Текст книги "2048"

Автор книги: Мерси Шелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Мерси Шелли
2048

«…Пройдет еще немного времени после „паутинового“ мира, и все области человеческого знания сплетутся в одну громадную нейро-кибернетическую сеть… Вот это шиза! Но абсолютно нельзя оторваться!»

«Хакер» #04 2001

«…Все это порой перерастает в своего рода техногенную пародию на человеческое общество, но пародия эта очень тонка и сделана со вкусом – по сути, это пародия на наше, современное, общество. Автор одновременно иллюстрирует и высмеивает наши страхи перед будущим и перед переходом человеческой цивилизации к новому, техногенному, этапу развития.»

Компьютер и жизнь, #44, 2001

«Единственный современный роман, в котором никто не курит. Это настоящая фантастика!»

Минздрав РФ, 2008

ДЕТАЛЬ А (ЛИЦЕВАЯ)

ЛОГ ПРО (МУСА)

О Аллах, ты опять меня кинул!

Почему, почему другим правоверным торговля в праздники несет прибыль – но только не тому, кто четвертый год батрачит подавальщиком в чайхане собственного отца!

Конечно, после трех лет уже легче. Заранее знаешь о многих гадостях, поджидающих в том месте календаря, где стоит день осеннего карнавала. Как неотрегулированная пандора, этот день прямо-таки взрывается толпами обдолбанных наркотой туристов с их кривыми искин-толмачами и извращенными запросами.

Если у них кибитка с забродившей биотеслой, они обязательно летят на ручном управлении и врезаются в витрину как раз тогда, когда ты отключил защитный экран, чтобы вымыть стекло.

Если они притащили с собой ручного геномикса, то он настолько уродлив, что всех остальных посетителей чайханы начинает тошнить, и отец теряет половину дневной выручки.

Если они не спешат, то обязательно расскажут тебе, что только на их континенте можно купить криобота для правильного охлаждения каркадэ. Или будут учить, сколько мяты класть в женский чай и сколько в мужской.

И после всего этого, нахамив и нагадив, они еще норовят расплатиться не по текущему курсу, а с какой-то жуткой задержкой минут на десять, словно их запрос идет через Марс. Причем за эти десять минут обязательно зависает токийский банкин и обрушивается сиднейская биржа.

А бывает и хуже: когда Шайтан засекает, что кто-то их них «строит глазки», «морозит пальчики» или какие другие трюки проделывает, пытаясь надуть сканеры плат-платы. Тогда – швейцарские скальпели из-под ногтей, игольники с немецкими фармозитами, китайские ноблики с голодублерами, русские акелы, индийские эмпатроны… И еще как минимум получасовые «зайчики» в глазах после общения с чьим-то искином-охранником. Причем подобных гадостей можно ожидать и от собственного Шайтана, который вбил себе в память, что «по причине легкой цепной возбудимости человеческих особей необходимо блокировать обе стороны конфликта». Искусственный интеллект, что с него возьмешь!

Ладно, опытный подавальщик и не такое видел. И знает, что на всякого мудреца довольно технологий. Попробуй вынеси тайком расписную пиалу из чайханы «Горный дух» – тебе потом вообще будет не на что сувениры вешать.

Но то, что случилось сегодня… Сгори вся чайхана от подброшенного конкурентами «угря», обвались вся Коралловая Гора от наведенного землетрясения голландских экотеррористов – и то бы не было так противно. Два года учебы на курсах фуджеев, три года прислуживаний в чайхане отца – все насмарку! Сегодня репутация Мусы была подмочена так, что выжав ее, можно было набрать три бокала «Смерти на пляже», любимого коктейля всех должников и брошенных девиц.

И почему самые большие гадости случаются именно тогда, когда ничего плохого уже не ждешь? Вот если носишься как сумасшедший с двумя переполненными подносами между шестью переполненными диванами – никаких неприятностей не происходит!

