Том 5. Багровый остров (с иллюстрациями)

Текст добавлен: 17 июля 2025, 23:51

Текст книги "Том 5. Багровый остров (с иллюстрациями)"

Автор книги: Михаил Булгаков

Жанр:

Классическая проза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Назад к карточке книги

Действие пятое

СОН СЕДЬМОЙ

…Три карты, три карты, три карты…

Через два месяца. Осенний закат в Париже. Кабинет господина Корзухина в собственной вилле. Кабинет этот обставлен необыкновенно внушительными вещами. Несгораемая касса. Коллекция оружия. Корзухин сидит за громаднейшим письменным столом. Корзухин в пижаме и золотой ермолке. Рядом с письменным столом карточный, на нем приготовлены карты и две незажженные свечи.

Корзухин. Антуан!

Входит очень благообразного французского вида лакей в зеленом фартуке.

Мсье Маршан мáве аверти киль не вьендра паз ожурдюи, не ремюе па ла табль, же ме сервире плю тар.

Антуан молчит.

Репонде донк кельк шоз![76]76
Monsieur Marchand m'avait averti qu'il ne viendra pas aujourd’hui. Ne remuez pas la table. Je me servirai plus tard. Repondez-donc quelque chose! – Мсье Маршан сообщил, что не придет сегодня, со стола не надо убирать, я буду обедать позднее. Да отвечайте же! (франц.)

[Закрыть] Пробаблеман ву не компрене рьен? Вы ничего не поняли?

Антуан. Так точно, Парамон Ильич, не понял!

Корзухин. Антуан, вы русский лентяй! [Запомните: человек, живущий в Париже, должен знать, что русский язык годится только для того, чтобы выкрикивать на нем разрушительные социальные лозунги и ругаться скверными непечатными словами. Ни то, ни другое в Париже не принято!] Учитесь, Антуан, это скучно. Что вы делаете в настоящую минуту? Ке фет ву а се моман?

Антуан. Же… Я ножи чищу, Парамон Ильич…

Корзухин. Как «ножик», Антуан?

Антуан. Ле куто, Парамон Ильич.

Корзухин. Правильно. Учитесь, Антуан!

Звонок. Корзухин снимает ермолку, расстегивает пижаму, говорит на ходу.

Принять! Может быть, партнер… же сюи а ла мезон[77]77
Je suis á la maison. – Я– дома. (франц.)

[Закрыть]. (Выходит.)

Антуан уходит и возвращается с Голубковым. Тот в штатском, потерт и оборван, в руках у него кепка.

Голубков. Жевудре парле а мсье Корзухин…[78]78
Je voudrais parier à monsieur… – Я хотел бы поговорить с мсье… (франц.)

[Закрыть]

Антуан. Пожалуйте вашу визитную карточку.

Голубков. А я вас принял за француза. Вы русский, да?

Антуан. Так точно! Я – Грищенко!

Голубков. Вот дело какое, карточек-то у меня нет! Вы просто скажите, что, мол, Голубков из Константинополя.

Антуан скрывается.

Корзухин(выходя в пиджаке, бормочет). Голубков, Голубков!.. Чем могу служить?

Голубков. Вы, вероятно, не узнаете меня? Мы с вами встретились в прошлом году в ту ужасную ночь на станции в Крыму, когда схватили вашу жену. Она в Константинополе сейчас на краю гибели.

Корзухин. На краю? Простите, во-первых, у меня нет никакой жены, а во-вторых, и станции я не припомню.

Голубков. Как же? Ночь! Еще сделался ужасный мороз! Вы помните мороз? [Во время взятия Крыма?]

Корзухин. К сожалению, не помню никакого мороза. Вы изволите ошибаться.

Голубков. Но ведь вы Парамон Ильич Корзухин? Я вас узнал! Вы же были в Крыму?

Корзухин. Действительно, некоторое время я проживал в Крыму как раз тогда, когда бушевали эти полоумные генералы. Но, видите ли, я давно уже уехал, связей с Россией никаких не имею и не намерен иметь. Полгода, как принял французское подданство, давно овдовел и должен сказать, что вот уже второй месяц, как у меня в доме проживает в качестве личного секретаря русская эмигрантка, тоже принявшая французское подданство и фамилию Фрежоль. Очаровательнейшее и невиннейшее существо, на котором, по секрету скажу, я намерен жениться. Так что всякие переговоры о якобы имеющейся у меня жене мне неприятны!

Голубков. Фрежоль?.. Вы отказываетесь от живого человека?.. Но ведь она же ехала к вам! Мороз! Помните, ее арестовали? Я понимаю, вы тогда могли отказаться, на станции, из страха смерти, но теперь?..

