Текст книги "Янтарный волк (СИ)"

Автор книги: Мерис Ирвесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

2.

Карина мрачно следила, как за окном хлещет по дорогам, деревьям и зданиям беспощадный дождь, неожиданно сильный и свирепый. Уже неделю она жила у Никиты, однако, вместо успокоения к ней все чаща приходила тревога. Рисунок на картине становился с каждым днем все отчетливее, все яснее. Волк завывал в ушах девушки все тоскливее. Пару раз она пробуждалась от кошмаров, а после целыми ночами читала книги. Но этой ночью ей не смогла помочь ни беллетристика, ни даже успокоительное.

И дело было вовсе не в том странном звере, что появлялся в этих кошмарах, громко рыкал, кричал, словно зовя Карину. Просто на этот раз она пошла ему на встречу. И сердце ее было переполнено не страхом, а радостью. Девушка до сих пор видела свой сон в мельчайших подробностях. И мрачную поляну, усаженную кривыми соснами, и темноту, перемежающуюся с ярким блеском луны. И громадного, будто манящего своей мощью и силой хищника, казавшегося в серебряных лучах отчего-то золотым.

Она очнулась от собственных судорожных всхлипываний и долго не могла прейти в себя. Просторная кровать сделалась больше в разы, коридор – длиннее на километры. Девушка так и не поняла, как смогла, судорожно цепляясь за стены, добраться до комнаты Ника. Как смогла растолкать спящего парня. Он только сонно протер глаза, прежде чем включить настольную лампу и обеспокоено поинтересовался:

–Что с тобой?

–Я не могу больше жить... – неожиданно поняла художница, – Я не могу больше так жить. Если он не придет за мной, я так и останусь маленькой лягушкой, зарывшейся в тину собственной однообразной жизни. Мне нужно счастье, яркое, как осенние листья, ласковое, как солнце... Мне нужна свобода. Я видела ее, во сне.

–Погоди, тебе опять снилась эта тварь? – еще не совсем придя в себя, уточнил хозяин кафе. На этот раз Карина лишь слабо кивнула.

–Скажи, ты видишь хоть какие-то изменения на картине? Что ты чувствуешь, скажи? – зачистила она срывающимся голосом.

–Пожалуй, волк ... стал четче, – попытался соврать Никита.

–Что, что в нем изменилось?

–Ну, краска стала темнее.

–Нет! – вскричала девушка, вскакивая с кровати друга, – Это все не то! Скажи честно, что ты ничего не видишь, что ты просто обманываешь меня, жалеешь меня. Никита, я схожу с ума? Я ненормальная? Признайся, пожалуйста.

–Тебе надо отдохнуть, – мрачно глядя на метания подруги, произнес парень.

–Я не хочу отдыхать! Я не устала! Мне не нужна еда, сон, мне нужно счастье... свобода, воздух. Я задыхаюсь от этой проклятой весны, она душит меня, она заставляет меня, словно какому-нибудь кроту зарыться в землю. Понимаешь, мне некуда деться от постоянного распорядка: подъем, завтрак, обед, ужин, прогулки, картины, книги, сон. Я хочу просто уйти от всего этого. Я хочу настоящего творчества, когда можно просто лить краску ведрами по настроению, когда можно сеяться от счастья, а не мило улыбаться в кулачок.

–Карина, это не нами придумано. В конце концов, тебя никто не заставляет заниматься пейзажами, ты можешь вполне стать абстракционисткой, или там, поступить в какой-нибудь кружок лепки. Займись, в конце концов, серьезной работой. Как говорит мой отец: "Все глупые мысли от безделья", – и я с ним полностью согласен. Стоить тебе загрузить себя по самую макушку, и тебе станет совсем не до того, чтобы вести столь философские беседы: жить или не жить.

–Я думала, ты меня поймешь, – с горечью произнесла Карина, – Но, видимо, мне придется изменить свое мнение. Ты такой же, как и все. Ты можешь спокойно дышать, можешь находиться в своих условных рамках, держишься за них и боишься даже нос высунуть наружу. А может, просто не хочешь. Наверное, мне надо уехать.

