Текст книги "Верховная королева"

Автор книги: Мэрион Зиммер Брэдли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Минуту… в добром ли здравии родственница моя Моргауза?

– Как всегда, госпожа.

– А золовка моя Моргейна – благополучна ли она? Я так понимаю, она при дворе Моргаузы?

– Моргейна? – озадаченно переспросил Гавейн. – Нет, госпожа. Родственницу мою Моргейну я не видел вот уже много лет. И в Лотиане она не появлялась, иначе матушка моя не преминула бы мне о том сообщить, – отозвался он учтиво, невзирая на нетерпение. – А теперь мне пора.

– Да пребудет с тобою Господь, – отозвалась Гвенвифар. Цокот копыт затих в ночи, а королева все стояла и глядела вслед всадникам.

– Уже скоро рассветет, – промолвила она наконец, – стоит ли укладываться снова или, может, снимемся с лагеря и поскачем в Каэрлеон?

Грифлет просиял.

– Верно, под таким дождем не очень-то уснешь, – согласился он, – и ежели ты в силах продолжать путь, госпожа, так весьма рад я буду выехать как можно скорее. Один Господь знает, что ждет нас в дороге, прежде чем доберемся мы до Каэрлеона.

Но, когда над вересковыми нагорьями поднялось солнце, ощущение было такое, словно отряд едет через края, уже опустошенные войной. В это время года земледельцам полагалось бы трудиться в полях, но хотя путешественники миновали несколько отдельно стоящих на склонах дворов, здесь не паслись овцы, не лаяли собаки, дети не выбегали на дорогу полюбоваться на всадников, и даже на римской дороге им не встретилось ни души. Дрожа от холода, Гвенвифар поняла: слух о войне уже пронесся по округе, и те, кто не в силах носить оружие, заперлись по домам, спрятавшись от проходящих армий – своих ли или враждебных.

«Повредит ли моему ребенку езда столь быстрая?» Однако теперь приходилось выбирать из двух зол: поставить под угрозу жизнь ребенка и свою из-за этой вынужденной скачки или помешкать в пути и, возможно, угодить в руки саксов. Королева решила про себя: Грифлету впредь не придется жаловаться на то, что она ему обуза. Она ехала верхом, не желая больше прятаться в носилках, во избежание новых упреков, и ей мерещилось, будто повсюду вокруг нее разливается страх.

Бесконечно-долгий день уже клонился к закату, когда впереди показалась сторожевая башня, воздвигнутая Утером в Каэрлеоне. В вышине развевалось величественное алое знамя Пендрагона; проезжая под ним, Гвенвифар осенила себя крестом.

«Ныне, когда всем христианам должно встать против варваров, подобает ли этому символу древней веры друидов стягивать к себе воинства христианского короля?» Некогда королева уже говорила об этом с Артуром, и тот ответствовал, что принес клятву править своим народом как Великий Дракон, не оказывая предпочтения ни христианам, ни язычникам, и, рассмеявшись, вытянул руки, на которых вдоль всей длины красовались вытатуированные варварские змеи. Королеве эти змеи внушали глубочайшее отвращение – не след христианину носить подобные символы! – но Артур был упрям и непреклонен.

– Я ношу их в знак возведения в королевский сан, с тех пор, как заступил в этой земле на место Утера. И более мы к этому разговору возвращаться не станем, госпожа. – И впредь никакие ее доводы не могли заставить Артура обсудить это с нею или хотя бы прислушаться к мнению священника.

– Власть священников – это одно, а королевская власть – совсем другое, моя Гвенвифар. Хотелось бы мне разделять с тобою все, что есть, однако же делить со мною еще и это ты не склонна, так что говорить с тобою о подобных предметах я не могу. Что до священников, это их нисколько не касается. Так что, повторю тебе, оставь. – Говорил Артур твердо, но ничуть не рассерженно, и тем не менее королева склонила голову и покорно умолкла. Однако же теперь, проезжая под знаменем Пендрагона, она задрожала всем телом. «Если нашему сыну суждено править христианской землей, подобает ли, чтобы над замком его отца развевалось знамя друидов?»