Корзухин. Ах мороз! Повторение старой истории. Меня уже пытались раз шантажировать, господин Голубков, при помощи легенды о моей жене. Этим занималась контрразведка. Возобновления этой истории я бы не желал!

Голубков. Мороз. Окна, помните?.. Фонарь – голубая луна…

Корзухин. Мороз? Однофамилица, возможно.

Голубков. Ай-ай-ай-ай-ай! Моя жизнь мне снится.

Корзухин. Вне всяких сомнений.

Голубков. Поймите, что… Нет, вы – он, он! Но тогда выслушайте: на пароходе в трюме я два месяца шел в Париж! Шел исключительно с тем, чтобы вас разыскать. В Грецию заходил! И вот, поймите, что ни на кого больше никаких надежд нет, кроме как на вас. Я здесь в Париже с моим спутником, и мы оба обращаемся к вам с просьбой. Хорошо, пусть она не жена. Нет у вас никакой жены! Я понимаю, что вам это почему-то мешает. Так даже лучше. Нет и не было! Я, я люблю ее! Понимаете – я! Но мы, я и спутник, не она, нет, просим у вас взаймы. Мы вам отработаем. Тысячу долларов…

Корзухин. Ах, ну да! Простите, мсье Голубков, я так и предполагал, [что разговор о мифической жене приведет именно к вопросу о долларах]. Тысячу? Я не ослышался?

Голубков. Вы – богатейший человек! Тысячу, и мы вам свято вернем ее!

Корзухин. Ах, молодой русский. Прежде чем говорить о тысяче долларов, я вам скажу, что такое – один доллар. (Начинает балладу о долларе. Вдохновляется.) Доллар! Глядите, вон, вон, горит золотой луч, скользит и падает, а рядом с ним в воздухе согбенная черная кошка. Химера… Notre Dame! Века. Так вот там сверкает, там покоится доллар! Слушайте! (Таинственно указывает в пол.) Неясное ощущение… Не шум и не звук, а как бы дыхание нарывающей земли. Там чудовище летит стрелой! Метро. В нем доллар! Теперь закройте глаза и вообразите: мрак, в нем волны ходят, как горы… Мгла и вода. Океан! Он страшен, он сожрет. Но в океане с сипением топок, взрывая миллионы тонн воды, идет, кряхтит… Глаза, огни! У топок голые кочегары… Он роет воду, ему тяжко, но в адских топках он несет золотое дитя – свое сердце – доллар! И вдруг – сигнал! Тревожно в мире! И вот с трапов сгружают черных сыновей суданского солнца!

За сценою глухой взрыв труб и марш.

Идут… идут!! Куда? Где-то обидели доллар!

За сценой летит веселый марш и глупые солнечные голоса поют: «Hallelujah, hallelujah…» Корзухин подходит к окну, кричит.

Вив ла Франс! (Голубкову.) Сегодня открывают памятник неизвестному солдату! Один солдат! Погиб, защищая божественный доллар. И слышите, как в Париже военные трубы кричат ему: «Аллилуия!» Он погиб, и за это вечно на его могиле будет пылать гранит неугасимым огнем. Доллар! (Утихая) Итак, господин Голубков, я думаю, что вы сами перестанете настаивать на том, чтобы я вручил неизвестному оборванному молодому человеку, [да еще рассказывающему явно сомнительные вещи], целую тысячу долларов! Вы поняли меня?

Голубков. Да, я понял. Мы погибнем за границей. Но я думаю, господин Корзухин, что вы самый омерзительный, самый бездушный человек, которого я когда– либо видел. Вы получите возмездие! Оно не за горами. Оно идет!

Звонок.

Антуан(входит). Женераль-майор Чарнота.

Корзухин. Гм. Русский день. Проси!

Чарнота(входит. Он в черкеске, но без серебряного пояса и в кальсонах лимонного цвета. На лице выражение человека, которому нечего терять. Развязен). Здорово, Парамоша!

Корзухин. Мы с вами встречались?

Чарнота. Ну, вот вопрос! Встречались? Да ты что, Парамон, грезишь? А Севастополь?

Корзухин. Очень приятно… А мы с вами пили брудершафт?

Чарнота. Черт его знает, не припомню. Да раз встречались, так уж, наверно, пили.

Корзухин. Прости, пожалуйста… мне кажется, что вы в кальсонах?

Чарнота. А почему тебя это удивляет? Я ведь не женщина, коей этот вид одежды не присвоен.

Корзухин. Вы… Ты, генерал, так и по Парижу шли? По улицам…

Чарнота. Нет! По улице шел в штанах, а потом их в подъезде снял! Что за дурацкий вопрос?

Корзухин. Пардон, пардон…

Чарнота(тихо Голубкову). Дал?

Голубков. Нет! И не проси, пожалуйста. Пойдем отсюда.