–Погоди, Карина, – Никита вынырнул из-под одеяла, хватая подругу в охапку, – Так дела не делаются. Во-первых, тебя никто отсюда не выгоняет. Во-вторых, если ты думаешь, что своим возвращением домой ты улучшишь положение, то глубоко ошибаешься. Если тебе пришлось долго доказывать мне, что рисунок на твоем произведении меняется, почему ты считаешь, что твоим родителям или еще кому-то это сделать будет проще? И ты не сможешь сейчас оставаться одна. Тебе нужен кто-то, кто хотя бы выслушает тебя. И тем более, я не говорил, что волк на картине не меняется. Другое дело, что я не вижу изменений, но, ведь, их видишь ты. Мое мнение: если один человек способен увидеть птицу в облаке, а другой нет, это не значит, что вообще нельзя увидеть ее там. Если кто-то искренне верит в Бога или дьявола – это его право. Я – нет. А, может, как раз наоборот – Бог есть и есть дьяволы, и ангелы с демонами. Я прошу тебя, Карина, подожди хотя бы пару дней, до выходных. Мне отчего-то кажется, что этот мир способен еще преподнести свои сюрпризы.

И она согласилась. Теперь ей ничего не оставалось, как сидеть на подоконнике, мрачно вглядываясь в горизонт, закрытый ливнем, словно полупрозрачной занавесью. Капли барабанили по стеклу, где-то бухал гром, небо прорезалось короткими ветвистыми молниями. Девушку совершенно не тянуло смотреть на все это. Из-под добротной деревянной, но довольно старой рамы нещадно дуло, и у Карины начала болеть спина. Однако, ей было не до подобных мелочей. Она предпочла бы заболеть, слечь. Ей хотелось, что бы хоть что-то случилось, несчастье, боль, пусть даже смерть. Чтобы потом радоваться любому пустяку, чтобы потом молить всех высших, благодаря их в каждой строке молитвы. Но не сидеть здесь, глядя на серое небо, похожее на лицо усопшего, на мокрые дороги, по которым текут ручьи-слезы. Карина едва оторвала взгляд от простора за стеклом, с той же пустотой переведя его на пол. Возможно, Никита был прав в одном – ей надо что-то делать. Конечно, художница была совершенно не согласна, что все лишние мысли от безделья. Но сидеть целый день, таращась в одну точку, Карина не собиралась. Надо хоть с кем-то встретиться, поговорить на отвлеченные темы...

И девушка решительно встала с насиженного места, буквально за две минуты оделась, и, придерживая над головой зонт, поехала на окраину города. Где-то там, за сплошной пеленой дождя жила в старом многоэтажном домишке ее подруга – Зоечка. И где-то там, возможно, ее ждало долгожданное облегчение.

Небо неспокойно затряслось, словно протестуя против такой наглости. Как это так, какой-то человечишка решил вылезти из своего укрытия и предстать пред разъяренными очами стихии.

–А вот так! – едва удержавшись, чтобы не показать язык строптивым небесам, хмыкнула художница, садясь в свою легковушку.

Дорога до двухкомнатной квартиры Зои заняла намного больше времени, чем обычно. Несмотря на то, что "дворники" бросались то влево, то вправо по стеклу, оно было постоянно залито водой. Вода хлюпала снаружи и, казалось, вот-вот прольется внутрь через щели между частями кузова. Карина даже хотела повернуть обратно, залезть под одеяло в доме Никиты или, все бросив, ринуться к себе в мастерскую отделанную таким живым и светлым деревом.

Но стоило девушки представить, как тихо воет в ее голове волк, и художница с новой силой давила на педаль газа, пытаясь выжить из своей новой машинки максимум. Это была настоящая гонка через мокрые, грязные улицы. Девушке слышалось ясное дыхание преследовавшего ее зверя – громадного, с густой желтоватой шерстью. Остатки сна полностью выветрились из головы Карины, и теперь она видела в янтарных глазах хищника не мольбу или тоску, а насмешку над ней. Тучи в вышине кидались на землю электрическими разрядами, сиявшими, словно искры от шерстяной рубашки, резко снимаемой через голову. Лишь вместо треска все ближе слышался гром. Еще несколько километров автомобиль исправно петлял по дворам, а потом резко остановился рядом с кирпичной пятиэтажкой.

Под козырьком набилось около десятка человек, оказавшихся на улице в неподходящий момент или просто не пожелавшие более продолжать путь по глубоким лужам. Карина вбежала в знакомый подъезд, нервно складывая слишком тугой зонт. Противная штуковина словно легендарная птица-Феникс вновь и вновь раскрывалась в ее руках. Примерно через минуту девушка, пыхтя, все-таки победила "грибок", превратив его в более компактную трость.

