355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мигель Де Сервантес Сааведра » Нумансия » Текст книги (страница 1)
Нумансия
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 17:56

Текст книги "Нумансия"


Автор книги: Мигель Де Сервантес Сааведра


Жанры:

   

Поэзия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Мигель де Сервантес
НУМАНСИЯ

К читателю

Не суди меня строго, дражайший читатель, если тебе покажется, что автору этого предисловия изменила обычная его скромность. На днях я встретился с друзьями, и у нас зашел разговор о комедиях и обо всем, что до них касается, причем собеседники мои разобрали их до тонкости и так разукрасили, что, казалось, прибавить тут нечего. Говорилось и о том, кто первый в Испании вынул их из пелен, облек в праздничный наряд и придал им пышности и блеску. Будучи старше всех в этом обществе, я вспомнил представления великого Лопе де Руэда[1]1
  Великий Лопе де Руэда. – Лопе де Руэда (род. в начале XVI в. – ум. 1565) представляет собой выдающееся явление в испанской драматургии XVI века. Он смело вводил в свои драматические произведения народную речь, и Сервантес в своих интермедиях шел по его следам. Лопе де Руэда был также блестящим актером.


[Закрыть]
, мужа, славившегося остротой своего ума и своею игрою на сцене. Этот уроженец Севильи, мастер-золотобой, умевший выделывать из золота тонкие листочки, дал изумительные образцы пасторальной поэзии – в этом его никто до сих пор не превзошел. Я был тогда еще совсем мальчик и мог ошибиться в оценке его стихов, но некоторые из них запечатлелись в моей памяти, и вот теперь, уже в зрелом возрасте, послушав их со сцены, я понял, что был прав. И если бы это не выходило за рамки предисловия, я привел бы здесь несколько примеров в доказательство верности моего суждения. Во времена этого славного испанца все театральное имущество помещалось в одном мешке и состояло примерно из четырех белых, обшитых золотом тулупов, четырех бород и париков и четырех посохов. Комедии представляли собою написанные в форме эклог диалоги между двумя или тремя пастухами и пастушкой. Сдабривали их и начиняли двумя или тремя интермедиями – то о негритянке, то о мошеннике, то о дураке, то о бискайце – этих четырех персонажей, как и многих других, упомянутый Лопе изображал превосходно и удивительно верно. В те времена театральной машинерии не существовало, пеших и конных поединков между маврами и христианами на сцене не устраивалось; не было люка, из которого, точно из преисподней, вылезал бы или делал вид, что вылезает, какой-нибудь персонаж, – сцену составляли образовывавшие квадрат четыре скамьи, на которые были настелены четыре или шесть досок, и она возвышалась над полом всего на четыре пяди; с неба не спускались тогда облака с ангелами и духами. Декорацией служило державшееся на двух веревках старое одеяло, отделявшее подмостки от того, что теперь именуется актерской уборной, и скрывавшее от публики хор, который без всякого аккомпанемента пел какой-нибудь старинный романс. Когда Лопе де Руэда скончался, его, как человека достойнейшего и знаменитого, похоронили в кордовском соборе (в Кордове он и умер), между хорами, где был похоронен и знаменитый безумец Луис Лопес[2]2
  Безумец Луис Лопес. – Кто был этот Лопес, установить не удалось.


[Закрыть]
.

На смену Лопе де Руэда пришел Наварро[3]3
  Наварро. – По всей вероятности, имеется в виду выдающийся актер, антрепренер и драматург Педро Наварро.


[Закрыть]
, уроженец Толедо, отлично игравший трусливых мошенников. Он несколько улучшил декорации и заменил мешок для костюмов сундуками и баулами; он вывел певцов, до того скрывавшихся за одеялом, на подмостки; упразднив бороды, – а прежде никто не играл без накладной бороды, – он добился того, что все актеры стали выходить на сцену без этого украшения, кроме тех, кто изображал стариков или же каких-либо других персонажей, требовавших от исполнителя изменения лица; он изобрел театральные машины, молнию, гром, облака, придумал, как устроить сражения и поединки; со всем тем ему не удалось поставить театр на ту высоту, на какой он находится ныне.

И вот здесь я поневоле должен поведать одну истину и выйти за пределы моей непритязательности; дело состоит в том, что в театрах Мадрида были играны Алжирские нравы, принадлежащие моему перу, а также Разрушение Нумансии и Морское сражение, где я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти[4]4
  …я осмелился свести комедию к трем действиям вместо прежних пяти… – Это нововведение приписывали себе и Кристоваль де Вируэс (его пьесы опубликованы в 1609 году) и Андрее Рей де Артьеда (1549—1613). Но еще до них драматург Франсиско де Авенданьо расчленил свою комедию «Флорисея» (1551) на три действия.


[Закрыть]
; я показал публике или, точнее, я первый олицетворил таимые в душе мечты и образы и вывел на сцену при восторженных и дружных рукоплесканиях зрителей аллегорические фигуры. В то время я написал комедий двадцать или тридцать, и ни одну из них зрители не потчевали ни огурцами, ни какими-либо другими метательными снарядами, – их представления не сопровождались ни свистом, ни криком, ни перебранкой. Но потом меня отвлекли другие дела, я отложил в сторону перо и комедии, и тогда появился чудо природы – великий Лопе де Вега и стал самодержцем в театральной империи. Он покорил и подчинил своей власти всех комедиантов и наполнил мир своими комедиями, счастливо задуманными, удачно исполненными и составляющими в общей сложности более десяти тысяч листов, и, что самое поразительное, он все их видел на сцене или, по крайней мере, знал, что все они ставились; те же, кто пытался соперничать с ним и разделить его славу, – а таких было много, – все вместе не написали и половины того, что написал он один.

Но если не за плодовитость, – ибо господь не всех одарил поровну, – то все же у нас до сих пор чтут доктора Рамона[5]5
  …до сих пор чтут доктора Рамона… – До нас дошло пять комедий Алонсо Рамона.