Чарнота. Куда же мы теперь пойдем? (Корзухину.) Что же ты, спишь или что? Твои соотечественники, которые за тебя же боролись с большевиками [перед тобою], а ты отказываешь им в пустяковой сумме? Да ты понимаешь, что там в Константинополе Серафима?

Голубков. Сию минуту замолчи! Я не позволю тебе упоминать о ней! Ты понимаешь, он отрекся от нее! Если ты еще раз упомянешь имя Серафимы, я ухожу один, а ты как хочешь. Словом, идем, Григорий!

Чарнота. Ну знаешь, Парамон, грешный человек, нарочно бы в партию записался, чтобы тебя расстрелять.

Корзухин. Однако, генерал, вы шутите довольно странно, и притом в моем доме!

Чарнота. Стало быть, надеяться не на что?

Корзухин. У меня нет, к сожалению, наличных денег, генерал!

Чарнота. Зачем это карты у тебя?

Голубков. Я жду, пойдем, Гриша! Не унижайся, пожалуйста.

Чарнота. Никакого унижения нет. Поговорил по делу, а теперь желаю поболтать. Интересно, вот, про карты. Ты играешь?

Корзухин. Не вижу ничего удивительного в этом. Играю, и очень люблю. Вот только партнер мой заболел и не пришел.

Чарнота. В какую же игру ты играешь?

Корзухин. В девятку, и очень люблю.

Чарнота. Ты – в девятку? Голубков, ты слышал? Ну, сыграй со мной!

Корзухин. Я с удовольствием… Но, видите ли, я люблю играть на наличные.

Голубков. Пойдем, Гриша!

Чарнота. Тебе что сказано? Заложишь в крайнем случае… Крайнее этого случая не бывает. Чего ты с ним цацкаешься? Дай хлудовский медальон!

Голубков. На, пожалуйста! Мне теперь все равно! А я ухожу!

Чарнота(Голубкову). Не будь ты хоть раз в жизни свиньей! Пойдем вместе. Я тебя с такой физиономией не отпущу! Ты еще в Сену нырнешь. (Протягивает медальон Корзухину.) Сколько?

Корзухин. Хорошая вещь! Очень, очень хорошая вещь! Ренессанс!

Чарнота. Форменный! У меня много таких вещей в Константинополе. Сколько?

Корзухин. Вы хотите, чтобы я купил? Гм… Пять долларов.

Чарнота. Однако, Парамон! Ну ладно, ладно. Идет! (Садится к карточному столу, откатывает рукава черкески, взламывает колоду.) Как твоего раба зовут?

Корзухин. Антуан.

Чарнота(зычно). Антуан!

Антуан появляется.

Принеси, голубчик…

Антуан, удивленно, но почтительно улыбнувшись, исчез.

(Мечет.) На сколько?

Корзухин(улыбаясь). Ну, на эти пять долларов. Попрошу карточку!

Чарнота. Девять.

Корзухин(платит). Прошу вас! На квит!

Чарнота(мечет). Девять.

Корзухин(улыбаясь). Ну, на квит, на двадцать долларов!

Чарнота. Карту желаете?

Корзухин. Да. Семь!

Чарнота. А у меня восемь.

Корзухин(улыбаясь ему, как ребенку, гуляющему у храма Христа). Ну, на квит. Сорок!

Голубков(внезапно). Чарнота! Что ты делаешь? Ведь он удваивает и, конечно, сейчас возьмет у тебя все!

Чарнота. Если ты лучше меня понимаешь игру, садись метать за меня.

Голубков. Я не умею…

Чарнота. Так не засти мне свет! Карту?

Корзухин. Да, пожалуйста. Черт, жир.

Чарнота. У меня три очка.

Корзухин. Вы не прикупаете к тройке?!!

Чарнота. Иногда, как когда.

Антуан вносит закуску и водку. Исчезает.

(Выпив две рюмки.) Голубков. Рюмку?..

Голубков. Я не желаю.

Чернота жестом предлагает рюмку Корзухину.

Корзухин. Мерси, я обедал уже. Продолжимте.

Чарнота(мечет). Угодно карточку?

Корзухин. На квит.

Голубков вздрагивает.

Чарнота. Идет! (Напевает из «Пиковой дамы».) Графиня, ценой одного рандеву… Девятка!

Корзухин. Неслыханная вещь! На квит!

Чарнота. Графиня, ценой одного рандеву… Попрошу прислать наличные.

Голубков. Брось, Чарнота! Умоляю…

Чарнота. Будь добр, займись каким-нибудь делом… Альбом посмотри, что ли… (Корзухину.) Наличные.

Корзухин. Сейчас. (Прикасается к несгораемому шкафу ключом.)

