Текст книги "Ночи дождей и звезд"
Автор книги: Мейв Бинчи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Будет много народу. Кто бы он ни был, возможно, он не заметит Эльзу.
– Меня зовут Фиона, – представилась она загорелой женщине с морщинистым лицом.
– Ирландка? – спросила женщина.
– Да, а вы? Мне сказали, что вы тоже из Ирландии.
– Я с запада, – ответила Вонни, – но очень, очень давно.
– А что вы делаете с детьми?
– Их семьи в доме Маноса. – Вонни говорила по-английски с ирландским акцентом, но как иностранка, словно это был ее второй язык. – Собирались пойти на холмы за городом и собрать цветов. Поможете нам?
– Да, конечно, но от меня мало проку, что я им скажу?
– Они как раз учатся английскому. Говорите все время «very good» и «thank you». Надеюсь, они это уже усвоили. – Сморщенное лицо Вонни расплылось в огромной улыбке, озарившей все вокруг.
– Конечно, – оживилась Фиона, протянув руки двум пятилетним ребятишкам. Они парами направились по пыльной дороге из города за цветами для церкви.
Томас смотрел, как священники шествовали попарно. Высокие мужчины в длинных одеждах с седыми волосами, завязанными в тугие пучки под головными уборами, бледные и торжественные лица. Томас подумал, что заставило молодых людей на этом греческом солнечном острове посвятить себя религии. Но в солнечной Калифорнии он знавал людей, даже на его факультете, которые состояли в религиозных союзах… Молодого священника, преподававшего музыку, поэзию, священника, который также читал литературу елизаветинского периода. Этих людей укрепляла их вера. То же самое, наверное, происходило с греческими ортодоксальными служителями.
Томас решил, что пора в церковь. Он направился в номер Эльзы, как обещал, и удивился, услышав доносившиеся оттуда голоса. Возможно, она все же встретилась со своим парнем.
Он расстроился, но повеселел, когда понял, что, конечно же, этот человек не мог быть с Эльзой, он должен быть на съемках похорон.
Он постучал и снова удивился, когда дверь открыл Дэвид.
– Это лишь Томас, – крикнул ей Дэвид. Не очень-то ласковое приветствие.
– Я обещал Эльзе, что отведу ее в церковь, – обиженно произнес Томас.
– Господи, извините, Томас. У меня сегодня все невпопад, даже под страхом смерти не смогу сказать хоть что-нибудь путное. Мы просто подумали… мы боялись, что…
Эльза вышла к ним. На ней было стильное, красивое льняное платье и синий пиджак. Для церемонии она оделась официально.
В кармане Томаса лежал галстук на случай, если тот потребуется. Теперь он понял, что придется его надеть.
– Томас, я попросила Дэвида открыть дверь, потому что боюсь. Все еще думаю, что Дитер объявится. Простите.
– За что простить? – Томас стал надевать галстук у маленького зеркала в прихожей.
– Надо и мне сходить за галстуком, – забеспокоился Дэвид.
– Нет, вы отлично выглядите, Дэвид, – сказал Томас, и они вышли все вместе, присоединившись к толпе в маленькой церкви. Вдоль дороги из гавани люди стояли с обеих сторон с опущенными головами, голоса стихли.
– Интересно, где Фиона? – прошептал Дэвид.
– В полиции, кормит возлюбленного узника печеньем через решетку, – съязвил Томас.
– Она его действительно любит, – произнесла Эльза, словно оправдывая ее.
– Видели бы вы, как он с ней обращается, – сказал Томас.
– Если она в полицейском участке, значит, она там одна, вся полиция здесь, – заметил Дэвид.
По толпе прошел шум, и все замерли при появлении похоронной процессии. За гробами шли мужчины и женщины. Их заплаканные лица и черные одежды, казалось, были совсем неуместны среди яркого солнечного дня, голубого неба и белых домов.
За ними шли английские и немецкие семьи, приехавшие срочно в эту греческую деревню похоронить своих близких. Они недоуменно и смущенно озирались по сторонам, словно участвовали в пьесе, не зная своих ролей.
