыми ящиками с пьезокварцем и.улетели, пожелав нам счастливого путешествия. Мы с ними еще увидимся. Через три дня они прилетят, чтобы перебросить нас в Северную Народу.
Пока мы осматривали окрестности и снимали пейзажи, прибыли кони. Оказывается, из Саранпа-уля по рации сообщили о нашем прилете начальнику геологической партии Б. А. Синельникову, и он выслал за нами лошадей.
При въезде в поселок геологов наше внимание привлекают штабеля ящиков, наполненных кварцем. Около них на земле лежат прозрачные и дымчатые кристаллы-гиганты, величиной с толстое бревно. Человек едва сможет обхватить руками такой кристалл горного хрусталя.
В поселке нас принимают любезно. Борис Алексеевич Синельников приглашает в свой дом. Здесь происходит знакомство с нашими планами, и через час мы уже едем на конях в горы, к месторождению Додо. Нас сопровождает главный геолог Олег Федюкович, молодой специалист, всего несколько лет назад окончивший институт.
Дорога к месторождению идет лесом, поднимаясь в гору, к вершине Неройки. Искривленные березки постепенно редеют, лес кончается, и мы выезжаем к зоне альпийских лугов.
Удивительно высокие и сочные травы покрывают склоны. Вот где раздолье-то!
Луговой склон круто скатывался в небольшое ущелье, в котором шумел водопад. Над нами маячила красавица Неройка. Обращенная к нам сторона горы от самой вершины обрывалась отвесными скалами.
Кстати, название горы следовало бы правильно произносить по-мансийски: Ойка-Нёр. Одна из легенд говорит, что это название произошло от странной каменной фигуры среди скал на вершине горы. Фигура якобы напоминала сидящего старика, а по-мансийски старик – ойка. «Ойка-Нёр» в переводе означает «Старик-гора». Другая легенда говорит, что был когда-то оленевод по имени Ойка. Он всегда пас свои стада на склоне этой горы. Так за ней и закрепилось название «Нёр-Ойка», которое можно перевести как «гора Ойка».
Дорога от водопада повернула вправо, на перевал. Вскоре мы были на седловине, с которой виднелись изрытые длинными траншеями склоны.
– Вот и месторождение Додо, – сказал Олег Федюкович.
Мы остановили коней на высоком обрыве, с которого открывалась широкая панорама уходящего на север горного кряжа.
– Почему такое странное название – Додо?—■ спросил Паша у Олега.
– Геолог Алешков, который первым обнаружил это месторождение, назвал его уменьшительным именем своего сына.
На изрытых склонах, куда мы спустились с перевала, работали молодые геологи с приборами. От одного прибора, стоящего на треноге, в разные стороны отходили провода с металлическими стерж-
4 м. Заплатин 73
нями на концах, которые были воткнуты в землю.
Среди молодых людей были юноши с бородами. Не знаю почему, но мне симпатичны эти молодые бородачи. В городе они производили бы, возможно, смешное впечатление, но здесь, в горах и тайге, бороды, выращенные в походах, украшают их. Во всяком случае девушки не сторонятся этих молодых «старичков». Пусть геологическая молодежь несколько бравирует своими бородами, ничего плохого в этом нет.
Мы познакомились с некоторыми из молодых людей. Они оказались студс-нтами-практикантами Ленинградского горного института. Я запомнил их имена: Женя Зырянов, Саша Веретененко, Игорь Филатьев и Лена Белорукова. Они с удовольствием согласились принять участие в киносъемке. Перед съемкой молодые геологи объяснили нам принцип действия приборов, показали весь цикл работы чс ними.
Горный хрусталь, как и все прочие минералы, обладает определенным коэффициентом сопротивления. Приборы, посылая в землю импульсы элек-. трического тока, помогают геологам регистрировать присутствие ценного минерала, определять мощность кварцевых жил.
После съемки наши молодые друзья повели нас-к одной из штолен, к выходам хрусталеносных пластов. Каждый из них старался как можно подробнее рассказать о природе горного хрусталя. Мы узнали много интересного об этом полезном ископаемом.