Колокола в шкафу внезапно играют из 2-й Венгерской рапсодии Листа. Звонок в передней. Свет гаснет. Полная тьма. Свет возвращается. Из передней появляется Антуан с пистолетом в руке.

Голубков. Что такое?..

Корзухин. Это сигнализация. Антуан, вы свободны, это я открывал.

Чарнота. Незаменимая вещь в хозяйстве! Надо будет купить. А ты же говорил, что у тебя нет наличных денег…

Корзухин(закрывает кассу). Продолжимте! На квит – триста двадцать долларов.

Чарнота. Не пойдет. Этой ставки банк не принимает.

Корзухин. Вы хорошо играете! Сколько примет банк?

Чарнота. Четвертной билет примет!

Корзухин. Пошло.

Сцена становится несколько более лихорадочной. Комнату вдруг затопляет растопленным парижским солнцем. Чарнота в его свете становится фантастически красным.

Карту мне! (Победоносно.) Девять!

Чарнота. У меня жир!

Корзухин. Пришлите!

Чарнота. Пожалуйста!

Корзухин. Карту! Триста долларов примете? Квит?

Чарнота. Э, Парамоша, ты азартный! Вон она где, твоя слабая струна! Приму!

Голубков. Чарнота!!

Корзухин. У меня семь!

Чарнота. Семь с половиной. Шучу – восемь!

Голубков со стоном вдруг закрывает уши и ложиться ничком на диван. Корзухин открывает ключом кассу. Рапсодия во тьме. Свет. Сцена волшебно изменилась. На карточном столе горят две электрические свечи в розовых колпачках. Корзухин без пиджака. Волосы его всклокочены В окнах теплая тьма, а в ней струится световой хаос иллюминации. Горит Эйфелева башня Чарнота в расстегнутой черкеске. Голубков лежит ничком. За сценой воет военный марш: «Hallelujah…»

(В такт маршу.) Получишь смертельный удар ты… Три карты, три карты, три карты!..

Корзухин. Три тысячи!

Чарнота. Наличные.

Корзухин открывает кассу. Тьма. Рапсодия в течение полминуты, потом свет. Наступило утро: синий рассвет. Корзухин как тень. Чарнота как тень. Свечи погасли. На полу и на столе пустые шампанские бутылки. Груды карт. Голубков стоит как привидение, провалившимися глазами смотрит на карточный стол.

Корзухин. Знаете что? Сдайте мне наличные, я выдам вам чек.

Чарнота(сатанински рассмеялся). Что ты, папаша! Неужели в каком-нибудь из парижских банков выдадут по чеку десять тысяч долларов человеку, который явился в подштанниках. Нет, папа, спасибо.

Голубков(внезапно). Смотри! (Указывает в окно.) Вон, вон, первый луч скользит и падает, там доллар. Что, Парамон Ильич Корзухин, вы помните мороз? Чарнота, выкупи мой медальон! Я хочу его вернуть…

Корзухин. Триста долларов!

Чарнота. Грабитель.

Голубков. На! (Швыряет триста долларов.)

Корзухин швыряет в ответ медальон Голубкову.

Чарнота. Ну, до свидания, Парамоша. Засиделись мы у тебя! Нам в магазины пора!

Корзухин(загораживая дверь). Нет! Стойте… у меня жар! Я ничего не понимаю! Вы воспользовались моей болезнью. Вот что: хотите оба по пятьсот долларов?

Чарнота. «Ты шутишь», – зверь вскричал коварный!

Корзухин. Ну, если так, я сейчас же заявлю полиции, что вы ограбили у меня деньги. Вас возьмут через полчаса!

Чарнота. Ты слышал?! (Вынимает револьвер.) Ну, Парамон Ильич, молись своей парижской богоматери, твой смертный час настал!

Корзухин(кричит страдальчески). Караул! Караул!

Антуан появляется на вопли Корзухина в утренних сумерках. Он в одном белье и похож на привидение.

(Тоскует.) Все спят. Вся вилла спит! Никто меня не слышит, как меня грабят русские бандиты! (Кричит глухо.) Караул!

Внезапно вспыхивает розовый свет, бархатные портьеры раздвигаются, и в прорезе возникает Люська. Она в чепце, в атласной куртке и в шароварах, в золотых ночных туфлях. Увидев Чарноту и Голубкова, окаменевает. Те тоже.

Вы спите, милая Люси… в вашем уютном гнездышке в то время, как патрона вашего грабят русские бандиты!

Люська. Боже мой, Боже мой! Видно, не испила я еще горькой чаши. Казалось бы, имела я право отдохнуть. Вот он, Париж, чудный, обожаемый Париж! Мягко, тепло… Но нет, нет! Лишь свернешься клубочком, мгновенно кто-нибудь кулаком в бок. Недаром я видела сегодня тараканов во сне, и вот они – живые! Мне интересно только одно: как вы сюда добрались?!