[Закрыть]
, кстати сказать, после великого Лопе самого плодовитого нашего автора; ценят у нас и в высшей степени тонкое искусство ведения интриги, коим отличается лиценциат Мигель Санчес[6]6
  Мигель Санчес (ум. после 1615 г.) – автор дошедших до нас двух комедий: «Бдительный страж» и «Остров диких».


[Закрыть]
, высокий дух, коим проникнуты творения доктора Мира де Мескуа[7]7
  Мира де Мескуа – испанский драматург XVII века. Известна его пьеса «Раб дьявола», главный герой которой – один из ранних прототипов Фауста.


[Закрыть]
, гордости нашего отечества, глубину и богатство мыслей в творениях каноника Тáррега[8]8
  Тáррега – драматург Франсиско Агустин Таррега (1554 или 1556—1602).


[Закрыть]
, мягкость и нежность дона Гильена де Кастро[9]9
  Гильен де Кастро – драматург (1569—1631). Первая часть его пьесы «Юные годы Сида» оказала влияние на трагедию Корнеля «Сид».


[Закрыть]
, остроумие Агилара[10]10
  Гаспар Агилар – поэт и драматург (1561—1623).


[Закрыть]
, пышность, живость, блеск и великолепие комедий Луиса Белеса де Гевара[11]11
  Луис Велес де Гевара – драматург и прозаик (1579—1644).


[Закрыть]
, изящное дарование дона Антоньо де Галарса[12]12
  Антоньо де Галарса – один из современных Сервантесу поэтов, о котором имеется очень мало сведений.


[Закрыть]
, имя которого ныне у всех на устах, и многообещающие Плутни Амура Гаспара де Авила[13]13
  Гаспар де Авила – поэт.


[Закрыть]
, – все эти авторы и некоторые другие помогли великому Лопе тащить эту огромную махину.

Несколько лет тому назад я вернулся к былой своей праздности и, полагая, что еще не прошла пора, когда меня восхваляли, снова стал сочинять комедии, однако новым птицам на старые гнезда не садиться. Я хочу сказать, что не нашлось ни одного директора театра, который попросил бы у меня комедий, хотя все знали, что они у меня есть, и тогда я запрятал их поглубже в сундук и предал вечному забвению. Вскоре, однако ж, некий книгоиздатель в разговоре со мной признался, что он купил бы их у меня, если бы директор одного привилегированного театра не сказал ему, что от прозы моей можно ожидать многого, от стихов же – ничего. Откровенно говоря, мне, конечно, больно было это услышать, и я подумал: «Или я стал другой, или времена изменились к лучшему, хотя обычно бывает наоборот, ибо всегда хвалят времена минувшие». Я пересмотрел свои комедии, а заодно и некоторые интермедии, погребенные мной вместе с ними, и нашел, что и те и другие не так уж плохи и, во всяком случае, достойны того, чтобы, выйдя из мрака, в который погружен разум упомянутого директора, выслушать о себе просвещенное мнение других, менее придирчивых и более сведущих. В конце концов мне все это надоело, и я продал их вышеупомянутому книгопродавцу, он же выпустил их в том виде, в каком я ныне их предлагаю твоему, читатель, вниманию. Он назначил мне за них умеренную плату, и я взял свои деньги, довольный уже тем, что мне не придется вступать в пререкания с актерами. Я хотел бы, чтобы эти мои сочинения были лучшими в мире или, по крайности, сносными. Ты сам их оценишь, читатель, и если найдешь в них хоть какие-нибудь достоинства, то при встрече с тем злоречивым директором скажи ему, чтобы он изменил свое мнение, ибо я ничей вкус не оскорбляю, и чтобы он обратил внимание на то, что в них нет явных и очевидных нелепостей, что стихотворная речь у меня такая, какая и должна быть в комедиях, что из трех стилей я пользуюсь лишь низким и что все персонажу моих интермедий выражаются так, как им свойственно выражаться в жизни. И еще передай ему, что, дабы убедить его окончательно, я представлю на его суд комедию под названием Обман для глаз, которую я теперь сочиняю и которая, если только она меня не обманывает, должна его удовлетворить. Засим да пошлет тебе господь здоровья, а мне терпения.

НУМАНСИЯ[14]14
  Данное название пьесы и отнесение ее к жанру трагедии принадлежит переводчику В.А. Пясту. Подлинное ее название – «Комедия (то есть представление) об осаде Нумансии». Переводчиком в связи с намечавшейся в 1938 году постановкой пьесы в Ленинграде в целях придания большей сценичности были внесены как в состав действующих лиц, так и в самый текст некоторые изменения. Все эти изменения редакцией сняты в согласии с текстом Сервантеса.
  Среди действующих лиц пьесы имеется несколько исторических имен:
  Публий Корнелий Сципион Африканский (младший) (род. ок. 185 г. до н. э., ум. в 129 г.). – Один из лучших римских военачальников того времени, покоривший и разрушивший в 146 году до н.э. Карфаген. Избранный во второй раз консулом в 134 г., он был направлен в Испанию с поручением окончить тяжелую и неудачную для римлян борьбу с кельтиберийскимн племенами и в первую очередь с Нумансией, центром и основной твердыней конфедерации, в которую входили многие народы полуострова.
  Югурта – племянник и преемник нумидийского царя Миципсы, умершего в 118 году до н. э. Был послан во главе нумидийского отряда в Испанию на помощь римлянам, осаждавшим Нумансию. Став впоследствии опасным врагом Рима, был взят в плен Марием и казнен в подземной тюрьме на Капитолии (104 г. до н. э.).
  Гай Марий (род. 156 – ум, в 86 г. до н. э.) – победитель кимвров, тевтонов и Югурты, видный политический деятель и военачальник эпохи, занимавший со 106 года восемь раз пост консула в Риме. Свою военную деятельность Марий начал в Испании в войсках Сципиона.
  Что касается Квинта Фабия, которого Сервантес упорно называет братом Сципиона, то, вероятно, речь идет о Квинте Фабии Сервилиане Эмилии, одном из незадачливых предшественников Публия Корнелия на посту командующего римскими войсками в Испании. Так как в роду Сципионов все его представители по мужской линии носили всегда одно из трех личных имен Гал, Публия и Луция, то Квинт Фабий Сервантеса никак не мог быть братом Сципиона, хотя и мог состоять с ним в известной степени родства. Среди действующих лиц нумантинцев также имеются исторические фигуры. Таков Теоген, активный организатор героического сопротивления Нумансии.


