Текст книги "Клуб призрачных отцов"
Автор книги: Мэтт Хейг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Редьярд Киплинг
Миссис Фелл рассказывала нам о Первой мировой войне и человеке, которого звали Эрцгерцог Франц Фердинанд. Его застрелили, и так началась Война, в которой погибли миллионы и миллионы человек, а это значит, что миллионы и миллионы призраков солдат бродят по всей Европе, и только один призрак Эрцгерцога Фердинанда, и я готов поклясться, что духи солдат ему не рады.
Миссис Фелл раздала нам распечатки с Фактами о Войне. На самом верху листа были написаны слова человека по имени Редьярд Киплинг, который знаменит своей «Книгой Джунглей», я смотрел её, когда был маленьким, но сейчас я уже не смотрю, потому что уже слишком взрослый, и она на видеокассете, а не на диске, и ещё там медведь Балу поёт: «Да, это правда, я хочу быть, как ты, да, ху-ху». А слова на листке гласили:
Я не знал, что значит Эпитафии или Общее, но мне нравились эти слова, потому что отец солгал про людей, идущих в Паб. Я, конечно, не умер, но попал в БОЛЬШУЮ ПЕРЕДРЯГУ. Эти слова навели меня на мысль, что я должен рассказать правду – про то, что Призрак Отца врал мне и заставил угнать микроавтобус. В тот же день я снова встретился с Миссис Фелл, но теперь она была не Учительницей, а моим психологом-консультантом. Выглядела она так же, только когда она становилась психологом, сильнее склоняла голову набок.
– Почему ты это сделал, Филип? – спросила она.
– Потому, что мой отец солгал, – ответил я.
– Что? – спросила она.
И я процитировал: «Коль спросят, зачем мы погибли, скажи: причина – отцов упражнения во лжи».
Она долго смотрела на меня, склонив голову набок, но оставалась красивой даже со склонённой головой, особенно если одновременно морщила носик.
Миссис Фелл самая красивая Учительница, у неё зелёные глаза, которые смотрят прямо внутрь тебя, и чёрные волнистые волосы, и широкая улыбка, и верхняя губа у неё, как буква «М», только более плоская, а нижняя губа чуть полнее слева, чем справа, и она красится помадой, но не такой яркой, как Мама, и ещё у неё белая нежная кожа. Она носит красивые вещи, джинсы и розовую футболку с надписью: ATHLETIC, а ещё цепочку с маленьким золотым крестом, на котором Иисус распят гвоздями. Она родом из Оллертона, это недалеко от Ньюарка, и она не говорит с Ноттингемширским акцентом, а жаль, там интонация
так что слова её не падают, несмотря на то, что зовут её Миссис Фелл[5]5
Fell на английском – прошедшая форма глагола «падать».
[Закрыть].
В общем, она смотрела на меня искоса, примерно так же, как я заглядывал в аквариум, чтобы проверить, не погибли ли рыбы.
После длинной паузы она произнесла очень тихо, как будто уши у меня были из яичных скорлупок:
– Это из стихотворения, Филип.
– Да, я знаю, но Отец на самом деле соврал мне, когда я был на Вале Адриана.
– Тебе очень трудно приходилось последнее время.
– Да, мой Отец умер.
– Да, – сказала она.
– Не сам Отец врёт мне, – сказал я.
Она улыбнулась, и её плечи опустились, но она перестала улыбаться, когда я сказал:
– Призрак Отца делает это.
Она сказала:
– Филип, когда мальчикам твоего возраста приходится иметь дело с чем-то настолько ужасным и трудным, как то, что случилось с тобой, это нормально, что какие-то вещи могут сбивать тебя с толку.
– Он приходит ко мне иногда, – сказал я. – Он говорит со мной, но он не всё время рядом. Он как бы включается и выключается, мерцая, как испорченная лампочка.
Она вздохнула и снова наморщила носик, глаза превратились в щёлки, и она произнесла:
– Филип, у тебя выдающееся воображение, и это хорошо, что оно такое, правда. Однако ты должен уметь отделять то, что реально, от того, что нет.
– Миссис Фелл, вы верите в призраков? – спросил я.
Её нос немного вздёрнулся, как будто вопрос был мячиком, брошенным ей в лицо.
– Нет, я не верю, – ответила она.
– Я тоже не верил, пока не увидел Призрак Отца.
– Филип, – произнесла она.
– Я не выдумываю.
– Я знаю это, Филип. После таких ужасных событий иногда трудно разобраться, что происходит в реальности, а что нет, – сказала она.
– Он сказал мне, что Мама была в опасности, и что я должен угнать микроавтобус.
Она записала что-то на бумаге и Долго смотрела на меня, она взяла золотой крестик большим и указательным пальцами, и провела им вправо и влево по цепочке. Потом она спросила:
– А когда ты вернулся, что случилось с Мамой?
– Ничего.
– То-то и оно, – сказала она.
– Он врал, – ответил я.
– Филип, ты должен постараться игнорировать такие вещи, потому что это игра твоего воображения, – сказала она.
– Я не могу.
– Нет такого слова «не могу», Филип. Ты должен с этим справиться, – сказала она.
– У меня нет выбора.
– У тебя всегда есть выбор. Жизнь полна выбора, Филип, она только из этого и состоит. Ты можешь проигнорировать всё, что ты решил проигнорировать, и оно уйдёт.
– А как же солдаты? – спросил я.
– Какие солдаты?
– В Первую мировую войну. Те, чьи отцы солгали.
– Это другое, – сказала она.
– Почему?
– Это История, Филип, а не воображение. Вернее, это стихотворение, так что это и то, и другое, – ответила она.
– То есть, когда я состарюсь и умру, и буду в Истории, я буду прав?
– Филип, ты очень скучаешь по Папе. Хочешь об этом поговорить немного? – спросила она.
– Нет.
– Хочешь поговорить о твоём Папе? О том, каким он был?
– Он говорил смешными голосами.
Её брови соединились, как тоненькие гусеницы, которые хотели поцеловаться, но не могли, и она спросила:
– Смешными голосами?
– Да. Когда он покупал мне новую рыбку, он изображал голоса рыб. Гуппи у него всегда говорили пафосныoми голосами, а Моллинезии звучали, как
* * *
Я изобразил ей Моллинезий, и она почти засмеялась.
– Но его призрак совсем не смешной, он только грустный и злой, – сказал я.
Я не хотел рассказывать ей о Клубе Призрачных Отцов или о Муках. Она не верила в призраков, так что она бы не смогла поверить в Клуб Призрачных Отцов и в Муки. И я не собирался ей рассказывать о том, что Призрак Отца сказал мне о Дяде Алане, потому что я не знал, была ли это ещё одна ложь или нет, а если он не солгал, она могла рассказать всё Маме, и это сделало бы Дядю Алана ещё более опасным.
Миссис Фелл спросила:
– Знает ли твоя Мама обо всём этом?
– Нет.
– Как ты думаешь, что она об этом подумает?
подумает
подумает
– Что я тупой, – ответил я.
– Почему же ты мне рассказал? – спросила Миссис Фелл.
Я посмотрел на её руку. На ней были морщинки и небольшой мягкий пушок, и мне хотелось прикоснуться к её коже, но я этого не сделал.
– Я не знаю, – ответил я.
– Ты сказал, что Призрак Отца злился? Как ты думаешь, из-за чего он злился?
Мне показалось, что это странный вопрос, ведь Миссис Фелл не верила в мой Призрак Отца, и было непонятно, как её вообще волновало то, почему он злился, но я не рассказал ей правды, просто ответил:
– Я не знаю.
А потом Миссис Фелл задала ещё один странный вопрос:
– Когда в последний раз ты видел призрак твоего отца?
– Я не видел его со времени поездки к Валу Адриана.
Она улыбнулась так, как будто я дал ей Правильный Ответ.
Рыбка-Ангел
Все рыбы одинаковые, и, по правде, ни одна рыба не лучше другой, но если выбирать лучшую рыбку, то это Рыбка-Ангел. Моя Рыбка-Ангел шести дюймов[6]6
6 дюймов это 15,24 сантиметра.
[Закрыть] в длину, у неё синие и жёлтые полоски на круглом и плоском туловище. Правильное название Рыбки-Ангела в моей книге по тропическим рыбам пишется как Holocanthus Ciliaris, это на латыни, на языке, на котором говорили римляне, но я зову её Герти, это сокращённо от ГЕРТРУДА, смешное такое имя.
Содержать Рыбку-Ангела нелёгкая штука, потому что они привередливые и им, чтобы выжить, требуется температура воды между 80 и 82 градусами по ФАРЕНГЕЙТУ[7]7
80 градусов по Фаренгейту это 26,67 градусов по шкале Цельсия, 82 по Фаренгейту – 27,78 по Цельсию.
[Закрыть], иначе они перегреются или замёрзнут. У меня только одна Рыбка-Ангел, что плохо, потому что им лучше быть в паре, ведь они выбирают партнёра и остаются с ним на всю жизнь.
Моя Рыбка-Ангел из
БАССЕЙНА РЕКИ АМАЗОНКА
в Южной Америке, там очень тёплая вода, как в моём аквариуме.
Рыбка-Ангел относится к семейству щетинозубых, или Chaetodontidae. Не думаю, что рыбки в курсе, что у них такие длинные имена.
Самое прикольное в Рыбах-Ангелах то, что даже когда они большие, они могут исчезать, потому что они настолько плоские, что когда поворачиваются к тебе лицом, ты не можешь увидеть их, несмотря на то, что они прямо перед тобой.
Человек, Который Разгромил Паб
Шум ворвался в мой сон.
Во сне я играл в футбол на холме, играл в одиночку против целой футбольной команды, и у меня так здорово получалось, как в Начальной Школе, да вот только наклон у поля становился всё круче, и каждый раз, когда я пинал мяч, он возвращался в мои ворота или в угол, и я проигрывал 20:0. Папа был рефери, и я пытался объяснить ему, что холм вместе с полем становятся всё круче, но он сказал: «Плохие футболисты винят поле, Филип. Плохие футболисты всегда винят поле».
А потом я услышал школьный звонок во сне, но это не был настоящий школьный звонок, поле накренилось ещё больше, как будто откинулась крышка люка, и я упал в него и приземлился на кровать.
Было ещё темно, будильник показывал 04:27, и я снова услышал шум. Он шёл снизу. Звук удара и звон, как будто кто-то разбил стекло.
Я спустился на несколько ступенек вниз, наступая на ту часть лестницы, что ближе к стене и не скрипит, и я продолжал спускаться, когда услышал ещё один удар, но это уже не было окно. Я остановился на лестнице и не знал, что делать, и тут увидел Призрак Отца, в первый раз после поездки к Валу Адриана. Он сказал: «Останови их».
– Как?
«Кричи».
– Я не хочу, – ответил я.
«Кричи».
– Я не хочу, – сказал я.
«КРИЧИ», – приказал он.
– Я НЕ ХОЧУ!!! – крикнул я.
Похоже, что люди, громившие Паб, услышали меня, потому что они сказали что-то, и я увидел одного их них через шаткое стекло в двери, он был во всём чёрном, даже на его лице было то, что называют
балаклава,
а потом они выбежали из Паба, а я застыл неподвижно, даже пальцем пошевелить не мог, а потом за моей спиной наверху лестницы появилась Мама, волосы растрепаны ото сна, рукой она держалась за горло, и лицо было испуганное.
Она сбежала вниз по лестнице мимо меня и Призрака Отца, не заметив ни его, ни меня, и секунду ничего не было слышно, а потом её голос за дверью произнёс: «Ублюдки, ублюдки, чёртовы ублюдки».
Призрак Отца ушёл, чтобы быть с ней, я тоже пошёл за ними, и увидел Паб так.
Он был весь разгромлен, все бутылки разбиты, и дверь тоже, касса была вскрыта и все деньги исчезли. Мама сидела под кассой на полу за барной стойкой.
Призрак Отца был там же, он сказал: «Скажи ей подняться».
– Почему?
Мама не заметила, что я разговариваю с пустым местом.
Призрак Отца ответил: «Она может порезаться о стекло». Тогда я сказал:
– Мам, поднимись. Ты порежешься о стекло.
Она посмотрела на меня, как будто не знала, что я всё это время был здесь, и потом она встала, её трясло.
Призрак Отца сказал: «Скажи ей позвонить в полицию».
– Мне позвонить в полицию?
– Нет. Нет. Я сама, – сказала Мама.
Она прошла между осколками стекла, босая, и когда она звонила, Призрак Отца сказал: «Видимо, они передумали».
– Что? – спросил я.
Он ответил: «Видимо, они отложили это на месяц. Но это точно были они, Филип».
– Да, – ответил я, и сказал себе, что с этого момента я буду верить в Призрак Отца.
Варварство
На следующий день, когда я вернулся домой, там был Дядя Алан, он вставлял фанеру в разбитое окно и забивал ее гвоздями.
– Всё хорошо, сынок, – сказал он.
От этого «сынок» у меня засвербело внутри, и я смотрел на черноту на его руках, которую он никогда не мог отмыть, и думал о том, что убить человека, у которого такие огромные руки и который так яростно забивает гвозди, будет трудно. Ладони у него такие же большие, как моя Королева Рыбка-Ангел, а ведь она относится к самому крупному типу Рыб-Ангелов, и она великовата для моего аквариума.
Я поднялся наверх, Мама заваривала чай в кухне.
Я старался вести себя как обычно, поэтому взял книгу Грэма Форчуна «Римляне в Британии», но смог прочесть только одно предложение:
«Для римского солдата Вал Адриана был больше, чем просто защита от Каледонских племён, он также служил разделительной чертой между понятным миром порядка и цивилизации и неизведанным миром хаоса и варварства».
Я не знал значения слова «варварство». По звучанию можно было подумать, что оно как-то связано со стрижкой в барбершопе, но было в этом что-то не то. Книжная иллюстрация изображала племена с длинными всклокоченными волосами, а римлян – с короткими волосами или в шлемах, так что я подумал, что варварство может всё-таки быть связано со стрижкой.
Читать дальше я не мог, поэтому пошёл кормить рыбок. Я только закончил кормить рыбок и наблюдал, как пять Гуппи поднимались на поверхность и выхватывали самые большие хлопья корма, которые были великоваты для них. А потом Неоны, плававшие под ними, подбирали кусочки, выпавшие у Гуппи изо ртов и медленно оседавшие вниз. Я сидел на кровати, смотрел на хлопья корма в воде, и старался стереть их запах об штаны, и тут увидел в стекле Призрак Отца.
Я обернулся, и он сказал: «Привет, сынок».
Его лицо было грустнее, чем раньше, и я догадался, что это потому, что он провёл всё это время в Муках.
Тут он сказал: «Прости меня».
– За что? – спросил я.
Он ответил: «За микроавтобус. За то, что я ошибся днём».
– Ничего, – ответил я.
Он продолжил: «Твоя Мама не была в беде. Даже прошлой ночью ты и твоя Мама были в безопасности».
– Люди разгромили Паб. Они могли и нас избить.
Он возразил: «Нет. Это не входило в его план. Он просто хотел вас напугать. Он видимо справился с системой видеонаблюдения. Он знал, что полиция ничего не сможет сделать».
– Их было трое, – сказал я.
Он продолжил: «Да. Только это была задумка одного человека. Двум другим он заплатил. Он, видимо, просто добавит что-то к их зарплатам. Они работают на него в Автосервисе».
– Нет.
Он продолжал: «Да. Мой брат. Моя кровь».
– Зачем?
Он ответил: «Он хочет заполучить Паб, Филип. Он хочет твою Маму». Призрак Отца стал мерцать, но я расслышал его последние слова до того, как он исчез. Он произнёс их своим самым серьёзным призрачным голосом:
страх
делает
его
уязвимым.
После этого Призрак Отца исчез.
Sin[8]8
Sin – «без» по-испански, но также и «грех» по-английски.
[Закрыть]
Мама позвала:
– Алан! Филип! Чай готов!
Мне не хотелось, чтобы Дядя Алан оставался на чай, но я ничего не мог с этим сделать. Он почти каждый день теперь пил у нас чай.
Мама приготовила chilli sin carne. Мама говорит, что chilli sin carne – это чили без мяса. Мамина кулинарная книга от программы Weight Watchers говорит, что SIN значит «без» на испанском, это язык, на котором говорят в Мексике, откуда и происходит это блюдо. А CON означает «с» и carne значит «мясо». Она готовит своё чили с тофу вместо мяса, потому что в нём меньше жира. Дядя Алан говорил не умолкая, всё слова, слова, слова:
– Тебе ОПАСНО быть здесь одной.
– Что если это случится снова?
– Брайан не хотел бы, чтобы ты была в ОПАСНОСТИ.
– Я бы мог ночевать в свободной комнате.
– Не думай о моей квартире, я могу её сдать.
– Будет больше денег.
– Видишь, в моём безумии есть последовательность.
– Лишние рабочие руки в доме.
– Я не буду мешаться у тебя под ногами.
– Я же в Автосервисе каждый Божий день.
– Я буду работать в Автосервисе днём и помогать в Пабе по вечерам.
– Это самое простое, что только можно придумать.
Призрак Отца стоял у плиты и смотрел, как Дядя Алан разбрасывает свои полуулыбки и проникает глазами Маме в душу.
Он сказал мне: «Вот он сидит, улыбается. Злодей, мерзавец, сидит тут и улыбается. Старается втереться в доверие, как червяк извивается. Улыбается, скалится, лыбится. Посмотри на него, Филип. Посмотри. Он улыбается, чёртов мерзавец».
Я смотрел на него, на его руки в черноте, и они покрывали мамины руки.
Мама заметила, что я смотрю, заглянула ко мне в тарелку и спросила:
– Ты не будешь это есть?
– Нет, – ответил я.
– Филип, ты так отощаешь.
– Ну-ка давай, Филип, делай, что Мама сказала. Доешь всё, – сказал Дядя Алан.
Я посмотрел на Призрак Отца, думал, что он скажет не есть, но он этого не сделал. Он сказал: «Ешь, Филип, тебе понадобятся силы».
В общем, я взял вилку и начал есть, и Мама улыбнулась Дяде Алану, думая, что это он заставил меня есть, и это меня взбесило, и Призрак Отца заметил, что меня это взбесило, а Мама не заметила, как будто настроение моё стало призраком. Да она и не могла увидеть этого, потому что прежде, чем я сам понял, что происходит, тарелка с чили син карне пролетела насквозь через Призрак Отца и разбилась о дверь, так что этот чили син карне разбрызгался по всему полу.
Комната вдруг превратилась в фотографию. Мама, Дядя Алан и даже Призрак Отца замерли. Они просто сидели или стояли, и рты у них стали похожи на букву О. Я вышел из комнаты и слышал, как Мама звала:
– Филип! Филип! Вернись!
Но я не вернулся. Я ушёл в свою комнату, и Призрак Отца пошёл за мной.
Я закрыл дверь своей комнаты, и Призрак Отца спросил: «Ты что творишь?»
– Я его ненавижу.
Тогда Призрак Отца сказал: «Ты должен успокоиться. Ты должен себя контролировать».
– Я не могу, я его ненавижу, я не могу.
Потом кто-то постучал в дверь, и Мама спросила:
– Филип?
Она открыла дверь и снова спросила:
– Филип, с кем, чёрт побери, ты разговариваешь?
Дядя Алан стоял у неё за спиной в своей голубой рубашке на кнопках. Он смотрел прямо на меня, и даже внутрь меня, но я не дал ему увидеть, что я всё знаю, а вот Мама позволяет ему читать по её глазам.
Мама сказала:
– Филип, что происходит? Это связано с отцом?
Я посмотрел на Призрак Отца и ответил:
– Не знаю.
И она стала задавать мне кучу вопросов, а я продолжал отвечать:
– Не знаю.
– Не знаю.
– Не знаю.
– Не знаю.
– Не знаю.
– Не знаю.
Пока она не сказала:
– Хорошо.
После этого она ушла обратно на кухню с Дядей Аланом, чтобы прибраться, и Призрак Отца ушёл присмотреть за ними, а я слушал у двери, но слышал только Отзвуки, но я знал, что эти Отзвуки обо мне.
Я знал, что Дядя Алан собирается остаться в пустующей комнате, и я знал, что Мама этого хотела, и я знал, что всё это из-за меня.
Я ничего не мог с собой поделать, и я вышел из своей комнаты и пошёл на кухню, и Призрак Отца был там, он качал головой: «Нет!»
Но я ничего не мог с собой поделать, и я сказал:
– Это он, это он, это он!!!
Я указывал на Дядю Алана, но не смотрел на него, и дрожал всем телом, и Мама держала меня, и слюна, стекала у меня изо рта. Я уткнулся лицом ей в свитер, закрыл глаза, и вдыхал её тёплый свитер, и это был приятный запах, цветочный.
Мистер Фейрвью и Форель
В школу я пришёл рано, раньше, чем кто бы то ни было из моей параллели, если не считать Найджела Кёртейна. Он живёт на ферме в пятнадцати милях от школы, и его Отец подвозит его по средам по дороге на Скотный Рынок.
До того, как я разбил окно, и орал во сне, и угнал микроавтобус, Найджел Кёртейн был излюбленной мишенью для насмешек из-за его школьных свитеров, которые ему вязала мама, а ещё из-за его кудряшек и манеры говорить низким голосом, не открывая рта, как будто слова выходили откуда-то ещё.
Сейчас, когда приходит автобус и привозит всех с Винтроп Роуд и Йорк Драйв, таких как Доминик Уикли или Джордан Харпер, я всегда один, и даже Найджел не разговаривает со мной.
В это утро, когда я увидел, что все приехали, я встал со скамейки и направился к основному корпусу школы, так как иногда меня пускают раньше. Я уже был на полпути, как кто-то схватил мою сумку, которая висела за спиной, потянул и стал раскручивать меня. Я видел, что кто-то смеялся, и я видел его цвета, его чёрную куртку Adidas, его розовое узкое лицо и рыбьи глаза, и его чёрные волосы, и это был Джордан Харпер, так я понял, что сзади меня схватил Доминик Уикли, они вечно ходили вместе. Доминик сильнее, чем Джордан, и крупнее, он хочет служить в армии и у него надпись: SAS[9]9
Special Air Service – специальное подразделение воздушно-десантных войск британских ВВС.
[Закрыть] черными чернилами на рюкзаке. Я быстро крутился и просил:
– Пожалуйста.
Джордан согнулся от смеха, а Доминик спрашивал:
– Пожалуйста что?
– Пожалуйста, перестань, – ответил я.
– О’кей.
Он отпустил меня. Я пролетел вперёд и приземлился на руки, ободранные ладони горели, и я почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза, но смог остановить их вовремя. Доминик сказал:
– Я выдам тебе лопату, так что ты сможешь пожаловаться своему папочке.
Он плюнул на меня, а Джордан заржал.
Я встретился с Миссис Фелл, но не рассказал ей ни о Доминике Уикли, ни о том, как я швырнул чили син карне, ни о том, что снова видел Призрак Отца, но я рассказал о том, что наш Паб разгромили, и тогда она сказала, что я должен всё это записать.
Она сказала, что если всё записать на бумаге или на компьютере, то станет легче, но она считает, что на бумаге лучше. Я спросил, почему так, и она сказала, что если пишешь ручкой, то пишешь, как бы частью себя, а ручка, как дополнительный палец. Мне это понравилось, и я сказал, что тогда чернила превращаются как бы в кровь. Тогда она сказала:
– Они же голубые, значит, ты, должно быть, королевских кровей, как Принц Уильям.
Она ещё рассказывала, что писать иногда бывает легче, чем говорить, хоть и дольше. Это проще потому, что писать можно, оставаясь наедине с собой, и можно написать о том, о чём боишься говорить или что говоришь только себе. Но если ты разговариваешь сам с собой люди думают, что ты чокнутый, а если всё записывать, люди думают, что ты умный.
Мама забрала меня из школы, потому что шёл сильный дождь. Ренука сидела на переднем сидении в своём спортивном костюме и болтала со скоростью пятьсот миль в час. Они ездили до этого в спортзал, а я сидел сзади и смотрел на капли дождя, плавающие вместе, как рыбки, по стеклу, и я молчал, ведь я оказался прав, и Дядя Алан теперь оставался у нас в свободной комнате.
Я думал, что всё это нехорошо, но у меня всё ещё оставалось больше месяца, чтобы убить его, до того как Отец будет обречён на вечные Муки.
После чая Дядя Алан уселся в кресло Отца и, проглотив свою еду, сказал:
– Знаешь, сколько прибыли ты упускаешь здесь?
Мама этого не знала, так что Дядя Алан сказал:
– Я мог бы помочь тебе его изменить, правда, я могу.
Тогда Мама спросила:
– Что ты имеешь в виду?
Дядя Алан присвистнул своим волосатым носом и сказал на выдохе:
– К примеру, все эти Настоящие Эли.
– Что с ними не так?
Дядя Алан сложил ладони, всё ещё присвистывая носом, и сказал:
– Устаревшие, убогие, невыгодные.
– Но… – сказала Мама.
Дядя Алан поднял руку и сказал:
– Я знаю всё, что ты собираешься сказать, но факты говорят сами за себя. Люди хотят лагер. Они хотят марки, которые знают, и цены, которые они могут себе позволить.
– Но…
Дядя Алан прервал её:
– Послушай. Я не Билл Гейтс, но я кое-что соображаю в том, как заработать деньжат.
– Но…
Дядя Алан продолжал:
– Голова должна руководить сердцем. Не наоборот. Последнее, чего хотел бы Брайан, так это увидеть упадок этого места.
– Да. Да. Ты так это всё поворачиваешь.
– Мам, можно я пойду в свою комнату? – спросил я.
Дядя Алан продолжал:
– Всё, чего я прошу, дать мне зелёный свет на месяц. У меня масса идей.
Я повторил:
– Мам, можно я пойду в свою комнату?
– Что, Филип?
Мой вопрос постепенно дошёл до неё, и она ответила:
– Конечно, да, можно.
Я ушёл к себе.
Позже к нам зашёл Мистер Фейрвью.
Мистер Фейрвью – друг Дяди Алана, ещё он его Партнёр по Автосервису, но он там не работает, и у него нет черноты на руках, он носит одежду, как будто из машины времени, и прилизанные волосы.
Мистер Фейрвью и Дядя Алан были давними друзьями, они вместе рыбачили с ещё одним человеком по имени Терри, которого я не знаю. Дядя Алан посмеивался над Мистером Фейрвью за его спиной, потому что Мистер Фейрвью – Святоша и всё время говорит цитатами из Библии.
Он зашёл повидать Дядю Алана, было уже семь, и я сидел у себя, и Мама зашла и сказала:
– Пойдём поздороваешься с Мистером Фейрвью.
Но на самом деле она хотела, чтобы я встретился с Лией, дочерью Мистера Фейрвью, она в восьмом классе, то есть на год старше меня, и я не был с ней знаком, хоть и видел её на собраниях, она высокая, у неё длинные каштановые волосы с рыжинкой, а ещё при улыбке кончики губ опускаются вниз, и это красиво.
Когда я спустился в кухню и заговорил с ней, Мама и Дядя Алан округлили глаза, будто мы с ней были парень с девушкой, а Мистер Фейрвью просто смотрел на меня, и лицо у него было длинное и старое, и он походил скорее на её Дедушку, а не на Папу. Мама подвела свои тонкие, как ниточки, брови и вообще Макияж был ярким. Потом я заметил большую серебристую рыбину на кухонном столе.
– Посмотри, что Мистер Фейрвью принёс нам, Филип, – сказала Мама.
Я посмотрел на рыбину и на грустную улыбку Лии.
– Ньюаркская Форель прямёхонько из Трента. Ни в одной рыбной лавке в городе такую большую не найдёте, – сказал Мистер Фейрвью.
Мистер Фейрвью выглядит так, будто он уже родился взрослым, потому что сложно представить, что его лицо когда-то было мальчишеским, и кажется, что Бог дал ему кожу не его размера, потому что у него слишком много морщин, и она свисает с его щёк, как у собаки.
Глаза мёртвой рыбины уставились на меня, и от этого мне сделалось как-то странно, и я увидел, как её рот зашевелился и произнес: «Рыбная лавка», но я закрыл глаза, зажмурился, потом открыл, и я точно знал, что это моё воображение.
рыбная
лав-
ка.
Я заговорил с Лией, и она смотрела на меня, как будто я прикольный, и тут Мама сказала:
– Филип, а почему бы тебе не показать Лии твою комнату?
– Ступай, Ягнёночек, зачем тебе сидеть тут с нами, скучными взрослыми, – сказал Мистер Фейрвью.
Так что я повёл её к себе в комнату.
– Ух ты, у тебя рыбки! – сказала она.
Она присела и стала их рассматривать, а её волосы почти касались пола, и она указала на Рыбку-Ангела и сказала:
– Какая красивая.
– Это Рыбка-Ангел, – сказал я.
– Ты угнал микроавтобус?
– Да, – ответил я и покраснел, как тот микроавтобус.
– Прикольно, – сказала она, встала и засмеялась, а потом упала на кровать, а я сел на краешек рядом.
Мы говорили и говорили, и я рассказывал о том, каким был Отец.
– Мой Отец тоже НОРМ, только слишком часто говорит о Боге, и думает, что всё знает, и ещё очень любит звук собственного голоса, – сказала она.
Я думал, что каков отец, такова и дочь, но вслух этого не сказал, а она продолжала болтать про школу и говорить, что я прикольный, в те моменты, когда я вроде ничего такого и не делал, и мне это нравилось. Вдруг, когда мы уже очень долго болтали, она спросила:
– А ты когда-нибудь целовал кого-нибудь?
– Я не знаю, – ответил я.
– Ты прикольный, – сказала она.
Потом она предложила:
– Я покажу тебе, если хочешь. Закрой глаза.
– Зачем?
– Так делают, когда целуются.
– О’кей.
И я закрыл глаза и почувствовал, как её губы прикоснулись к моим, и это было странно. Мы открывали и закрывали рты, как рыбы, а потом она отстранила меня и сказала:
– Ты слишком быстро двигаешь ртом.
Так что мы повторили. Когда я её целовал, я старался не думать об Ужасных Фактах про рот, о миллионе маленьких существ, которые там живут, и о двух пинтах слюны, которые он производит каждый день. Мои губы двигались медленнее, и я думал о Человеке-Пауке, о Питере Паркере, целующем Мэри Джейн, мне было хорошо, и я гадал, целуется ли Миссис Фелл так же, как Лия.