Чарнота(поражен). Это – она?

Корзухин(Люське). Что это значит, Люси? (Чарноте.) Вы знаете мадемуазель Фрежоль?

Чарнота. Фрежоль?

Люська становится на колени за спиной Корзухина, как бы говоря: «Не предавай».

Голубков. А… Понятно! Лишние мы люди в Париже, Чарнота! Не мешай!

Корзухин(Чарноте). Вы знаете мадемуазель Фрежоль?

Чарнота. Как же мне ее… знать? Никакого понятия не имею.

Люська. Так познакомимся же, господа! (Выходит из ниши.) Люси Фрежоль! Прежде всего: Антуан, пойдите к дьяволу! В каком виде вы торчите передо мной!

Антуан. Тут сюит, мадемуазель![79]79
Tout de suite, mademoiselle! – Сейчас, мадемуазель! (франц.)

[Закрыть] (Исчезает.)

Чарнота. Я прошу извинить, мадемуазель, меня за мой наряд.

Люська(тяжко махнув рукой). Пожалуйста, пожалуйста, дорогой генерал. Ну-с, господа, в чем недоразумение? (Корзухину.) Крысик мой, жабочка, кто тебя обидел?

Корзухин. Он выиграл у меня десять тысяч долларов.

Люська(садится на край стала, хохочет). Ты сел играть с генералом Чарнотой?

Корзухин. Он шулер? Да?

Чарнота. Полегче, господин Корзухин!

Люська. Что вы, что вы, генерал! Что ты, что ты, крысик. Пойми, в Северной Таврии гусарские полки на стоянках ложились в лоск! Он обыгрывал Крапчикова! Он играет! Знаешь ли ты, как он играет?

Корзухин(подозрительно). Откуда вы все это знаете, Люси?

Люська. Господи, в газетах читала! Ведь это же очень известная фамилия – Чарнота! Ну, в чем же дело, жабунчик, ну, проиграл?..

Корзухин. Я хочу, чтобы они вернули деньги. Где Антуан покупал карты?!

Люська. Нет, котуся! Милый генерал прав. Будь джентльменом. Ты проиграл. Ну, за то, что ты так неосторожен, ты понесешь наказание! Ты купишь мне брошь.

Корзухин. Брошь?.. Меня грабят.

Люська. Ну ничего, ну ничего, мой мальчик! У тебя под глазами тени! Иди, усни! Господа, деньги принадлежат вам. Никаких недоразумений не будет. Поезжайте спокойно. Антуан!

Антуан появился в брюках и в подтяжках.

Господа, к сожалению, покидают нас! Антуан, выпустите их. Очень, очень рада была повидать соотечественников. Жалею, что больше не придется встретиться.

Чарнота. О ревуар![80]80
Au revoir! – До свидания! (франц.)

[Закрыть]

Люська. Адье![81]81
Adieu! – Прощайте! (франц.)

[Закрыть]

Корзухин(внезапно). Где вы покупали карты, Антуан?!

Антуан. Вы сами их покупали, Парамон Ильич. (Уходит с Голубковым и Чарнотой.)

Корзухин. Вон, всех вон! Уволю этого дурака Антуана! Не пускать ко мне больше русских в дом!

Люська. Ну что ты, что ты! Не волнуйся. У тебя будет прилив крови в голове! Вон утро!

Корзухин(всхлипнув, шатаясь). Закройте кассу, Люси, мой друг. (Выходит.)

Люська. Хорошо, хорошо, мой друг! Не беспокойся. (Закрывает пустую кассу. В той тихая музыка. Люська одна, под музыку.)

Снег… Вши… Сапоги… Идут… Едут…
Три деревни, два села,
Восемь девок, один я…
Куда девки, туда я!..

Милый Господи! Разве ты не видишь, как я устала! Я больше ничего не хочу. Я туда не вернусь. Я не хочу! Я желаю спать. (Воровски оглядывается, нет ли Корзухина.)

На пустынной улице, за окном, слышны шаги.

(Подбегает к окну, открывает его, складывает руки рупором, кричит негромко.) Чарнота!

Шаги стихают.

Прощай! Прощай! Голубков! Береги Серафиму! Чарнота! Купи себе штаны!

В окне рассвет. Затем он сменяется тьмой.