[Закрыть]

Трагедия в четырех актах в стихах
Действующие лица:

Римляне

Сципион.

Югурта.

Квинт Фабий.

Гай Марий.

Эрмилий.

Лимпий.

Солдат Гай.

Солдаты.

Нумансианцы

Теогéн.

Карабино.

Маркино.

Мильвио.

Марáндро.

Сервий, мальчик.

Воины.

Правители.

Послы.

Леонисьо.

Лира.

Мальчик, брат Лиры.

Жена и дети Теогена.

Вириáт, мальчик.

Жрецы.

Горожане.

Слуги.

Женщины и дети.

Испания.

Река Дуэро с тремя притоками.

Война.

Болезнь.

Голод.

Слава.

Демон.

Труп в саване.

АКТ ПЕРВЫЙ

Входят Сципион, Югурта, Марий и Квинт Фабий, брат Сципиона, римляне.

С ц и п и о н

 
Кого доверье Рима и Сената
Ответственной задачи удостоит,
Вся жизнь его становится чревата
Волненьями, и все в ней беспокоит.
За годы войн жестокая расплата.
О, скольких римлян эта распря стоит!
Как победить? – Тут голова вскружится!..
Кто затянуть войну не устрашится!
 

Ю г у р т а

 
Кто, Сципион? Но тот, кто в ратном деле
И в подвигах себе не знает равных,
Кто смел, как ты! Не при таком вожде ли
Уверен Рим всегда в трофеях славных?
 

С ц и п и о н

 
Нет для Ума недостижимой цели:
Цепь рухнет горная от ряда плавных
Усилий; дикий же напор могучий
Любую сделает равнину кручей.
 
 
На дикий пыл моих солдат управу
Искать, однако, мне и не придется!
Забыв трофеи, воинскую славу,
Разврату наше войско предается.
Такое поведенье быть по нраву
Вождю не может. Целью задается
Он дух в них влить другой, весьма суровый, —
Что будет прочной для побед основой.
 

С ц и п и о н

 
Эй, Марий.
 

М а р и й

 
Я.
 

С ц и п и о н

 
Прошу поторопиться
Оповестить все войско: без тревоги
И спешки лишней все должны явиться
Ко мне сюда. Не медлить по дороге!
Я лично к ним желаю обратиться
С коротким словом.
 

М а р и й

 
Тотчас будет строгий
Приказ твой выполнен.
 

С ц и п и о н

 
Без промедленья
Дать армии решил я наставленье.
 

Марий уходит.

Ю г у р т а

 
Солдата, что тебя не чтил бы, в войске
Во всем, сеньор, нельзя найти такого.
Промчалась слава дел твоих геройских
На крайний юг от полюса седого.
Идти на бой нас выучил по-свойски
Наш вождь – при звуках рога боевого.
Героев древних, – как их мир ни славит, —
Рать Сципиона за собой оставит.
 

С ц и п и о н

 
Пусть так, но важно обуздать пороки,
Которые средь них распространились.
Им ни к чему великих дел уроки,
Когда они ослабли, разленились.
Пока позорные не смыты строки
И нравы в армии не изменились, —
Мы оттого ущерба терпим больше,
Чем если бы война тянулась дольше.
 

За сценой передают после сигнала к сбору такой приказ:


 
«От начальника приказ:
Чтобы все без исключенья,
Не забыв вооруженья,
Шли на площадь. Все – сейчас!
Уклониться ж от того
Никому нельзя, под риском
Что в рядах (по нашим спискам)
Больше не найдешь его».
 

Ю г у р т а

 
Сомнений нет, начальник, что тугая
Узда для всех солдат необходима,
Когда они, наказы отвергая,
К пороку тянутся неудержимо.
Коль воля их покинула благая, —
Пускай громада войск необозрима,
И стяги реют в воздухе безбрежно, —
Войска теряют в силе неизбежно.
 

К этому времени подходит Гай Марий и с ним множество солдат в парадных доспехах, вооруженных на античный манер, т. е. без аркебузов (огнестрельного оружия). Сципион поднимается на высокий камень и говорит солдатам:

С ц и п и о н

 
Как на войне сейчас – в доспехах пыльных,
Блистательных, – так и в делах гражданских
Вы, римляне, носители обильных
Должны бы быть и доблестей романских.[15]15
  Должны бы быть и доблестей романских. – Здесь «романских» в смысле «римских».


[Закрыть]

Но нет! Смотрю, вы неженок бессильных
Напоминаете – не то британских,
Не то фламандских выродков[16]16
  Не то фламандских выродков – явный анахронизм; никаких фламандцев в римскую эпоху не существовало. Анахронизм объясняется тем, что во время написания Сервантесом «Нумансии» Испания Филиппа II вела с переменным успехом борьбу за обладание Фландрией.


[Закрыть]
– руками
Холеными, румяными щеками.
 
 
Лень общая, что всех вас ослабляет,
С забвеньем полным воинского дела,
Дух у врага упавший окрыляет,
Вас доводя в бессилье до предела.
Могучую скалу собой являет
Нумансия, свидетельствуя смело,
Что вы руками праздными своими
В грязь уронили римлянина имя.
 