Кварц является очень распространенным минералом. Но прозрачная бесцветная разновидность 74
его – горный хрусталь – встречается редко. Известно несколько разновидностей прозрачного кварца: дымчатый кварц – слабоокрашенный, морион – густоокрашенный до смоляно-черного цвета, цитрин – золотисто-желтый, аметист – фиолетовый. Бывает кварц белый и розовый.
Всем известны фиолетовые кристаллы аметиста. Но, вероятно, не все знают, что это тоже кварц. Проще говоря: аметист это такой же прозрачный кварц, как и горный хрусталь, только окрашенный в фиолетовый цвет.
Какую же ценность представляет горный хрусталь, почему геологи так старательно ищут его? Оказывается, прозрачные кристаллы этого минерала обладают особым качеством, так называемым пьезоэффектом. Благодаря этому природному свойству лучшие кристаллы горного хрусталя получили весьма широкое применение в радиотехнике для изготовления пластин, стабилизующих частоты а передающих и принимающих радиоустановках.
Горный хрусталь является ценным сырьем и для оптики. Поэтому к нему применяют общий термин – пьезооптический кварц. Для изготовления пьезооптических изделий годны только лучшие участки кристаллов, в которых отсутствуют видимые включения инородных тел, пузырьки газа и жидкости, трещины, свили, помутнения.
Горный хрусталь применяется для изготовления всевозможных приспособлений к оптическим приборам, пластин для сахариметров, поляриметров, клиньев для поляризационных микроскопов.
Кристаллы с перечисленными выше дефектами являются низкосортными и идут для изготовления высококачественного тугоплавкого стекла. Кроме
того, горный хрусталь и его окрашенные разновидности находят применение в гранильно-ювелирном деле.
Следовательно, прозрачные кристаллы кварца по своему назначению распределяются на виды: пьезокварц, оптический кварц, кварц для плавки и кварц для огранки. Столь широкое использование горного хрусталя сделало этот минерал очень ценным для промышленности.
На обнаженных выходах кварцевых жил, которые демонстрировали нам молодые геологи, было видно, как залегает горный хрусталь. Массивные жилы белого кварца тянулись в толще гранитов. Геологи стараются обнажить такую жилу, чтобы обнаружить в ней хрустальное гнездо. Нелегко определить, в какой части жилы находятся гнезда G кристаллами горного хрусталя.
Около хрусталеносных полостей, которые имеют вид линз, удлиненных в направлении жилы, кварц становится более крупнозернистым, постепенно переходит в кристалл хрусталя. Эта особенность дает право изыскателям предполагать, что образование кристаллов является непосредственным продолжением процесса образования жильного кварца. В одной жиле может быть несколько хрустальных гнезд, которые называют зародышами, погребами, карманами, пещерами. Гнезда обычно заполнены льдом в результате вечной мерзлоты. Кристаллы сидят или непосредственно на стенках гнезда или на тонкой оболочке белого жильного кварца.
Извлекают горный хрусталь из жил вручную. Геологи осторожно, чтобы не произвести механических повреждений, отбивают от стенок гнезд про-76
зрачные кристаллы. Чем бережнее обращаться с минералом, тем больше из него выйдет пьезооптических изделий.
Затем происходит так называемый процесс обогащения. При этом отбивают от кристаллов только явно негодные части: белые, мутные, сильно потрескавшиеся. Тут же распределяют кварц по качеству: на пьезооптические изделия, на плавку для химической огнеупорной посуды и на огранку. Более тщательному обогащению горный хрусталь подвергается уже на заводах.
Еще много кварцевых жил предстоит исследовать геологам. Но все ли они будут хрусталеносными– это трудно определить заранее. Одно можно сказать с уверенностью, что в недрах Приполярного Урала еще таятся неразведанные сокровища и все они рано или поздно будут выявлены разведчиками природных кладов. В это большое дело вкладывают долю своего труда и наши молодые друзья из Ленинградского горного института.
