Текст книги "Другая страна"

Автор книги: Мэтью Джонсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Мэтью Джонсон
Другая страна

Джефф, прищурившись и держа наготове таблицу определения периодов, разглядывал фигуры, появлявшиеся из расщелины. Правда, на этот раз в таблице он не нуждался: стоило увидеть туники и штаны прибывших, как становилось ясно, что перед ним готы времен упадка Римской империи, вероятно, бегущие от нашествия Аттилы на земли, захваченные их предками несколько поколений назад.

– Приветствую вас, друзья, – медленно произнес он на латинском, протягивая руки ладонями вверх. На землю спускались сумерки, и четверо беженцев из Древнего мира настороженно оглядывались. Приемная, выстроенная вокруг расщелины, впервые разверзшейся пятнадцать лет назад в деловой части города, была обставлена с таким расчетом, чтобы свести к минимуму культурный шок: никаких признаков современных технологий или материалов.

Расщелины срабатывали исправно, но без всякой видимой логики и весьма хаотично: люди, бежавшие от монгольского нашествия, оказывались в Сиэтле, ацтеки – в Париже, римляне – в Оттаве, и тому подобное.

– Как вас зовут? – медленно выговорил Джефф, стараясь произносить слова как можно более четко.

Беженцы – бородатый мужчина, женщина с белокурыми, заплетенными в косы волосами и двое маленьких мальчиков – по-прежнему смотрели на него с подозрением. Мужчина повернулся к женщине и сказал что-то на диалекте готов, которого Джефф не понимал. Женщина кивнула, опустила глаза и прижала сыновей к себе.

– Одорикус Эмилианус, – произнес мужчина. – Куда мы попали?

– Это безопасное место, – заверил Джефф, – совсем не такое, откуда пришли вы. Добро пожаловать в новую жизнь.

– Как мы оказались здесь? – спросил мужчина, продолжая загораживать собой жену с детьми.

– Удача вам улыбнулась.

Таков был официальный ответ Службы приема, и лучший, пожалуй, было трудно придумать.

– Прошу вас… есть много вещей, которые вам предстоит узнать, прежде чем мы найдем для вас новый дом. Если согласитесь пойти со мной, мои друзья вам помогут.

Мужчина оглянулся – то ли на семью, то ли на исчезнувшую расщелину. Наконец он что-то согласно буркнул и кивком приказал жене и детям выступить вперед.

Джефф, до этой минуты затаивший дыхание, облегченно вздохнул. Девяносто процентов того, что в официальной терминологии называется «запоздалой интеграцией», происходит при первой встрече. Теперь, когда все кончилось так благополучно, он мог действовать на автопилоте, наблюдая за устройством и размещением беженцев из Древнего мира. Когда открылись первые расщелины, люди, появлявшиеся из них, рассматривались как поразительная возможность, золотая жила для историков и антропологов. Теперь же, когда их количество исчислялось тысячами, беженцы превратились в обычных эмигрантов, которым нужно было каким-то образом вписаться в современную жизнь. С этой семьей, вероятнее всего, не возникнет никаких трудностей: мальчики достаточно молоды, чтобы выучиться английскому, потеряв при этом готский акцент. А готские женщины считались более независимыми, чем их римские подруги.

Все еще размышляя на эту тему, Джефф поднялся по лестнице многоквартирного дома в Ванье: сегодня предстоял очередной контрольный визит в семью, которую он принимал два года назад. Попав в современное общество, беженцы сталкивались с немалыми трудностями. И главной из них была разница в отношениях между полами. Женщины и девушки в основном процветали, а мужчинам и мальчикам, лишенным статуса pater familias,[1]1
  Глава семейства (лат.).


[Закрыть] на который имел право рассчитывать даже самый бедный из свободных римлян, приходилось куда труднее. Но в отличие от многих беженцев вновь прибывшая семья еще имела отца и мужа.

Постучав в дверь Колумеллы, Джефф тяжело вздохнул. Жаль, что в этой семейке все пошло наперекосяк.

Он отступил и с улыбкой предстал перед зрачком глазка. Через несколько секунд дверь приоткрылась на несколько сантиметров. Звякнула стальная цепочка.

– Галфридиус? – спросил женский голос.

– Приветствую тебя, Фульвия, – со вздохом ответил Джефф. – Как поживаешь?