 
По-вашему, довольны будут в Риме,
Который держит мир уздой железной,
Что здесь его позорите вы имя,
Былую славу повергая в бездну?
И ваша дряблость вызвана какими
Причинами? Гаданье бесполезно:
Пороки все от лености бездельной, —
Всем доблестям лень – это враг смертельный.
 
 
Союз непрочный там, где сочетались
Суровый Марс с изнеженной Венерой.[17]17
  Суровый Марс с изнеженной Венерой. – Марс (римское наименование греческого бога войны Ареса) был мужем богини красоты и любви Венеры (греческой Афродиты).


[Закрыть]

Ей – сливки жизни, а ему достались
В удел одни лишенья полной мерой.
Киприды культ здесь многие пытались
Соединить и с Бахусовой верой.[18]18
  Киприды культ здесь многие пытались соединить и с Бахусавой верой. – Киприда – одно из прозвищ богини, родившейся, согласно мифу, из пены волн на острове Кипр. Этот остров был одним из главных мест поклонения Венере и считался любимым местом ее пребывания. Бахус (греческий Вакх, Дионис) – бог вина и виноделия. Здесь синонимы: Киприда – сладострастия, разврата; Бахус – пьянства, разгула.


[Закрыть]

Но как с походной примирить палаткой
Пристрастие к пирам и браге сладкой?
 
 
Вы думаете, стену сокрушают
Одни тараны с клиньями стальными?
Вы думаете, в битвах побеждают
Владеющие силами двойными?
Отнюдь! Лишь тех победы ожидают,
Кто верх умом берет над остальными.
Где разум спит, там побеждать не могут,
И тысячи мечей там не помогут.
 
 
Сил боевых согласное слиянье
В дружине, – пусть она числом ничтожна, —
Как солнечное вкруг нее сиянье,
Победа для нее легка, возможна,
Но вялости столь пагубно влиянье,
Что – подпади ему неосторожно —
И сила войск несметная в сраженье
С отрядом малым терпит пораженье.
 
 
Позор для нашей доблести военной,
Что год за годом, нам чиня досаду,
Испанцев горсть с усмешкой дерзновенной
Выдерживает римскую осаду!
Шестнадцать лет с Нумансией надменной
Ведем бои, и нет с врагами сладу,
Как сладу нет и с их враньем нескромным,
Что гибнут римляне числом огромным.
 
 
Так убедитесь, что побеждены вы
Своей же дряблостью, своим распутством;
Тем, что вы пьяницы, что вы блудливы
И воинским пренебрегли искусством.
О Риме в вас воспоминанья живы, —
С каким же принимаете вы чувством,
Что столько сил мы положили даром,
А враг нам платит за удар уларом?
 
 
Даю приказ – не будет он повторен! —
Пусть ни одна не вздумает проникнуть
К нам потаскушка в лагерь! Вот где корень
Всех зол, об этом надо громко крикнуть.
И горе тем, кто на питье проворен,
Ленив на бой, и кто успел привыкнуть
К сну на перине с женщиной в истоме,
Кто спать не ляжет на простой соломе!
 
 
К чему нам ароматы дорогие?
Смолу и вар им предпочтут солдаты.
Нам не нужны ни блюда поварские,
Ни всяческие на обжорство траты.
Кто позволяет на войне такие
Излишества – как тот наденет латы?
Нет, римлянин сластеной стать не смеет,
Пока испанец крепостью владеет.
 
 
Приказом недовольны вы железным?
При мненьи этом, вижу, остаетесь?
Он станет сердцу вашему любезным,
Когда потом победы вы добьетесь!
Считаю споры делом бесполезным,
Вы доводам ума не поддаетесь.
Но если в вас не будет перемены,
Краснеть за вас начнут и эти стены!
 
 
На блудном ложе, в пьянстве, за игрою
Не оберется воин-бог докуки.
Нет, Марс привык к другому жизни строю —
Поднимут стяг его другие руки!
Не верьте судьбам. Тайну вам открою:
Творцы своих вы радостей и муки!
Всегда всех бед причиной лень бывала,
Усердье – царства все завоевало.
 
 
В конце концов уверен я настолько,
Что вам удастся лень возненавидеть,
О римляне, что не боюсь нисколько
В чужих руках доныне крепость видеть.
Клянусь моей десницей, если только
За ум возьметесь, – вас не дам обидеть!
Осыплю вас достойными хвалами,
Вас одарю богатыми дарами!
 

Солдаты смотрят один на другого, делая знаки одному из своих товарищей, также носящему имя Гая Мария, который от лица всех говорит следующее:

М а р и й

 
Внимательным я наблюдаю взглядом
За тем, какое действие имели
Твои слова, начальник. Тут же, рядом
Со мной, одни бледнели, те – краснели.
Другие же под сыпавшимся градом
Твоих упреков взор поднять не смели,
Не оставляя места для сомненья,
Что в глаз, не в бровь, попали обвиненья.
 
 
Все правде посмотреть в лицо боятся,
А правда в том, что нравы наши пали…
И нужные слова, чтоб оправдаться
Перед тобой, отыщем мы едва ли.
Все каются, все праздности стыдятся,
От коей мы в несчастия попали.
И есть солдаты, что и смерть сочли бы
В их положенье за исход счастливый!
 
 
Срок не пришел, и время остается, —
Свою вину загладит римский воин.
А тем, что враг жестокий не сдается,
Покуда я не так обеспокоен.
Отныне все иначе поведется:
Тот будет званья «римлянин» достоин,
Кто жизнь, и честь, и все, что только может,
К ногам вождя любимого положит.
 
 
Все руки вверх поднимем, встанем ближе
К вождю, клянясь, что душу мы положим
За славу Рима! Можно ли пасть ниже,
Чем мы? – Нельзя! Но мы воспрянуть можем!
Ты римлян клятву, Сципион, прими же!
Мы лень и праздность сами уничтожим!
 