Вечер мы провели в веселом молодом обществе. Был устроен неплохой ужин. И подумать только: совсем не чувствовалось, что мы находились в глубине гор Приполярного Урала, на безлесных склонах Неройки, вдали от населенных пунктов.
горный кряж с острыми снежными пиками, уходящий далеко на северо-восток. Это был костяк всего Приполярного Урала. Внизу тянулась долина реки Паток. За горной грядой на северо-западе особенно выделялись острые заснеженные вершины какой-то горы. Показывая рукой на эти далекие шпили, Олег Федюкович сказал:
– Сабля – одна из красивейших гор Приполярного Урала.
Сабля своей альпийской красотой привлекает многочисленных туристов. Названа она так за клинообразный, острый горный гребень. Хребет Сабля отличается ярко выраженным альпийским рельефом. На эту гору в свое время поднимались русские ученые А. Кейзерлинг и Э. Гофман. Экспедиция, которую возглавлял Э. Гофман, в 1850 году впервые установила, что Уральский хребет не всюду тянется вдоль меридиана, как это считалось раньше, что к северу от горы Сабли он меняет свое меридиональное направление на северо-восточное. Было установлено, что в месте поворота хребет поднимается до наибольших абсолютных высот, ранее не известных науке.
Э. Гофман писал: «Несмотря на свою незначительную высоту, Северный Урал имеет альпийскую наружность, которую сообщает ему обрывистость его зубчатых скал...»
«Альпийская наружность» Приполярного Урала, который в свое время Э. Гофман называл Северным, была замечена многими позднейшими исследователями. Некоторые ученые стали применять к Приполярному Уралу термины: печорские Альпы, уральские Альпы. Последнее название более утвердилось среди научных работников.
По почину геолога А. Н. Алешкова северную часть Северного Урала стали официально называть Приполярным Уралом. В 1929 году Алешковна горе Сабле обнаружил ледники. Самый крупный из них он назвал именем Э. Гофмана. Однако Гофман, будучи на горе, не увидел ледников и вообще считал, что, несмотря на суровость климата, Урал даже в самой высокой своей части не имеет на вершинах вечных снегов и ледников.
В 1908 году экспедиция, руководимая А. Б. Журавским, посетила северную часть хребта Сабли и тоже не увидела ледников. А сам Журавский утверждал, что на Урале ледников «нет совершенно». В этом были убеждены многие исследователи. Однако местные оленеводы давно знали о существовании в горах Урала вечного снега и льда и рассказывали: «Есть у нас на Камне места, где снег никогда не тает и там уже не снег, а такой твердый лед, что его только топор берет, а снега и льда не видно, потому что они сверху завалены мелкими каменьями...»
Находки первых ледников послужили поводом к организации в 1932 году Уральской ледниковой экспедиции, которая обследовала ледники Сабли и района горы Народной. Эта экспедиция открыла шестнадцать новых ледников. В дальнейшем их обнаруживалось все больше. Были также найдены ледники в районах гор Манси-Нёр, Хаймы, Мана-раги, хребтов Саледы и Малды.
Геолог Алешков первым нашел горный хрусталь. В 1934—1935 годах он производил исследования в районе гор Неройка и Сураиза. В результате геологической разведки была установлена возможность добычи горного хрусталя. В 1936 году развернула промышленную добычу пьезокварца Полярно-Уральская экспедиция, деятельность которой продолжается и в настоящее время.
Месторождение Додо, как уже было сказано выше, открыл А. Н. Алешков. Старейшее на Приполярном Урале, оно до сих пор является одним из лучших. Много тонн драгоценного сырья отправлено отсюда промышленности.
G отрогов неройского гребня мы обозревали всю панораму месторождения. Сверху хорошо были видны изрытые траншеями склоны. Сколько человеческого труда потрачено для того, чтобы в поисках сокровищ проникнуть в глубь земли!
В горах стояла тишина. Порывы слабого ветра приносили отдаленный гул.
– Самолет летит, – сказал, прислушиваясь, Павел. Все стали шарить по небу глазами.
– Вот он!