В Агия-Анне закрылись все магазины, таверны и учреждения. Рыбацкие лодки стояли на причале, флаги на всех были приспущены. В долине в монастыре звонили колокола, телекамеры полудюжины стран снимали процессию. В маленькой церкви места было лишь для десятой части собравшихся. Служба транслировалась на площадь через трескучий динамик. И вдруг среди греческой молитвы и музыки послышался детский хор, певший «Господь, мой пастырь…». Англичане в церкви не могли сдержать слез, прослезился и Томас.
Затем послышалось песнопение на немецком «Tanntn-baum», и Эльза разрыдалась в открытую.
– Их научила моя подруга Вонни, – прошептал Томас.
– Скажите ей, что она сделала хорошее дело, заставив нас расплакаться, – ответил Дэвид.
Когда процессия вышла из церкви и направилась в сторону кладбища, Эльза увидела Фиону. Та была с Вонни и детьми, у каждого в руках был букет цветов. Фиона крепко держала за руки двух маленьких мальчиков.
Новый день, новое открытие, подумала Эльза.
Йоргис сделал заявление. Семьи желали быть на кладбище одни. Они благодарили людей за то, что пришли в церковь выразить свое сочувствие, но теперь им хотелось бы остаться наедине со своими близкими. Они просили владельцев открыть рестораны и кафе, чтобы жизнь продолжалась как обычно.
Неохотно телекомпании согласились. В такой ситуации спорить и настаивать было неуместно. Дети прошли в сопровождении Вонни и Фионы на кладбище. Среди старых камней и разрушенной ограды зияли новые могилы.
– День необычный, и мы никогда никого не теряли, – сказал Томас.
– Не хочу оставаться одна теперь, – взмолилась Эльза.
– Могу угостить вас в гавани стаканом рестины и тарелкой кальмаров с оливками. Смотрите, они выставляют стулья, – указал Томас.
– Думаю, Эльзе будет лучше держаться подальше от посторонних глаз, – заметил Дэвид.
– Точно, я забыл. Послушайте, у меня в комнате есть отличная холодная рестина. Там, над сувенирным магазином. – Им не хотелось расставаться, поэтому идея всем очень понравилась.
– Можно ли сообщить Фионе, где мы? – поинтересовалась Эльза.
– Это значит привлечь, как говорит Томас, «любовника», – сказал неуверенно Дэвид.
– Нет, я думаю, что он еще под замком, – заметил Томас. – Тогда план годится?
– Очень годится, – улыбнулась Эльза. – Только схожу домой за шарфом от вечернего бриза, потом возьму немного маслин у Янни по пути к вам. – Казалось, она радовалась тому, что они придумали.
Вскоре Томас прибрался у себя в гостиной и приготовил стаканы. Дэвид ходил по комнате, рассматривая книги.
– Вы привезли все это из Калифорнии? – спросил он удивленно.
– Нет. Большая часть принадлежит Вонни. Я действительно хочу, чтобы она здесь спала.
– Что?
– Она спит там, в конце сада в сарае вместе с курами, и бог знает что там еще.
– Не верю. – Дэвид с удивлением посмотрел на неказистое сооружение. Он непринужденно болтал, раскладывая бумажные салфетки и маленькие тарелки.
Наконец Дэвид выразил то, о чем они оба думали:
– Эльза задерживается со своими маслинами, не так ли?
Наступила долгая пауза.
– Думаю, она с ним встретилась, – предположил Томас.
– И ушла с ним, – заключил Дэвид.
Эльза увидела Дитера, как только вышла из деликатесной Янни. Тот разговаривал с Клаусом, старшим оператором, и смотрел на часы. Эльза знала, что они наймут вертолет, если решат, что ждать паром до Афин больше нельзя.
Кадры и комментарии уже в Германии, посланы по электронной почте.
Она вернулась в магазин Янни, но недостаточно быстро. Дитер ее заметил. Она видела, как он побежал к ней.
– Эльза, Эльза! – крикнул он, расталкивая людей на узкой улочке. Лицо его горело, глаза сверкали. Она забыла, как он красив, словно Роберт Редфорд в начале карьеры.
Бежать было некуда, он был уже рядом.
– Дитер? – неуверенно произнесла она.
– Эльза, дорогая, что ты здесь делаешь, почему ты убежала?
Он стоял, положив руки ей на плечи, любуясь ею, пожирая глазами.
Любая попытка сбежать была невозможна. Но Клаус, очевидно, все знал, так же как знала половина их студии.
Она молчала, просто глядела в его ослепительно-голубые глаза.