Дверь на мгновение закрылась, потом широко распахнулась, на пороге стояла Фульвия: коренастая, широкоплечая, пышногрудая женщина лет пятидесяти, настоящая римлянка, из тех, что существовали на земле пятьюстами годами ранее сегодняшних беженцев. Ее черные, прошитые серебром волосы были забраны в неопрятный узел. Простую домашнюю голубую тогу украшала нить поддельного жемчуга.

– Прошу тебя, заходи.

– Спасибо.

Маленькая квартирка как всегда была чисто прибрана, но запах тысяч обедов, главной составной частью которых оставались анчоусы и оливковое масло, застоявшийся в комнатах, где никогда не открывались окна и не работала вытяжка, назойливо лез в ноздри. Дышать было почти невозможно. Две софы из «Ikea» с намертво въевшимися в обивку пятнами стояли перпендикулярно телевизору, где аккуратным рядком выстроились лары.[2]2
  У римлян: боги домашнего очага. (Здесь и далее прим, перев.)


[Закрыть] Телевизор был настроен на латиноязычный канал. Но звук кто-то выключил. Насколько мог судить Джефф, передавали пьесу Плавта. Между диванами, развернутое к телевизору, стояло никогда не употреблявшееся кресло, обернутое прозрачным полиэтиленом.

– Как работа?

– Прекрасно, – кивнула Фульвия, откидывая со лба выбившуюся прядь волос. – Садись. Какая-то девка притворялась служанкой и обворовывала хозяев, так что пришлось обзавестись удостоверениями личности.

Джефф неловко заерзал на стуле.

– Ты не опоздаешь на работу?

– Нет. Мне разрешают приходить, когда вздумается, лишь бы работа была выполнена. Доеду на автобусе, если понадобится.

– Вот и хорошо.

Джефф взял чашку кофе, предложенную хозяйкой, осторожно пригубил. Очень немногие римляне смогли притерпеться к этому напитку. Фульвия варила кофе, только когда приходил Джефф, и понятия не имела, сколько нужно класть порошка. Поэтому напиток получался либо водянистым, либо в турецком стиле: чрезмерно густым и почти неудобоваримым, с толстым слоем осадка.

– Какие-то проблемы?

Болезненная гримаса почти мгновенно сменилась вымученной улыбкой.

– Нет, никаких проблем. Маленький кекс… не хочешь съесть маленький кекс?

Джефф покачал головой. Его друзья из римской общины твердили, что Фульвия превосходно готовит чечевицу с каштанами, но на его несчастье беженцы стремились угодить ему кулинарными изысками современного мира. Пластиковая упаковка и микроволновка – вот на что он мог рассчитывать в этом доме. Что же, наверное, это наказание за необходимость быть плакатным мальчиком, приветствующим беженцев при появлении из расщелины.

– Нет, спасибо.

Он мужественно глотнул кофе.

– Как Аттиус?

Фульвия снова поморщилась, еще больше убедив Джеффа в том, что его предположения правильны.

– В школе он учится прилежно. Лучшие оценки в классе по наследственному латинскому.

– Он все еще в латинской школе?

Джеффу было действительно необходимо это выяснить: уровень знаний языка беженцами отмечался в записях Службы приема, но поскольку большая часть его работы заключалась не во встречах вновь прибывших, а вот в таких контрольных посещениях, времени отслеживать пресловутый уровень знаний просто не оставалось.

– Нет, в обычной аглицкой, – покачала головой Фульвия.

– У него есть друзья? Фульвия отвела глаза.

– Что-то вроде.

– Разные люди или только римляне?

– Н-не знаю, – выдавила она. – Они приходят сюда, отправляются в его комнату и пользуются кондиционером.

– Компьютером.

– Да. А когда вхожу я, они смолкают.

Женщина примостилась на краешке ближайшего к нему дивана.

– Мальчишки удирают на улицу, пишут на стенах, в драки ввязываются. Может, в своей комнате ему безопаснее.

– Возможно. В наше время мальчишка может столкнуться на улице со множеством неприятных вещей.

– Он так чувствителен и умен, – пробормотала Фульвия. – Отец его квестором[3]3
  Помощник консула по финансовым и судебным делам в Древнем Риме.


[Закрыть] был и поэтом, я уже рассказывала тебе?

Джефф покачал головой, хотя уже слышал все это десятки раз.