Отряд медленно ехал по равнине перед Каэрлеоном, где встали лагерем бесчисленные воинства. Рыцари, хорошо знавшие Гвенвифар, выходили ей навстречу и радостно приветствовали королеву; она улыбалась, махала рукой. Всадники миновали знамя Лота и лагерь людей Лотиана, северян, вооруженных пиками и боевыми топорами, закутанных в плащи из ярко крашенных тканей; над их стоянкой развевалось знамя Морриган, Великой госпожи Ворон, богини войны. Из одного из шатров вышел брат Гавейна, Гахерис, поклонился королеве и зашагал в замок вместе с ними, держась у стремени Грифлета.

– Грифлет, отыскал ли тебя мой брат? У него было послание к королеве…

– Мы повстречались с ним уже на исходе первого дня пути, так что проще было ехать дальше, – отвечала Гвенвифар.

– Я провожу вас до замка: все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем, – сообщил Гахерис. – Гавейн страшно злился, что его выслали с поручениями, однако же гонца быстрее в целом свете не сыщешь. Твоя супруга здесь, Грифлет, но собирается перебираться в новый замок вместе с ребенком: Артур сказал, что всем женщинам должно уехать, там их защищать проще, а у него каждый человек на счету.

В Камелот! У Гвенвифар упало сердце: она-то мчалась от самого Тинтагеля, чтобы сообщить Артуру добрую весть о ребенке, а теперь он отошлет ее в Камелот, словно тюк какой-нибудь?

– Этого знамени я не знаю, – обронил Грифлет, глядя на золотого орла на шесте, – казалось, он того и гляди оживет. Знамя выглядело очень древним.

– Это – стяг Северного Уэльса, – пояснил Гахерис. – Уриенс тоже здесь, вместе с сыном Аваллохом. Уриенс утверждает, будто отец его отбил это знамя у римлян более ста лет назад. И очень может быть, что это – чистая правда! Люди холмов – славные бойцы, хотя в лицо им я этого не скажу.

– А это чье знамя? – полюбопытствовал Грифлет, но на сей раз, хотя Гахерис уже открыл рот, ответила ему Гвенвифар.

– Это – знамя моего отца Леодегранса, золотой крест на синем поле. – Она сама, еще совсем юной девушкой, живя в Летней стране, помогала прислужницам своей матери вышивать это знамя для короля. Говорили, будто ее отец выбрал для себя такой герб, услышав предание о том, как один из римских императоров накануне битвы узрел в небесах крест. «Вот под каким символом должно нам ныне драться, а не под змеями Авалона!» Королева поежилась, и Гахерис встревоженно оглядел свою спутницу.

– Ты замерзла, госпожа? Надо бы ехать прямо в замок, Грифлет; Артур, верно, уже заждался свою супругу.

– Ты, должно быть, очень устала, моя королева, – сочувственно промолвил Грифлет. – Скоро твои прислужницы позаботятся о тебе.

Отряд уже подъезжал к дверям замка; многие знакомые ей Артуровы соратники приветственно махали ей и по-дружески, запросто ее окликали. «На следующий год в это же самое время они выйдут приветствовать своего принца», – думала про себя Гвенвифар.

Дюжий, здоровенный увалень в кожаном доспехе и стальном шлеме, якобы споткнувшись, пошатнулся – и словно ненароком оказался на пути ее коня и поклонился королеве. Однако Гвенвифар видела: все произошло нарочно, незнакомец намеренно сделал так, чтобы столкнуться с королевой лицом к лицу.

– Госпожа сестра моя, – промолвил он, – ты разве не узнаешь меня?

Гвенвифар нахмурилась, внимательно вгляделась в лицо незнакомца – а в следующий миг поняла, кто перед нею.

– А, это ты…

– Мелеагрант, – представился увалень. – Я приехал сражаться под знаменами нашего отца и в войске твоего супруга, сестрица.

Грифлет приветливо улыбнулся.