Кончен седьмой сон…

СОН ВОСЬМОЙ И ПОСЛЕДНИЙ

Жили двенадцать разбойничков…

Комната в коврах. Низенькие диваны. Кальян. На заднем плане сплошная стеклянная стена. В ней догорает константинопольский минарет, лавры и неподалеку Артурова вертушка. Никнет солнце, закат, закат…

Хлудов(сидит на полу, на ковре, один и разговаривает с кем-то). Ты достаточно меня измучил, но наступило просветление. Да. Просветление. Пойми… Я согласен. Но ведь нельзя же забыть, что ты не один возле меня. Есть живые, повисли на моих ногах и тоже требуют. А? Моя судьба с той ночи завязала их в один узел со мной. Мы выбросились вместе через звенящие мглы, и их теперь не отлепить от меня. Я с этим примирился. Одно мне непонятно. Ты? Как ты отделился один от длинной цепи лун и фонарей! Как ты ушел от вечного покоя? Ведь ты был не один. О нет, вас было много, очень много было! (Бормочет.) Ну, помяни, помяни, Господи! А мы не будем вспоминать. (Думает, стареет, поникает.) На чем мы остановились? Да… Итак, все это я сделал зря. А потом что было? Потом просто мгла и все благополучно ушли. А потом зной. И вон вертятся карусели, каждый день, каждый день. Но ты, ловец! В какую даль проник за мной и вот меня поймал в мешок, как в невод. Не мучь же более меня. Пойми, что я решил уже. Клянусь. Вот. (Шевелит пальцами.) Проданы часы. Больше ничего нет и ничто меня не страшит. Даю слово: лишь только Голубков вернется, я поеду сейчас же. Ну, облегчи же мне душу, кивни! Кивни хоть раз, красноречивый вестовой Крапилин… Так! (Вскрикивает негромко.) Кивнул! Решено!

Дверь отворяется, и входит Серафима. Она в шляпе. В руках у нее сверток.

Серафима. Что, Роман Валерианович, опять?

Хлудов. Что такое?

Серафима. С кем вы говорили? Что я вам велела? Кто в комнате, кроме вас?

Хлудов. Никого нет. Вам послышалось. А впрочем, у меня есть манера разговаривать с самим собой. Надеюсь, что она никому не мешает? А?

Серафима (садится на ковре против Хлудова). Два месяца я живу за стеной и слышу по ночам ваше бормотание. Вы думаете, это легко? В такие ночи я сама не сплю. А теперь уже и днем? Боже мой, бедный человек…

Хлудов. Прошу извинить. Я достану вам другую комнату, но в этом же доме, чтобы вы были под моим надзором. Я часы продал, есть деньги. Светло в ней и окна на Босфор. Особенного комфорта, конечно, предложить не могу. Вы сами видите – чепуха. Разгром. Войну проиграли. И выброшены. А почему проиграли? Вы знаете? (Таинственно указывает на плечо.) Мы-то с ним знаем! Мне самому с вами неудобно рядом. Но я должен держать слово. Я там, оказывается, всякие преступления совершал и вообще…

Серафима. Роман Валерианович! Дорогой… Вы помните тот день, когда уезжал Голубков? Вы догнали меня и силой вернули? Помните?

Хлудов. Прошу извинения. Когда человек с ума сходит, я должен применять силу. Все ненормальные.

Серафима. Мне стало вас жаль, Роман Валерианович. Стало жаль, и из-за этого я вернулась. Неужели же вы думаете, что я стала бы вас обременять?

Хлудов. Мне няньки не нужны.

Серафима. Перестаньте раздражаться! Вы этим причиняете вред только самому себе. Бедный человек!

Хлудов. Да, верно, верно! Я больше никому не могу причинять вреда… А помните, ночь, ставка… Хлудов – зверюга, Хлудов – шакал!

Серафима. Все прошло. Забудем. И не вспоминайте.

Хлудов(бормочет). Да, и в самом деле… помяни. Господи… а мы не будем вспоминать.

Серафима. Ну вот, Роман Валерианович. Я всю ночь думала… Надо на что-нибудь решиться. Скажите, до каких пор мы будем сидеть этак с вами?

Хлудов. А вот вернется Голубков, и сразу клубочек размотается. Я вас сдаю ему, и каждый тогда сам по себе, врассыпную – и кончено! Душный воздух!

Серафима. Вы знаете, это было безумие его отпустить тогда. Я простить не могу себе этого. Я так тоскую. Это Люська, Люська виновата, я обезумела от ее упреков. А теперь не сплю так же, как и вы, потому что он, наверно, пропал в Париже, а может быть, и умер.

Хлудов. Душный город! Тараканьи бега! Позорище русских! Все на меня валят, я ненормальный! А вы зачем отпустили? Причем тут я? В конце концов он взрослый. Деньги там какие-то, у этого, у вашего мужа?

Серафима. У меня нет никакого мужа! Вы знаете, мне совестно людям в глаза смотреть, что я была за ним замужем. Он гнусь, подонок, сволочь!

Хлудов. Я его держал в руках и выпустил! Ну, словом, что же делать теперь?