Лифт, скрипя всеми своими частями, медленно раскрылся на первом этаже. Единственная целая лампочка разгоняла тьму внутри, но настроение затхлого склепа разрушить не могла. Пока художница плыла вверх на последний этаж, мозг ее напряженно работал, просчитывая все варианты разговора с Зоей. Ей нужен был хотя бы еще один свидетель того, что она не сошла с ума. Но говорить о странностях своей новой картины было никак нельзя. Девушка боялась любого приговора, который могла вынести подруга. Если Карина, и правда, видит волка среди листвы, обязательно должен быть кто-то, кто также его заметит. Правда, еще не известно, что страшнее: реальное существование волка или ее помешательство.

Зайти к Зое можно было в любое время дня и ночи. Она относилась к тем людям, у которых не только в работе, но и в жизни "скользящий график". И хотя ей стукнуло уже целых тридцать лет, Зоя оставалась настоящим ребенком, пытающимся старательно скрыться под маской взрослой. Может, поэтому, она с удовольствием работала с малышами, обучая их танцам. Карина пару раз была у нее в студии, наблюдала за тем, как эта женщина с роскошная фигурой ловко, даже шутя, управляется с непоседливыми мальчишками и девчонками. Потом к ней приходили высокие, словно растянутые искусственным путем вверх парни и девушки пятнадцати-семнадцати лет, и Зойка немедленно превращалась в такого же ершистого сорванца, как и они. Поэтому сейчас, стоя у дверей ее квартиры, Карина ни секунды не сомневалась, что подруга просто обязана увидеть волка.

После минутной трели звонка, дверь распахнулась, и будто ураган снес Карину в прихожую.

–Давай, давай, проходи! – без лишних приветствий начала с порога хозяйка, все еще обнимая гостью за плечи, – Как ты похудела, мать, я тебя в глазок и не узнала. Думала, скелет пришел с соседнего кладбища.

–Да уж не тоньше твоего Павлика буду, – стягивая сапог, пробормотала Карина, – Он, кстати, ходит еще?

–Ага, – Зоя немедленно унеслась в направлении кухни. Раздался характерный удар чайника о решетку газовой плиты, – Ты что будешь: чай или кофе?

–А еще варианты есть? – отлично зная подругу, вместо ответа уточнила гостья. Второй сапог с усилием соскочил с ноги, шаркнув каблуком по полу. Едва разогнувшись (все-таки сказалось долгое сидение на подоконнике), Карина прошла в просторную кухню аж с двумя телевизорами. Иногда девушку просто поражало, как можно, вообще, жить при постоянном шуме. Если Зоя не смотрела один из четырех своих телевизоров, то она либо включала музыкальный центр, либо допотопное, но еще живое радио. Вот и сейчас в кухне творилось настоящее Вавилонское столпотворение. Черно-белый "Панасоник" транслировал то ли первую, то ли двухсотую серию отечественного мыла. Цветной красавец под потолком с плоским экраном вещал о погоде в столице, а где-то далеко в спальне пела очередная звезда сцены. Как Зоя смогла услышать звонок в дверь уже было непонятным, а то, что она кромсала свежий рулет, слушала Карину и два телевизора, не сбиваясь при этом с мысли, совсем выходило за рамки человеческого понимания.

–Слушай, может, ты хоть одни телевизор выключишь? Тебе-то все это звуковое сопровождение привычно, а вот я еще не доросла до уровня Юлия Цезаря, – заметила Карина.

–А, извини! – Зоя привычно схватила сразу два пульта с небольшой полочки над кухонным столом и, даже не целясь, заставила погаснуть оба источника звука. Прямо как заправский ковбой, – Что касается других вариантов, то могу предложить водку, пиво, коньяк, вино, мартини и несколько видов коктейлей. Но, судя по твоему виду, тебе нужен чистый спирт.

–Неужели все так плохо?

–Нет. Хуже. Опять весна?

–Весна, – усмехнулась гостья, – И все же, пожалуй, обойдусь без спирта. Я за рулем. А вот твой отвар на травах был бы очень кстати. Весна, Зоя – это самое страшное для меня время, причем чем дальше, тем страшнее.

–Это авитаминоз! – подняв палец вверх, изрекла подруга, – Так что тебе сейчас не мой отвар пойдет на пользу, а свежие овощи, фрукты и соки. Да, у меня есть твой любимый яблочный. Помнишь, из того сорта, как же его...