– Клаус слышал, что ты здесь, кто-то из другой компании видел тебя вчера, но я им не поверил. О, моя любимая, прекрасная Эльза, как замечательно, что я нашел тебя.
Она покачала головой:
– Ты не нашел меня, просто встретил случайно. А теперь мне надо идти.
Она заметила, что Клаус осторожно удалился, не хотел быть свидетелем ссоры любовников.
– Эльза, не чуди! Бросаешь работу, меня без каких-либо объяснений… думаешь, нам не о чем поговорить?
Лицо его исказилось от напряжения, никогда она не видела его таким взволнованным. Он позвал оператора:
– Клаус, остаюсь здесь на ночь, ты иди с остальными, а я завтра позвоню.
– Не оставайся ради меня, Дитер, умоляю. Если ты будешь принуждать меня или угрожать, клянусь, я позову полицию. Вчера арестовали одного человека за то, что он угрожал женщине. В камере найдется место и для второго.
– Угрожать тебе, Эльза? – Он был потрясен. – Смею ли я! Я же тебя люблю, Эльза, неужели я хочу слишком многого: знать, почему ты оставила меня? Без объяснений?
– Я тебе написала.
– Двенадцать строчек, – заметил он, доставая записку из кармана. – Я с ней не расстаюсь, выучил наизусть, не перестаю надеяться, что однажды смогу понять ее смысл. – Он выглядел таким расстроенным, что она почти смягчилась.
– Там все сказано, – ответила она.
– Ничего не сказано, Эльза. Клянусь, я уйду, оставлю тебя в покое, если ты объяснишь. Просто скажи, почему ты вот так выбросила два года. Ты знаешь… я нет. Мы всегда были справедливы друг с другом. Будь справедлива и теперь.
Эльза молчала. Возможно, она ничем не была ему обязана, кроме этих двенадцати строчек.
– Где ты остановилась? Давай пойдем к тебе, – быстро предложил он, заметив ее неуверенность.
– Не ко мне, нет… Где ты остановился? В Анна-Бич?
Это было почти комфортное туристическое место. Она не сомневалась, что он остановился именно там.
– Да, верно, – согласился он.
– Ладно, пойдем к тебе, можем поговорить в кафе, там, где нечто вроде веранды с видом на море.
Ей показалось, что он облегченно вздохнул.
– Благодарю, – обрадовался он.
– Прежде всего, мне надо оставить сообщение.
Он протянул ей свой мобильник.
– Нет, я не знаю номера. – Она вернулась к прилавку, передала Янни маслины и о чем-то с ним договорилась. Младший брат Янни отнесет пакет с маслинами и записку в квартиру над магазином Вонни. На листке бумаги она что-то написала.
– Ты этому парню не черкнула даже двенадцати строк. Полагаю, я должен быть польщен, – сказал Дитер.
Она ему улыбнулась:
– Нет, это не мужчина, это двое мужчин, но ты знаешь, что я имею в виду.
– Я люблю тебя, Эльза.
– Фиона, ты сегодня так помогла нам. Родители просили поблагодарить тебя от всей души.
– Пустяки. Я люблю детей. – Голос ее был печален.
– У тебя будут свои когда-нибудь.
– Не знаю, Вонни, совсем не знаю. У вас были дети?
– Один, – ответила Вонни. – Сын.
Тоном она показала, что тема закрыта. Однако видно было, что ей хотелось поговорить, но не о сыне.
– Это действительно правда, ты умеешь ладить с детьми, и не важно, что ты не говоришь на их языке, – хвалила ее Вонни.
– Вонни, я, кажется, беременна. – Фиона покраснела. – Вообще, я уверена, что беременна…
– А тот парень, который уехал в Афины, он знает?
– Я выбрала не очень удачный момент, сами видите.
– Тебе нельзя быть совсем одной теперь, – сказала Вонни. – Я бы пригласила тебя к себе, но живу в курятнике, как говорит Томас.
– Я буду у Эльзы, – ответила Фиона.
Вонни промолчала.
Люди в доме Дэвида сказали, что он еще не вернулся.
Вонни проводила ее в свой магазин.
– Обожду здесь, пока ты не найдешь кого-нибудь, – промолвила она и осталась на улице, пока Фиона поднималась по лестнице в квартиру.