– Я и не знал, что у отца твоего есть сын, моя королева. Но в войске Артура рады всем новоприбывшим…

– Может, ты замолвила бы за меня словечко перед королем, сестрица, – промолвил Мелеагрант. При взгляде на него Гвенвифар испытала легкое отвращение. Экая громадина, просто-таки великан; и, подобно многим рослым здоровякам, выглядит уродом, как если бы одна половина его тела отчего-то оказалась крупнее другой. Один глаз, во всяком случае, и впрямь был больше второго, да еще и косил в придачу. Однако, думала про себя Гвенвифар, пытаясь быть справедливой, не его вина, что бедняга уродился таким безобразным, а в упрек ему поставить вроде бы нечего. Однако что за наглость – назвать ее сестрой перед всеми рыцарями! А теперь вот он еще, не дожидаясь дозволения, схватил ее руку – и поцеловать норовит. Гвенвифар сжала кулачок и резко высвободила кисть.

– Вне всякого сомнения, когда ты того заслужишь, Мелеагрант, мой отец поговорит о тебе с Артуром, и король произведет тебя в рыцари, – проговорила королева, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. – Я – лишь женщина и обещать тебе ничего не могу. Мой отец здесь?

– Он в замке, у Артура, – угрюмо буркнул Мелеагрант. – А меня бросил тут, словно пса, при лошадях!

– Не вижу, Мелеагрант, с какой стати тебе претендовать на большее, – твердо проговорила Гвенвифар. – Отец взял тебя в свиту, раз уж твоя мать некогда была его любовницей…

– Да все окрестные жители знают не хуже моей матери, что я – сын короля, и притом единственный! – хрипло выкрикнул Мелеагрант. – Сестрица, заступись за меня перед отцом!

Здоровяк вновь попытался схватить ее за руку, и Гвенвифар поспешно отстранилась.

– Пропусти меня, Мелеагрант! Мой отец уверяет, что ты ему не сын; как могу я утверждать иное? Матери твоей я не знала; это вам с отцом промеж себя решать!

– Но послушай же, – не отступался Мелеагрант, дергая ее за руку. Но тут между ним и Гвенвифар вклинился подоспевший Грифлет.

– Эй, эй, парень, не смей так разговаривать с королевой, а не то Артур прикажет отрубить тебе голову и подать за обедом на блюде! Будь уверен, лорд наш и король поступит с тобою по справедливости и, ежели ты отличишься в битве, несомненно, рад будет причислить тебя к своим соратникам. Но досаждать королеве и думать не моги!

Мелеагрант, развернувшись, навис над Грифлетом: рядом с ним высокий и мускулистый молодой рыцарь казался сущим ребенком.

– Ты еще будешь учить меня, как мне разговаривать с собственной сестрой, жалкий хлыщ? – прорычал великан. Грифлет взялся за рукоять меча.

– Мне поручено сопровождать и оберегать королеву, парень, и Артурово поручение я исполню. Прочь с дороги, или я тебя силой заставлю!

– Ты – а еще кто? – издевался Мелеагрант с гнусной ухмылкой.

– Я, например, – отозвался Гахерис, вставая рядом с Грифлетом. Подобно Гавейну, он отличался могучим, крепким сложением, превосходя стройного Грифлета по меньшей мере вдвое.

– И я, – раздался из темноты голос Ланселета. Рыцарь стремительно подошел к коню королевы, и Гвенвифар едва не разрыдалась от облегчения. Никогда прежде не казался он ей столь прекрасным; и, несмотря на все его хрупкое изящество, при его появлении Мелеагрант отпрянул назад. – Этот человек докучает тебе, госпожа Гвенвифар?

Королева судорожно сглотнула и кивнула, с ужасом осознав, что не в силах выговорить ни слова.

– А ты еще кто такой, парень? – грозно насупился Мелеагрант.

– Остерегись, – промолвил Гахерис, – или ты не знаешь лорда Ланселета?

– Я – Артуров конюший, – протянул Ланселет лениво, словно забавляясь, – и паладин королевы. Тебе есть что сказать мне?

– У меня дело к сестре, – буркнул Мелеагрант.

– Я ему не сестра! – резко и пронзительно взвизгнула Гвенвифар. – Этот человек называет себя сыном моего отца, потому что его мать одно время была у короля в полюбовницах! Но никакой он не королевский сын, а низкорожденный мужлан, коему место на скотном дворе, хотя отец мой по доброте душевной и взял его в дом!