–Неважно, – покончила с умственными потугами Зои художница. Та тут же расслабилась, словно с нее сняли громадный груз. Только не хватало забивать себе голову всякими мелочами, – Я картину новую написала, хотела тебя в гости пригласить. Э... То есть к Нику в гости.

–Погоди, – осторожно раскладывая кусочки рулета на фарфоровую тарелочку, остановила Карину девушка, – Этот тот Ник, который кафе владеет? Такой красавец-мужчина, когда-то сидевший с тобой за одной партой.

–Он самый. Я к нему на время жить переехала. Нет-нет, это совершенно не то, о чем ты подумала.

Зоя усмехнулась, прищурив глаза. Но гостья замахала руками так честно, что она в конце концов выдала:

–Точно?

–Точно. Не спрашивай, зачем я это сделала. Но он пригласил, а я не отказалась. Насколько я помню, ты так не раз делала.

–Да, но в моем случае знакомство длилось всего неделю, так что я даже узнать его толком не успела, не то что влюбиться. А вот ты, насколько я помню, довольно долго являешься тихой поклонницей этого самого Никиты. И после еще утверждаешь, что просто решила у него погостить.

–Ну, да. Он живет один, а мне необходимо было на время исчезнуть из дома, сменить обстановку. Вот он и предложил переехать к нему.

–И ты давно веришь в такую чушь? Держу пари, что твой бывший одноклассник сказал тебе что-то вроде: "Приезжай, а то мне надоело жить с одним человеком в зеркале!".

Карина почувствовала, как краска расползается по ее лицу. Приблизительно так Никита и выразился. От того и доводы подруги выглядели еще убедительнее. Зоя с ленцой опустилась на стул, поправляя ногтем сдвинувшийся кружочек рулета. Она принадлежала к числу тех существ (возможно, счастливых), которые никогда не воспринимали противоположный пол как причину для бессонницы и глупых поступков. Хотя временами казалось, что вот, наконец, нашелся достойный ее слез и переживаний юноша равно красивый как снаружи, так и внутри, но... Пару месяцев погуляв с таким вот "удачным порождением природы", поохав и поахав, Зоя молча уходила от него без объяснения причин. Один раз девушка даже решилась отравиться, дабы сотворить из любви безответной более-менее ответную. Но, когда очередной властелин ее сердца отделался килограммом кислых апельсинов, принесенных в больницу, Зоя не долго думая, выкинула фрукты в помойное ведро и напрочь забыла о раненой душе. Уже через два дня она вышла на работу, а через месяц снова закрутила роман с новым соседом по площадке. Все проходило у этой женщины легко, словно сама жизнь была не более чем волшебным танцем, в котором всегда можно сделать любое движение а при желании и повторить его. Карина отчасти завидовала ей. Однако, она предпочла бы умереть с кем-то рядом, чем полчаса поплакать над свежей могилой. Художница воспринимала все серьезно, каждый раз решая если не вопросы жизни и смерти, то уж точно не играя ситуациями и людьми, как куклами в детстве.

–Ты уверена, что Ник настолько низок, как и остальные мужчины? – осторожно спросила Карина. Чайник на плите закипел, так что на несколько секунд все звуки кроме бульканья наливаемой в чашки воды смолкли.

–Слушай, Карин, а что, собственно такого необычного в твоем рестораторе, а? У него три руки или вместо мозга какая-то соединительная ткань, вроде крови? Если у него нормальная ориентация и хоть какая-то извилина в больших полушариях, то он просто обязан был тебя пригласить к себе. Потом поддержать, если надо – утешить. А там глупая безработная девка сама ляжет с ним. Это просто, как... заварить чай. Хотя, иногда встречаются и другие ситуации. Допустим, Ник, действительно, ценит тебя как сестру, боевую подругу, ну, то есть как что-то среднее между скульптурой и шваброй. Красивая, конечно, но пользы все же больше. Он решил тебе помочь, пригласил пожить. Все вроде нормально, гладко и с минимум пошлости. Но стоит тебе пару раз усесться завтракать в майке и спортивных шортах или ненароком обнять его, и все ваши дружеские отношения могут покатиться в тартарары.

–Зойка... А может, он правда, никаких видов на меня не имеет. Ты что, на каждого встречного поперечного смотришь как на свою потенциальную жертву? – не выдержала Карина, – И, вообще, я сейчас не слишком подходящий объект для домогательств.