– Хочешь, я потолкую с Аттиусом? Попробую убедиться, что с ним все в порядке.

Она снова отвела глаза и кивнула.

– Ты не слишком занят?

– Это моя работа, Фульвия. И я счастлив выполнять свои обязанности.

Фульвия поднесла к лицу платок. Вытерла нос.

– Спасибо, – пробормотала она и, поднявшись, исчезла на кухне, откуда вернулась минутой спустя с двумя упаковками «Туинкиз»[4]4
  Печенье с кремовой начинкой.


[Закрыть] в пластиковой обертке.

– Вот. Чтобы не ушел ты голодным из дома моего.

– Не стоит расстраиваться, Джефф. Твоему мальчишке ничего не грозит.

Маркус Аписиус правил бал в «Меллоуз» – ресторане, неофициальным хозяином которого мог по праву считаться. На столе перед ним стояла тарелка, доверху наполненная жирными улитками. За спиной, на кремовой стене, темнели слова:

«Сдержи свой нрав и не затевай скандалов, если можешь. Если же нет – лучше уйди домой».

– Он сын Фульвии Колумелла, – пояснил Джефф. – Знаешь эту семью?

Маркус пронзил маленькой серебряной вилочкой улитку, сунул в рот и стал вдумчиво жевать.

– Возможно.

Глядя на выведенное на стене изречение, Джефф прикусил язык.

– В таком случае, почему ты уверен, что он не попал в беду?

– Эти Колумелла… старинная семья… были известны даже в мое время. Хорошая семья, верно? Значит, с парнишкой все в порядке.

– Одно не исключает другое, как тебе хорошо известно, – возразил Джефф. И Колумелла, и Маркус принадлежали к первой волне прибывших, но Маркус предпочитал оставаться римлянином до мозга костей и гражданином своей эпохи. Именно поэтому Джефф и встречался с ним: Маркус всегда был тем человеком, к кому римские беженцы приходили за помощью, которой не могла им оказать Служба приема. Он, в отличие от Джеффа, был в общине своим.

– Ошибаешься, Джефф. Одно накрепко связано с другим. Скажи, что ты подразумеваешь под словом «беда»? Он что, попал в какую-то шайку?

– Не знаю. Возможно, так и есть.

– В таком случае, повторяю, успокойся, ему ничто не грозит. Римлянин насадил на вилку еще одну улитку, положил в рот и прикрыл глаза от восторга.

– Джефф, ты должен попробовать улитку. Знаешь, мы поим их молоком шесть дней, прежде чем приготовить. Приходится выманивать живых улиток из панциря и откармливать, пока они уже не вмешаются обратно.

Джефф качнул головой: резкий запах гарума,[5]5
  Соус из рыбьих внутренностей, разбавленный водой.


[Закрыть] доносившийся из кухни, отбивал всякий аппетит.

– Послушай, я всего лишь хотел, чтобы ты поспрашивал… Маркус небрежно взмахнул рукой, призывая собеседника к молчанию: у столика появился официант с подносом.

– Джефф, я сделаю это лишь для того, чтобы доставить тебе удовольствие, но позволь мне объяснить, – сказал он. Тут официант открыл тарелку, на которой лежало нечто… Ни дать ни взять – дюжина идеально овальных белых мышей.

– Прекрасно! – воскликнул Джефф. – Объясни еще раз, что мне не понять образ мыслей римлянина. Я ведь родился на ферме, на берегу Тибра.

– И явился сюда, когда тебе было… сколько? Десять лет? Ты осовременился, Джефф. Одеваешься, как они. Говоришь, как они, пахнешь, как они.

Маркус потянулся к солонке, взял щепотку соли и посыпал мышей.

– «Не доверяй человеку, пока не съешь с ним достаточно соли». Цицерон, разумеется.

– Именно это я и хочу сказать: многие из нас сумели прекрасно приспособиться. Не все жаждут, подобно тебе, воскресить последние дни Помпеи.

– Ха! Ты произнес «Помпеи» с таким многозначительным видом! В мои дни это была всего лишь рыбацкая деревушка, каких в Древнем Риме сотни и сотни. Какая удача, что ее обитатели заживо похоронены под пеплом Везувия. Прославилась на весь мир! Послушай, Джефф, вот что я хочу сказать. Есть два типа римлян, и обоим здесь чего-то недостает. Первый тип – это обычные люди, для которых здесь нет работы. В наше время у нас, разумеется, были те же проблемы. Но тогда существовали законы против рабов, отбирающих у нас работу.