Высоко над горами медленно плыл завсегдатай таежных мест, самолет АН-2. Маленькая черная точка висела над грозными скалистыми вершинами. Видеть бы эту картину князю Курбскому! Посмотрел бы он, как «ходят» теперь через Камень его далекие потомки.
– Это Лойко летит из Печоры,—сказал Олег,– Завтра будет здесь.
Ночь перед прилетом Лойки была тревожная. Мы несколько раз выходили из избушки, смотрели на небо: не испортилась ли погода. При низкой облачности Лойко не прилетит, и тогда мы надолго застрянем в горах. Но небо сияло звездами, похоже было на то, что день будет безоблачный.
1/*ак только первые ГУлучи солнца осветили вершину Неройки, мы – на ногах. Под окном уже слышен топот копыт и пофыркивание коней. Паша помогает ко-нюху'навьючивать животных, я убегаю на посадочную площадку, чтобы
задержать Лойко, если он прилетит задолго до прихода лошадей с грузами.
Я устроился с кинокамерой в том месте, где обычно приземляется самолет, и ждал. Вот между вершинами гор появилась желанная точка, которая быстро приближалась. Проходят считанные секунды, и самолет АН-2, сделав «козла», совершает посадку. Машина заруливает к нашим ящикам. Лойко из кабины машет мне рукой и кричит:
– Зачем «козла» снимал? Вырежь!
Пока летчики делают перекур, устраиваем маленькое совещание о нашем маршруте.
– Полетим в Народу? – спрашивает Лойко.
– Да. Но хотелось бы попросить тебя пройти и мимо Сабли. Заснять ее нужно сверху.
Лойко, прищурясь, смотрит на небо, на горизонт в западной стороне и говорит:
– Ну что ж, погода сегодня отменная, пожалуй, можно заглянуть и к Сабле.
Договариваемся о маршруте в целом: Лойко подлетает к восточной стороне хребта Сабли, несколько минут летит вдоль него, мы в это время
снимаем; потом направляемся к горе Народной, облетаем ее вершину и садимся в Северной Народе.
– Согласен, – сказал Дима.
Через несколько минут я сидел на подвесном сиденье между пилотами и снова слышал знакомое: «Поехали!» И вот уже под нами проскочил лесистый обрыв реки Щекурьи. Я с восхищением посмотрел на Лойко, крепко держащего обеими руками Штурвал. Сколько воли и бесстрашия выражало его серьезное лицо в эти минуты! Он заметил мой взгляд, улыбнулся, подмигнул мне, и лицо его снова приняло серьезное выражение.
Правее и гораздо выше нас проплывали скалистые отроги неройского гребня. Впереди преграждала нам путь гора с останцами на вершине. Отворачивая от нее вправо, над долиной реки, Лойко постепенно набирал высоту. Через минуту мы развернулись над лесными увалами и взяли курс на северо-запад. Зеленый лесной ковер под нами был испещрен желтеющими деревьями – тайгу обдало первым дыханием приближающейся осени.
Вершина Неройки была теперь значительно ниже нас, за ней к северу тянулась гряда гор. Впереди, за долиной реки Большой Паток, на западном краю хребта отчетливо виднелась гора Сабля с характерными зазубринами на вершине. Пролетая над Неройкой, пилот показал на домики геологического поселка, крошечными кубиками раскинувшегося в долине Щекурьи.
Вскоре мы приблизились к островерхой горе. Гребень Сабли представлял собой внушительный горный массив и поднимался в небо несколькими острыми вершинами. На западе гора круто обрывалась к печорской низменности. По отвесному склону прямой линией тянулась граница снегов.
Павел вручил мне готовую к съемке камеру. Лойко передал управление второму пилоту Толе, открыл форточку и дал возможность заснять вершину Сабли. Толя изменил курс, и мы полетели вдоль восточного склона горы.
Пики, острые гребни, отвесные скалы – все это запорошено снегом, а внизу – черная тайга. Мы любуемся вершиной Сабли. Вот она, «королева» уральских Альп! Как не похожа красавица Сабля на своих далеких уральских родственниц—горы Среднего Урала!.. Это ее острые шпили привлекли внимание первых исследователей Северного Урала А. Кейзерлинга и Э. Гофмана.