С о л д а т ы

 
Все было, было так, мы сознаемся.
Исправиться клянемся!
 

В с е

 
Вся клянемся!
 

С ц и п и о н

 
Мое доверье к вам, когда ушами
Своими слышу это, возрастает.
Порыв, которым в этот миг вы сами
Полны, пускай у вас не пропадает,
И каждый подтвердит потом делами,
Что клятву он не на ветер кидает!
Свои же клятвы подтверждаю снова,
Я их сдержу, раз твердо ваше слово!
 

Входит солдат.

С о л д а т

 
Послы Нумансии с листом охранным
Тебе желают сделать заявленье.
 

С ц и п и о н

 
Доклад об этом кажется мне странным.
 

С о л д а т

 
Ждут пропуска.
 

С ц и п и о н

 
Я не дал позволенья
Послам ко мне являться иностранным?
 

С о л д а т

 
Так точно.
 

С ц и п и о н

 
Пропустить без промедленья!
С душой открытой или лицемерно
К нам враг идет, нам прибыль в том наверно.
 
 
Никто не в состоянье, лицемеря,
Ложь прикрывая правдой, так лукавить,
Чтоб скрытой истине открытой двери
Для выхода наружу не оставить.
И выслушать врага – большой потери
В том нет. Умей вопросы ловко ставить.
Воспользуйтесь советом этим ценным —
Он добыт долгим опытом военным.
Входят два нумансианских посла.
 

П е р в ы й п о с о л

 
Когда, сеньор, ты дал нам разрешенье
Перед тобой предстать, спешим мы оба
Нам данное исполнить порученье.
Сейчас начать? Иль примешь нас особо?
 

С ц и п и о н

 
Доклады и важнейшего значенья
Здесь принимаю.
 

П е р в ы й п о с о л

 
Это будет проба
Сказать, не мудрствуя, в короткой речи,
Чего мы ждем от этой личной встречи.
 
 
Нумансия меня к тебе послала,
О полководец самый знаменитый
Из всех, кому приют земля давала,
Кому служили небеса защитой!
Все позабыв, что распрю вызывало,
Тебя, о Сципион, с душой открытой
И руку протянув, иду просить я
О мире, о конце кровопролития.
 
 
Нумансия с пути повиновенья
Сенату и закону не сошла бы,
Когда в охране римской избавленье
От утеснений консулов нашла бы.
Неслыханное проявили рвенье
Они в поборах. Мы же были слабы.
Но иго их настолько тяжким стало,
Что наконец Нумансия восстала.
 
 
И с самой той поры, как мы восстали,
Как эта затяжная распря длится,
Из Рима к нам вождя не назначали,
С которым мы могли б договориться.[19]19
  …с которым мы могли б договориться… – У нумантинцев имелись все основания жаловаться на римских полководцев, нередко заключавших под влиянием неудач мирные договоры с кельтиберийскими племенами с твердым расчетом, что эти договоры не будут утверждены римским сенатом. Иногда же, как это было с Квинтом Помпеем Руфом, при изменении военной обстановки в их пользу сами полководцы цинично заявляли, что никаких договоров они не заключали. Такими же справедливыми и исторически достоверными являются и жалобы нумантийских послов в трагедии Сервантеса на «поборы» и «утеснения» жителей, чинившиеся римскими властями.


[Закрыть]

Но вот в твоем лице мы повстречали
Надежный порт. – И нам ли не стремиться,
Сняв паруса войны, искать решений
К улажению с Римом отношений?
 
 
Знай, полководец, нам не страх внушает
Настаивать на мире пред тобою.
Нумансию издавна украшает
Как толща стен, так и готовность к бою.
Нет, доблесть сципионова решает
Вопрос: довольны будем мы судьбою,
Коль нам приобрести удастся скоро
В твоем лице и друга и сеньора.
 
 
Вот почему, о вождь, мы оказались
Перед тобой. Ждем твоего ответа.
 

С ц и п и о н

 
За ум, друзья, вы слишком поздно взялись,
И мне не льстит нисколько дружба эта,
С которой вдруг ко мне вы навязались
Теперь, когда уж ваша песня спета,
Когда судьба мне обещает славу,
И близок миг – начну вершить расправу.
 
 
Из года в год мятежничать бесстыдно —
Для просьб о мире шаткая основа!
Придется нам повоевать, как видно,
И заблестят секиры наши снова.
 

В т о р о й п о с о л

 
Ты с нами обошелся преобидно.
Не издевайся, вождь. Обдумай слово,
Что бросил нам ты с дерзостью надменной.
Оно зовет нас к ярости военной.
 
 
Ты мир отверг, что мы без страха, смело
Тебе сейчас от сердца предложили.
Ну, что же? Перед небом наше дело,
Как правое, восстанет в новой силе!
Громада войск твоих не овладела
Нумансией. Когда переступили
Ее порог вы? Скоро ты шагаешь!
Так мы враги? Ты дружбу отвергаешь!
 

С ц и п и о н

 
Еще что скажешь?
 

П е р в ы й п о с о л

 
Ничего. Другая
Речь впереди: не речь, а дело, кстати!
Друзей отверг ты, этим подвергая
Себя проклятьям – тысяче проклятий!
Вопрос, насколько храброго врага я
На поле брани встречу в вашей рати.
О мире речь – одно. Другое дело —
Секирами врубиться в сечу смело.
 

С ц и п и о н

 
Ужо язык услышите, которым,
Ведя бои, о мире говорю я.
Не подпущу вас к тем переговорам,
Не предоставлю слова бунтарю я!
Уйдите! – Там вас ждут с ответом скорым.
 

В т о р о й п о с о л

 
Итак, война? Мы встретимся в бою?
 

С ц и п и о н

 
Да, я сказал!
 

В т о р о й п о с о л

 
Ты отпустил нас с этим?
Мы любим бой! И боем мы ответим.
 