– А не пошел бы ты прочь, – промолвил Ланселет, с презрением оглядывая Мелеагранта. Видно было: Мелеагрант отлично знает, кто такой Ланселет, и отнюдь не стремится вступать с ним в спор.

Здоровяк попятился назад, угрюмо буркнув:

– Однажды ты об этом горько пожалеешь, Гвенвифар, – однако ж, кипя от ярости, посторонился, пропуская всадников вперед.

Ланселет, как всегда, одет был с безупречным вкусом – в алую тунику и плащ; волосы аккуратно подстрижены и расчесаны, лицо чисто выбрито. Руки его казались белыми и гладкими, под стать изящным ручкам самой Гвенвифар, и однако же королева знала, как крепки и сильны эти железные пальцы. И красив он так, что просто дух захватывает. И, как всегда, подоспел вовремя, чтобы спасти ее от неприятного столкновения с Мелеагрантом. Гвенвифар улыбнулась – просто-таки сдержаться не могла; ощущение было такое, будто у нее сердце в груди переворачивается.

«Нет, не должно мне теперь смотреть на него такими глазами, мне предстоит стать матерью Артурова сына…»

– Не стоит тебе проходить через парадный зал, госпожа, в грязных, промокших дорожных одеждах, – промолвил Ланселет. – Неужто дождь так и лил всю дорогу? Позволь, я отведу вас со служанкой к боковой двери; ты поднимешься прямо к себе в покои, отдохнешь, переоденешься и встретишь лорда моего Артура в зале, облекшись в свежее платье, согревшись и обсохнув… да ты вся дрожишь? Тебе холодно под ветром, Гвенвифар?

Ланселет давно уже пользовался правом называть ее по имени, не прибавляя официального «моя королева» или «госпожа», но никогда еще имя это не звучало в его устах так сладостно.

– Ты неизменно заботлив, – отозвалась Гвенвифар, позволяя ему вести своего коня в поводу.

– Грифлет, а ты ступай скажи королю, что супруга его в безопасности и поднялась к себе в покои. И ты, Гахерис, тоже: вижу, тебе не терпится вернуться к соратникам. Я сам провожу мою королеву.

У двери Ланселет помог ей спешиться; казалось, все её существо отзывается на прикосновения его рук. Гвенвифар потупилась, не смея поднять взгляда.

– В парадном зале толпятся Артуровы соратники, – сообщил Ланселет. – Везде – – сплошная неразбериха; не далее как три дня назад Круглый Стол отправили в Камелот на трех телегах, под надзором Кэя; ему предстояло установить Стол в новом зале. А теперь в спешке выслали гонца призвать Кэя назад, а вместе с ним – всех мужей Летней страны, способных носить оружие…

Гвенвифар испуганно вскинула глаза.

– Гавейн рассказал нам о высадке саксов… значит, в самом деле началась та самая война, которой страшился Артур?

– Гвен, мы вот уже много лет живем с мыслью о том, что рано или поздно такое случится, – тихо проговорил Ланселет. – Ради этого Артур создавал свой легион, а я готовил конницу. А когда война закончится, мы, пожалуй, обретем долгожданный мир – то, чего я ждал всю жизнь, и Утер тоже.

Внезапно королева обвила его руками за шею.

– Тебя могут убить, – прошептала она. Впервые осмелилась она на такое. Она прижалась к Ланселету, уткнулась лицом ему в плечо; Ланселет сомкнул объятия. Даже сквозь страх она ощущала неизъяснимое блаженство этой близости.

– Мы все знали, что очень скоро час пробьет, дорогая моя, – срывающимся голосом проговорил Ланселет. – По счастью, у нас было несколько лет, чтобы подготовиться толком, и поведет нас Артур – ведь даже ты наверняка не знаешь, что он за великий вождь и как он всем нам дорог? Он молод, но он – величайший из Верховных королей со времен римлян; пока Артур стоит во главе войска, мы всенепременно выдворим саксов с наших земель, а что до остального, Гвенвифар, – все в воле Божьей. – Он ласково потрепал ее по плечу, приговаривая:

– Бедная девочка, ты так устала, позволь, я отведу тебя к твоим дамам. – Однако королева чувствовала, как дрожат его руки, и вдруг преисполнилась жгучего стыда: подумать только, она бросилась ему на шею, точно блудница из тех, что таскаются за обозами!