Дима Лойко показал мне на огромные снежные поляны, спускающиеся по расщелинам между скал. Одна из них выглядела особенно внушительно. Летчик наклонился к моему уху и громко сказал:-
– Ледник Гофмана!
В это время самолет сильно подбросило восходящим потоком. Лойко схватил штурвал и стал помогать второму пилоту. Резкими рывками самолет стало бросать то вверх, то вниз. Выровняв машину, Лойко снова наклонился к моему уху:
– Здесь всегда сильно бросает: гнездо ветров!:
Самолет вздрагивал, словно по нему ударяли
чем-то тяжелым. Спустя некоторое время Дима наклонился ко мне опять:
– Долго быть над Саблей опасно! Полетим к Народной!
С воздуха было хорошо видно, как от Сабли Уральский хребет изменял меридиональное направление и всей своей горной лавиной резко поворачивал на северо-восток. В месте изгиба громоздились самые высокие точки Урала – гора Колокольня, гора Манарага, гора Карпинского, гора Народная и другие.
Пилот направил машину на северо-восток.
Мы летим словно над замерзшим морем. Взлетевшие вверх волны так и застыли острыми гребнями. Между ними извивается зеленая долина реки, врезавшаяся в самую гущу снежных гор. Это долина Вангыра. Среди гребней особенно выделяются вершина Колокольни и гвоздеобразный шпиль Манараги. Мы пролетаем правее их. По мере нашего перемещения шпиль Манараги заметно изменяет свои очертания и приобретает вид медвежьей лапы. За это гора и получила название «Манарага», что по-ненецки означает «медвежья лаиа».
Впереди снежные горы застилают весь горизонт. Вершины их приобретают все более неприступный вид. Здесь хребты высокогорной зоны образуют костяк всего Приполярного Урала и достигают максимальных высот. Я наклоняюсь к Лойко:
– Не верится, что это Урал!
– Да, это почти Кавказ!
– Уральские Альпы!
Кое-где на дне котловин виднелись высокогорные озера округлой формы, наполненные бирюзовой водой. Наш «Антон» парит над хребтами с тонкими гребнями, тянущимися по вершинам, как по горбу доисторического гигантского ящера стегозавра. Мы приближаемся к истокам речки Хобе-Ю, где поднимается хребет Неприступный, увенчанный невысокими гребешками и вершинками. Высота этого внушительного горного массива 1650—1800 метров.
Пролетев долину Хобе-Ю, Лойко развернул самолет строго на север.
– Скоро Народная!
Среди однообразного горного ландшафта гора как будто ничем не выделялась.
– Вот она! – показал пилот на куполообраз-ную вершину.
Я, признаться, был даже разочарован – столь невыразительной выглядела самая главная вершина Урала. Воображение рисовало ее необычной, чем-то выдающейся и не похожей на другие горы. Ведь она самая высокая среди других гор Уральского хребта!
С нашего направления вид на гору был самый невыгодный: она освещалась, как говорят кинооператоры, «лобовым» светом, который скрадывал рельеф. Эту вершину лучше было заснять при боковом освещении.
– Облетим ее, Дима! – попросил я пилота я показал на приготовленную кинокамеру.
Лойко кивнул.
Через минуту, когда мы оказались почти над Народной, нашим глазам предстал совершенно иной рельеф: на юго-запад гора обрывалась отвесной, не освещенной солнцем стеной, выявился четкий острый гребень, тянущийся к вершине. На отвесной теневой стороне было меньше снега. По соседству с Народной возвышалась другая внушительная вершина – гора Карпинского. На дне котловины, разделяющей гору Народную и гору Карпинского, виднелись два удивительно голубых озера.
Я перебираюсь на сиденье второго пилота, открываю форточку й снимаю Народную. Павел подает мне то одну, то другую кинокамеру.