Послы уходят, а брат Сципиона Квинт Фабий говорит:

К в и н т Ф а б и й

 
Ошибка наша, что давно расправа
Вас не настигла праведною местью!
Но близок срок, в который наша слава
Равняться будет вашему бесчестью!
 

С ц и п и о н

 
Бахвальство, Фабий, воину отрава
Такая ж, как подобострастье с лестью.
Оставь заносчивые выраженья,
Побереги отвагу для сраженья.
 
 
Нумансианцев средствами такими
Хочу зажать под римскую пяту я,
Чтоб наши ж выгоды ковались ими!
Пусть ярость их пожрет себя, бунтуя!
О, буйством и задорностью своими
Они поступятся, как обведу я
Со всех сторон их крепость рвом глубоким
И уморю их голодом жестоким!
 
 
Кровь римская не будет больше литься
От рук рабов, восставших своевольно.
Бои теперь должны остановиться,
Сил без того мы тратили довольно.
Даю приказ: с мотыгою трудиться, —
Рубите камни. – Пусть вам будет больно,
Но каждого, кто почву эту роет,
Не кровь врагов, а пыль земли покроет.
 
 
Освобожден от этого занятья
Не будет сам начальник легиона.
Не сделаю ни одного изъятья
Ни для солдат, ни для декуриона.[20]20
  Ни для солдат, ни для декуриона. – Декурион – начальник декурии, отделения в 10 человек, главным образом всадников. Три декурии в римском войске составляли «турму», которой начальствовал декурион.


[Закрыть]

Не погнушаюсь сам лопату взять я;
Увидите работу Сципиона —
Рыть землю ломом тяжким я намерен!..
Как я, пусть каждый будет долгу верен!
 

Ф а б и й

 
В приказе, брат и вождь мой благородный,
Тобой высокий разум обнаружен.
Да, тактикою было бы негодной, —
А безрассудный ли нам выпад нужен? —
Лицом к лицу встречаться с сумасбродной
Толпою бунтарей, чей натиск дружен.
Осадой взять, подрезав сил их корни,
Вот это – способ сделать их покорней!
 
 
Со всех сторон мы город их обложим…
Вот от реки отрезать их труднее.
 

С ц и п и о н

 
Идем, чтобы скорей, как только можем,
Начать работу – да покончить с нею.
Мы этим средством дерзость уничтожим
Мятежников спокойней и вернее;
И если небо с нами, покорим их.
Из наших рук – рабами примет Рим их.
 

Выходит дева. На ней корона из башенок [21]21
  Выходит дева. На ней корона из башенок… – Испанское слово «кастильо» означает «замок». Древнее название Испании – Кастилья, сохранившееся в наименовании провинций Старой и Новой Кастилии, может быть передано словами «страна замков». Так как неизбежной принадлежностью средневекового замка были башни, появление аллегорической фигуры Испании в короне из башенок и с моделью замка в руках является воплощением героической редины нумантинцев.


[Закрыть]
, а в руке модель замка. Эта дева изображает Испанию. Она говорит:

И с п а н и я

 
Ты, небо ясное, своей высокой
И светлой милостью обогатило
Часть лучшую земли моей широкой.
Ты ей тепло давало, ей светило!
Ужель, узнав, что я в беде жестокой,
Ты мне былой любви не возвратило?
Ужели не даруешь ты участья
Испании, повергнутой в несчастья?
 
 
Дурные, небо, помню времена я:
В твоем огне вся плоть моя дрожала.
И через трещины кора земная
Не Солнцу ль бездны адские казала?
Не тысячи ль тиранов власть шальная
Меня когда-то грабила, терзала?
То финикиянин, то грек владели
Испанией.[22]22
  То финикиянин, то грек владели Испанией. – Юго-западная часть древней Испании, страны, в основном населенной кельтиберами, была в конце XII века до н. в. захвачена финикиянами, в дальнейшем распространившими свое влияние на западное и восточное побережье Пиренейского полуострова и основавшими в захваченных ими владениях свои колонии: Мелькартею (Алхесирас), Малаку (Малагу), Гадес (Кáдикс), Гиспалис (Севилью) и др. Появление на востоке Испании греков относится историками к VII веку до н. э. Греки, ведшие постоянны» войны с финикиянами и с карфагенянами, завладевшими Ба-леарскими островами, оставили след своего пребывания в виде торговых факторий, давших свое имя многим испанским городам. К 236 году до н. 9. относится начало захвата Испании карфагенянами, высадившимися на юго-востоке полуострова под предводительством Гамилькара Барки, основавшего здесь после упорной борьбы с кельтиберами «империю Баркидов» со столицей в Картахене, просуществовавшую до 206 года до н. э., когда под натиском римских войск карфагеняне вынуждены были покинуть полуостров. Своим именем Испания обязана карфагенскому слову «Спаун». До этого она была известна под именами, которые ей дали финикияне и греки: Тартес (фин.) и Гесперия, или Иберия (греч.). С момента вытеснения карфагенян с полуострова началось планомерное завоевание его римлянами, длившееся около 200 лет. Одним из особенно ярких эпизодов этого завоевания и была осада и падение Нумансни.


[Закрыть]
Так небеса хотели.
 
 
Ужель мне суждено навек остаться
Рабыней чужеземного народа
И, хоть знамена реют, не дождаться
Заветных слов: Испанская Свобода?
В том высшей правды воля, может статься,
Чтоб эта пала на меня невзгода.
За рознь между детьми несу расплату!
Давно у них – брат ненавистен брату!
 
 
Сыны мои ни разу не сливались
В одну семью[23]23
  Сыны мои ни разу не сливались в одну семью… – Племена, населявшие Испанию, нередко враждовали друг с другом, предпочитали воевать в одиночку и даже помогали римлянам.


[Закрыть]
единым тесным кругом,
И связи все тогда у них и рвались,
Когда был нужен мир да лад друг с другом…
А варварские полчища ворвались, —
И все здесь оказалось к их услугам;
Разбили братьев, не признавших братства,
Разграбили их матери богатства.
 