– Здесь нет рабов, – напомнил Джефф.

Маркус красноречиво ткнул рукой в сторону кухни.

– О чем ты? Взгляни, сколько рабов трудится здесь!

– Маркус, – нахмурился Джефф, – если кто-то держит рабов…

– Нет, это всего лишь машины, которые выполняют работу за человека. «Robota» означает раб. А Чапек… он был славом, рабом по природе, как сказал этот растлитель овец Аристотель. Когда машины готовят, моют посуду и выполняют труд сотен человек, что делать несчастному бедняку? У него нет денег, чтобы затеять свой бизнес. Поэтому он неизбежно попадает в беду. От безделья и безысходности.

– Ладно, предположим, ты прав, – вздохнул Джефф, поднимая руки. – Откуда ты знаешь, что то же самое не происходит с сыном Фульвии?

– Потому что он из других римлян: тех, кому недостает старой жизни. Обычный парень счастлив обычной работой за обычную плату, но мужчине из хорошей семьи необходима праздная жизнь, время, чтобы подумать над тем, какую профессию он предпочитает выбрать. Ему необходимо исполнить свой гражданский долг, содействовать процветанию своего города, но где сейчас все это? Мертво и погребено навеки.

– Так что мне сказать Фульвии? Что Аттиус не может попасть в беду, потому что ему недостает старой жизни?

– Ну, что-то в этом роде, – согласился Маркус, изогнув бровь. – Послушай, Джефф, этот мальчик… он из хорошей семьи. И знает, что после смерти отца на него легла ответственность перед семьей. Так что не волнуйся за него.

Джефф снова вздохнул, поднял яйцо-мышь и сунул в рот. Зубы наткнулись на что-то твердое, и жгучий, горький вкус разлился по небу.

– Я так и знал, что ты меня разыграешь, – пробормотал он, вытирая заслезившиеся глаза. – Никто не может съесть такое, римлянин он или нет!

– Это всего лишь гвоздика! – ухмыльнулся Маркус. – Ты кто, варвар?!

Джефф как раз заводил машину, когда увидел у черного входа ресторана фигуру, освещенную светом фар. Джефф опустил стекло и позвал мальчика.

Аттиус повернулся, увидел Джеффа и бросился бежать. Джефф непозволительно долго возился с ручкой, пытаясь вылезти. Но к тому времени, как дверь открылась, мальчик уже исчез.

Джефф остался стоять на парковке, вспоминая слова Маркуса и пробуя соотнести их с тем, что видел сейчас. Конечно, бегство не всегда признак вины, но все это выглядело не слишком хорошо. Однако Маркус был прав в одном: сама мысль о том, что Аттиус способен связаться с шайкой малолетних негодяев, драться и хулиганить вместе с ними, казалась неправдоподобной. Он вспоминал Аттиуса по прежним визитам в дом Колумелла: серьезный парнишка, вполне прилично освоился в новом обществе. Конечно, он маловат для своего возраста, зато рано повзрослел. В отличие от самого Джеффа… Он всегда считал Аттиуса одной из своих удач.

На следующий день Джефф отправился в среднюю школу, которую посещал Аттиус: типичное уродство середины шестидесятых, модифицированное раз десять в соответствии с растущим и уменьшавшимся контингентом. От первоначального здания отходило пристроенное кольцо. На парковке сгрудились школьные трейлеры. Показав свое удостоверение и пройдя через детектор металлов, – в этом месте было столько же охраны, сколько в центре Службы приема, – он поднялся на третий этаж и стал искать комнату 326. Постучал в дверь. Учительница, взглянув на висевший над головой проектор, перевела на него раздраженный взгляд.

– Прошу прощения, – извинился Джефф, показывая карточку посетителя, полученную в администрации. Едва учительница отвлеклась, в классе поднялся шум, и Джефф остро ощутил тяжесть ее взгляда. – Мне нужно увидеть Аттиуса Колумелла.

– Обычно в таких случаях мне звонят, – бросила учительница, откидывая с лица темные волосы. Джефф пожал плечами, и она повернулась к классу.

– Аттиус, этот человек хочет тебя видеть. А вы… – она вновь обернулась к Джеффу, – проследите, чтобы мальчик вернулся сразу по окончании беседы.