В покоях королевы царила суматоха. Мелеас укладывала одежду в коробки, Элейна распоряжалась служанками. Завидев вошедшую королеву, Элейна кинулась к ней и крепко обняла, восклицая:

– Ох, родственница, а мы-то просто извелись от тревоги, гадая, как ты там, в дороге… Мы так надеялись, что известия застанут тебя еще в монастыре и ты укроешься в безопасном Тинтагеле…

– Нет, – покачала головой Гвенхивар. – Игрейна умерла. Мы уже целый день ехали, когда нас встретил Гавейн; кроме того, мое место – рядом с мужем.

– А Грифлет вернулся вместе с тобой, госпожа? – спросила Мелеас.

– Он довез меня до самого Каэрлеона, – кивнула Гвенвифар. – Думаю, вы увидитесь за трапезой… Гахерис говорил, что все Артуровы соратники приглашены отужинать с королем…

– Тоже мне, трапеза, – фыркнула Мелеас. – Жевать второпях солдатские пайки – вот как это называется; замок превратился в военный лагерь, а ведь, пока все не наладится, лучшего и не жди. Правда, мы с Элейной из сил выбиваемся, поддерживая хоть какое-то подобие порядка. – Эта обычно улыбчивая, молоденькая толстушка теперь выглядела встревоженной и усталой. – Я сложила в коробки все твои платья и все, что понадобится тебе на лето; так что ты сможешь выехать в Камелот уже на рассвете. Король говорил, мы отправимся все вместе, и замок, трудами Кэя, вполне готов принять нас. Но вот уж не думали мы, что переселяться будем в такой спешке, едва ли не прорываясь сквозь осаду.

«Нет уж, – подумала Гвенвифар. – Я уже сколько дней провела в седле; никуда я больше не поеду! Мое место здесь, и сын мой имеет право родиться в замке своего отца. Не позволю больше отправлять меня туда и сюда, точно вещь какую-нибудь или суму переметную!»

– Успокойся, Мелеас, может статься, торопиться и ни к чему. Пошли кого-нибудь за водой для умывания и подай мне платье – любое, лишь бы не промокшее насквозь и не забрызганное дорожной грязью! А кто все эти женщины?

«Эти женщины», как выяснилось, были женами соратников и подвластных Артуру королей; им тоже предстояло отправиться в Камелот: проще было ехать всем вместе, под охраной; а в Камелоте все они окажутся в безопасности.

– Камелот же совсем близко от твоего дома, – напомнила Элейна, словно одно это должно было переубедить Гвенвифар раз и навсегда. – Ты сможешь навещать супругу твоего отца и твоих маленьких сестер и братьев. Или, пока Леодегранс на войне, твоя мачеха согласится пожить с нами в Камелоте.

«Вот уж ни она, ни я этому не порадуемся», – подумала про себя Гвенвифар – и тотчас же устыдилась своих мыслей. Ей отчаянно хотелось покончить с надоевшими спорами одной-единственной фразой: «Я не могу никуда ехать, я беременна»; однако же мысль о неизбежном потоке взволнованных расспросов приводила ее в ужас. Пусть Артур узнает новость первым.

Глава 12

Гвенвифар спустилась в парадный зал, что теперь, в отсутствие Круглого Стола, роскошных знамен, гобеленов и драпировок, выглядел непривычно пустым и голым. Артур сидел за раскладным столом в середине зала, ближе к очагу, в окружении полудюжины своих рыцарей; остальные теснились тут же. Ох, как же королеве не терпелось поведать свою новость, но не кричать же о таких вещах перед всем двором? Придется подождать ночи, до тех пор, пока они не окажутся наедине в постели, – только в такие минуты Артур принадлежал ей целиком и полностью. Но вот он поднял глаза, отвлекшись от соратников, увидел жену – и поспешил ей навстречу.

– Гвен, родная моя! – воскликнул он. – А я-то надеялся, вести Гавейна заставят тебя остаться под защитой стен Тинтагеля…

– Ты сердишься, что я вернулась?