 
Одна Нумансия врагов проходу
Мечом подъятым дерзко угрожает
И изначальную свою свободу
Возлюбленную кровью защищает.
Но сроки близки. Храброму народу
Рок гибель скорую и смерть вещает.
Умрет он, – но как Феникс возродится,
И будет мир Нумансией гордиться!
 
 
А римляне, хотя числом несметны[24]24
  А римляне, хотя числом несметны… – Численность войск, собранных Сципионом вокруг Нумансии, определяется историками в 40—60 тысяч человек.


[Закрыть]
,
К победе ищут тропочек окольных.
Уйти от встреч старанья их заметны, —
Моих бойцов они боятся вольных!
О, если б козни их остались тщетны,
Затеи извергов самодовольных!
Нумансия, хоть силы бедной слабы,
Не гибель, а спасенье обрела бы!
 
 
Ей враг – увы! – не только угрожает
Таранами у стен ее вплотную, —
Усердными руками продолжает
Хитрец атаку на нее иную:
Он роет ров, окоп сооружает,
Вокруг по долам, горам, – не минуя
Земли ни пяди. К рати осажденной
Лишь по реке есть путь непрегражденный.
 
 
За крепостной стеной, в пределе тесном,
Принуждены нумансианцы жаться.
Им нет общенья с населеньем местным:
Помочь несчастным братья не решатся…
Но враг рассыпан по путям окрестным,
В бою открытом с ним нельзя сражаться. —
Их это так гнетет, что громким криком
«Войну иль смерть!» – зовут в безумье диком…
 
 
Одна дорога в город их свободной
Еще осталась – доступ есть рекою.
Река своей струею многоводной —
Защита им, охрана их покою.
И вот пока, Дуэро благородный,
Ни башней, ни плотиной никакою
Не перерезан бег твой знаменитый, —
Нумансианцам будь, молю, защитой!
 
 
О ты, Дуэро, чьи струи витые
Бегут по лону моему без страха, —
Пусть и в тебе заблещут золотые
Пески, как в водах ласкового Тахо[25]25
  Дуэро и Тахо – главные водные артерии полуострова. Подобно рекам Малой Азии Пактолу и Герму, Тахо в древности почитался золотоносным.


[Закрыть]
;
Пусть нимфы, скромные и молодые,
К тебе спешат, не воздымая праха,
Меняя рощи тень и зелень луга
На холод вод, – любя тебя как друга, —
 
 
Свой слух склони внимательный к моленью,
Исполни просьбу слезную мою ты —
Не предавайся снам и умиленью,
Спеши на помощь, не теряй минуты!
Разлиться дай скорее наводненью
По берегам, хотя они и круты!
Коль моего ты не спасешь народа —
Прощай навек Нумансии свобода!
 

Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика[26]26
  Выходит река Дуэро и три речки: их изображают три мальчика… – Три речки – притоки Дуэро: Оброн (в наст. время Урбион), Минуэса (в наст, время Ревинуэса) и Тэра. Так как реки в испанском языке мужского рода, то и притоки Дуэро должны были изображать на сцене мальчики. Роль Дуэро также должен был исполнять актер, о чем Сервантес не считает нужным особо упомянуть.


[Закрыть]
, одетые так, чтобы по одежде было видно, что это три притока, впадающие в Дуэро около города Сории, который в то время назывался Нумансия[27]27
  …около города Серии, который в то время назывался Нумансия. – Отождествляя Нумансию с Сорией, Сервантес допускает ошибку. Историческая Нумансия была расположена на невысоком крутом холме в нескольких километрах от Сории, близ нынешнего селения Гарай в верховьях Дуэро, при впадении его притока Тэры. Там в настоящее время в память героической осады воздвигнут обелиск. Сория же была известна под именем Новой Нумансии, или Кауки, и являлась аванпостом в общей системе обороны.


[Закрыть]
.

Д у э р о[28]28
  В своем монологе Дуэро предсказывает историческое будущее Испании. Он упоминает следующие события: вторжение германских народов в Испанию в начале V века н. э. – вандалов и свевов, захвативших Галисию, аланов, овладевших Луситанией (современной Португалией) и другой ветви вандалов, так называемых силингов, занявших Бетику (современную Андалусию), а также захват вестготами северо-восточной части полуострова (современной Каталонии).
  В пятой строфе Дуэро предсказывает создание вестготами на полуострове сильной монархии, просуществовавшей триста лет и внесшей коренные изменения в социальный строй, систему управления и культуру полуострова. В частности, народности, населявшие древнюю Испанию, были обязаны вестготской монархии реорганизацией своих военных сил, на что и намекает Дуэро, говоря о «готах, с пышностью вооруженных». Свои реформы вестготские короли проводили в жизнь, руководствуясь идеей объединения вестготской и испано-римской народностей. Именно эту характерную особенность внутренней политики вестготских королей и имеют в виду два заключительных стиха пятой строфы: «Они, войдя с Испанией в слиянье, мощь новую вдохнут в ее деянья».
  В шестой строфе имеется в виду нашествие на Италию свирепого царя гуннов Аттилы в 452 году н. э. и разграбление Рима вандалами в 455 году. В обоих случаях Рим был спасен от разрушения папою Львом I, так назыв. Великим, сумевшим уговорить Аттилу остановить свои войска, докатившиеся до «вечного города» и на своем пути уже разрушившие Милан и Падую, и добившимся от короля вандалов Гейзериха обещания не убивать людей и не сжигать разграбленных им церквей и жилищ. Стихи «великий кормчий корабля святого, чтоб было к бегству все ему готово» относятся к Льву I, так как папа во время разграбления Рима вандалами был вынужден покинуть город, чтобы избежать смерти. Ватикан в эпоху Льва I еще не был резиденцией папы; здесь Ватикан – символ и синоним папской власти.
  В седьмой строфе имеется в виду кратковременная война испанского короля Филиппа II с папою Павлом IV в 1556—1557 годах, когда испанские войска под начальством герцога Альбы вторглись в папские владения и угрожали осадой Риму. Осуществить эту осаду Альбе не удалось в связи с окончанием войны.