Пока Аттиус поднимался, Джефф наблюдал за остальными учениками и прислушивался к разговорам: болтовня в основном велась на вульгарном латинском; половина мальчиков в классе носили либо тоги, либо майки с надписью «Not Fallen».[6]6
  Не падший (англ.).


[Закрыть] Аттиус не принадлежал ни к тем, ни к другим: на нем были красная рубашка с короткими рукавами и джинсы. Волосы подстрижены в современном стиле.

– Меня зовут Джефф Галфридиус, – представился Джефф, закрывая дверь класса. – Я несколько раз приходил к твоей матери проверить, как вы с ней поживаете. Ты меня помнишь?

Аттиус кивнул:

– С матерью все в порядке?

– Я пришел сюда не поэтому, – заверил Джефф и, присев на корточки, посмотрел Аттиусу в глаза. – Почему ты сбежал вчера ночью, когда я увидел тебя рядом с «Меллоуз»?

– Я не знал, что это были вы, – признался Аттиус после долгой паузы и озабоченно оглянулся на дверь класса. – Я думал, это те парни, что гоняются за мной.

– Парни? Вот как? Тебе ничего не хочется мне рассказать?

– Нет, – поспешно бросил Аттиус. – Это всего лишь… ну, вы знаете… местные придурки…

Джефф выпрямился во весь рост.

– Но ты видел меня, прежде чем сбежать. Я окликнул тебя по имени.

– Я принял вас за кого-то другого, – упорствовал Аттиус, отводя глаза.

– Ты работаешь на Маркуса? Мистера Аписиуса? Аттиус ничего не ответил.

– Аттиус, это очень важно. Не молчи. Если он впутал тебя во что-то…

– Все не так, как вы думаете, – буркнул Аттиус.

– Тогда объясни. Надеюсь, ты не попал в беду…

– И что с нами сделают? Депортируют? – выпалил Аттиус, в упор глядя на Джеффа.

Тот глубоко вздохнул.

– Не всякому беженцу так везет, как вам с матерью: ты ходишь в школу, она работает. Вы можете потерять субсидию на квартиру, твоя мать лишится разрешения на работу…

– Все не так, как вы думаете, – повторил Аттиус после долгого молчания. – Просто некоторые из нас хотят чего-то лучшего.

– Ты умный парень, Аттиус. Если поставишь перед собой цель и будешь ее добиваться, сможешь высоко подняться в этом мире.

– Да, в этом мире. Что тут хорошего? Я пойду в колледж, получу работу, превращусь в модерна,[7]7
  Здесь – современного человека.


[Закрыть] вроде вас… какое отношение все это имеет к тому, что мы оставили позади?

Джефф пожал плечами. Подобная точка зрения была присуща большинству беженцев, особенно молодым парням: добиться успеха в современном мире казалось им предательством по отношению к собственной культуре и народу: лучше проводить свои дни за чашей вина, возлежа на триклинии,[8]8
  Обеденный стол в Древнем Риме с ложами по трем сторонам.


[Закрыть] слушать хекс-хоп по стерео и мечтать о прошлых славных временах. Однако он удивился, услышав нечто подобное от Аттиуса.

– Итак, что ты делал в ресторане? – допытывался Джефф. – Маркус продает тебе и твоим друзьям вино, чтобы вы могли без помех предаться воспоминаниям?

Аттиус уставился на него, прежде чем рассмеяться.

– Да ничего подобного, – покачал он головой. – Маркус собирается вернуть нас домой.

– Ты совсем спятил?! – рявкнул Джефф, распахивая дверь в кондоминиум Маркуса.

– Прошу, заходи, – невозмутимо пригласил тот. На нем были домашняя тога и сандалии. Осторожно отступив от двери, он продолжал: – Будь как дома. Я уже успел освоиться; впрочем, я здесь живу постоянно.

– Не смей! – предупредил Джефф, ткнув пальцем в плечо Маркуса. – Не делай этого… не пытайся одурачить детей! Все это очень серьезно.

Он перевел дыхание. Внутри квартира была точной копией виллы: рисунок мозаичного пола изображал собаку и содержал предупреждение: «Берегись собак». Три триклиния с ложами, заваленными красными шелковыми подушками, были расставлены треугольником. Из-за внутренней двери струился пар.

– Я как раз хотел принять ванну, – мягко пояснил Маркус. – Не присоединишься ко мне? Конечно, терма невелика, но пара хватит на обоих.