–Ладно тебе. Остынь. Не все коты мартовские. Угу. Бывают еще и кастрированные.

–Зоя! Я серьезно, а ты... Дело сейчас не в Нике. Мы с ним дружим уже сто лет, и я не разу даже неприличной шуточки от него в мой адрес не слыщала. Я тебе говорю о картине. Когда ты сможешь приехать, посмотреть ее?

–Когда тебе будет угодно, – отставляя почти пустую кружку, зажевала отвар Зоя булочкой, – Ты же знаешь, я всегда свободна для новых впечатлений. Только мне не понятно, неужели ты из-за такой ерунды приехала сюда по такой скверной погоде? Учитывая, что последний раз я видела тебя на улице месяц назад, это не просто картина. Это должно быть что-то или очень красивое, что тебе самой нравиться до обморока. Либо... что-то с тобой не так, и ты решила поговорить со мной в более комфортной обстановке. Ну?

–Ни то, ни другое. Мне просто надо знать твое мнение о моей работе, не более того. Просто у нас с Ником мнения разошлись, вот я и хочу проверить, кто из нас прав. Пока ничего подробнее пояснять не буду, и не проси. Иначе честного судейства просто не выйдет.

–Значит, я буду судьей? Отлично. Парикмахером я была, в школе преподавала, в дворниках неделю проходила. А вот судьей никогда быть не доводилось. Думаю, стоит попробовать.

–Вот и отлично, – улыбнулась Карина, – Тогда жду тебя завтра, примерно к часу дня. Согласна?

–Так точно, – Зоя не менее бодро проводила гостью, чем встретила. Художница не просто смогла заинтриговать ее. Теперь той оставалось лишь строить догадки, да дожидаться завтрашнего дня, включив все свои телевизоры.

Карина покинула квартиру Зои не то чтобы с облегчением, скорее с чувством выполненного долга перед собой. Нет ничего страшнее ожидания, тем более, когда еще не известно, собственно, чего именно надо ожидать. Девушка попыталась сосредоточиться на облупленной стене подъезда, словно ища в ней что-то необыкновенное, словно в далекой полоске туманного горизонта или в игре лучей на чьем-то лице. Ей совершенно не хотелось сейчас думать о картине, о волке, о завтрашнем приеме у Никиты дома. Карина молча осматривала каждый сантиметр голубых перил, следила глазами за трещинками на разбитом стекле, от которого осталась лишь треть. Отсутствующие две трети местные жильцы неумело, зато крепко заделали громадным куском фанеры, так что теперь пробираться вниз приходилось в полутьме даже в яркий солнечный день. Несколько живописно валяющихся окурков двухцветными трупиками сигарет разлагались пеплом перед мусоропроводом. В общем, подъезд, в котором жила Зоя ничем не отличался от сотен таких же обшарпанных соседей, напоминающих пропоиц, из-за дружбы с бутылкой и жгучей к ней любви превратившихся в стариков раньше времени.

–Тетенька, – неожиданно кто-то дернул художницу за рукав, – Это не ваше?

Карина обернулась на звук мальчишеского голоса и едва не обмерла. Паренек едва доставал ей до плеча, толстовка с капюшоном висела на подростке мешком, штаны едва удерживала одинокая заклепка и потертый ремень. Чумазое лицо его "украшал" уже начинающий рассасываться, а потому окрашенные в зелено-желтые тона синяк. В руках он держал золотую цепочку с малюсенькой подвеской в виде подковки. Талисман на счастье нелепо сверкал всеми оттенками белого и желтого на вымазанной то ли сажей, то ли грязью ладошке.

–Кажется, у вас цепочка порвалась, и упала. Я хотел было вас догнать сразу, но вы уже в квартиру вошли.

–Ты... – Карина на мгновение замолкла, с жалостью пробегая от дырявых кроссовок к вихрастой макушке глазами, – Где живешь?

–Да тут, – бесхитростно махнул мальчишка куда-то в сторону гаражей, установленных во дворе дома, – в сарае. Но это пока, потом я денег накоплю и обязательно себе дом куплю. А зачем вы спрашиваете?

