Текст книги "Янтарный волк (СИ)"

Автор книги: Мерис Ирвесс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Ирвесс Мерис
Янтарный волк

Янтарный волк.

1.

Она смотрела на свою собственную картину так, словно впервые видела. И хотя девушка никогда не считала себя выдающейся художницей, но на сей раз, она не могла не признать того, что вышло что-то необыкновенное.

Карина, вообще, не очень-то верила во всякую ерунду типа перебегающих дорогу черных кошек или сглаженных булавок. Поэтому и сейчас сослалась на свой слишком живой ум и неуемную фантазию.

Она трудилась над этой картиной на протяжении полугода, почти каждый день вырисовывая мелкими штришками то голубое небо, то кроны деревьев. У девушки появилась даже своя любимая березка. Но до последнего момента ей и в голову не могло прейти, что среди переплетений листьев можно угадать очертания волка. Ну, или какой-то крупной собаки, оскалившейся на золотое солнце. Карина тряхнула непослушной гривой прямых темных волос, с раздражением подбирая их в высокий хвост. Давно собиралась отрезать и перекрасить. Но все окружающие, как один твердили художнице, что этого делать не стоит.

"А ведь они не правы! Мне замечательно будет блондинкой. А лучше, если на фоне совсем светлых прядей будут мелькать золотистые. Тонкие, как ниточки... золотые", – Карина невольно улыбнулась, представив себя совершенно другой, обновленной. Точнее, даже не себя, а какую-то незнакомку, легкую, воздушную, свободную, лица которой она не могла разглядеть. Вообще, девушка была способна видеть в деталях даже те пейзажи, которые никогда ранее не видела. Выдумать любое человеческое или не совсем человеческое существо. Пару раз она рисовала для своей подруги портреты эльфов. Та была просто свернута на всяких сказочных историях о благородных магах и добрых вампирах. В отличие от Лерки, Карина никогда не приходила в исступление и не роняла слезы над фразами, вроде: "Он взял ее за руку и повел по тропинки в светлое будущее...". Впрочем, и само светлое будущее было для Карины чем-то весьма сомнительным.. Но дело было не в этом. Те самые портреты вышли так красочно, что Лерка еще неделю ходила за художницей, цитируя очередную книгу и доказывая, что нормальный человек не способен изобразить эльфов настолько реалистично. Такое ощущение, что она их живьем видела.

Карина отошла от мольберта, усаживаясь в продавленное кресло с ногами. Теперь можно было и комбинезон постирать. Заляпанная до неузнаваемости джинсовая тряпка почти слилась цветом с майкой и руками. Наверное, не обошлось без пятен на лице, но девушку это не особенно беспокоило. Она неотрывно смотрела в одну-единственную точку своего нового шедевра, пока глаза не начали слезиться. И все равно, даже после этого желтые кроны никак не захотели разбиваться на отдельные листочки. Они по-прежнему скалилась зверем. Художница решительно встала, хватая кисточку. Конечно, пытаться хоть как-то исправить уже готовую работу неимоверно сложно, но уж слишком резко отличался беспорядок других веток с упорядоченностью этих "волчьих". Однако, она так и не смогла даже коснуться кисточкой картины. Что-то внутри заорало: "Это же настоящая фишка!". А еще глубже, почти неосознанно зазвонил колокольчик беспокойства: "Нельзя! Он должен жить". Правда Карина так и не поняла, кого имело в виду подсознание. Но раз сознание согласилось с ним, пришлось ей отступить под их совместным натиском.

Тщательно укутав свою первую картину на тему осени, девушка с осторожностью проверила каждый сантиметр желтоватого брезента. Карине очень не хотелось, чтобы ее зеленая травка уже через неделю пребывания на чердаке потускнела или совсем выцвела. Конечно, производители на упаковках, словно сговорившись, уверяли, что их "ультра современные краски, сделанные с помощью инновационных технологий не подвержены губительному воздействию ультрафиолетовых лучей, повышенной влажности и температур". Да только береженого, как говориться, бог бережет. Хотя и в последнего Канина не очень-то верила.

Девушка невесело хмыкнула, ловя себя на очередном противоречии. В бога она не верит, а между тем не может не признавать, что есть что-то высшее, чем люди, чем весь этот свихнувшийся на оружии и разврате мир. И что же это, если не бог?