– Чего ты пытаешься добиться? У этих детей недостаточно денег, чтобы делать их объектом мошенничества.

Крохотная искорка искреннего сочувствия промелькнула в глазах Маркуса.

– Полагаю, ты беседовал с Аттиусом?

Джефф кивнул. Маркус подошел к триклинию и сел.

– Что же, устраивайся удобнее, и мы спокойно потолкуем. Джефф шагнул к триклинию и тоже уселся, преувеличенно прямо, словно на простую скамью.

– Говори.

– Почему бы не начать тебе, Джефф? Что именно тебе сообщил мальчик?

– Он сказал… – Джефф помедлил, перевел дух. – Он считает, что ты можешь вернуть его домой.

– А, это…

Маркус задумчиво почесал подбородок: он, как всегда, был небрит.

– Что же, так оно и есть.

– Погоди, – пробормотал едва опомнившийся от изумления Джефф. – Ты это серьезно? Но расщелины не работают в обратном направлении, и ты это знаешь.

– Да ну? А ты твердо в этом убежден? Или тебе так сказали?

– Они просто не могут работать в обратном направлении. Парадокс…

– Слышу слова истинно современного человека. Джефф протестующе поднял руку.

– Послушай, я чего-то не понимаю. Ты собираешься увести назад компанию мальчишек. И что потом? Сбросишь ядерную бомбу на Карфаген? Расстреляешь готов из автоматов?

– Карфаген должен быть разрушен, – ответил Маркус без улыбки. – Тебе следовало бы помнить это. И нам ни к чему брать с собой бомбы и автоматы: как только мы окажемся дома, сумеем своими руками собрать все необходимое. Недаром мои мальчики – лучшие ученики школ.

– Неужели твоя жизнь действительно так плоха? В этом городе полно возможностей…

– И ты называешь это городом? Ни гимнасия, ни театра, ни форума! Где та жизнь, которую подобает вести римлянину?

– Ты действительно в это веришь! – ахнул Джефф. – И считаешь, что сумеешь добиться своего? – Он потрясение качнул головой. – И как ты планируешь пробраться в Центр Службы приема?

Маркус театрально нахмурился, словно играя роль человека, охваченного скорбью.

– К сожалению, для выполнения этой части плана потребуется оружие. Но не волнуйся, Джефф. У нас нет никаких причин применять крайние меры. Надеюсь, никто не будет ранен или убит…

– Идиот! – прошипел Джефф вскакивая. – Даже если ты хоть в чем-то прав, охранникам дан приказ стрелять на поражение: пропусти они назад хотя бы одного человека – и ход всей истории изменится.

– Печально, сказал бы я. Однако не вижу иного выхода, и кроме того, Марс должен получить свою долю.

– Я работаю в Центре, Маркус. И мог бы тебя туда провести. – Джефф отвернулся. – Ты даже не попросил меня…

Некоторое время оба молчали, пристально глядя друг другу в глаза.

– Ты Галфридиус? – уточнил наконец Маркус. Джефф шагнул было к двери, но остановился:

– Я тоже римлянин.

– Но ты можешь донести полиции.

– Однако до сих пор не донес. Верно? Маркус покачал головой.

– И ты это сделаешь?

– А ты? Ты действительно собираешься пройти через это? – вздохнул Джефф.

Маркус кивнул.

– Я стараюсь помочь своим людям здесь и сейчас. И вовсе не вынашиваю план мести.

– Похвально. Немало наших людей будут облагодетельствованы твоим деянием.

Джефф снова повернулся к двери и снова приостановился.

– Я могу провести тебя в Центр, – повторил он. – И тогда никто не пострадает.

– Нет, – отказался Маркус. – Я не могу тебе этого позволить. Твоя работа…

– Моя работа не станет легче, если дюжину римлян убьют при попытке вломиться в Центр. Я по-прежнему не уверен в том, что это сработает, но по крайней мере сумею предотвратить кровопролитие.

– Уверен? – переспросил Маркус, вскинув брови. – Слишком опасно доверяться человеку, не верящему в наше дело.

– Я помогу тебе, но при одном условии: ты не возьмешь с собой мальчишек.

Маркус долго рассматривал Джеффа, прежде чем медленно склонить голову.

– Так и быть. Как скоро ты сумеешь провести меня в Центр?