Серафима. Вот что. В Париж я выбраться не могу. Сергей Павлович пропал. Будем смотреть правде в глаза. И сегодня ночью я решила. Повезут казаков домой, и я вернусь вместе с ними, в Петербург. Я не могу здесь больше оставаться! Зачем я, сумасшедшая, поехала?

Хлудов. Домой? В Петербург? Ага. В Россию? (Оборачивается через плечо и говорит.) Вот, правильно.

Серафима. Разговаривайте только со мной!

Хлудов. Умно, очень. Вы очень умный человек. Казаки едут, пароход уже готов. Большевикам вы ничего не сделали, можете возвращаться спокойно.

Серафима. Одного только я еще не знаю, одно меня только держит. Это – что будет с вами?

Хлудов (таинственно манит ее пальцами. Она придвигается, и он говорит ей на ухо). Сейчас у меня был военный совет, только вы молчите… вам-то ничего, а за мной врангелевская разведка по пятам ходит. У них нюх… (Шепотом.) Я тоже поеду в Россию. Можно ехать сегодня же ночью. Ночью пойдет пароход.

Серафима. Вы тайком хотите, под чужим именем?

Хлудов. Под своим именем. Явлюсь и скажу: я приехал, Хлудов.

Серафима. Безумный человек, вы подумали о том, что вас сейчас же расстреляют!

Хлудов. Моментально, мгновенно! А? Ситцевая рубашка, подвал, снег. Готово! (Оборачивается.) И тает мое бремя. Смотрите, он ушел и встал вдали!

Серафима. А! Поняла, что вы задумали! Поняла! Так вот вы о чем бормочете. Это безумие! Подумайте. Останьтесь здесь. Быть может, вы вылечитесь?..

Хлудов. Я вылечился сегодня. Я совершенно здоров. Теперь мне все ясно. Я в ведрах плавать не стану, не таракан – не бегаю! Я помню снег, столбы, армии, бои! И все фонарики, фонарики. Хлудов едет домой!

Стук в дверь.

Кто там? Qui est la?

Серафима. Я сейчас, сейчас открою! (Открывает дверь, отшатывается.)

Входят Голубков и Чарнота. Оба они одеты одинаково: в серые приличные костюмы и шляпы. В руках у Чарноты чемоданчик. Все четверо долго молчат.

Чарнота(прерывая паузу). Здравствуйте! Что же вы молчите? Вы телеграмму получили?

Хлудов. Нет.

Чарнота. Сукин город! Не то что Париж. Здравствуй, Рома.

Хлудов. Вот. Вот они. Приехали. Все как надо. Отлично. Хорошо.

Голубков. Сима! Ну что, Сима? Здравствуй…

Серафима обнимает Голубкова и плачет беззвучно.

Хлудов(морщась). Пойдем, Чарнота, поговорим! (Уходит с Чарнотой на балкон сквозь стеклянную стенку.)

Голубков. Ну, не плачьте, не плачьте, Серафима Владимировна. Вот, я возвратился.

Серафима. Я думала, что вы погибли. И так тосковала. О, если бы вы знали… Теперь все для меня ясно. Но все-таки я дождалась. Вы теперь никуда, Сергуня, не поедете. Мы поедем вместе…

Голубков. Нет, нет! Никуда! Конечно, никуда, ни за что! Все кончено, Сима. И мы сейчас все придумаем. Как же ты жила здесь, Сима, без меня? А? Ну, скажи мне хоть слово…

Серафима. Я измучилась, я два месяца не сплю. Как только ты уехал, я опомнилась и не могла простить себе, что я тебя отпустила. Все ночи сижу, смотрю в окно. На огни… и мне мерещится, что вы ходите по Парижу оборванные, голодные… Я Хлудова нянчила. Он больной, он очень страшный.

Голубков. Не надо, Симочка, не надо!

Серафима. Ты видел мужа моего?

Голубков. Видел, видел. Сима. Он отрекся от тебя. И женщина у него новая. Но не спрашивай меня, кто… Не надо… Так лучше. И слава Богу, забудь о нем. (Кричит негромко.) Хлудов! Спасибо!

Хлудов выходят, за ним Чернота.

Хлудов. Ну вот. Все в порядке? А? Сейчас я вам скажу…

Чарнота. Эх, Роман! На что ты похож.

Хлудов. Деньги есть?

Чарнота. Да, деньги есть! Чарнота не нищий больше. Если тебе нужно, могу дать.

Хлудов. Нет, мне не нужно. (Голубкову.) И у тебя есть?

Голубков. Да.

Хлудов. Так вот: заплатите здесь за квартиру. Ты ее любишь? А? Любишь? Ты искренний человек? Советую ехать, как она придумала. Теперь прощайте!

Надевает шляпу, берет свой чемоданчик.

Чарнота. Куда это, смею спросить?