Нет, самое опасное – этот день накануне праздника, этот послеполуденный сонный час. Затишье перед бурей. В зале лишь один посетитель, да и тот завсегдатай. Так что особенно напрягаться не надо. Можно положить голову на стойку, и даже если вздремнешь полчасика, никто не заметит. Вот тогда-то оно и подкрадывается…

# # # #

– Не люблю осень, да простит меня Аллах!

Муса разлепил глаза, поднял голову со стойки и огляделся. А-а, это опять мулла Катбей… Впрочем, кому еще быть в чайхане в такое время? Только мулле да вон той мухе, что кружит над диваном у окна. Залети сюда полифем Санитарной комиссии – могут и лицензию отнять. Надо бы эту муху, конечно, того. Но для этого надо активировать Шайтана и сказать ему, чтобы… Ох, как клонит в сон… Что-то такое он должен сделать с этой мухой, да… В ультразвуковые клещи ее должен взять. Погоди-ка, про кого это я думаю «он»? Ну вот, опять ускользнула какая-то важная мысль. Кажется, я думал про Катбея… или нет, про полифемов… раньше они были такие неуклюжие… А мы их – из водяных пистолетов…

– Почему бы им не сделать один климат на весь год?

Муса снова поднял голову и хорошенько тряхнул ею. Похоже, мулла уже не даст поспать. Ишь, как скрипит диваном! И словно рыба с большими плавниками, разворачивает на груди полосатый халат, обнажая волосатую грудь. Из этих жирных зарослей вышла бы неплохая мухоловка. Или даже мухоморка: они бы еще на подлете умирали.

– Семипалый Фатим мне недавно рассказывал, как Атмосферная комиссия обещала следить за климатом. – Мулла продолжал ворочаться, постепенно перемещаясь из лежачего состояния в сидячее. – Кого они дурят, эти слуги нанодемонов? Вся эта расцветающая природа, оно же все чувствуется… Гетерогенный гомеостаз, да простит меня Единый!

Муса не любил разговоры с Катбеем – они всегда были одинаковыми. Другое дело Фатим. Вначале Муса даже побаивался этого низкорослого и костлявого бородача с быстрыми глазами. Каждый раз, когда семипалый в своем засаленном халате – нет, не в искине, а в настоящем халате! – входил в чайхану, мулла Катбей сразу спрашивал, как идет джихад. В ответ бородач лишь ухмылялся и чиркал себя по горлу оттопыренным седьмым пальцем. Рукав грязного халата съезжал, и в чайхане становилось как будто светлее: на каждом пальце сверкал перстень.

Вначале Муса не понимал, как такого странного человека вообще можно пускать в приличное место. И особенно изумился, когда однажды семипалый шутя дал отцу какой-то совет, после чего отец собственноручно наполнил и раскурил для него кальян. Тогда Муса набрался храбрости и спросил у отца, не опасно ли принимать у себя нищего хашишина, который к тому же носит столь дорогие перстни – скорее всего краденые.

Хороший подзатыльник был ему ответом. Чуть позже отец снова подозвал Мусу и объяснил, что Фатим – не какой-нибудь обкурившийся шахид, а уважаемый человек, взломавший уже два десятка банковских демонов неверных. И что именно на такой электронный джихад наш мудрый мулла выдал семипалому особую фетву. И что перстни – не украшения, а волшебные амулеты, которые позволяют Фатиму говорить с демонами на их демонском языке знаков.

Этой штуки с демонским языком Муса не понял: зачем знаки, если любому искину можно дать команду обычным человеческим языком? Отец предложил в ответ второй подзатыльник, а также рекомендовал не умничать и относиться к семипалому с почтением. А еще лучше – завести с ним знакомство и (тут отец многозначительно поднял палец) кое-чему поучиться.

То был редкий случай, когда Мусе понравилось отцовское предложение – не считая, конечно, сопутствующих подзатыльников. Фатим оказался всего на пять лет старше, его просто очень старила борода. Это несоответствие возраста и внешности сам Фатим тоже знал и постоянно использовал: Муса никогда не понимал, шутит тот или нет, потому что семипалый то и дело разыгрывал его с самым скорбным лицом.