Джефф был так занят посещениями семьи Эмилиани, ресторана, школы и квартиры Маркуса, что два дня почти не появлялся в офисе: ничего необычного, если учесть характер его работы. Но за это время на столе накопилась целая гора телефонограмм. Просматривая их, он нашел несколько посланий от Фульвии Колумелла с просьбой обязательно позвонить. Последние два слова неизменно подчеркивались. Он поднял трубку, стал набирать номер, но неожиданно замер.

– Проблема? – осведомился Уэйн.

Джефф покачал головой и повернулся к начальнику.

Объемистая фигура Уэйна почти целиком заполнила дверной проем: сплошные прямые линии и блестящая черная кожа, хотя все служащие низшего ранга были, подобно Джеффу, бывшими беженцами из Рима, на руководящие посты назначались только модерны.

– Нет, просто работы много накопилось.

Уэйн не пошевелился, с некоторым подозрением разглядывая Джеффа.

– Ты редко здесь бываешь. Ничего не хочешь рассказать?

– Да нет, ничего необычного, – пожал плечами Джефф. – Почему ты спрашиваешь?

– Просто проверяю, не слишком ли велика нагрузка, – чересчур небрежно бросил Уэйн и, рассеянно подняв степлер со стола Джеффа, повертел его в руках. – Сам знаешь, наш бюджет на этот квартал почти исчерпан.

Джефф закатил глаза и кивнул.

– Конечно, конечно, – пробормотал он и, когда Уэйн медленно повернулся, чтобы уйти, неожиданно окликнул начальника: – Эй, Уэйн, ты откуда родом?

– Торонто.

– Нет, я имею в виду до этого?

– Сьерра-Леоне, со стороны отца: его мать пришла оттуда лет сорок назад.

Уэйн закрыл степлер и бросил на стол.

– А почему ты спрашиваешь?

– Обычное любопытство, – заверил Джефф. – Ты много знаешь о Сьерра-Леоне?

– Мне было около десяти, когда отец забрал меня к себе.

– Никогда не подумывал вернуться домой?

– Нет. Па посылал домой деньги, когда мог, конечно.

– А как насчет тебя? – снова спросил Джефф. Уэйн слегка нахмурился.

– Мне нужно заботиться о семье. Жена и трое ребятишек: что у них была бы за жизнь, не явись сюда моя бабка?

– Знаю, – обронил Джефф.

– Ну, а ты? – спросил Уэйн, снова поднимая степлер. – Почему ты не сохранил все то римское дерьмо, каким полны дома других парней?

Джефф уперся взглядом в стол. Единственной принадлежавшей лично ему вещью был календарь, иллюстрированный эротическими фресками из Помпеи: шутливый подарок от коллег.

– Наверное, подобные вещи меня просто не интересуют.

– Понимаю, – кивнул Уэйн, шагнув к выходу. – Если понадобится помощь, дай мне знать, договорились?

– Разумеется, – заверил Джефф. Проводил взглядом Уэйна, досчитал до десяти, прежде чем вернуться к столу и насущной проблеме, не дававшей ему покоя. Провести людей Маркуса в здание – это полдела. Нужно, чтобы они подоспели к тому времени, когда разверзнется расщелина и служащие центра будут так заняты, что не обратят внимания на непрошеных гостей. И, конечно, если он проведет их в приемную, все пути назад окажутся отрезаны. Выйти можно будет только через расщелину. Если Маркус ошибается…

Телефон Джеффа зазвонил: на панели дисплея высветился номер Фульвии. Он было решил не брать трубку, но тут же передумал.

– Здравствуйте, миссис Колумелла!

– Галфридиус, это Фульвия Колумелла, – сообщила она, словно не слыша его приветствия. – Ты с моим сыном говорил?

– Да.

– И что? Аттиус попал в беду?

– Я так не думаю, – осторожно ответил Джефф.

– Худо то, что я его не видела… с того дня, как ты был у нас. Сказал ли он тебе, куда решил отправиться? Джефф на миг зажмурился.

– Прости, Фульвия. Я видел его вчера в школе. Но он вроде собирался вернуться домой. По крайней мере, мне так показалось. Может, он иногда остается у друзей?

– Я звонила.

– Постараюсь разузнать, – пообещал Джефф. – Могу я еще чем-то помочь?