Вонни видела, как Томас открыл дверь и пригласил девушку войти, и вернулась в гавань. Она собиралась помочь на кухне в доме Маноса, где было много еды, но никого, чтобы обслужить гостей и вымыть посуду. Вонни будет у них сколько потребуется.
– Они выслали его в Афины, и я не успела с ним увидеться, – плакала Фиона.
– Может быть, это к лучшему, – начал успокаивать Дэвид, но, увидев лицо Фионы, добавил: – Хочу сказать, что у вас обоих будет время остыть, а потом он вернется или еще что-то. – Он неловко замолчал.
– Или напишет, – неуверенно вставил Томас.
– Где Эльза? – вдруг спросила Фиона. Эльза могла сказать что-то ободряющее, в отличие от этих доброжелательных мужчин.
Все замолчали.
Затем Томас сообщил:
– Она собиралась сюда, но кого-то повстречала…
– Немца, – завершил Дэвид.
– И она ушла с ним? – В голосе Фионы сквозила неприкрытая зависть.
– Возможно, – одновременно произнесли Томас и Дэвид.
Глава седьмая
Из Анна-Бич большинство журналистов собирались выезжать. Работа сделана, еще одна катастрофа записана, и теперь они на пути к другой. Они завершат историю, когда следователи дадут окончательное заключение и представят официальный рапорт.
Дитер и Эльза направились к большим плетеным креслам у низких столиков в оранжерее. Внизу, под ними, плескалось о камни спокойное море. Было невозможно поверить, что именно это море унесло жизнь стольких людей совсем недавно.
Дитер заказал два кофе.
– Извини. – Эльза снова позвала официанта. – Кофе только ему, я не буду, он заказал по ошибке… Я бы выпила узо[4]4
Греческий алкогольный напиток, аналог ракии.
[Закрыть] с водой, пожалуйста.
– Прошу тебя, не упрямься, – взмолился Дитер.
– Упрямиться? Я просто выбрала то, что хочу, – удивилась она.
– Нет, ты знаешь, не обостряй, – настаивал он.
– Ох, я теперь не такая. Ну что же, Дитер, ты хотел поговорить, я тебя слушаю. Начинай.
– Нет, я хотел, чтобы говорила ты, чтобы сказала, почему исчезла, убежала на край земли… спряталась вот так.
– Я не прячусь, – возмутилась Эльза. – Я уволилась с работы официально, я здесь под своим именем, так в чем же секретность? И почему ты называешь это краем земли? Посмотри на стойку… средства массовой информации половины мира здесь… сплошные события, сказала бы я.
– Ненавижу, когда ты издеваешься, Эльза. Это поза, и она тебе не идет.
Пришел официант. Эльза налила воды в анисовый напиток, посмотрела, как он мутнеет, и выпила залпом.
– Как быстро! – Потрясенный, он стал медленно пить свой кофе.
– Почему бы тебе не закончить, тогда бы мы пошли к тебе.
– Что? – Он с изумлением смотрел на нее.
– К тебе в номер, – повторила она ему, как глухому.
Он недоуменно смотрел на нее.
– Дитер, разве ты не за этим приехал? Ты сказал, поговорим, но имел в виду совсем другое, верно? Перепихнемся.
Он глядел на нее, открыв рот.
– Ну… я… ох… ладно, Эльза… не стоит упрощать. У нас же было не только это.
– Извини, я думала, что мы делали именно это, когда ты приходил ко мне по ночам и среди дня, как только была возможность.
– Эльза, я люблю тебя, ты любишь меня. Зачем эти обидные слова?
– Значит, ты не хочешь со мной в постель? – Она посмотрела на него наивными глазами.
– Ты знаешь, что хочу.
– Тогда допивай кофе и бери ключ.
– Спасибо, Вонни, никто, кроме тебя, не догадался прийти и помочь вымыть посуду в такую ночь. – Мария, вдова Маноса, стояла на пороге кухни, любуясь чистыми тарелками и сверкающими стаканами.
– Как ты справляешься со всем этим? Родственники помогли?
– Большинство – да, но некоторые говорят, что муж был безответственный и тут не поможешь.
– Всегда есть люди, которые говорят не то, что надо, – успокоила ее Вонни.
– Говоришь так, будто опыт имеешь.
– Могла бы написать книгу об этом. Кто тебя больше расстроил?
– Думаю, сестра. Сказала, что мне надо найти нового мужа и как можно скорее, пока не состарилась. Манос еще не остыл в могиле, а она мне такое предлагает.
– Это сестра, которая замужем за скрягой с другого края острова?
– Да.
– Ну, так она не большой специалист в любви, не слушай ее. Кто еще?
– Мой тесть, говорит, что не смогу вырастить его внуков здесь, что нам лучше перебраться в Афины жить с ним. Не хочу, Вонни, в самом деле не хочу. Не могу уехать.
– Конечно, не сможешь. Скажи, что подумаешь в течение года, скажи, что не следует принимать решений в течение двенадцати месяцев после похорон, скажи, что это старая традиция.
– Да? – удивилась Мария.
– Ирландская традиция, но ему не надо знать, чья это традиция, просто скажи, что всем известно.
– Он начнет планировать, если узнает, что я могла бы.
– Нет, будь решительна – никаких планов в течение года с этого момента. Через год скажешь, что дети не могут оставить школу, или еще что-нибудь.
– Неужели и тебе приходилось с этим иметь дело, с похоронами, когда они говорят все не то? Ты всегда такая спокойная.
– После похорон мамы моя сестра написала, что я была проклятием и наказанием матери, что она никогда спокойно не спала из-за меня.
– О нет, Вонни, это не может быть правдой.
– В молодости я была бешеная, гораздо более безответственная, чем твой Манос. Я очень обиделась, долго думала, что это действительно правда, но потом вспомнила, что иногда радовала свою мать, чего моя занудная, серьезная сестра никогда не делала, и это меня взбодрило.
– А ты поддерживаешь отношения со своей сестрой? Мне бы хотелось выйти в другую комнату и дать сестре пощечину, – сказала Мария.
– Да, я сделала это давно, но жизнь гораздо легче, если ты их не трогаешь. Поверь, я посылаю ей поздравления с днем рождения и с Рождеством каждый год.
– А она отвечает?
– Она посылает мне открытки, когда ходит в оперу в Ирландии, или из классического тура по Испании, только чтобы показать, какая она культурная. Но она одинока, у нее нет настоящих друзей. Я в миллион раз лучше живу здесь, в этом теплом, приветливом месте. Могу позволить себе отослать ей вежливые поздравления. Тебе, Мария, тоже повезло, что не была замужем за этим господином, которого выбрала твоя сестра, радуйся этому каждый день, а они будут здесь со своими монетами через два дня. Тогда не бей ее.
Мария рассмеялась.
– Мне с тобой хорошо… не думала, что буду смеяться снова. – Она положила ладонь на руку старой женщины.
– Да, ты будешь смеяться, – пообещала Вонни. – Плачь сколько сможешь, но и смеяться не забывай. Именно так можно выжить.
Дэвиду не хотелось возвращаться в дом, где он остановился. Семья горевала по погибшему сыну, и Дэвиду казалось, что он мешает. Фионе не хотелось идти пешком в дом Элени, чтобы спать там в одиночестве, зная, что Шейн бросил ее без объяснений, без письма, без самой короткой записки.
– Почему бы вам тут не остаться? – вдруг предложил Томас. – Фиона может спать в дальней комнате, Дэвид на диване. – По их лицам он понял, что они благодарны ему и рады.
Они кивнули в знак согласия:
– Эту ночь не хочется коротать одному.
– Можно остаться в участке? – спросил Андреас брата Йоргиса.
– Как раз хотел предложить.
– Идти вверх по крутой дороге до самого дома сегодня ночью кажется так далеко, сам не знаю почему.
– В такую ночь остаться одному никому не хочется, – согласился Йоргис, похлопав брата по руке. – Я тоже не хочу быть один. Рад, что ты остаешься.
Никто из них не напомнил, почему они одиноки.
Они говорили о людях на похоронах, о своей сестре Кристине и о том, что та не приехала на похороны, потому что должна была заботиться о семье, которая жила далеко. Ни слова не было сказано о сыне Андреаса Адонисе, который жил в Чикаго и не знался ни с земляками, ни с отцом, об Адонисе, который бегал в школу вместе с Маносом.
Не упомянули они и о жене Йоргиса, которая бросила его много лет назад. Жена сказала, что просто была гостеприимна с туристом. Йоргис смотрел на это как на более чем гостеприимство. Были сказаны слова, которые невозможно было взять обратно. Она давно вернулась к своей семье на Крите.
Йоргис сходил в каптерку и принес бутылку бренди «Метакса», чистые простыни и подушки.
– Ты хочешь пустить меня в камеру? – спросил Андреас.
– Нет, брат, мы с тобой в детстве всегда делили одну комнату, не рассыплемся, если вспомним, как это было. Два одиноких старика в скорбную ночь.
Вонни приготовила кофе и пахлаву для семьи Марии и Маноса и собралась тихо уйти, когда Мария вернулась на кухню.
– Вонни, можно тебя попросить об одолжении?
– Что угодно, Мария.
– Останься здесь на ночь, только на одну ночь. Не уверена, что выдержу одиночество.
– Конечно, останусь.
– Ты настоящий друг, кровать слишком большая и пустая для меня.
– Хочу предупредить, что немного храплю, – извинилась Вонни заранее.
– Манос тоже храпел каждую ночь, хотя и отрицал это.
– Дорогой Манос, – с восхищением произнесла Вонни. – Уверена, ему понравится, если я похраплю вместо него одну-две ночи.
В гостинице Анна-Бич были небольшие бунгало с видом на море. Дитер открыл дверь своим ключом и пропустил Эльзу.
Она не стала садиться, а начала разглядывать картины на стенах, большие фотографии побережья вокруг Агия-Анны.
– Круто, – сказала она с восхищением.
– Я ожидал не этого.
– Но мы договорились, что тебе нужно именно это, – улыбнулась она.
– Фальшивая улыбка, Эльза, – начал он.
– Ты научил меня улыбаться перед телекамерами. Зубки, глазки, говорил ты. Зубки, глазки, я хорошо помню.
– Пожалуйста, любовь моя, пожалуйста, не будь такой колючей.
– Нет, в самом деле, и не будем терять время. – Эльза уже сняла свой синий пиджак. Теперь она стянула через голову льняное кремовое платье и аккуратно положила его на спинку стула.
Он все еще колебался.
Она сняла кружевные лифчик и трусики, сложила их на платье и, наконец, шагнула из своих роскошных синих сандалий.
– Ты так красива, не могу допустить и поверить, что никогда тебя не увижу. – Он смотрел на нее с нескрываемым восхищением.
– Дитер, у тебя есть все, что ты хочешь. – Она обвила руками его шею и поцеловала. И вдруг они почувствовали, будто никогда не расставались.
В квартирке над сувенирной лавкой Фиона лежала на кровати в маленькой белой комнате, которую Вонни обставила турецкой тахтой и ярко-голубыми креслами. На небольшом белом комоде стояло зеркало в голубой раме, лежало несколько раковин и керамических предметов. Было прохладно и приветливо.
Фиона сильно устала, и ей было грустно.
День был настоящим кошмаром, а впереди ее поджидали новые волнения. Она не надеялась уснуть. Слишком много случилось, и будущее ее пугало. Как было бы замечательно, если бы Шейн был теперь рядом и они могли пожить у Томаса в этой замечательной квартире. Но, мечтая, Фиона знала, что обманывает себя. Шейн обязательно поссорился бы с Томасом по какому-нибудь пустяку. Он всегда был такой. Неосторожный.
Она тихонько всхлипнула.
Как трагично, что люди не понимают Шейна и видят в нем только плохое. Она лежала под голубым одеялом и плакала, пока не уснула.
В соседней комнате Томас и Дэвид играли в шахматы, через стену до них донесся плач.
– Она рыдает по этому подонку! – изумленно прошептал Дэвид.
– Знаю, это за пределами всякого понимания, – тихо промолвил в ответ Томас.
Они сидели и ждали, а когда всхлипывания утихли, с облегчением улыбнулись друг другу.
– Знаете, на кого мы похожи? – спросил Дэвид. – Мы словно родители малыша, который никак не уснет.
Томас вздохнул:
– Да, всегда ждал момента, когда сын заснет, и не уходил, пока не удостоверюсь, но стоило добраться до двери, как он обязательно позовет. Это были действительно счастливые дни. – При воспоминании о сыне ему стало больно.
Дэвид ломал голову, что бы сказать. Он вечно говорил невпопад.
– Трудно понять женщин, верно? – наконец произнес он.
Томас задумчиво посмотрел на него:
– Определенно, Дэвид, я подумал о том же. Фиона убивается по этому пьяному хаму, который чуть не выбил ей мозги, Эльза уходит с мужчиной, от которого бежала за тысячу миль, моя жена, которая убеждала меня, что любит поэзию, литературу и живопись, живет с безмозглым типом, у которого в каждой комнате по тренажеру. – В словах его слышалась горечь и обида.
Дэвид недоуменно смотрел на него. Не стоило ему говорить этого.
Томас пожал плечами.
– А у вас, должно быть, своя ужасная история про женщин, Дэвид, – предположил он.
– Нет, в этом и проблема. Я говорил Эльзе, что никогда никого не любил, от этого я надменный, холодный и пустой.
Томас улыбнулся:
– Нет, вы отличный парень, и я рад, что мы сегодня вместе. Но в шахматы вы играете не очень. Совсем забыли освободить клетки вокруг короля. Он совсем не агрессивен, бедняга, это шах и мат, Дэвид, вот что это.
И почему-то им стало очень весело, они дружно рассмеялись, стараясь не разбудить Фиону в соседней комнате.
Дитер погладил лицо Эльзы.
– Я с ума сошел, думая, что потерял тебя, – сказал он.
Она молчала.
– Все снова будет хорошо, – продолжил он.
Снова молчание.
– Ты же не можешь любить меня так и притворяться? – заволновался он.
Эльза лежала молча.
– Поговори со мной, скажи, что все это ерунда, что ты вернешься ко мне и все снова будет хорошо…
Она продолжала молчать.
– Пожалуйста, Эльза… пожалуйста!
Она медленно встала с кровати и надела просторный белый халат, висевший на двери спальни. Взяв сигарету из пачки Дитера, она закурила.
– Ты же бросила! – упрекнул он.
Она глубоко затянулась и села в большое бамбуковое кресло, глядя на него.
– Поедем домой, Эльза?
– Нет, конечно нет. Это прощальная встреча, ты это знаешь, и я знаю, так что не будем обманывать друг друга, Дитер.
– Прощальная? – переспросил он.
– Да, прощальная. Ты едешь домой, я продолжаю путешествие… куда-нибудь. Пока не решила куда.
– Глупо, мы предназначены друг для друга, ты это знаешь, я это знаю. Все знают.
– Нет. Все ничего не знают. Несколько человек на работе, да и те ничего не говорят, потому что ты не хочешь, чтобы мы выходили в свет, живем тайно уже два года. Поэтому мало кто знает, что мы предназначены друг для друга.
Он удивленно смотрел на нее.
– Мы же оба пошли на это с открытыми глазами, – сказал он.
– И теперь я выхожу из этого с открытыми глазами, – спокойно произнесла Эльза.
– Ты не та женщина, которой требуется обручальное кольцо. – В его голосе слышалась издевка.
– Конечно нет, я и не требовала, верно? Легла в постель с тобой уже после третьей встречи. Какая тут игра в церемонии.
– Тогда о чем мы говорим? – Он был искренне удивлен.
– Я сказала тебе. Написала перед отъездом.
– Да уж, написала, нацарапала двенадцать строчек, в которых я до сих пор не могу разобрать, что к чему. Жизнь вовсе не головоломка, Эльза, мы оба слишком взрослые для таких игр. Чего ты хочешь? Скажи. Если хочешь заставить меня жениться, ладно. Если надо, отлично, мы сделаем это.
– У меня есть предложение получше, – улыбнулась она.
– Хватит валять дурака. Если я могу тебя вернуть только так, я женюсь. Буду горд жениться на тебе, – добавил он немного погодя.
– Нет, спасибо, Дитер. Я не пойду за тебя.
– Так чего ты хочешь? – в отчаянии крикнул он.
– Хочу избавиться от тебя, забыть. Хочу, чтобы ты не был частью моей жизни.
– Странным способом ты это делаешь. – Он окинул взглядом постель, с которой она только что встала.
Эльза пожала плечами:
– Я сказала, что больше не доверяю тебе, не восхищаюсь тобой, не уважаю. Секс к этому не имеет никакого отношения. Секс – это просто секс, мимолетное удовольствие, восторг. Ты сам мне это говорил, помнишь.
– Помню, но ситуация была совершенно иной. Я говорил не о нас с тобой.
– Но принцип тот же, не так ли? – Теперь она была холодна как лед.
– Но не в моем случае, мы тогда говорили о совершенно бессмысленной пьяной интрижке на кинофестивале с какой-то глупой девчонкой, чье имя я даже не могу вспомнить.
– Бригитта. А она тебя помнит.
– Только для того, чтобы рассказать тебе и позлить.
– Знаю, понимаю.
– Тогда скажи, Эльза, если понимаешь, зачем вся эта сцена? Зачем ты убежала?
– Я обо всем написала.
– Ничего ты не написала. Какой-то вздор про ответственность и о каких-то чертах, которые надо подводить. Клянусь, я ничего не понял. До сих пор в недоумении. – Его красивое лицо исказилось от эмоционального перевозбуждения, волосы всклокочены.
– Бригитта сказала мне о Монике, – заметила Эльза.
– Моника? Моника? Но она была за столетия до нашей с тобой встречи. Мы договорились, что прошлое не существует. Не так ли?
– Так.
– Тогда зачем вспоминать? Клянусь, ни разу не видел ее с тех пор, как встретил тебя. Ни единого раза.
– Знаю.
– Так объясни. Умоляю. Если ты знаешь, что я не встречаюсь с Моникой много лет… в чем же дело?
– Ты и дочь ее не видел и не думал о ней.
– Ах, – выдохнул Дитер. – Бригитта поработала как надо.
Эльза смолчала.
– Этого не должно было случиться. Я сказал Монике, что не готов стать отцом. Она знала об этом с самого начала. Все было ясно. – Он начал нервничать.
– Сколько ей, Дитер? – спокойно спросила Эльза.
Он искренне смутился.
– Монике?
– Герде. Твоей дочери.
– Не знаю, я сказал тебе, не знаю о них ничего.
– Должен знать.
– Лет восемь или девять, полагаю. Но почему ты спросила, Эльза? Это к нам не относится.
– Ты отец ребенка. Это относится к тебе в какой-то мере.
– Нет, не относится. Это старый случай из моего прошлого, и я не виноват. Моника отвечала за контрацепцию. К ребенку я не имею никакого отношения, никогда не собирался заводить детей. Мы оба начали новую жизнь.
– А у Герды жизнь началась с безотцовщины.
– Перестань называть ее по имени, ты ее не знаешь, просто повторяешь слова этой стервы Бригитты.
– Ты должен был мне сказать.
– Нет, это было бы неправильно. Ты бы думала, что я не могу забыть ребенка от другой женщины. Будь справедлива, Эльза, тебе и это не понравилось бы.
– Мне бы это понравилось гораздо больше, чем папочка, бросивший своего ребенка, который ждет его и мечтает о нем.
– Это фантазии, ты же ничего не знаешь о ребенке.
– У меня та же история. Отец бросил нас, и я годами ждала его, надеясь и мечтая. Каждый день рождения, каждое Рождество, каждое лето. Я была уверена, что он напишет, позвонит или придет повидаться со мной.
– У тебя было по-другому. Твой отец жил с вами. У тебя было право думать, что он рядом. В моем случае я не имел к ребенку Моники никакого отношения. Никогда. Не могло быть никаких надежд.
Эльза долго смотрела на него.
– Что мне сделать, скажи? – наконец спросил он.
– Ничего, Дитер.
– Ты вернешься ко мне, если я как-то налажу связь с ребенком, которого не знаю?
– Нет, я никогда к тебе не вернусь.
– Но все это… – Он снова посмотрел на постель, где они любили друг друга. – Это для тебя что-нибудь значило?
– Знаешь, что значило. Прощание. – Она надела платье и сандалии и, сунув нижнее белье в сумочку, направилась к двери.
– Ты не можешь этого сделать! – закричал он.
– Прощай, Дитер. – Она вышла через аккуратный маленький садик Анна-Бич в сторону ворот. Синий пиджак она перекинула через плечо.
Дитер крикнул ей вслед:
– Не уходи, Эльза, пожалуйста, не уходи. Я так люблю тебя. Не оставляй меня…
Она не остановилась.
Вонни заметила, что в доме Марии совсем нет молока, а утром всем его захочется. Как только дыхание Марии стало ровным, Вонни тихонько выбралась из большой двуспальной кровати и отыскала глиняный кувшин. Она решила сходить в Анна-Бич, где кухня открыта всю ночь.