Их первый разговор начался как бы невзначай вокруг спора о том, почему заварка некоторых сортов мутнеет, когда остывает. Лишь вечером, прослушивая запись беседы и консультируясь с Шайтаном, Муса по-настоящему оценил, сколько полезных советов о сетевой защите свалил на него семипалый всего в нескольких репликах. Сам Шайтан признался, что уже в начале разговора, уловив в жестах семипалого намеки на свои дыры, тут же добавил несколько новых скриптов и заплаток. Но особенно искин был озадачен словами Фатима о том, что отпечатки пальцев легко подделать с помощью куска застывшего шербета.

Такие беседы случались теперь каждый раз, когда Фатим заходил в чайхану. Вот только узнать о том, как зарабатывал опытный взломщик, не удавалось. Только лишь Муса пытался склонить разговор к этой теме, как семипалый тут же отшучивался – мол, куда нам до этих кибер-улемов, у нас все просто. Перебирая в памяти способы обмана банкинов, о которых уже рассказал семипалый, Муса пришел к выводу, что самое простое – это «сбор крошек». Но неужели опытный взломщик занимается такой ерундой, как скачивание с банковских счетов микроскопических сумм, остающихся там при округлении?

Нет, в это никак нельзя было поверить после всего того, что Фатим поведал про «мусоровозку», «солнечные часы», «тугую калитку» и другие отличные трюки! А то, что он говорил во время последней встречи про «умные деньги» – это же было вообще золотое дно! Оказывается, у диких искинов, живущих в Сети (Муса о таких вообще никогда не слышал), существует своя валюта, называемая «кульбитами». Один кульбит – это небольшой участок памяти, половина которого свободна. Вторую же половину занимает нечто вроде примитивного искина – скорее даже, просто вирус, способный лишь на простенькое вычисление. Однако сотня кульбитов, объединившись, составляют серьезный мозг, который может сам ползать по Сети, рассчитывая оптимальный путь для захвата новых вычислительных мощностей. А миллион одновременно исполняемых кульбитов, по словам Фатима – это просто «неуловимая куча бабок, которая сделает люля из твоего Шайтана, а потом съест его и даже не заметит».

Признаться, Муса далеко не все понял про эти умные деньги. Но чем больше он о них думал, тем больше у него возникало грандиозных проектов обогащения через Сеть. Эх, если бы сейчас зашел Фатим, было бы о чем поболтать!

– А еще и карнавал этот… – донеслось со стороны Катбея. – И что за неверный придумал устроить праздник как раз тогда, когда вокруг все расцветает, все так нестабильно, что невольно приходят мысли о смерти! Ну какая тут может быть радость, да не расслышит меня Вездесущий!

Придется отвечать. Клиент, хоть и постоянный, должен получать отклик. Таково уж правило хорошего подавальщика. Лишний обмен репликами – лишний шанс продать что-нибудь еще.

– Как точно вы заметили, уважаемый. Весна гораздо приятнее. Листопад, свежий ветер…

– Вот-вот, со снегом было бы куда лучше.

Мулла запахнул халат, и тот сразу же мелко задрожал всей поверхностью – сообразительный искин Катбея включил потосборник. Мулла поежился, как от щекотки, хлопнул себя по ляжке:

– Отстань ты, нечистый! Все равно никакого толку от твоего проветривания!

Халат прекратил шевелиться. Зато мысли Катбея потекли в новом направлении:

– А что, Мусаф, запусти-ка ты лучше своего дэва. Да смешай мне что-нибудь такое, знаешь… Под карнавал этот несчастный.

– Сию минуту, почтеннейший. У меня как раз сегодня появилось для вас нечто особенное.

– Вот за что люблю вашу чайхану. – Катбей поднял палец. – В других-то теперь и подавальщиков нет, одни подносы на ножках. А о чем с ними, демонами, говорить? Попросишь принести что-нибудь «на ваш вкус» – и что они принесут? Машинное масло?

Муса тем временем юркнул под стойку, делая вид, будто ищет среди контейнеров с ароматическими маслами нечто, спрятанное очень основательно.

– Шайка, что у нас на этого борова?