После минутной паузы Фульвия произнесла:

– Нет. Нет, Галфридиус, спасибо.

Джефф кивнул – телефонная сеть донесет до Фульвии этот кивок – и повесил трубку. Следовало бы позвонить в школу, узнать, был ли Аттиус на уроках.

Мысль о школе заставила его открыть второй ящик стола и вынуть руководство по чрезвычайным ситуациям. Он мыслил, как бюрократ, хотя следовало бы встать на точку зрения школьника: конечно, его собственная школа была такой же казармой, как и школа Аттиуса, но существовала одна штука, способная ввергнуть почтенное учебное заведение в хаос.

Пейджер издал предостерегающий звон, означавший, что расщелина начала открываться. Джефф, сидевший в своем офисе, сегодня дежурил: если на пейджере появится его имя, значит, его очередь идти в приемную. Не дожидаясь этого, он поднял трубку и набрал номер.

– Началось, – сказал он, когда на другом конце ответили. – Двадцать минут.

Бросив трубку, Джефф поднялся и вышел в коридор. Особо лихорадочной деятельности не наблюдалось, но он знал: все силы брошены на то, чтобы удержать новоявленных беженцев в приемной и, что важнее всего, никого, кроме служащих, туда не впускать: охрана была начеку, все входы и выходы автоматически запирались. Джефф с небрежным видом подошел к юго-западному углу, где большинство офисов пустовало, и проверил часы. Едва минуло пятнадцать минут, как он поднялся и включил пожарную тревогу. Вой сирен наполнил воздух.

Теперь в коридорах поднялась суматоха: прошло много месяцев с последней пожарной тревоги, и немногие помнили, где находятся запасные выходы. Всего несколько человек пробежали мимо него, спеша поскорее убраться. Никто не заметил, что Джефф остался на месте. Как только в коридорах стало тихо, Джефф вошел в приемную. Наиболее слабое место в его плане: двери оставались запертыми даже во время тревоги и открывались только вместе с расщелиной. Никто не хотел, чтобы беженцы оказались в запертом помещении во время пожара.

Маркус добрался до двери всего минутой позже Джеффа. Его сопровождали с полдюжины молодых людей, подростков и юношей, одетых в пиджаки, рубашки и джинсы. Джефф обежал взглядом их лица и не удивился, увидев Аттиуса.

– Я предупреждал: никаких детей, – прошипел он. – Мы договорились.

– Это мои солдаты, – отрезал Маркус. – Без них нам нечего делать в старом мире.

Нагло подбоченившись, он оглядел комнату.

– А ты, Джефф? Предал меня? Наверняка полиция уже где-то здесь.

– Нет, – коротко ответил Джефф.

– В таком случае, игры закончены, и мы знаем победителя, – провозгласил Маркус, явно ожидая вызова.

– Чего мы ждем? – спросил один из его последователей. – Идем!

Джефф оглядел молодых людей и узнал каждого: всем, подобно Аттиусу, удалось преуспеть в этом мире, преодолеть бедность и прижиться в новом обществе. Но ни у одного не было отца. Все они – олицетворение неудач Джеффа. Каждого он подвел, не сумев понять, к чему стремятся дети в таком возрасте.

– Уверен, что хочешь вернуться? – спросил он того, кто заговорил, парня по имени Галлениус.

Тот уже поспешил встать перед дверью.

– Видишь ли, – продолжал Джефф, – мы принимаем беженцев из самых разных периодов истории. Вы можете оказаться в какой-нибудь трущобе.

– Ничего, справимся, – процедил Маркус. Джефф, не глядя на него, обратился к Аттиусу:

– У тебя не будет семьи. Своей земли. Окажешься одиноким и без гроша в кармане.

Аттиус заколебался, но Галлиниус шагнул еще ближе к двери.

– Ничего, это недолго продлится, – усмехнулся он. – С тем, что мы знаем о химии и добыче руды…

– Не слушайте его! Он тянет время, – вмешался Маркус. – Расстроился, что его провели, и надеется задержать нас, пока не прибудет полиция.

Он с необычайной легкостью рванулся вперед, оказавшись лицом к лицу с Джеффом.

– Отойди.

Тот пожал плечами, отодвинулся, пропустил всех и последовал за ними в приемную. Свет в помещении уже мигал: значит, расщелина открылась. Мгновение спустя из нее появились четыре фигуры: три маленьких и одна высокая.