–Действительно, что? – уже вслух произнесла Карина, в задумчивости опираясь на низкий подоконник. Большущее окно, специально прорубленное отцом для того, чтобы его любимая дочурка могла часами торчать в своей мастерской, выходило как раз в небольшой садик. Только-только начали зацветать яблони, а абрикосы потихоньку ронять свои чуть розоватые лепестки на дорожки. Теплая, прогретая, казалось, до самой мантии почва, неспешно покрывалась зеленым налетом трав. Девушка в который раз позавидовала черным пластам. Представила, как тяжелые лучи солнца растекаются по саду, словно целуя и лаская землю. И почти почувствовала себя такой же счастливо-разморенной. Она с укором перевела взгляд на высокие стволы фруктовых деревьев, способных рождать что-то ценное, способных с тихим спокойствием покрыться снегом, замереть, уйти от этой ненормальной жизни.

Именно за это Карина и ненавидела весну. Не потому, что бесконечные грязь и лужи весь март, а то и часть апреля мешали нормально ходить по городу. И не потому, что весной начиналась главная нехватка витаминов. Нет. Девушка просто завидовала, до боли и огорчения завидовала тем проявлением радости и жизни, что все сильнее вопили о себе первыми птицами, укорачивающимися ночами и грозами. Видимо поэтому, последние месяцы она и рисовала осень. Золотую, наполненные светом, не менее яркую и цветастую, но более сдержанную. И последние годы такую родную и любимую Кариной.

Уходить с чердака не хотелось, поэтому художница просто уселась обратно в кресло с уже испорченным настроением. Даже если это самое высшее и было богом, то он как-то неправильно слепил ее. Все вокруг, словно заведенные, носились по проспектам. Ее подруги наперебой трещали об очередных романах, жалуясь на незапланированное недосыпание и протекающие в приятных хлопотах дни. И только Карина неизменно хмыкала и предпочитала отсиживаться или в спальне, или в своей мастерской. Темные шторы топорщились от врывающегося в комнаты ветра, но девушка старалась не распахивать их широко.

И вот теперь еще картина. Художница досадливо закусила губу, срывая брезентовую обертку с мольберта. И обмерла, едва пересиливая себя, чтобы не закричать не то от удивления, не то от страха: картина была прекрасна, как и прежде, но никаких очертаний, похожих на волчьи на ней не было.

Столик в глубине зала был свободен. Днем подобные заведения были почти пусты. В крайнем случае, примерно к часу – двум дня сюда начинался стекаться народ на обеденный перерыв, чтобы выпить чашечку кофе и засунуть в себя пирожное. Однако, Карине не куда было торопиться, так что она спокойно и размерено принялась изучать меню, очень надеясь, что за ней уже следят. И точно, не успела художница просмотреть и семи наименований, как рядом с ней выросла знакомая фигура хозяина кафе. Девушка даже через кожаную папку почувствовала его заинтересованный взгляд глаз-вишен. Или точнее, глаз-черносливен, ведь никакого намека на багрянец в них не было.

Понимая, что отдельно глаза, как и другие части тела, находиться не могут, художница немедленно подобралась, собираясь поприветствовать их владельца. Тот не обманул ожиданий, поспешно выходя из тени, отбрасываемой очередной бутафорской статуей, внутри оказывающейся полой. Ник, как всегда был в своем репертуаре, предпочитая лично следить за всем происходящим в его заведении.

Девушка страшно завидовала парню всю свою сознательную жизнь. Они выросли в одном дворе. Но ни друзьями, ни даже знакомыми не были, пока не попали в один класс. Никита уже тогда отличался от остальных сверстников необычайно взрослым взглядом на жизнь. Возможно, поэтому уже в двадцать четыре года он смог открыть собственное кафе и закончить институт. Пока приятель делал себя сам, Карину делали ее родители. И это был только первый пункт в списке поводов для зависти Никите. Кроме того, парень умел играть на пианино, гитаре, флейте и от души барабанил по всему, что издавало громкие звуки. Учитывая, что у девушки напрочь отсутствовал музыкальный слух, не было ничего удивительного в том, что и это обстоятельство вошло в список. Еще Никита был свободен, как птица, вовремя сбежав от своих родственников на отдельную жилплощадь. Но больше всего художницу добивало то, что друг имел приятный голос и незаурядную внешность. Причем это был уже не просто "пунктик", а целая статья, которая доводила порой до бешенства.

"Зачем парню красота?" – не раз задавалась Карина вопросом и отвечала совершенно однозначно: "Незачем". Пару лет девушка не то чтобы вздыхала по Никите. Скорее он просто доставлял ей эстетическое наслаждение, как тонкая фарфоровая ваза или золотое кольцо на пальце. Потом то ли красота поистерлась, то ли глаз уже привык. Но теперь Карина редко заглядывалась на друга, все еще не меняя своего мнения, что всех красивых парней надо расстреливать и топить, чтобы своим видом не портили нервы девушкам. Хорошо хоть Никита этого не знал.

–Привет, Карина! По какому поводу решила посетить мое скромное заведение? – усаживаясь напротив художницы, начал он расспрос.

–Почему ты думаешь, что для этого мне нужен повод? – притворно улыбнулась художница.

–Потому что просто так ты никогда ко мне не заходишь. Что опять стряслось? На каком фронте наметились тревожные перемены? И последний вопрос: кофе будешь?

–Отвечаю с конца, – подстраиваясь под необычную манеру собеседника высказывать мысли, уже искренне растянула накрашенные губки девушка, – Кофе буду. Желательно...

–Знаю-знаю! – замахал руками Никита, – горячий, без молока, но с пряностями и маленьким медовым пирожным. А что там насчет остальных вопросов?

–Перемен нет.

–А почему так грустно?

–А ты считаешь, что я должна радоваться? – пожала плечами Карина, – Я стою на земле, она крутиться, а я не сделала ни шагу вперед. Эта статика меня добивает. Все одно и тоже, изо дня в день. Я не развиваюсь ни как творческая личность, ни как личность вообще.

–Но разве ты не занимаешься своими картинами? – удивился владелец заведения.

–Занимаюсь. И это единственное, что спасает меня от полного Хаоса в голове. Весна, знаешь ли, не самое удачное время, чтобы расставлять все по полочкам. А именно этого мне сейчас больше всего и хочется. И перемен.

–Перемен? Слушай, ну это уже избито. Кажется, только ленивый не цитировал Цоя.

–Причем здесь "Кино"? Я также свободно могу процитировать кого угодно, но смысл от этого не меняется. Мне хочется чего-то нового, что вывело бы мою жизнь... существование на новый уровень.

Ник невольно вздохнул, услышав последнюю поправку подруги. В отличие от некоторых людей, он четко понимал разницу между случайно произнесенным словом и тщательно подобранным. И данный подбор его не очень-то обрадовал. Карина всегда была ему симпатична, хотя парень и считал, что у нее слишком много тараканов в голове на одного достаточно хрупкого человека. Ну, а что поделаешь? Женщина, тем более, художник просто не может обходиться без этих милых насекомых.

–И чего же хочет моя бывшая одноклассница? – подзывая пальцем официанта, поинтересовался Никита. Служка нагнулся, тщательно вслушиваясь в едва различимый шепот непосредственного начальства. Потом коротко кивнул, и, махнув накрахмаленным полотенцем, ушел за заказом.

–Не знаю. Но ничего такого сверхъестественного точно. Мне нужна цель, новое занятие. Мне иногда кажется, что я не совсем то, чем хочу быть.

–Не соответствие внешнего образа внутреннему содержанию? Это проблема всего слабого пола. Вы вечно недовольны своим видом и в сорок лет хотите выглядеть двадцатилетними девочками. Так что не переживай, это явление проходящие. Вот выпадут у тебя зубы, начнет все болеть, а спина перестанет гнуться, и все твои мысли будут лишь о том, как бы от этого избавиться, а на внешность уже будет плевать.

–Спасибо, Ник, утешил! – хмыкнула Карина, – У меня такое ощущение, что я просто не доживу до такого "замечательного" состояния.

–Брось. Лучше покушай вот это, – снимая с подноса две чашки кофе и целую горку из золотисто-коричневых роз, прервал собеседницу парень, – Я назвал эту прелесть "Золотая сказка". Правда, на сказку это не очень похоже, но зато по вкусу весьма приятно.

–Надеюсь, ты не облил обычные цветы глазурью? Я как-то не очень люблю траву.

–Обижаешь. Это чистейший шоколад, сам вырезал. Всю ночь сидел и выделывал их, – для убедительности хрупая первой розочкой, произнес Никита, – И, кстати, ты еще на третий вопрос не дала ответа.

–Да, – словно вспомнив, что пришла не ради вычурных украшений на выпечке, протянула Карина, – Я кончила свою "Осень".

–Отлично, может, я как-нибудь навещу тебя, посмотрю, во что превратились карандашные наброски больше напоминающие случайное сплетение кривых линий. Ладно-ладно, не обижайся. Просто для не посвященного они выглядят не слишком понятно. Зато твои картины – это, действительно, красиво. Очень. Но так что же там с твоей "Осенью"?

Художница даже не удивилась проницательности друга. Уже по ее тону друг понял, что с ее картиной, действительно, "что-то" произошло.

–Понимаешь, я вчера только обнаружила, что там листья берез по очертаниям напоминают волка. Представляешь, какая чушь? Вроде ветки, как ветки, желтые листочки. А взглянешь внимательнее, так там настоящая фигура зверя. Конечно, это может быть и мое воображение все это рисует. Я даже поверила в это, когда второй раз на картину посмотрела и никакого волка там не обнаружила. Но сегодня утром распаковала ее, и снова эта тварь.

–Интересно. Ты меня прямо-таки заинтриговала, – задумчиво произнес Никита, покусывая кончик ложки, – И что, она не может быть чем-то другим? Ну, например, собакой или медведем? Почему ты считаешь, что очертания волчьи?

–Просто я не думаю, что медведи могут выть. А зверь там точно на луну воет. Морда поднята, оскалена, а сам сидит. И на собаку не похоже, слишком крупная и поджарая. Если только это не лайка.

–Ты рассуждаешь так, словно там и, правда, животное изображено. Ладно, если ты доела, пойдем к тебе. Я лично во всю эту ерунду не верю, но если листики напоминают что-то еще кроме листьев – на это стоит посмотреть.

Никита первым встал, направляясь к выходу. Ему было не о чем беспокоиться: все работники кафе, начиная заместителем директора и кончая поломойкой, были его доверенными людьми, не единожды проверенными в сложных жизненных ситуациях. Что-что, а времени и сил на подборку кадров парень не пожалел. Поэтому, как только они с художницей начали движение к выходу, сейчас же к нему поспешил главный пекарь.

–Тебя сегодня ждать? – напрямую спросил он, отряхивая по пути руки от муки.

–Думаю, нет. Так что, придется тебе без меня тут похозяйничать.

–Хорошо, Ник. Никаких особых распоряжений не будет?

–Нет. Все, как всегда. Да, – владелец кафе обернулся уже на пороге, бросая пекарю связку ключей, – Отгони мою машину к дому. Я поеду с Кариной.

–Конечно, – привычно сунув колечко со звенящими ключиками и смешным брелком-чертиком, отозвался пекарь. Потом усмехнулся, и зашагал обратно на кухню. Ему еще предстояло продержаться у плиты восемь часов до конца рабочего дня.

Когда Карина тащила наверх, в мастерскую, буквально за руку Никиту, у нее было такое чувство, будто все виденное сегодня утром – не более чем какой-то странный сон. И как только она еще раз взглянет на картину, никаких намеков на очертания волка там не будет.

–Ник, ты мне веришь? – резко развернувшись посреди лестницы, спросила девушка в лоб, – Я хотела сказать, не считаешь ли ты, что это всего лишь мои выдумки?

–Конечно, ты всегда отличалась развитой фантазией, но даже тебе вряд ли пришло в голову с таким выражением лица рассказывать мне подобное, да еще и привозить к себе.

–Это с каким же, извини, выражением? – подозрительно уточнила Карина.

–Ужаса и беспомощности, – сразу посерьезнел парень.

–Пойдем, – продолжая путь на чердак, бросила художница через плечо. Еще несколько крутых, узких ступеней, и они вступили в настоящий Хаос. Так, по крайней мере, показалось Никите. Всюду, словно покойники, стояли закрытые белыми простынями картины. На столе кучей лежали самые разнообразные кисточки и выпачканные краской губки. Сломанные карандаши, какие-то коробки и обрывки бумаги устилали все пространство под ним. И посреди этого "творческого беспорядка" возвышался мольберт, упершись в деревянный пол своими ножками, словно врастая в него. Карина первой переступила порог, медленно подходя к оставленной на специальной поставке картине. Все прежнее спокойствие оставило ее. Ей не было страшно за то, что она может показаться глупой паникершей. В конце концов, если среди березовой листвы не обнаружиться мерзкой оскаленной пасти, ее бывший одноклассник всего лишь пожмет плечами, списывая все на живой ум художницы. Но Карина боялась и одновременно хотела того, чтобы волк все-таки был, и чтобы Никита его тоже увидел.

Девушка дрожащими руками сорвала с полотна обертку из мешковины и отошла на несколько метров назад, позволяя парню подробнее рассмотреть стройные стволы и голубое небо над ними. Она так и не нашла в себе сил даже мельком взглянуть на свое последнее творение.

–Ты права, – после нескольких секунд молчания произнес друг.

–Что? – не совсем понимая, что именно имел в виду Никита, надтреснутым голосом спросила художница.

–Он там. И я руку готов на отсечение дать, что это не просто обман зрения. Как только ты смогла такое нарисовать? Это даже специально не всякий сделает.

Девушка, наконец, подняла глаза и тут же встретилась с восхищенно-испуганным взглядом Ника. Стараясь не выдавать бурливших внутри эмоций, девушка медленно повернула голову к холсту и окончательно застыла, не в силах отвести взгляда от увиденного. На нее уже смотрел не просто размазанный образ, образованный случайным переплетением ветвей. Казалось, что листья, создавшие очертания зверя потемнели, точнее, приобрели иной оттенок. Но этого просто не могло быть!

–Он изменился.

–В каком смысле? – удивился парень.

–Он стал четче и словно посерел.

–Карина, если бы я знал тебе чуточку похуже, я мог бы подумать, что ты меня разыгрываешь. Даже если краска и поменяла цвет, то она должна была это сделать на всей картине. Знаешь что? Отдай мне ее.

–Не могу, – замотала девушка головой.

–Почему?

–Я не знаю, как тебе объяснить, но мне кажется, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Это моя картина, и мне нельзя ее кому-либо отдавать, – из глаз Карины полились слезы. Сейчас же противно захлюпало в носу, а виски начало ломить.

–О! Да это же всего-навсего рисунок! Ты можешь при желании где угодно такое изобразить! – трагически закатывая глаза, произнес Никита, но художница оставалась непреклонной, – Ладно. Тогда переезжай ко мне вместе с картиной.

–Зачем? – не поняла художница. В голове ее что-то страшно гудело, не давая полностью осознать всю глубину сделанного приятелем предложения. Ник снисходительно улыбнулся, кладя руки на ее плечи:

–Можешь считать, что мне просто стало ужасно любопытно, чем все это кончится. По идее, у всех хороших фантастов подобные твари рано или поздно вылезают из потустороннего мира, чтобы убить незадачливого владельца. Вот я заодно и проверю, насколько они правы.

–Это не шутки, Ник. Мне и, правда, страшно. Еще вчера я искренне верила, что психически здорова. Сегодня утром, – что это проделки моего воображения. А сейчас мне кажется, что волк – не просто случайность. Да и насчет переезда надо подумать. Родители будут против него, к тому же, мне не хочется тебя обременять.

–Не обременишь, можешь быть спокойна по этому поводу. Я только рад буду еще одному человеку в моем доме, кроме отражения в зеркале. А родители... Тебе ведь не десять и даже не пятнадцать. Ты давно совершеннолетняя, взрослая женщина. Так что у тебя есть полное право жить там, где хочешь.

–Хорошо, Ник, – Карина потянула носом, пытаясь хоть как-то продохнуть, – я позвоню тебе, если захочу погостить.

Парень неодобрительно скривился, но настаивать не стал. И на том спасибо. Проводив его до выхода, художница попыталась улыбнуться, но вместо прощального жеста рука просто мазнула воздух. Девушка лишь гулко шмыгнула носом, так и не сказав Нику: "До свидания". Дверь закрылась, словно отрезая ее от очередного кусочка жизни. В душе что-то тревожно зашевелилось, заворочалось холодным обломком гематита, еще не нагретым в теплых руках. А потом на плечи легла чья-то невесомая ладонь. Карина даже ойкнула от неожиданности, развернувшись на все сто восемьдесят градусов.

–И помни, ты все всегда можешь на меня положиться! – произнес друг, стоящий в проеме двери. И тут же шагнул назад, повернулся спиной и исчез вскоре за высоким забором дома.

–Возьму на заметку, – вяло заметила про себя художница, одновременно почувствовав, как холодный камень уже не жжет своим льдом ее внутренности.