Артур покачал головой.

– Что ты, конечно же, нет. Значит, дороги все еще безопасны, так что тебе повезло, – отозвался он. – Но, боюсь, это означает, что моя матушка…

– Она опочила два дня назад и погребена в стенах обители, – отвечала Гвенвифар, – и я тотчас же выехала в путь, чтобы привезти тебе вести. А у тебя для меня в запасе одни лишь упреки за то, что я, дескать, не осталась в защищенном Тинтагеле из-за этой войны!

– Я не упрекаю тебя, дорогая жена, но лишь радею о твоей безопасности, – мягко промолвил он. – Однако вижу я, сэр Грифлет достойно о тебе позаботился. Иди, посиди с нами. – Он подвел королеву к скамье и усадил с собою рядом. Серебряная и глиняная посуда исчезла – надо думать, и ее тоже отослали в Камелот, и Гвенвифар поневоле задумалась, что сталось с дорогим красным блюдом римской работы, свадебным подарком от ее мачехи. Стены были голы, зал словно разграблен, а ели рыцари из простых, грубо вырезанных деревянных мисок – этим дешевым товаром все ярмарки завалены.

– Замок уже выглядит так, словно здесь бушевала битва! – промолвила королева, обмакивая в миску ломоть хлеба.

– Мне подумалось, что недурно будет все отослать в Камелот заранее, – отозвался Артур, – а тут до нас дошли слухи о высадке саксов, и переполох начался – не дай Боже! Здесь твой отец, любовь моя, – ты ведь, конечно, захочешь с ним поздороваться.

Леодегранс и впрямь сидел неподалеку, хотя и не во внутреннем круге Артуровых приближенных. Гвенвифар подошла к отцу и поцеловала его, ощутив под ладонями его костлявые плечи: отец всегда казался ей здоровяком, таким громадным и величественным, а тут вдруг он разом состарился и одряхлел.

– Я говорил лорду моему Артуру, что не следовало отправлять тебя в дорогу в такое время, – промолвил Леодегранс. – Да, конечно, согласен, хорошо поступил Артур, послав тебя к смертному одру своей матери, но ведь не следует ему забывать о долге и по отношению к супруге тоже, а у Игрейны, между прочим, есть незамужняя дочь, которой пристало бы позаботиться о матери – где же герцогиня Корнуольская, раз не поехала она к Игрейне?

– Где ныне Моргейна, мне не ведомо, – отозвался Артур. – Моя сестра – взрослая женщина и сама себе хозяйка. Ей не нужно испрашивать моего разрешения для того, чтобы куда-то поехать или, напротив, остаться.

– Да уж, с королями всегда так, – брюзгливо отозвался Леодегранс. – Он – господин над всеми и каждым, но только не над своими женщинами. Вот и Альенор такова же; а в придачу к ней у меня три дочери есть, в брачный возраст еще не вошли, а уж считают, что заправляют в моем доме! Ты, Гвенвифар, на них в Камелоте полюбуешься; я их туда отослал безопасности ради; кстати, старшенькая, Изотта, уже почти взрослая – может, ты бы ее в свиту к себе взяла, она же тебе сводная сестрица? А поскольку из сыновей моих ни один не выжил, уж будь добра, попроси Артура, чтобы он выдал ее за одного из лучших своих рыцарей, как только девочка подрастет.

Гвенвифар изумленно покачала головой при мысли о том, что Изотта, ее сводная сестра, – достаточно взрослая, чтобы стать придворной дамой… Да, конечно, ей почти семь было, когда Гвен вышла замуж; сейчас она уже и впрямь совсем большая, ей лет двенадцать-тринадцать, надо думать. А ведь Элейна, когда ее привезли в Каэрлеон, была не старше. Вне всякого сомнения, стоит ей попросить, и Артур отдаст Изотту в жены одному из лучших своих рыцарей, скажем, Гавейну или – раз Гавейн в один прекрасный день станет королем Лотиана – Гахерису, королевскому кузену.

– Конечно же, мы с Артуром подыщем для сестрицы достойного супруга, – заверила Гвенвифар.

– Ланселет вот до сих пор не женат, – предложил Леодегранс, – и герцог Марк Корнуольский тоже. Хотя, разумеется, Марку лучше бы жениться на леди Моргейне и объединить свои притязания; тогда у сей дамы будет кому беречь ее замок и защищать ее земли. И, хотя я так понимаю, что дама сия – из числа дев Владычицы Озера, ручаюсь, герцог Марк укротит и ее.

Гвенвифар не сдержала улыбки, представив себе Моргейну в роли кроткой супруги предписанного ей избранника. А в следующий миг королева задохнулась от гнева. С какой бы стати Моргейне жить в свое удовольствие? Ни одной женщине не дозволено поступать по собственной воле; даже Игрейна, мать Верховного короля, вышла за того, кого назначили ей старшие для ее же блага. Артуру должно употребить свою власть и честь по чести выдать Моргейну замуж, пока она их всех не опозорила! Гвенвифар удобства ради заглушила воспоминание о том, как бурно возражала, когда Артур предлагал выдать Моргейну за своего друга Ланселета. «Ох, какой же я была эгоисткой… не могу заполучить его сама и на другой жениться не даю». Нет, возразила королева самой себе, женитьбе Ланселета она только порадуется, лишь бы невеста оказалась девушкой достойной и добродетельной!

– А я думал, герцогиня Корнуольская состоит в твоей свите, – промолвил Леодегранс.

– Состояла прежде, – пояснила королева. – Однако несколько лет назад она покинула нас, желая поселиться у своей родственницы, и так и не возвратилась. – И в который раз Гвенвифар задумалась про себя: а где же все-таки Моргейна? Не на Авалоне, не в Лотиане у Моргаузы, не в Тинтагеле при Игрейне… да она где угодно может быть, в Малой Британии, или в Риме с паломничеством, или в стране фэйри, или в самой преисподней. Нет, так дальше продолжаться не может: Артур имеет право знать, где его ближайшая родственница – теперь, когда мать его умерла! Но ведь Моргейна наверняка приехала бы к смертному одру родной матери, если бы могла?

Гвенвифар вернулась на свое место рядом с Артуром. Ланселет и король чертили что-то остриями кинжалов на деревянных досках прямо перед собою, рассеянно поглощая пищу с одного блюда. Закусив губку – право, с тем же успехом она могла бы остаться в Тинтагеле, Артуру, похоже, все равно, здесь она или нет! – она собиралась уже пересесть на скамью поближе к своим дамам, но Артур поднял глаза, улыбнулся и протянул ей руку.

– Нет же, родная, я вовсе не хотел тебя прогонять… мне и впрямь необходимо переговорить со своим конюшим, но и тебе здесь тоже места хватит. – Король махнул слугам. – Принесите еще одну тарелку со снедью для моей госпожи. Это блюдо мы с Ланселетом превратили Бог знает во что; и свежий хлеб тоже где-то есть, если, конечно, еще остался, хотя теперь, в отсутствие Кэя, в кухнях царит сущий хаос.

– Думается мне, я уже сыта, – отозвалась Гвенвифар, прислоняясь к плечу мужа. Артур рассеянно потрепал ее по спине.

С другой стороны она ощущала теплое, надежное плечо Ланселета: до чего же ей спокойно и уютно между ними двумя! Артур наклонился вперед; одной рукою он по-прежнему поглаживал женины волосы, а другая сжимала кинжал, острием которого король вычерчивал карту.

– Гляди, нельзя ли нам перебросить конницу вот этим путем? Поскачем мы быстро; повозки с провиантом и грузом оставим, пусть едут в обход по равнине, а конники промчатся напрямую, во весь опор и налегке; под надзором Кэя вот уже три года, со времен Калидонского леса, выпекаются твердые галеты для армии, так что запасы у него скопились преизрядные. Скорее всего, высадятся саксы вот здесь… – Артур указал на некую точку на грубо воспроизведенной карте. – Леодегранс, Уриенс, идите сюда и взгляните…

Подошел отец Гвенвифар, а с ним – еще один рыцарь, худощавый, смуглый, щеголеватый, хотя волосы его уже посеребрила седина, а лицо избороздили морщины.

– Король Уриенс, – обратился к нему Артур, – приветствую в тебе друга моего отца и своего собственного. Ты уже знаком с госпожой моей Гвенвифар?

Уриенс поклонился. Голос его оказался на диво приятным и мелодичным.

– Рад возможности побеседовать с вами, госпожа. Когда в стране станет поспокойнее, я, ежели будет мне позволено, привезу в Камелот мою супругу, дабы представить ее тебе.

– Буду счастлива узнать ее, – отозвалась Гвенвифар, чувствуя, как фальшиво звучит ее голос: королева так и не научилась изрекать такого рода банальные любезности хоть сколько-нибудь убедительно.

– Однако ж не этим летом, нет; ныне у нас и без того хлопот по горло, – отозвался Уриенс, склоняясь над незамысловатой Артуровой картой. – Во времена Амброзия мы водили воинства вот этим путем: коней у нас в ту пору насчитывалось немного, вот разве те, что тащили подводы, однако вполне можно было подняться вот здесь, а вот тут срезать угол. Если едешь на юг Летней страны, главное – не угодить в болота.

– Я надеялся избежать нагорий, – возразил Ланселет.

– С такой многочисленной конницей так оно лучше, – покачал головой Уриенс.

– На этих холмах конь того и гляди споткнется о камень и переломает ноги, – не отступался Ланселет.

– Лучше так, сэр Ланселет, нежели допустить, чтобы и люди, и кони, и повозки увязли в болоте… лучше нагорья, чем топи, – настаивал Уриенс. – Глядите, вот здесь проходит древняя римская стена…

– Ничего разобрать не могу; слишком уж много тут начеркано и перечеркано, – нетерпеливо бросил Ланселет. Он подошел к очагу, вытащил из огня длинную палку, загасил огонь и принялся рисовать на полу обугленным концом. – Глядите, вот Летняя страна, а вот – Озера и римская стена… Скажем, вот здесь у нас триста коней, а здесь – две сотни…

– Так много? – недоверчиво переспросил Уриенс. – Да в легионах Цезаря столько не было!

– Семь лет мы дрессировали коней и обучали солдат верховой езде, – отозвался Ланселет.

– И заслуга в том целиком и полностью твоя, дорогой кузен, – не преминул вставить Артур.

– Все благодаря тебе, мой король: ибо у тебя хватило мудрости предвидеть, на что они годны, – улыбнулся Ланселет.

– Многие солдаты до сих пор не умеют сражаться верхом, – возразил Уриенс. – Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно…

– И это прекрасно, – добродушно заверил Артур. – Ибо для каждого, кто желает биться верхом, у нас коней не найдется, равно как и седел, и стремян, и сбруи, хотя я заставил всех до одного шорников моего королевства работать не покладая рук; и здорово же мне пришлось потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все это, так что теперь подданные считают меня жадным тираном! – Король, тихо рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. – И все это время у меня самого золота едва хватало, чтобы купить моей королеве шелков для вышивания! Все деньги ушли на коней, на кузнецов и седельников! – Внезапно веселости его как не бывало; король резко посерьезнел, сурово свел брови. – И ныне ждет нас величайшее из испытаний, что только выпадали нам на долю: на сей раз саксы идут сплошным потоком, друзья мои. И если мы их не остановим, при том, что за саксами – численный перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет некого, кроме как воронов и волков!

– В этом и состоит преимущество конного войска, – сдержанно объявил Ланселет. – Вооруженные всадники могут сражаться против врага с численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж, поглядим, и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда. А если нет – значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами земли, и наших детей и женщин.

– Да, – тихо отозвался Артур, – так тому и быть. Ибо чего ради трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в руки меч, а, Галахад?

Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у Гвенвифар сердце сжалось от боли. «Мне он никогда так не улыбается. Однако же, когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда…»

На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.

– Я получил вести от моего сводного брата Лионеля – Банова старшего сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня… ох, нет. – Ланселет умолк и вновь посчитал на пальцах. – Он уже плывет: гонец задержался. У Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда – все или сколько получится – на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому берегу, где толком не высадишься. А затем он причалит к берегу и приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с сообщением о месте встречи. – Ланселет ткнул палкой в импровизированную карту на камнях пола.