В голубых глазах оборванца мелькнуло недоверие. Он был еще слишком молод, чтобы окончательно зачерстветь душой. Слишком мал, чтобы оставить глупые мечты. Но слишком беден, чтобы не смотреть сейчас на Карину глазами загнанной в угол крысы, пойманной на воровстве сыра и готовой броситься на не вовремя подоспевшего кота, у которого в миске есть сметана, а в поилке – сливочки. Художница почувствовала себя так противно, как никогда раньше. Ей стало стыдно за себя, за то, как она богато одета, что она сыта, что у нее есть крыша над головой. Не какая-нибудь протекающая дощатая, а черепичная, в красивом двухэтажном доме. Она сейчас же опустила взгляд, пробормотав:

–Ничего.

–Так это ваша цепочка? – не отстал мальчишка. Карине очень захотелось ответить: "Нет!", – но она только тихо пробормотала:

–Да, это моя. Спасибо тебе, что нашел. Вот тебе, – художница немедленно полезла в сумку, достала кошелек, дрожащими пальцами выуживая из него две купюры, – За честность.

–Обижаете! – отшатнулся от денег, как от раскаленной печи оборванец, – Если вы думаете, что, если у меня нет сейчас дома и выгляжу я не лучше помойного пса, так и совесть могу продать?!

–Прости, я не хотела, – окончательно смешавшись, почти прошептала девушка, – Тогда хотя бы скажи, как зовут такого замечательного парня?

–Кузьма, – все еще мрачно отозвался спаситель украшения, но в его голосе уже начинающем потихоньку ломаться были слышны довольные нотки.

–Кузя?! – удивленно переспросила девушка, даже краска к лицу перестала приливать от удивления, – Слушай, имя-то какое классное!

–Имя, как имя, – пожал плечами мальчишка, – Ну, так, вы цепочку брать будете или нет?

Карина молча приняла из рук паренька свой браслет. Кузя моментально повернулся к ней спиной, стараясь как можно быстрее покончить с неприятным делом. Девушка годилась бы ему в старшие сестры, но между ними лежала пропасть. И он отлично понимал, что эту богатую растеряху вовсе не волновало ни его имя, ни то, ел он сегодня или нет. Судя по тому, как она отнеслась к золотой бирюльке, подобных вещиц у нее было не на одну шкатулку. Кузьма давно привык к своему положению и временами даже гордился тем, что стоит как бы против общества. Родители его погибли еще когда мальчику было около десяти лет, оставшиеся родственники не пожелали забрать его к себе.

Однако, через год объявилась двоюродная тетка, которая чудом и невероятным актерским талантом смогла уговорить органы опеки отдать им племянника. Но в доме у тетки, в глухом селе, где половина жителей пила, а вторая половина или уже состарилась, или еще не выросла, чтобы пить, житье стало еще хуже, чем в детском доме. Бить мальчишку не били, но и радости было мало. Тетка забывала о нем, а если и вспоминала так только для того, чтобы погнать во двор – наколоть двор или помочь ей накормить скотину. В доме никогда не было даже лишнего куска хлеба, а уж когда у тетушки появился воздыхатель, мальчишку вовсе выгнали за ворота. Сначала намекая на то, что такому мальцу нечего чужие разговоры слушать, а потом и вовсе родственница объявила: "Лучше б ты вместе с родителями помер, а то все шляешься по дому, мешаешься. Чтобы днем тут и не появлялся!". Кузьма и не появлялся. Сначала целыми днями ходил по деревне, потом и по ночам.

А полтора года назад и вовсе решил убежать в город. Кое-как добрался "зайцем" на электричке, перетрясся, помниться тогда едва ли не до обморока. Город встретил его высоченными домами, еще большим голодом и неустроенностью. Попавшиеся на пути бездомные приняли его, как родного. Да только за подобную благотворительность мальчишке приходилось таскать продукты с прилавков, а потом и вовсе кошельки и сумки.

Да только на сей раз Кузьму что-то как по затылку тюкнуло, и вместо того, чтобы схватить цепочку и удрать с ней, он поднялся вместе с ее хозяйкой почти под самую крышу, около часа просидел под дверью чужой квартиры, а теперь чувствовал себя оплеванным с ног до головы.

–Погоди! – теперь уже художница придержала паренька за рукав, – Я не могу тебя просто так отпустить. Мне в жизни не часто такие люди, как ты попадаются.

"Да уж не удивительно. Не пристало богатеньким цыпочкам с помойкой рядом стоять!" – подумал про себя Кузя, резко выдергивая свою руку из цепкого захвата тонких пальчиков. Старая толстовка не только не защитила его от тепла этих самых пальцев, но даже, будто придала им еще большей теплоты. По позвоночнику прошла странная сладковатая дрожь, как от чего-то забытого, но любимого им с детства. Девушка не стала настаивать, по инерции поглаживая оборванца по предплечью. Тетка никогда не ласкала его, даже наоборот, старалась как можно меньше касаться его кожи, щедро раздавая подзатыльники. Возможно, будь она родной сестрой отца или матери, все было бы иначе. Хотя и в это Кузя не слишком-то верил.

–Что вам от меня надо?

–Я понимаю, что тебе не приятно подобное обращение. Но мне бы хотелось... пригласить тебя в гости. Да. Считай, что я приглашаю тебя в гости.

–Зачем вам все это? – неожиданно серьезно задал вопрос паренек. Карина задумчиво вздохнула, пытаясь подобрать менее ранящие самолюбие мальчика слова. В конце концов, не говорить же ему, что ей просто стало его жалко? Еще обидится и тогда точно не удастся затащить подростка к Никите домой. А просвечивающиеся, казалось, даже через несколько слоев одежды ребра и позвоночник, не слишком устраивали художницу. Кузьма ждал ответа, глядя на нее и стараясь не пропустить ни одного дрожания мускула, ни одного поворота головы. Нет, все-таки придется сказать правду...

–Мне жалко таких, как ты. Мне жалко, что наше общество может быть настолько равнодушным, что появляются на улицах бездомные, что талантливые и добрые люди становятся изгоями для таких, как я. Возможно, ты посчитаешь мой жесть неискренним, но... на твоем месте я бы не стала возвращать цепочку. Это не важно, где ты находишься – наверху лестницы или внизу, как много ты видел и знаешь. И там и там найдутся свои герои и свои предатели. К тому же, я художница, а у тебя очень интересная внешность.

Карина не собиралась говорить последнего, но фраза вырвалась помимо воли. В конце концов, что странного в том, что мальчишка ей просто понравился с чисто эстетической точки зрения? Пока девушка смотрела на Кузю, воображение ее уже прикидывало, как мог бы падать свет на его портрете, во что он должен быть одет, вырисовывая перед ней мельчайшие детали. Вообще, у всех профессионалов, в любом деле имеется не то чтобы привычка, скорее рефлекс немедленно рассматривать обыкновенные вещи с точки зрения их профессии. Врач всегда найдет по одному цвету лица или даже по походке человека, какие органы у того нездоровы. Механик немедленно разберет в уме любое устройство на винтики. Карина же, почти всю свою жизнь посвятившая картинам, краскам, оттенкам и их сочетаниям, пропорциям, пейзажам и всему остальному, связанному с красотой мира, не могла не обнаружить в мальчишке этой самой красоты. Глубокие, светлые глаза придавали ему выражение практически ангельское, однако резкие черты лица, встопорщенные темные волосы и совсем не по детски сдвинутые брови могли и без всяких царапин и изношенной одежды свидетельствовать о непростой жизни оборванца.

–Да? – скептически хмыкнул Кузя, – И чем же она интересна: синяком под глазом или грязью на челюсти?

–Хочешь меня обидеть? Что ж, это твое право, – с горечью вывела Карина, без лишних слов, садясь на неубранную ступеньку и пачкая свою светлую куртку, – Но у тебя правильные черты лица, прямой нос, красивые брови, да и вообще, форма лица топориком.

–Скажите еще "тяпкой"! – фыркнул оборванец.

–Нет, "тяпкой" – это у меня спросонья. А топориком, значит с высокими скулами и несколько суженной нижней частью лица. Есть лица круглые, когда и подбородок широкий и скулы не так ярко выражены, а тут лицо овальное, но не слишком вытянутое. Честно говоря, это мой любимый тип лица.

–"Топориком" – засмеялся паренек, незаметно для себя усаживаясь рядом с Кариной, – Ладно, так уж и быть – буду вашим дорогим гостем!

–Не вашим, только, а твоим. Карина, – протянула художница руку. Кузьма некоторое время таращился на протянутую ладонь, совершенно не понимая, как такая особа не побоялась тронуть его грязную кисть, на которой толпами носились все множащиеся бактерии и микробы. Однако, от рукопожатия не отказался, еще больше удивляясь тому, что после него девушка не стала доставать платок, дабы оттереть пальцы.