[Закрыть]

 
О мать Испания, мой слух томило
Твое моленье, полное рыданий…
Сынов твоих несчастие сломило, —
А мне – увы! – тех не смягчить страданий!..
День гибели Нумансии светила
Небесные пророчили зараней!
Напрасно ты ко мне подъемлешь руки:
Ей не уйти от неизбывной муки!
 
 
От Минуэсы, Тары и Оброна,
Нагорных рек высокого разлива,
Мое наполнилось водою лоно
И стало так, как никогда, бурливо.
Но не боятся римляне урона
От бед стихийных, видишь: терпеливо
Они в меня кидают сваи скопом[29]29
  Они в меня кидают сваи скопом… – Сципион распорядился запрудить Дуэро и тем самым не только лишил население Нумансии возможности сноситься с внешним миром вплавь, но и отрезал его от воды.


[Закрыть]
,
Мой бег деля невиданным окопом.
 
 
Хоть приговор судьбы неколебимый
Привел к отчаянью, к беде предельной
Нумансианцев, мой народ любимый,
И им явил тщету борьбы бесцельной, —
Но в них горит огонь неистребимый.
Не может мрак, забвенья мрак смертельный,
Бороться с солнцем их деяний славных,
Которым в мире не найдется равных.
 
 
Но топчет жнивья враг. Он заставляет
Надменную твою сгибаться шею…
Терзая грудь твою, осуществляет
Честолюбивую свою затею…
Но час придет – и правда воссияет
(Как возвестили небеса Протею):[30]30
  (Как возвестили небеса Протею…) (миф.) – Протей – вещий морской старец, пасший тюленьи стада Амфитриды. Он был одарен даром прорицания и способностью принимать различные образы. В полдень он поднимался со дна моря и отдыхал под скалою, куда стекались желающие узнать будущее. От них Протей скрывался, принимая другой вид, однако в конечном счете почти всегда соглашался выступить в роли прорицателя.


[Закрыть]

Я вижу, Рим склоняется во прахе
У ног того, кого держал он в страхе.
 
 
Те варвары придут из отдаленных
Краев ордой, и на тебя нахлынут,
Они на римлян, властью упоенных,
Узду, как и хотела ты, накинут,
О готах, с пышностью вооруженных,
Пройти по миру слухи не преминут.
Они, войдя с Испанией в слиянье,
Мощь новую вдохнут в ее деянья.
 
 
Аттила Риму и соседним странам
Закон навяжет, отомстив им грозно,
Острастку дав безжалостным тиранам…
И в оный день – с соседями нерозно —
Сыны твои сомкнут пред Ватиканом
Свои ряды. Спохватится, но поздно,
Великий кормчий корабля святого,
Чтоб было к бегству все ему готово.
 
 
Пора придет, что многое искупит:
Клинок испанский с блеском замахнется
Над римской шеей, и удар притупит
Лишь миролюбье – слабость полководца.
Он даст приказ – и армия отступит;
Великий Альба грубо ошибется:
Не численность залог победы в войске,
А тот сильней, кто борется геройски.
 
 
Когда же познан будет повсеместно
Творец земли в его деяний славе,
Святой отец, что властию небесной
Поставлен будет на земной державе,
Прозвание, звучащее столь лестно,
«Католики», не будет ли он вправе
Дать королям твоим?[31]31
  Прозвание, звучащее столь лестно, «католики», не будет ли он вправе дать королям твоим? – Хотя испанские государи издавна присваивали себе звание «католических королей», однако формально оно было закреплено за королями Исабеллой I и Фердинандом II папою Александром VI Борджиа, после того как Фердинанд заявил о своем намерении защищать католическую церковь. Сервантес, как это он делает в девятой строфе по отношению к Филиппу II, совершенно незаслуженно восхваляет Александра VI, который был одним из самых порочных и преступных пап XVI века.


[Закрыть]
Они – оплоты
Ему такие же, как были готы.
 
 
Но тот, кто меж потомками твоими
За честь твою поспорит всех охотней, —
При ком испанцы завоюют имя,
Которого нет на земле почетней;
Король, который встанет над другими
Величьем подвигов – один над сотней, —
Филипп второй зовется он… хоть слово
«Второй» – не к месту: нет ему второго!
 
 
Да! под его счастливою короной
Придет пора трем королевствам слиться.
Ко благу всех, дотоле разделенной
Испании дано восстановиться!
Вновь Луситании лоскут червленый
К кастильским ризам присоединится.[32]32
  Вновь Луситании лоскут червленый к кастильским ризам присоединится. – Дуэро в этой десятой строфе предсказывает присоединение к Кастилии и Арагону Португалии (древней Луситании) в 1580—1581 годах.


[Закрыть]

Вся при Филиппе снова будет сшита
Империя и станет знаменита.
 
 
Моя Испания, твоя отвага
И страх и зависть многих стран возбудит:
Одних сразит твоя стальная шпага,
А над другими стяг твой реять будет.
Да, знаю, слез, тобой пролитых, влага
Осушится! Да, час придет, забудет
Испания судьбу нумансианцев —
Ее утешит слава всех испанцев.
 

И с п а н и я

 
Благодаря тебе не так мне больно.
Ты мне, Дуэро, облегчил страданья.
Я слушаю, и верится невольно,
Что истинное дал ты предсказанье.
 

Д у э р о

 
Оно согласно с истиной довольно.
Но счастье после. Раньше – наказанье.
Прощай! Хор нимф меня заждаться может!
 

И с п а н и я

 
Пусть сладкий ток твой небо преумножит.
 

Коней первого акта.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю