Текст книги "Темные тропы"

Автор книги: Мэтью Гэбори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

ГЛАВА 10

Януэль с любопытством разглядывал имперскую делегацию, вошедшую в Зал Собраний. Заря уже поднялась над Альдараншем, но несмотря на то, что окна-бойницы пропускали бледный дневной свет, Сын Волны пожелал, чтобы канделябры не гасили. Жаркий огонь свечей создавал в этой комнате неповторимую атмосферу, тени волнами двигались по разноцветным тканям, которые покрывали стены.

Впервые оказавшись лицом к лицу с убийцей императора, эмиссары напряженно вглядывались. Несмотря на сделанные наспех портреты, разосланные во все края, у них было лишь смутное представление о внешности Януэля. Увидев хрупкий силуэт и тонкое лицо в рамке коротких темных волос, они чуть было не приняли это за маскарад. Возможно ли, чтобы этот подросток, на котором, как на вешалке, болтается простой балахон из грубой шерстяной ткани, оказался тем опасным преступником, за которым империя, организовав облаву, гналась без передышки от самого Изумрудного хребта? Где же тут носитель Феникса Истоков, человек, который сумел обвести вокруг пальца разведку имперской армии, нанести ущерб Альдараншу, заслав туда Дракона?

И только одному из них не составило никакого труда признать Сына Волны. Это был Сол-Сим, жрец священного культа и с недавнего времени командор имперских Грифонов. Он с первого взгляда узнал мальчишку, который так жестоко унизил его в крепости. Когда он исчез в небе вместе с драконийкой, ярость толкнула жреца на отчаянный поступок: он нацарапал на полу древние руны, призванные скрепить колдовской печатью две судьбы, его и Сына Волны. Источник этой магии таился в корнях Миропотока, в том времени, когда Грифоны Истоков метили изувеченную плоть своих врагов. Эта победоносная подпись сохранилась в веках, и отныне Сол-Сим взял ее себе на вооружение.

Он посвятил свою жизнь империи и ее возвеличиванию. Еще в лоне храма Грифонов, увлекая за собой других жрецов, он душой и телом отдавался борьбе против фениксийской независимости и отстаивал принципиальную позицию по отношению к Алым башням, требуя от фениксийцев конкретного вклада в дело укрепления империи. В мечтах он видел, как армия Грифонов и Фениксов расширяет границы империи до последних пределов Миропотока, как победоносные рыцари потрясают сверкающими мечами, опустошая земли своих врагов. Только империя, простирающаяся от Драконовых полуостровов до далекой Каладрии, была бы в состоянии в один прекрасный день смело выступить против Харонии. Чтобы азделаться с королевством мертвых, необходимо бы прежде подчинить себе Миропоток. Это было искреннее и безоговорочное убеждение, которое питало его честолюбивые чаяния со времени появления у Сол-Сима первых признаков мутации. Он приучил себя игнорировать трусов, будь то жрецы или рыцари, которые трепетали при мысли о том, чтобы поставить на обсуждение вопрос о недопустимости фениксийского нейтралитета. Они боялись, как бы не иссяк источник могущества, как бы в рожденном его пламенем оружии им не было навсегда отказано, и поэтому предпочитали сохранять этот покрытый пылью времен договор, которым были точно установлены отношения между лигой фениксийцев и императорской властью.

Он погрузил руку в шелковистые перья, которые покрывали его шею, и смерил взглядом Януэля. Он находил оскорбительным тот факт, что имперская делегация взяла на себя труд явиться сюда, чтобы договариваться о его капитуляции. По его мнению, следовало ночью послать на приступ вооруженный отряд, заковать в кандалы подмастерьев и взять Януэля, чтобы лично учинить над ним расправу. Вместо этого опекунский совет согласился вести переговоры… «Вы пригодны лишь на то, чтобы воспитывать девчонку», – подумал он. После смерти императора власть фактически перешла к опекунам, которые растили его дочь. Этот узкий круг, объединявший советников покойного императора, пытался найти ему преемника. Один из советников, по имени Меандр Эшел-Он, присоединился к делегации. Жрец относился к нему со снисходительностью, смешанной с презрением. Это был маленький толстобрюхий человек, с лицом покрытым красными прыщами и с танцующей походкой. Большой любитель выпить, известный своей откровенностью в высказываниях, он со своей неизменной шляпой из гранатового фетра был завсегдатаем кулуаров власти и лишь в редких случаях одаривал кого-либо своей дружбой. Он жил на отшибе, в обветшалом доме старой части города, и безжалостно гнал от себя льстивых посетителей, искавших его расположения ради того, чтобы приблизиться к императору. С давних пор все дивились, как он, не имея никаких влиятельных связей при дворе, смог добиться такой близости к власти. Его здравый смысл и безапелляционные речи совершенно особенным образом раздражали служителей культа Грифонов. Этот человек не единожды воспрепятствовал жрецам повлиять на управление страной и умеючи играл на своем исключительном праве опекунства, чтобы поставить им заслон.

Сол-Сим не усматривал в этом ничего, кроме позиции ретрограда, надежд честолюбца, который отказывался признать всемогущество священного культа. Он сердито фыркнул при мысли о том, что с этим претенциозным типом он вынужден вступать в переговоры, подчиняясь приказам Коорты, верховной жрицы, разделявшей его устремления и тревоги. Старуха к нему прислушивалась и с недавних пор без ограничений распахнула перед ним двери в храм Альдаранша. Однако он был проницателен и не питал никаких иллюзий в отношении исхода их сообщничества. Одним щелчком пальцев она могла потребовать его головы или просто отлучения, что для него было равнозначно. Его не смущала перспектива Действовать в ее тени. Он готов был стушеваться и пролить свою кровь, оросив ею земли бессмертной империи.

Он услышал слева от себя свистящее дыхание Эшел-Она. Изнуренный подъемом по лестнице, опекун переводил дух и утирал вспотевшее лицо. Он был в трауре, но от своей шляпы не отказался. Его глаза, искрящиеся и подвижные, с любопытством изучали помещение. Когда их взгляды встретились, он ограничился загадочной улыбочкой и перенес свое внимание на Януэля.

Сын Волны поднялся навстречу делегации, положив руку на свое сердце. Спавший с того самого момента, как вылечил раны Януэля, Феникс пульсировал отныне с обнадеживающей силой. Его присутствие вселяло мужество и дарило тепло, которое ощущалось через плотную ткань рубашки. Януэль отказался от присутствия Фареля и учеников, допустив, чтобы его поддерживал во время переговоров только Феникс. Он хотел символической встречи, чтобы засвидетельствовать перед всеми, что, не уклоняясь ни от каких испытаний, он принял на свои плечи то тяжкое бремя, которое доверили ему Волны. Он действовал так не из гордыни, но из стыдливости по отношению к тем жертвам, на которые столь многие пошли, чтобы предоставить ему право оказаться здесь.

Он хотел с достоинством выдержать бой, ибо в этот самый момент на карту была поставлена судьба Миропотока, и он чувствовал, как новые силы вливаются в его вены. Ему казалось, что он сбросил изношенную старую одежду, одежду ребенка, который видел смерть своей матери от вероломных мечей харонцев. Он принял ее смерть и, что самое главное, мог ощутить ее высший смысл.

Источник, воплощением которого она была в его душе, эта чистая влага, которой он привык утолять свою жажду, чтобы воспрянуть духом, внезапно стал настолько реальным, что он содрогнулся с головы до ног. Да, она была здесь, в его теле. Она и все другие, все Волны, которые принесли себя в жертву для того, чтобы он увидел свет. Волшебством была пропитана его кровь, оно текло в его жилах, и он подумал о реке Пепла, которая окружает Харонию, ставя ей неодолимую преграду. Быть может, его кровь точно так же защищает его от опасности, зреющей внутри его собственного тела? Он отогнал эту мысль и вновь обратил свое внимание на посетителей.

Он сотворил приветственный знак Завета, соединив ладони на уровне лица и раздвинув пальцы веером, подобно языкам пламени Феникса Эмиссары лишь коротко кивнули в ответ, затем один из них вышел вперед. Худой и бледный, он осторожно держал в руках свиток цвета слоновой кости. Остановившись перед Януэлем, он развернул его. Пергамент с шуршанием коснулся пола. Эмиссар откашлялся и принялся читать важным голосом:

– «Януэль, мы явились сюда для того, чтобы предъявить вам требование вашей капитуляции. Из уважения к гильдии фениксийцев, которую вы представляете, империя согласилась с необходимостью этой стречи. Здесь присутствуют: генерал Дан-Хан, командующий императорскими легионами Скорпиона…

Соренастый человек с длинными волосами цвета кса ограничился легким кивком. У него было аскетическое лицо, изувеченное шрамами, и стальной взгляд, которым он уставился на Януэля.

– Мессир Медель-Ан, имперский коммерсант и кузен покойного императора…

Ясные глаза, румяное лицо в обрамлении светлых шелковистых волос. Это был человек не старше тридцати лет, и, казалось, он чувствовал себя неловко. Он изобразил на лице неопределенную гримасу и торопливым жестом предложил эмиссару продолжить представление.

– Мессир Эшел-Он, императорский опекун и член временного совета…

Последний снял свою шляпу и раскланялся, сощурив глаза.

– Мессир Сол-Сим, уполномоченный Храма, командор имперских Грифонов…

Жрец отозвался на свое имя щелканьем клюва и взъерошил перья.

– Представители империи готовы точно определить условия вашей капитуляции, – продолжил эмиссар. – Она будет объявлена, добровольно или принудительно, с наступлением темноты. Если ворота этой Башни останутся на запоре, когда погаснет последний луч солнца, имперские власти оставляют за собой право использовать вооруженный отряд, чтобы захватить ее. Помимо этого, мы требуем, чтобы вы, Януэль, ответили за ваши преступления перед императорским двором и предстали перед судом за убийство императора». – Здесь эмиссар сделал паузу и опустил руку, державшую свиток. Лишь потрескивание свечей и шелест ткани нарушали тишину, пока он вновь не заговорил холодным голосом: – Делегация империи доказала свое великодушие, согласившись на встречу с вами. Она пошла на это, чтобы избежать кровопролития. Если вы будете упорствовать, империя докажет свою решимость.

Януэль расправил плечи.

– В чем состоят обвинения, выдвигаемые против гильдии? – спросил он.

Сол-Сим сделал шаг вперед, положил руку на плечо говорившего эмиссара и взглядом попросил у своих спутников слова. Они молча согласились.

– Обвинения, Януэль? Меня удивляет, что мы должны вам о них напоминать. – Он повысил свой гнусавый голос, вибрирующий и поучающий: – Фениксийская лига виновна в пренебрежении к народу империи. По вашей вине тысячи граждан были истреблены и приговорены стать жертвами нападения Харонии, не имея права защищаться. Вы унижаете эту страну, которая умирает на ваших глазах. Сегодня уже не может быть и речи о том, чтобы оставить безнаказанным подобное равнодушие. Лиги, вашей лиги, Януэль, больше не существует. Отныне она принадлежит империи, которая желает получить право, простое право, защищать свои границы, без зазрения совести отдаваемые вашей лигой королевству мертвых. Вот обвинения, которые тяготеют над вами!

В какой-то момент Януэль обвел взглядом обращенные к нему лица. Они отражали враждебность и недоверие, повсеместно поддерживаемое распространявшимися о нем слухами. В глазах имперского коммерсанта он также прочел страх. В стороне от других, стараясь держаться ближе к двери, этот человек следил за его реакцией, как если бы боялся, что с минуы на минуту его уничтожит пламя Феникса. Януэлю стало ясно, какова на самом деле та власть, которой он обладает. Его путешествие поразило умы и отныне внушало страх. Он не знал, смеяться ему над этим или плакать.

– Я не подпишу эту капитуляцию, – заявил он. – Как, впрочем, этого не сделает и никто другой. Если вы хотите осудить убийцу императора, тогда судите Желчь; субстанция, что воспламенила Феникса Истоков, точно так же запалит и ваших Грифонов! Вам нужен виновный? Обернитесь к вашим Хранителям, потребуйте от служителей культа, чтобы они извлекли альмандин, украшающий лоб каждого из них! Лишившись его, они умрут, вы это знаете не хуже меня… Ваш суд неправеден, эмиссары империи. Ваш виновный живет в каждом Хранителе от начала веков, с тех пор как Война Истоков породила королевство мертвых. Вот ваше судебное дело… и ваш виновный! Харония, которая опустошает ваши земли, ваши фермы, которая истребляет ваших людей, каждое утро сверкает, как одетое в траур солнце, во лбу ваших Грифонов. Убийца императора живет возле вас, и единственное имя ему: Желчь. И если сегодня вам понадобилось отыскать виновного, охотно представляю его вам. Он никогда не пытался спрятаться, он подобно гангрене расползается по Миропотоку и готов его разрушить.

Делегация империи была совершенно не подготовлена к тому, чтобы услышать от этого юноши такой чеканный, хлесткий ответ.

– Миропоток болен, Миропоток агонизирует, и вы хотите судить меня? – обратился к ним Януэль чистым голосом. – Откройте глаза, господа, и я открою свои. Фениксийцы допустили страшную ошибку, лишив каждого мужчину, женщину, ребенка или старика той битвы, которая могла бы быть последней. Мы намерены исправить эту ошибку, мы собираемся открыть двери наших Башен для того, чтобы выросла армия, воинство, которое не остановят никакие границы и которое будет сражаться до последнего вздоха, чтобы отбросить Харонию. – Януэль говорил от всего сердца, стремясь высказать только правду и раскрыться таким, каков он и был: фениксийцем и сыном своей матери. – Но все это не имеет значения. Волны возложили на меня обязанность спасти вас, нас спасти. Моя власть над Желчью – тяжелое бремя. Если я добьюсь ее укрощения, то смогу помочь возрождению Фениксов, чей пепел рекой окружает Харонию, и тогда королевство мертвых станет достоянием небытия. Но для этого я нуждаюсь в вас. Я хочу, чтобы вы передали в мое распоряжение ваши корабли, солдат и Хранителей, это поможет мне добраться до Каладрии, где белые монахи обогатят меня знаниями и позволят мне довести свой замысел до конца.

Он умолк, с трудом переводя дух. Остолбеневший от изумления, Сол-Сим задавался вопросом, не спит ли он на мягких подушках в храме Альдаранша, опьяненный темным химерийским вином. Дерзость фениксийца была непостижима. Он по-разному представлял себе эту встречу, будучи убежден, что Януэль Юпытается просто выиграть время и спасти свою жизнь. Но подобные претензии… Неудержимый хохот прорвался из его горла. Он попробовал было подумать о чем-либо другом, но смех родился раньше Нервный, прерывистый и пронзительный, он прорвался с треском покореженного мельничного жернова.

Его спутники ждали, пока он овладеет собой, бросая смущенные взгляды в сторону фениксийца.

– Возьмите, наконец, себя в руки… – проворчал генерал, похлопывая Сол-Сима по плечу.

Священнослужитель, с увлажненными глазами, невнятно пробормотал извинения, расправил плечи и обратился к Януэлю, гневно целясь в него указательным пальцем:

– Убийца! Вы… вы убили императора! Как… как вы смеете оскорблять нас подобным образом? Этой ночью ваша голова скатится с плахи, а вы требуете… вы хотите, чтобы империя пошла к вам в услужение? Это смешно и… настолько абсурдно! – прищелкнул он.

– Может быть, и нет, – сказал Эшел-Он.

Во взгляде этого толстопузого коротышки Януэль не смог прочесть ничего, кроме любопытства. Любопытства напряженного и зоркого. В зале не было стульев, но имелась простенькая скамейка, на которую первым и уселся опекун, облегченно вздохнув.

Священнослужитель поднял брови.

– Вы собираетесь здесь остаться? – спросил он. – Выслушивать это сплошное вранье?

Опекун медленно снял свою шляпу и погладил пухленькой ручкой свой гладкий череп, где еще сохранялся пучок седеющих волос.

– Я располагаю временем, Сол-Сим. Капитуляция станет фактом после захода солнца. А пока мне бы хотелось узнать как можно больше.

Медель-Ан переминался с ноги на ногу, неуверенно оглядываясь. Он всегда как бы крался по жизни с болезненной осторожностью, и сейчас у него в голове была лишь одна мысль: поскорее покинуть душное помещение и оказаться как можно дальше от этого сомнительного подростка, который мог с минуты на минуту выпустить на свободу пламя Феникса. Не менее неприятен был ему и Сол-Сим с его безумными захватническими идеями, но Медель-Ан был готов присоединиться к его мнению. Чтобы выйти отсюда, следовало положить конец этим нелепым переговорам, подчеркнуть непримиримость, уже заявленную Сол-Симом, и поскорее привести к покорности этих сумасшедших.

– Друзья мои, – примирительно начал он, – давайте действовать разумно… – Он повернулся к фениксийцу: – Мессир Януэль, не поймите нас превратно. Империя имеет в виду беспристрастный суд, и мне кажется, что сейчас неподходящий момент для каких-либо категорических утверждений по поводу вашего дела. Присутствующие здесь эмиссары и я в первую очередь хорошо знаем, что видимость может быть обманчива и что придет время, когда мы в обстановке более благоприятной и… более спокойной проясним обстоятельства драмы. Выдвинутое против вас обвинение очень категорично, быть может даже бестактно, и я прошу вас принять наши извинения, если вы почувствовали себя уязвленным. Тем не менее я…

– Хватит! – обрезал его генерал Дан-Хан.

Коммерсант вздрогнул и пробормотал еще несколько неразборчивых слов, которые генерал выразительно отмел резким жестом.

– Януэль, – заявил он, – я пришел за убийцей и ключами от этой Башни. Каков ваш ответ?

Фениксиец уселся на табуретку, положив ногу на ногу:

– Я предлагаю вам сделку.

– Я не торгуюсь с убийцами, – холодно парировал генерал.

– Вы меня выслушали, когда я утверждал, что уже не важно, кто я на самом деле?

– Кажется, да.

– Вы меня слушаете сейчас, когда я утверждаю, что избран Волнами, чтобы разрушить Харонию?

Дан-Хан едва удержался, чтобы не улыбнуться:

– Я слышал, Януэль, но я вам не верю.

– Почему?

– Почему? – повторил он, нахмурившись.

– Генерал, – вмешался Сол-Сим, – довольно с нас этого маскарада!

Он хлопнул в ладоши, подзывая улан, стоявших по обе стороны от дверей.

– Стража, хватайте его! – приказал он, указывая на Януэля величественным жестом.

Имперские уланы подались вперед.

– Не двигаться! – загремел генерал.

Они тотчас остановились и вернулись в положение «смирно».

Генерал повернулся к Сол-Симу:

– Эти солдаты подчиняются только мне. Я составил акт о капитуляции и, следовательно, обязался дождаться захода солнца. – Он вновь повернулся к Януэлю, лишив Сол-Сима возможности протестовать: – Слушайте меня внимательно. Я хочу услышать четкий ответ, фениксиец. Намерены ли вы отдать имперским властям ключи от этой Башни и сдаться в плен?

– Нет, – последовал спокойный ответ.

– Превосходно. В таком случае мы вернемся в сумерки.

– Не спешите, генерал, – удержал его Януэль. – Вы не выйдете отсюда прежде, чем я смогу…

– Прежде чем что, молодой человек? – прервал он его мощным голосом. – Вы осмелитесь приказывать мне?

Он остановился на полпути к выходу, обернувшись. Рядом с ним был Сол-Сим, пытавшийся взять себя в руки, его ярость выдавало трепыхание перьев у него на шее. Коммерсант прятался за шеренгой улан, а Эшел-Он безмятежно обмахивался своей шляпой. Он, казалось, не имел желания отправиться вслед за генералом и спокойно обратился к фениксийцу:

– Януэль, вы настаиваете на том, что вы посланы Волнами, не так ли?

– Это чистая правда.

– Допустим… но у вас есть доказательства?

– Вам нужны доказательства?

– Возможно… Позвольте мне вкратце изложить положение дел. Сегодня ночью один из ваших подмастерьев явился просить от вашего имени проведения… совета, назовем его так. На этом совете требовалось присутствие влиятельных лиц, уполномоченных на имперском уровне ответить на любые ваши заявления. Вы, конечно, понимаете, что для нас было неожиданностью узнать, что вы хотите предстать перед имперской делегацией, тогда как логика ситуаэтого не требует. Ситуация, согласитесь, очень проста. Вы убили императора и скрылись, найдя убежище здесь, у Мэтров Огня. После этого имели место весьма любопытные происшествия: этот Феникс – подозреваю, что именно ваш, – сражался на вершине Башни, стараясь отбросить Темную Тропу, распространявшую зловоние на весь квартал. Теперь я скажу вам все, что об этом думаю и что, по моему мнению, из этого следует. Я расположен выслушать вас, ибо я, в отличие от некоторых, не допускаю возможности умышленного убийства императора. Многие пожелали ограничиться фактами. Я же хочу вникнуть в них и узнать, почему вы его убили… Я также хочу понять, почему вы предпринимали самые рискованные действия, чтобы ускользнуть от имперских властей, а под конец нашли убежище здесь, в этой Башне, что неизбежно завело вас в ловушку. Вы же могли остаться в надежном укрытии или вообще исчезнуть! – Он с трудом распрямился и водрузил на голову свою шляпу. – Я не единственный, кто хотел бы понять, – продолжил он. – В империи поднимаются недоуменные вопросы, и они все множатся… Известно ли вам, что солдаты ходили в Башню Седении, чтобы выведать обо всем этом побольше? Вы очень скрытны, Януэль, и необходимо рассеять тени, которые вас окружают.

– Я дитя Волн, – вздохнул Януэль. – Они принесли себя в жертву и соединились в одном теле, в теле моей матери, чтобы дать жизнь человеку, который сумел бы укротить Желчь и держать ее в узде. Я родился на поле битвы и рос среди солдат, на дорогах войны. Харонцы выслеживали нас, пока наконец не настигли. Мне удалось скрыться в Седении, так я стал фениксиицем. Я ничего не знал о природе крови, которая течет в моих жилах, до того дня, когда император, остановив на мне свой выбор, призвал меня возродить его Феникса. Я оказался перед лицом одного из Хранителей Истоков, подобного тем, чей прах наполняет реку Пепла. Мои силы были разбужены – силы, о которых я не подозревал и которыми не умел управлять. Император мертв… Мое бегство преследовало одну-единственную цель: повиновение своим, воссоединение с материнской лигой, где я оказался бы среди Мэтров Огня, которые одни способны были понять то, что случилось. Лишь они знали, что мне следовало делать…

– Почему же вы не рассказали нам все это прежде? – спросил Эшел-Он, подходя ближе.

– Вы стали бы меня слушать? – возразил Януэль, глядя ему прямо в глаза. – Вам нужен был виновный. Вы осудили бы меня не рассуждая, просто чтобы удовлетворить гнев народа.

– Этот человек обладает святотатственной властью, – прошипел жрец. – Он должен быть передан в руки служителей священного культа и казнен…

Сол-Сим напряженно восстанавливал в памяти речи Коорты, старой жрицы. Она сгорала от желания заполучить фениксийца, приблизиться к носителю этой могущественной власти и, безусловно, отыскать способ присвоить ее.

– Моя власть распространяется только на Феникса Истоков, – сказал ему Януэль.

Это чудесно, мой мальчик… – признал опекун. – По правде говоря, я только сейчас начинаю представлять себе открывающиеся возможности. И если вы по несчастью, сказали правду, мне страшно подумать чем может обернуться для империи ее вмешательство в это дело. Знаете ли, я любил императора и охотно предложил бы взамен его жизни свою в тот день, когда императора поглотило пламя Феникса. Однако… однако в данную минуту я испытываю странное чувство, – он посмотрел фениксийцу в глаза, – как если бы его смерть явилась жертвоприношением, как если бы именно этот великий монарх был предназначен для того, чтобы обнаружить исключительные возможности вашей власти.

Надолго установилась тишина. Стало слышно потрескивание фитиля, который затем угас. Януэль почувствовал, что генерал сверлит его своим стальным взглядом, и угадал замешательство коммерсанта, колеблющегося между утробным страхом и восхищением, которое внушили ему речи фениксийца.

– Человек воды и огня, – бормотал про себя Дан-Хан. – Человек Волн и Феникса. Что за странный парадокс…

– Януэль, – вновь сказал Эшел-Он, – если, вернее… что нам следует сделать в случае, если бы мы вынуждены были вам поверить?

– Империя должна помочь мне добраться до Каладрии, – ответил он.

– Те, кто правит страной, смогли бы понять это, но не народ…

– Я знаю, – подтвердил фениксиец. – И считаю бессмысленным сообщать всем, куда я иду и зачем.

– Вы предлагаете нам предать доверие народа? – холодно возразил опекун.

– Чтобы выиграть время, да. Или, может быть, сумели бы устроить спектакль с моей казнью? Это было бы хорошим средством успокоить народ… __ И обмануть Харонию, – добавил Эшел-Он. – Ибо ей известно, что вы здесь, не правда ли?

– Да, Темной Тропе удалось проникнуть даже сюда, в этот зал. – Коммерсант инстинктивно сделал шаг назад.

– Инсценировка казни – это удачная мысль, – вмешался генерал.

Сол-Сим приблизился к опекуну.

– Я надеюсь, – сказал он с угрозой в голосе, – вы сознаете, что делаете, мессир Эшел-Он. В Храме узнают, что вы сторговались с этим убийцей. И никто, даже вы, генерал, – он бросил в его сторону колкий взгляд, – не сможет убедить меня, будто вы сегодня не действовали против интересов империи.

– Вы обвиняете меня в измене, жрец? – загремел генерал.

– Ничего подобного я не говорил. Я просто констатирую, и присутствующие здесь могут это засвидетельствовать, что вы несколько поспешно забываете об акте капитуляции, официально завизированном самыми высокопоставленными лицами империи.

– Я ни о чем пока не забыл, – резко вспылил генерал. – Ни об акте капитуляции, ни о ваших попытках превысить свою власть, отдавая приказы моим солдатам.

ЯнУэль тем временем спешил найти способ убедить эмиссаров, искал неопровержимое доказательство тому, что он действительно Сын Волны. Он все еще отказвался послать за Фарелем. Его совесть проджала настаивать, что он должен самостоятельно отыскать доводы, необходимые для благополучного завершения переговоров.

Доказательство…

В то время как генерал со священнослужителем в напряженном молчании мерили друг друга глазами, фениксиец обратился к своему сердцу и прислушался к спящему внутри Хранителю. Следовало ли ему искать у Феникса помощи? Мысль об этом показалась ему смешной. Что мог доказать огонь, о котором им уже было известно?

Между тем его мысли согрелись от контакта со спящим пламенем Феникса. Он задержался возле него на минуту, очарованный пульсирующим движением и живительным теплом. В его воображении разворачивалась сцена, она была неотчетлива, но мало-помалу он начинал различать подробности, которых никогда не видел прежде. Обычно, если он обращался к своему сердцу, чтобы поговорить с Хранителем, он ощущал только некое излучающее присутствие. Сейчас он видел его, как будто это зрелище было частью его воспоминаний.

Видение принимало форму.

Под телом огненной птицы он увидел песок, потом, дальше, контуры скалистого берега. Он стоял у подножия темных и влажных скал, окружающих маленькую бухту, под небом, затянутым облаками. Он подумал о Харонии, но одновременно различил знакомые и почему-то навевающие покой контуры маленького домика, прилепившегося к краю скалы. Он отдавал себе отчет, что это пытается материализоваться какое-то воспоминание, что этот домик ищет дорогу по сердцу. Он сделал один шаг. Башня, Зал Собраний, эмиссары – все исчезло… Ощущалось лишь поскрипывание песка под ногами, и был виден голубоватый свет в окнах домика. Обернувшись, он увидел слева от себя волнующееся море, грозные волны которого умирали, разбиваясь о берег. Феникс недвижно лежал на песке. Его грудь ритмично вздымалась, выбрасывая маленькие языки пламени. Януэль подошел к нему, но в последний миг отпрянул, испуганный жаром, который исходил от него. Казалось, горячим стал сам воздух вокруг птицы, и юноша обогнул Феникса, чтобы выйти к дому. Он шел медленно, увязая в песке, и по мере приближения до него донеслись отзвуки женского голоса. Он бросился к дому бегом и застыл на пороге, прерывисто дыша.

В домике была всего одна комната. В середине ее возвышалось большое кресло светлого дерева, и в нем сидела женщина.

Его мать.

Он хотел броситься к ней, но удержался, окаменев при мысли, что видение может исчезнуть, если он сделает лишнее движение. Она была не одна. На руках у нее спал ребенок четырех или пяти лет, и она слегка поглаживала рукой его лобик. – Мама… – пробормотал Януэль.

Она его не услышала. Фениксиец увидел позади нее языки бледно-голубого пламени, затоплявшего комнату колышущимся сиянием цвета морской волны.

– Мама, – повторил он громче.

Он понял, что она его не видит, что он для нее не существует… Он подошел к ней близко и попытался дотронуться до нее, но его рука прошла сквозь пустоту.

– Мама… – взмолился он.

Но она смотрела только на спящего ребенка. Яну-эль наклонился, и у него вырвался хриплый крик.

Лицо… это было его лицо.

Веки ребенка дрогнули, и он раскрыл глаза. Их взгляды встретились, и внезапно Януэль ощутил в сокровенной глубине своей души боль, обжигающую огнем. Он взвыл, его мускулы поразил столбняк, и он почувствовал, что падает в черную ледяную воду. Он завыл еще неистовей, начал отбиваться, но от этого погрузился еще глубже. Он употребил на борьбу всю энергию отчаяния, но все было напрасно. Липкая влага затопила его рот, просочилась между губ… Он закрыл глаза, уже понимая, что его уносит смерть.

Боль исчезла в тот самый миг, когда он смирился со смертью, увиденной в глазах ребенка. Ему вдруг показалось, что его тело стало значительно легче. С его лба убирала пряди волос любящая нежная рука. Он вновь открыл глаза и увидел склоненное над ним лицо матери.

– Тебе приснился страшный сон? – прошептала она.

– Да…

Он сознавал, что живет в теле ребенка, что он воссоединился со своим собственным телом, бывшим в тот момент на шестом году жизни. Но сон или что-то другое мешало ему это проверить. Он сознавал себя просто наблюдателем, хотя испытывал при этом самые различные ощущения.

Ребенок плакал. Снаружи море выбрасывало на прибрежный песок тела матросов, это были многочисленные жертвы разыгравшейся бури. На заре мать отвела его туда, чтобы он их увидел, коснулся и смог почувствовать, как требует Харония причитающееся. Он знал, что его мать видела в этом испытание, которое следовало выдержать, чтобы она могла им гордиться, и он послушно прикладывал свою ладонь к мягкой и холодной плоти моряков. Он не мог удержать слез, почувствовав, как невидимый щуп королевства мертвых роется в душах моряков, настигая и давя саму сущность жизни, обрывая тонкую нить, которая еще соединяет их с этим миром.

Несмотря на то что это открывалось ему, когда все уже было кончено, его рыдания лишали Харонию ее зловещего пиршества. Сыну Волны было доступно вырвать у трупов вещество их жизни и оплакать его прежде, чем оно соединится с землей для того, чтобы питать Миропоток. Это магическое усилие оставляло его обескровленным, с бледными губами и помутневшими глазами. Но победа оставалась за ним, и, когда мать несла его обратно в дом на руках, он отдавал себе отчет в том, что познал цену жизни.