Закончив облет вершины Народной, мы направляемся к горе с длинным острым гребнем. Она удивительно походит на перевернутую кверху дном лодку. Проносимся над самым ее гребнем и садимся в долине.
Рядом шумит река Народа, по ее долине тянется лиственничный лес вперемешку с могучими кедрами. Над рекой склонила свою огромную голову-шлем гора Чёндер. Вдали ослепительно белеют снежные горы. Мы находимся у геологической базы Северная Народа.
НА ВЕРШИНУ ГОРЫ НАРОДНОЙ
1“1 опасть в централь-1 *ную часть Приполярного Урала и не предпринять восхождения на высшую точку Каменного пояса – это преступление.
Именно с такими мыслями мы прибыли в геологическую базу Северная Народа. Уехать отсюда и не побывать на Народной?! Нет, это невозможно! Нужно приложить все усилия, чтобы организовать поход на гору. Да и расстояние до Народной ничтожное – всего восемнадцать километров.
Туристам осуществить этот поход легче: сгово-
рились, снарядились, рюкзаки на плечи – и пошли. Нам труднее: у нас киноаппаратура, ее нужно везти на оленях или на конях. Нужны для съемки и люди. Одним словом, наше восхождение не должно иметь только экскурсионный характер. Мы обязаны произвести киносъемку восхождения, заснять сердце уральских снежных гор для того, чтобы зрители могли увидеть на экране один из альпийских уголков Приполярного Урала со своей «матерью»– горой Народной.
Нас приютили в главной квартире геологической базы. За стеной живет начальник базы – Алексей Никитич Глуховец. На нашу просьбу он раздраженно отвечает:
– Да нет у нас для этого дела коней! Хрусталь вывозить не хватает транспорта, а тут еще вы со своей киносъемкой.
Мы, конечно, огорчены таким ответом, но понимаем, что Глуховец по-своему прав. Терпеливо ждем и, чтобы не терять времени, знакомимся с местностью, снимаем пейзажи в окрестностях.
Геологическая база расположена в среднем течении одного из небольших притоков реки Народы. Со всех сторон она окружена горами. Над поселком с запада высится длинная гора Малый Чёндер. С севера база заслонена горной грядой, в которой особенно выделяется остроконечная вершина Лезвие. С востока дома прикрывает один из отрогов горы Гранитной.
Вблизи Северной Народы находится водораздел. Достаточно подняться к месторождению Гранитному, расположенному в пяти километрах, и вы попадаете на границу между Европой и Азией. Причем Европа оказывается в стороне севера, а
Азия в стороне юга. На водоразделе есть участки, где в Европу вы пойдете прямо на восток(!).
База находится в котловине, защищенной от северных ветров каменной стеной гор. Здесь можно часто наблюдать такую картину: над северными горными хребтами водораздела клубятся гигантские валы темных туч, а в котловине Северной Народы стоит теплая солнечная погода.
Изменяя свое меридиональное направление на северо-восточное, горная гряда Приполярного Урала образует здесь дугу – гигантский амфитеатр, благодаря которому район, простирающийся к востоку от горы Народной, защищен высокими горными цепями от западных, северо-западных и северных ветров, приносящих плохую погоду. Хребет на этом месте является своеобразной климатической границей. Южные склоны гор этой части Приполярного Урала имеют более благоприятные климатические условия, чем северные, поэтому тайга по долинам рек, особенно по долине реки Народы, проникает с юга высоко в горы, почти к самой границе снегов.
По наблюдениям А. Н. Алешкова и Л. Д. Долгушина, климат Приполярного Урала, особенно на водоразделе рек Болбан-Ю и Народы, очень своеобразен, условия погоды крайне изменчивы: на западном склоне – дождь, снег и метель; на восточном в то же время – ясная теплая погода. От каждого крупного дождя, реки в верховьях сильно вздуваются, превращаясь в непроходимые бурные потоки, но как только прекращается непогода, уровень воды в них резко спадает.