Хлудов. Сегодня ночью пойдет с казаками пароход, и я поеду с ними. Только молчите.

Голубков. Роман, одумайся, тебе нельзя!

Серафима. Говорила уже, его не удержишь!

Хлудов. Генерал Чарнота! Может, поедете со мною? А? Бросайте тараканьи бега!

Чарнота. Постой, постой, постой! Только сейчас сообразил! Куда? Домой? Нет! Что? У тебя, генерального штаба генерал-лейтенанта, может быть, новый хитрый план созрел? Но только на сей раз ты просчитаешься. Проживешь ты, Рома, ровно столько, сколько потребуется тебя с поезда снять и довести до ближайшей стенки, да и то под строжайшим караулом! Ну, а попутно с тобой и меня, раба Божьего, поведут, поведут… Ну, а меня за что? Я зря казаков порубал? Верно! Кто, Ромочка, пошел на Карпову балку? Я. Я, Рома, обозы грабил? Да! Но, Рома, фонарей у меня в тылу нет. А ты. Где Крапилин?.. За что погубил вестового?..

Хлудов. Жестоко, жестоко вы говорите мне! (Оскалившись, оборачивается.) Я знаю, где он… Но только мы с ним помирились… помирились…

Серафима. Чарнота, разве так можно? Что ты больному говоришь?

Голубков. Роман, оставайся, тебе нельзя возвращаться!

Чарнота. Говорю, чтобы его остановить!

Хлудов. Ты будешь тосковать, Чарнота.

Чарнота. Тосковать? Не тебе это говорить! У тебя перед глазами карта лежит, Российская бывшая империя мерещится, которую ты проиграл на Перекопе, а за спиною солдатишки-покойники расхаживают? А я человек маленький и что знаю, то знаю про себя! Я давно, брат, тоскую! Мучает меня черторой, помню я лавру! Помню бои! От смерти я не бегал, но за смертью специально к большевикам тоже не поеду! У меня родины более нету! Ты мне ее проиграл! Но все же глупо: не езди! Из жалости говорю!

Хлудов. Ну, прощай! Прощайте!

Ушел.

Серафима, Голубков. Хлудов! Хлудов!

Пауза.

За сценою ударило пять раз на часах. Поползли тени. И слышно, как у Артура на тараканьих бегах хор запел: «Жило двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман!»

Чарнота. Сима, задержи его, он будет каяться…

Серафима. Нет, Чарнота, ничто его не удержит, и пытаться не буду.

Чарнота. А… Ослабел. Ноет душа, суда требует? Ну, ладно! Погибай, Хлудов, если ослабел! А вы что?

Серафима. Поедем, поедем, Сергуня, обратно! Поедем домой!

Голубков. Правильно, Сима! Поедем. В мозгу нет больше крови… Не могу больше скитаться!

Чарнота. Так. Ну, давай делить деньги!

Серафима. Какие деньги? Откуда? Это, может быть, корзухинские деньги?

Голубков. Он выиграл у Корзухина десять тысяч долларов.

Серафима. Не хочу! Ни за что!

Голубков. И мне не надо! И я не хочу! Доехал сюда и ладно. Мы доберемся как-нибудь до России.

Чарнота. Предлагаю в последний раз! Благородство? Ну, ладно. Так едете? Ну, так нам не по дороге. Развела ты нас судьба, кто в петлю, кто в Питер, а я, как Вечный Жид, отныне… Голландец я! Прощайте!

Распахивает дверь на балкон. Слышно, кок хор поет: «Много разбойники пролили крови честных христиан…»

Вот она, заработала вертушка. Здравствуй вновь, тараканий царь Артур! Ахнешь ты сейчас, когда явится перед тобою во всей парижской славе рядовой – генерал Чарнота! (Исчезает.)

Голубков(садится с Серафимой рядом, обнимает ее голову и говорит). А куда же мы с тобой теперь, моя бедная Сима… Поедем в Петербург…

Серафима. Да. Да. Непременно…

Голубков. Я так счастлив, что он отрекся. Я счастлив, что тебя нашел во время бега! У тебя теперь никого нет…

Серафима. Никого, никого, кроме тебя… Кроме тебя, Сергуня. Что это было, Сергуня, за эти полтора года? Сны? Сожми мне голову, чтобы я забыла… Вот так… Куда мы, зачем бежали? Но я нашла тебя. Не будет больше ни лун на перроне, ни черных мешков, ни зноя. Я хочу опять на Караванную… Я хочу видеть снег. Я хочу все забыть, хочу сделать так, как будто ничего не было!

Голубков. Ничего, ничего не было, все мерещилось… Забудь, забудь. Пройдет еще месяц, мы доберемся, мы вернемся, в это время пойдет снег и наши следы заметет.