– Ты имеешь в виду свинину, хозяин? – Активированный Шайтан не сразу включился в контекст. – Мулла Катбей не ест свинину.

– Да нет же, плита с ушами! Я про чай говорю. Чистые фавориты у него есть? Я и забыл уже, когда он в последний раз пил что-то, что уже пил до этого.

– Верно, это очень привередливый клиент…

Шелестя в ухе Мусы, верный искин-фуджей одновременно включил кипятильник и развернул сушилку. Три чистых прозрачных чайника выехали на стойку.

– Зимой обычно пьет китайский. «Локоны принцессы» с жасмином либо «лунный дракон» с лотосом и льдом. Летом любимая смесь – «ассам хармутти» плюс «цейлон-16ГМ» плюс шиповник плюс изюм. Если холодно, позволяет себе грог «Виктория» на основе «микро-липтона» и бурбона, но только когда никто не видит. Весной все просто: жареный матэ с лимонным сорго или…

– Сейчас осень! – отрезал Муса.

– Осенних фаворитов выделить не могу. Вот три последних: «ингури» плюс чабрец, «дарджилинг» плюс молоко плюс мед, «серебряные иглы» плюс лаванда. Все три ему не понравились.

– Ага, теперь вспоминаю. Он любит экспериментировать в плохом настроении. Потом сам же и ругается.

– Тогда давай и мы поэкспериментируем, хозяин! Я утром отыскал в Сети несколько новых рецептов. Вот слушай: «тарри лапсанг сучонг» плюс перец «тальтека». По-моему, вполне осенний вкус.

– Хмм… Загрузи-ка пару капель на язык.

Во рту тут же возник привкус пикантной копчености, медленно перетекающий в сладковатую, но жгучую горечь. Муса сглотнул, запил холодной водой. Искин-фуджей подал на вкусовой чип вторую порцию скрипта, имитирующего новую чайную смесь.

Муса попробовал снова, задумчиво поглядел на Катбея. За год они протестировали на мулле уже десятка три сложносоставных чаев, но…

– Нет, не стоит. Чересчур резкий вкус, а наш боров сегодня совсем кислый. Давай так: варим его летний фаворит, но с бергамотом вместо шиповника, чтоб слегка подгорчить. Да и модифицированного «цейлона», пожалуй, не надо. Ни к чему нам эти женьшеневые гены, опять его понесет к туристкам приставать с проповедями… Короче, делаем просто «ассам» плюс бергамот плюс розовый кишмиш. Бергамота вдвое меньше, чем для «Графа Грея». А изюм рассчитай по сахару.

– Мне самому заварить или будешь церемониться по-настоящему?

Последние два года этот вопрос искина неизменно вызывал у Мусы тяжелый вздох. Поневоле выработаешь рефлекс, когда тебе снова и снова напоминают о неудавшейся карьере бармена.

Мечта о такой карьере овладела им четыре года назад, во время учебы на чужом континенте. До этого Муса с самого детства мечтал стать терраформщиком, как дед. Правда, деду не нравился этот термин. А от официального «специалиста по суперкораллам» он морщился еще больше, предпочитая называть себя «ландшафтным дизайнером». Или даже «садовником» – дед часто напоминал маленькому Мусе, что лучшие фонтаны Исфагана радовали глаза правоверных именно в тех садах, которые разбивал дедов прапрадед.

Мусе сначала представлялось, что Исфаган находится где-то в Старой Европе. Позже он пришел к выводу, что это не так. Ведь дед всегда приговаривал, что в Европе не умели ценить ни воду, ни землю – потому его семья и оказалась здесь, на новом континенте. В отличие от большинства других беженцев, они сразу же получили жилье: настоящие хоромы на склоне Коралловой Горы, которую проектировала команда деда. Плох тот терраформщик, который не позаботится о земле для своих потомков. Дед был хорошим терраформщиком.

На старости лет он увлекся сталактикой, и одна из пещер в их коралловом доме стала оранжереей причудливых каменных растений. Дед сидел там целыми днями, вовсе не вылезая на свет. Когда кто-нибудь намекал ему, что в этом занятии мало проку, ведь кристаллические розы и хризантемы на сводах его пещеры растут со скоростью одного лепестка в год, старик лишь посмеивался и отвечал, что он и так жульничает – в дикой природе на один лепесток сталактитового цветка нужно не менее трех сотен лет. В конце концов от него отстали все, кроме внука.

Правда, попытки деда заинтересовать своим хобби маленького Мусу тоже не имели успеха. Силовые поля, ручейки химикатов – все это Муса игнорировал, требуя от старика рассказов о том, как растут в океанах огромные суперкоралловые континенты. Он тоже хотел стать терраформщиком. Детский ум не мог понять, что некоторые профессии умирают слишком быстро.

Дед успел взять свое – но уже его сыну, отцу Мусы, зарабатывать в той же сфере было непросто. Японцы еще химичили вокруг Антарктиды, русские еще спорили с эскимосами из-за отдельных мест в Северном Ледовитом, израильтяне еще наращивали свои города-казино в Средиземном море – но в целом мировой океан был давно поделен, а лучшие места застроены.

Вдобавок к этому дед-терраформщик, с почетом ушедший на пенсию, упорно отказывался вылезать на поверхность и помогать в трудоустройстве сына, полагая, что каждый должен добиваться успеха самостоятельно. Он так и умер в своей пещере, под музыку каменных цветов.

Отец Мусы к тому времени совершенно выбился из сил, с утра до ночи вкалывая на японцев. Выращивать персональные «сады островов» на заказ – последнее прибежище тех терраформщиков, которые не хотели заниматься низкооплачиваемой поддержкой уже существующих континентов или выращиванием типовых подводных гостиниц. Но и персональные острова не особенно кормили. Среди беженцев хватало желающих горбатиться за гроши, а сами японцы традиционно не поощряли быстрый карьерный рост – надеяться на серьезную прибавку мог только тот, кто проработал в одной фирме до самых седин.

Неудивительно, что сразу после смерти деда отец забросил потомственную профессию и открыл чайхану. Один из выходов их жилища в Коралловой Горе вел прямо в главный тоннель по дороге на Старый Город – лучшего места для питейного заведения было бы и не сыскать во всей округе.

Жизнь сразу наладилась. А самого Мусу вскоре отправили учиться ресторанному делу во Францию-2. Отец собирался поставить новый семейный бизнес на широкую ногу.

О, золотое время заморской учебы! В этом месте воспоминаний Муса всегда издавал второй тяжелый вздох. Втайне от отца он перешел c факультета ресторанного маркетинга на подпольные британские курсы фуджеев – в исламской Франции-2 алкоголь был запрещен, да и на родном континенте Мусы не поощрялся. Однако на первом же семинаре, наблюдая, как ловкий бармен жонглирует сразу тремя бутылками над многослойным коктейлем, Муса почувствовал в этом деле нечто родное. В памяти понемногу всплывали рассказы деда о том, как работали его хитроумные аппараты для выращивания цветов-сталактитов. Ручейки химикатов бегут по сводам пещеры, силовые поля направляют жидкости в нужную сторону…

Ну положим, необязательно химикатов. И не обязательно им так вяло сочиться по каменным сосулькам, которые, кстати сказать, очень напоминают дозаторы на бутылках…

Оставалось найти скриптуна. С ним, беженцем из Святороссии, Муса познакомился на почве взаимного уважения к «Ледяному чаю Лонг-Айленда», когда проходил практику в одном из баров Британии-3. Выслушав техзадание, русский заметил, что без искина-фуджея тут ничего не получится.

Так появился Шайтан. На него было потрачено все то, что прислал отец для оплаты следующего года учебы.

Но дело того стоило. Стараниями русского скриптуна обычный кухонный искин класса «каф», обитавший в микроволновке, всего за неделю успел превратиться в фуджея уровня «ваф-спец» с функциями охранника. К тому же русский объяснил Мусе кое-что насчет безопасности и маскировки. И еще через пару дней Шайтан переехал в хорошо экранированный контейнер, который снаружи выглядел как пустая коньячная бутылка с отбитым горлышком – непременный атрибут бара, оформленного в неоархаичном стиле. Даже паппилярный сенсор для ручной идентификации хозяина замаскировали под рваную наклейку. В самой же микроволновке и в прочих кухонных приборах остались только мелкие демоны: ими Шайтан управлял по беспроводной сети.

Еще через месяц, переколотив не более сотни бокалов, они собрали свой первый флеер. Инструмент, который должен был перевернуть все представления о барменском искусстве.

Здесь в воспоминаниях Мусу поджидал третий тяжелый вздох. Как смотрела на него тогда луноликая Айша, маленькая Айша с глазами как свежезаваренное «Солнце Ассама» в двух пиалах молочного фарфора!

Для нее, учившейся на курсах фуджеев уже второй год, Муса был всего лишь неотесанным провинциалом – до того дня, когда он впервые проказал ей игру на флеере. Разлетающиеся «елочкой» струи джина, спиральные фонтаны тоника, звонкие кубики льда и хороводы оливок… А он, как дирижер, лишь чуть-чуть шевелит кончиками пальцев, управляя этим прекрасным воздушным балетом под музыку, которая льется, льется вместе с напитками…

Неприступная Айша, такая милая в своем дурацком брезентовом комбинезоне с широченными лямками по новоиндустриальной моде, больше не была такой уж неприступной. Комбинезон пах ванилью, гвоздикой и имбирем: вторым номером он показывал ей, как красиво можно раскидать на флеере глинтвейн, и под конец чуть-чуть промахнулся. Но она не обиделась – наоборот, еще больше развеселилась. И сказала, что может петь во время его выступлений, одновременно комбинируя десерты. И что с этим шоу они вдвоем могли бы заткнуть за лямку всех фуджеев Британии-3.

Русский скриптун, смекалистый парень, тоже оценил потенциал инструмента. И предложил открыть фирму по производству флееров. Но для этого понадобятся кое-какие вложения, особенно в связи с защитой прав на интеллектуальную собственность. Конечно, можно разом продать всю интель какой-нибудь корпорации – но, по словам скриптуна, это все равно что выбросить в море целое состояние. Гораздо выгоднее, как он выразился, «шить на шару» – то есть вступить в подходящую скрипт-секту и передать ей свою интель в коллективное пользование. А уж секта позаботится о том, чтобы довести разработку до промышленного варианта и обогатить авторов интели. Вот только вступительный взнос…

Нужно было поговорить с отцом. Муса долго откладывал это, подозревая, что ничего хорошего из такой беседы не выйдет. Но девушка с глазами как «Солнце Ассама» поддержала идею. А когда эти глаза говорили «да», когда широкая лямка комбинезона спадала с хрупкого плечика, Муса не мог перечить. Он решился. Он надеялся, что отец поймет.

И отец понял, но по-своему: сын правоверного пристрастился к алкоголю и связался с чужеземной девкой! В ходе дискуссии флеер лишился нескольких важных деталей, а Муса – двух зубов. После этого отец забрал Мусу домой и сделал подавальщиком в семейной чайхане. Ни русского скриптуна, ни луноликой Айши он с тех пор никогда не видел. Даже Шайтана пришлось переселить из коньячной бутылки в ржавый кувшин.

Взбунтовался Муса через год. «Волшебный календарь» – всего лишь детская игрушка. И безбожно врут все те, кто утверждает, что эта штука способна предсказывать будущее. Но когда помираешь от скуки, хватаешься за любую соломинку.

Выпав из автомата в руку Мусы, календарик высветил на экране текст из целых двенадцати строк. Читать Муса не умел – к чему это надо, если личный искин интерпретирует и озвучивает даже дорожные знаки? По рассказам деда запомнилось, что такие большие тексты из подрезанных строк называют «газелями». Это что-то вроде рекламы, и читать их следует как бы нараспев, желательно с закрытыми глазами… Но как читать с закрытыми глазами? – наверное, у деда был сетчаточный проектор.

Однако была еще одна вещь, которую Муса помнил с детства: из «волшебного календаря» можно вытрясти забавные вещи, а непонятное можно пропускать. Поэтому он положил маленький гладкий прямоугольник на открытую ладонь и щелкнул по краешку ногтем. Дважды перевернувшись в воздухе, календарь упал обратно в руку – и заиграл знакомую мелодию, под которую росли сталактиты деда.

Случайное совпадение? Дед крутил в своей пещере разную музыку… Муса дождался, пока календарь доиграет, и еще раз подбросил его щелчком. Календарь упал и стал рассказывать про чайную церемонию.

Вот тут уже были причины не верить своим ушам. Два совпадения подряд?

Муса вызвал Шайтана. Но отцовский искин-фуджей тоже ничего не знал о принципах работы календаря. Он разбирался в кулинарии, в системах идентификации и даже немного в порнографии – но не умел взламывать устройства, у которых вообще нет открытых портов: только дисплей да чип памяти на два гига.

Тогда Муса предложил Шайтану проанализировать, что может быть общего между любимой мелодией деда и рассказом о чайной церемонии. Ответ звучал довольно глупо: фамилия автора мелодии в переводе означала что-то вроде «мастер чая».

Да и чего еще ждать от детской игрушки, кроме подобной глупости? Семипалый Фатим однажды рассказывал, как делаются эти календари: простенькая программа собирает по Сети какие-то кусочки информации, перемешивает их по-своему – вот и вся магия.

Но странное двойное совпадение не давало Мусе покоя целый день. В конце концов он решил, что это знак.

Для выступления он выбрал вечер субботы, самое людное время. Дождавшись «зова Аллаха» (бывают такие удивительные моменты, когда замолкают одновременно все посетители, хотя и сидят отдельными группами), Муса вытащил из-под стойки отремонтированный флеер и велел Шайтану подключиться.

С первыми звуками «Вальса цветов» фонтан кипятка взлетел к потолку чайханы. Посетители как по команде помянули Единого и пригнулись – все, кроме одного случайно зашедшего японца, который лишь молча отдернул голову вбок, точно сломанный робот-футболист.

Однако вода, вместо того чтобы пролиться на головы присутствующих, закружилась над ними. Тем временем Муса, как заправский дирижер, легким жестом поднял в воздух три изящных деревянных коробочки с росписью золотом по черному лаку. Заварка тремя тонкими сухими струйками отмеренной длины просыпалась в нагретые стеклянные чайники. Кипяток, круживший под потолком, полетел туда же по трем длинным, плавным параболами. Ни капли не упало на пол – вся вода теперь вращалась в трех прозрачных сосудах.

В музыке как раз начался более спокойный фрагмент. Включилась лазерная подсветка. Вообще-то в чайхане «Горный дух» обычно пили черный чай, но для церемонии Муса взял еще белый японский и зеленый китайский. И теперь под тихое скрипичное пиццикато в стеклянном мирке каждого из трех чайников шел свой маленький балет.

В левом, где кипяток остался почти прозрачным, поднимались со дна и снова тонули японские «серебряные иглы».

В зеленом подводном царстве среднего распускались «плоды ли-чжи», похожие на хризантемы.

За стеклом третьего наступала ночь: «роза Каира» разворачивала свои черно-красные бутоны. Многие из присутствующих знали этот сорт на вкус, но никогда не догадывались, как прекрасен процесс его заварки.

При подготовке церемонии Муса особенно боялся за эту часть – медитацию. Смешивая коктейли, бармены не делают таких больших пауз. А ведь чай надо заварить…

Но все прошло как по маслу. Аудитория была достаточно шокирована трюком с летающим кипятком и контрастным переходом к покою. Две минуты глаза всего зала были прикованы к трем подсвеченным стеклянным сосудам, в которых вращалось, вращалось, вращалось…

Когда движение в чайниках почти остановилось, Муса снова шевельнул пальцами. Теперь сами чайники стали медленно вращаться по кругу, друг за другом, понемногу поднимаясь над стойкой. Шайтан подогнал на освободившееся место три пиалы. Еще один жест дирижера – и пиалы тоже поплыли по кругу, скользя донышками по стойке.

«Вальс цветов» грохнул с новой силой, вся стойка вспыхнула, чайники под потолком закрутились быстрее, их носики наклонились… Лишь двадцать секунд на то, чтобы полюбоваться – великолепная колонна из трех разноцветных спиральных струй зависает в воздухе, шевелясь и сверкая, как ваза из жидкого стекла, и в бликах вдруг прорисовываются контуры стройного женского тела с крыльями вместо рук.

А потом щелчок пальцами – и три полные пиалы стоят неподвижно на стойке рядом с тремя чайниками. Аллах Всемогущий, уж не бесовское ли наваждение, уж не пэри ли это была?…

Муса оглядел притихший зал и испуганно вжал голову в плечи – отец стоял в дверях, ведущих из чайханы в дом. Для своего представления Муса специально выбрал момент, когда отца не было в зале. Но тот все равно вышел на звук непривычной музыки.

Однако смотрел он сейчас не на сына, а на муллу. И похоже, с не меньшим испугом.

Все молчали. Катбей поерзал на диване и кашлянул. Некоторые украдкой прикрыли ладонями уши, ожидая небольшого инфразвукового азана. Поговаривали, что еще в медресе Катбею вшили дополнительные голосовые связки от какого-то морского биорга. Может, и врали – но как еще объяснить всеобщие приступы ужаса каждый раз, когда мулла начинал петь?

– Нечистая сила… – пробормотал мулла. К удивлению многих, нормальным голосом.

«Будет сначала разминаться», – пронеслось в головах.

– …Нечистая сила на службе правоверных – это хорошо. Налей-ка мне, сынок, попробовать вот этого… э-э-э…

Под общий вздох облегчения Муса подскочил к Катбею. Короткий указательный палец муллы неопределенно блуждал в воздухе, целясь то в белый японский, то в зеленый китайский. Кажется, он все-таки склонялся к «плодам ли-чжи».

Муса открыл было рот, собираясь поведать мулле легенду этого чая – историю о китайской принцессе, которую насильно хотели выдать замуж, и поэтому она…

Но тут в его мозгу случился как бы взрыв, только неслышный. Так бывает, когда гранула сорта «порох» падает в кипяток. И так же, как от хорошего чая, в голове сразу стало ясно от гениальной мысли:

– Чашечку «Любимых Цветов Пророка», уважаемый?

Мулла расплылся в улыбке и кивнул. Толстый палец муллы указывал в зеленый чайник. Под одобрительный гомон посетителей Муса перенес на стол Катбея чудо китайской культуры, которому суждено было сменить название и легенду, чтобы сохранить популярность.

Отец больше не мог запрещать бесовскую игрушку: выручка за этот вечер составила больше, чем за весь прошлый месяц.

На следующий день все повторилось при еще большем скоплении народа. Даже случайный японец привел с собой еще двух «желтков» аристократичного вида, и трех гейш в придачу. А это, по местным меркам, тянуло на событие. Конечно, среди опытных терраформщиков попадались и неяпонцы, вроде деда Мусы. И многие суперкоралловые континенты были давно уже выкуплены у Японии другими странами. Но «крутые желтки» по-прежнему вели себя на новых континентах как хозяева. А уж чтобы снизойти до питейного заведения гайдзинов, да еще вшестером!

Но Муса был готов к славе. В этот вечер, помимо повтора вчерашнего, он показал пару новых трюков и сварил несколько сложносмешанных чаев. А специально для «желтков» провел дополнительную церемонию – затяжную медитацию с растиранием зеленого чая в ступке под звуки кото. Очарованные танцующей ступкой, японцы выдули за вечер годовой запас горькой крупнолистовой сенчи, которую давно уже никто не покупал.

Правда, семипалый Фатим чуть было не испортил все шоу, заявив, что сейчас на лету перепрограммирует флеер Мусы, чтобы эта машинка могла жонглировать сразу десятком чайников и таким же числом подносов с халвой. Ситуацию спас мулла, который включил Коран, поколдовал с искалкой и грозно пропел что-то очень красивое насчет скромности и числа три.