Бывают годы, когда снежинки на горах совсем стаивают, ледники сильно уменьшаются, уровень озер снижается. Многие ручьи и болота совершенно пересыхают. Но часто бывает и другая картина: в середине июля все горы покрываются вдруг снегом и он уже не тает до зимы. Метели зимой иногда бывают такие сильные, что ледники покрываются толстым слоем снега и не обнажаются все лето.
Соседство пышной тайги и снежных гор – обычная «альпийская» картина на Приполярном Урале. В связи с этим своеобразен здесь и животный мир. В тайге на склонах обитают типичные таежные животные, такие, как лось, медведь и другие. Зимой здесь можно встретить представителя арктической фауны – песца, которого нередко добывают саран-паульские охотники. Очень интересно и загадочно распространение на Приполярном Урале маленького грызуна пищухи, который обитает к востоку от реки Енисея и совершенно не обнаружен в про-, странствах между Енисеем и Уралом. Каким образом попал этот маленький зверек в горы Приполярного, Урала?
Все это мы узнали, пока ждали коней, которых все-таки обещал нам Глуховец. Побывали на месторождении Гранитном, на склонах горы Лезвие и засняли много интересных пейзажей. Наше внимание привлекли две палатки, стоящие на берегу реки Народы. В них жили научные работники из Сыктывкара Генрих Симаков и Владимир Хлыбов. Они с радостью согласились стать нашими попутчиками и проводниками на вершину Народной: район их геологических исследований сосредоточен как раз под самой горой, в верховьях ручья Кар-пин-Шор. К нам присоединился молодой корреспондент одного из московских журналов. Некоторые из геологов завидуют: было бы у них свободное время, они вместе с нами пошли бы на Народную. Начальник ревизионно-тематической партии Дмитрий Сергеевич Образцов искренне пожалел:
– Если бы не плановая поездка на месторождение Пеленгичей, с удовольствием присоединился бы к вам.
Похоже на то, что и сам Глуховец не прочь прогуляться с нами до вершины Народной, если бы на базе можно было кого-то оставить заместителем. Совершенно неожиданно однажды утром он приводит к нам молодого парня и объявляет:
– Знакомьтесь: это Володя. Он поведет вас к Народной. Четырех лошадей вам хватит? Больше дать не могу.
– Хватит, хватит! – поспешили ответить мы.
Наше снаряжение давно готово. Володя уходит
ловить пасущихся лошадей. Мы готовим и укладываем небольшой продовольственный запас: не
сколько банок тушенки и сгущенного молока, брикеты гречневой каши, масло и пять-шесть буханок хлеба – это на три-четыре дня. Наши друзья из Сыктывкара, кроме хлеба, чая и сахара, ничего не-берут.
– Голубики под Народной навалом! А в озерах половим хариусов.
Ах, этот прославленный хариус! Вся многочисленная армия таежных путешественников с восторгом отзывается об этой замечательной рыбе, которую не только есть, но и ловить – одно удовольствие.
Во второй половине дня выходим. Нас шестеро: проводник Володя, мы с Павлом, двое геологов из Сыктывкара и корреспондент. Четыре километра идем по речке Северной Народе, потом сворачиваем вправо, на реку Народу, которая прокладывает себе путь в широких воротах, образованных скальными обрывами двух гор – Большого и Малого Чёндера, в так называемых Чёндерских воротах.
Особенно привлекателен Большой Чёндер. Он странным образом походит на каску пожарного. Его закругленная вершина обрывается отвесной скалой в несколько десятков метров. От скалы к самой реке спускается крутая осыпь хаотически нагроможденных камней.
Тропа ведет нас под самый Чёндер. Народа, сжатая крутыми берегами, бушует и ревет между глыбами, лежащими в ее русле. Идем то по каменным россыпям, то среди высокой сочной травы, то углубляемся в труднопроходимую тайгу. Чем выше поднимаемся, тем заметнее приближение осени: листья голубики стали малиновыми, березняк начинает желтеть. На отдельных лиственницах заметна желтеющая хвоя.
Чёндерские ворота остаются позади. Близится вечер, опустившееся к горам солнце светит нам в лицо. Тайга заметно редеет, лиственницы становятся низкорослыми, редкие кедры среди них выглядят богатырями. Мы перешли почти высохший ручей, вытекающий справа, и впереди блеснула водная гладь озер. Солнечные лучи последний раз сверкнули на воде, и дневное светило скрылось за горы. Наступили сумерки.
На привал остановились у подножья плато, над которым возвышается Народная. Перед нашей стоянкой большое озеро, а за ним расположены цепочкой еще несколько озер. Река Народа широкими шумными каскадами стекает из озера в озеро. Вдали стоит стеной горный заснеженный кряж с вершиной Манси-Нёр.
Один из сыктывкарцев, Володя Хлыбов, готовит удочки.
– Я от тушенки отказываюсь. Она у меня вот здесь застряла. – Он провел ладонью по горлу.– Кто со мной?
Он повел меня туда, где речка широкой бурлящей лентой спускается в озеро. Кристально чистая и холодная вода – приют хариусов. Другой рыбы здесь нет. У озера то и дело слышны всплески – это хариус ловит в воздухе мошкару и комаров.
Хариус здесь называется полярным. Он похож на сибирского, имеет разукрашенный хребтовый плавник. Только полярный хариус более темный, чем его сибирский родственник.
Нам потребовалось совсем немного времени, чтобы буквально надергать несколько десятков рыб. На берегу уже забелели палатки, заполыхал костер. Свет заходящего солнца долго держался на снежной вершине Манси-Нёр, потом угас. Небо над нами покрылось звездами. Мы вернулись с солидным уловом.
Вскоре над костром висел котелок с ухой. Несколько хариусов Володя разрезал на куски, посыпал солью и, сделав грациозный жест, сказал:
– Не угодно ли перед ухой испробовать сырой рыбки. Хариус по-любительски!
Павел скорчил гримасу, корреспондент сделал удивленные глаза. Только Генрих Симаков и про-водник бодро заявили:
– С удовольствием!
Мне приходилось пробовать сырого хариуса в тунгусской тайге, у эвенков. Поэтому и я присоединился к трапезе. Мы с аппетитом уплетали куски сырой рыбы с солью, вприкуску с хлебом.
Мой знакомый эвенк с далекой Подкаменной Тунгуски, Андрей Дженкоуль, приучил меня есть сырого хариуса. Он говорил мне: «Ешь сырую рыбу. Полезно. Мы, эвенки, никогда не варим хариуса, только печем на костре или засаливаем. После варки рыба – бесполезный продукт, все витамины в ее мясе вывариваются. Это очень важно в начале лета, когда в лесу еще нет ягод, когда дичь в тайге затаивается и выводит потомство, – сырая рыба, и особенно хариус, является в это время основной пищей, содержащей витамины».
Что ж, все это, наверно, правильно. Но увлекаться сырой рыбой, конечно, не следует. Нельзя ведь забывать и о желудочных заболеваниях...
– Отбой! – скомандовал Генрих Симаков, и все разошлись по палаткам.
Пылал костер. Кругом стояла мертвая тишина. Только потрескивали сучья, объятые пламенем. Над горами в небе сверкали звезды. В темноте белела снежная громада горы Манси-Нёр.
Солнечный свет медленно скользил по снежным вершинам и опускался в долину. Вот он уже заиграл на верхушках лиственниц. Внезапно осветилась вся речная низина и наш лагерь. Земля вокруг лагеря была покрыта инеем, который под солнечными лучами быстро превращался в росу. Я ходил по мокрой траве и любовался удивительной картиной: трава и кустики голубики были сплошь усеяны капельками росы, словно стеклянным бисером. Каждая росинка играла в солнечных лучах всеми цветами радуги.
Возле палаток горело бесчисленное множество сверкающих разноцветных «фонариков». Я с удивлением замечал, что по мере моего движения «фонарики» изменяли свою окраску. Мне хотелось запечатлеть это на кинопленку. Я ползал на коленях по мокрой траве, выбирал наиболее густо усеянные росой травинки и снимал «фонарики».
