Текст книги "Неразгаданные сердца"
Автор книги: Мэрилайл Роджерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– О нет! Тогда нам всем конец! – в искреннем ужасе вскричала Келда. – Ты не понимаешь. Я же не знала, где ты, и придумала такую отговорку, как будто ты горюешь у нас в комнате и никого видеть не хочешь. Гилфрей прислал Мэг, чтобы она собственными глазами в этом убедилась, а моя мама пришла нам на выручку и подтвердила, что утром ты была у себя. Тогда барон поклялся, что накажет ее, если ты не явишься в часовню к назначенному сроку.
Амисия нагнулась, подняла свое платье и, поманив Келду за собой, направилась в темный дальний конец пещеры.
– Подержи одеяло вот так, пока я оденусь, и мы вернемся в замок, прежде чем аббат что-нибудь скажет. Здесь меня больше ничто не удерживает.
Взгляд, который она метнула на супруга, был полон негодования и скорби.
Гален в который раз вынужден был признать справедливость одного из любимых изречений отца. Ложь порождает ложь, и так тянется до тех пор, пока ее паутина не спеленает человека, не сделает его беспомощным… и только правда может его освободить. Но сейчас при всем желании он не мог сказать правды.
ГЛАВА 14
– Если только Амисия посмеет помешкать еще немножко, – проскрежетал Гилфрей; его глаза сверлили Анну, как отравленные стрелы, – я потребую вас к ответу.
Он с самым угрожающим видом двинулся к женщине, которая – он нимало не сомневался в этом – лгала ему; к женщине, которая наверняка прикрывала попытку своих сообщников украсть у него момент триумфа, победу в многолетней борьбе, посвященной единственной цели: закрепить на веки вечные Райборн за его, Гилфрея, мужскимпотомством, только чтобы не оказалась единственной владелицей поместья дочь ненавистного Конэла!
Анна невольно отступила на шаг, но тут же почувствовала ободряющее прикосновение тонкой руки.
– Если Анна говорит, что Амисия придет, значит, так и будет. – Умиротворяющий голос Сибиллы не сумел остудить дикую ярость, клокочущую в душе ее супруга. – Время еще есть, даже аббат Петер пока не прибыл.
Почти уверенный в том, что сэр Джаспер с дочерью покинули замок ради спасения Анны, Гилфрей понимал: они уж постараются, чтобы данное ею обещание было выполнено. Но злоба, душившая его, требовала выхода, и он с самым издевательским видом обратился к леди Сибилле:
– А когда Амисия явится… то-то будет вам радость – наблюдать, как ваш друг аббат перед Богом и людьми свяжет брачными узами вашу дочку и моего сына!
Не обращая внимания на съежившегося юношу, стоящего рядом, Гилфрей разразился хриплым жестоким хохотом. Он мог быть доволен: по лицу Сибиллы, спрятанному за обычной ледяной маской, пробежала судорога страдания. Даже от такой ничтожной победы над слабой женщиной, на которой он некогда женился, настроение у Гилфрея заметно поднялось; до того оно было изрядно подпорчено известием о таинственно обезлюдевшей деревне.
Усилием воли Сибилла приняла безмятежный вид и принялась разглядывать окружающую обстановку, хотя, по правде говоря, созерцание этой обстановки мало кого могло бы порадовать.
Ее дочери подобало бы венчаться с достойным избранником, в величественном соборе, посреди моря цветов и света, в окружении множества гостей… А вместо всего этого – убогий ритуал в унылой, полузаброшенной часовне, пропахшей плесенью и освещенной всего лишь тремя тонкими свечами. Опустив ресницы, Сибилла молилась о том, чтобы ей хватило сил выдержать предстоящую церемонию, не разразившись слезами, и еще о том, чтобы Всевышний надоумил ее, как ей хотя бы в малой степени утешить дочь.
Гилфрей наблюдал за женой и видел, что она погружена в молитву… всегда она так! То, что она сумела укрыться за броней набожности, привело его в еще большую ярость, но, поскольку с этим он не мог ничего поделать, он лишь глухо прорычал что-то себе под нос.
Анна почти позабыла о собственных страхах: ее мучило сострадание к хрупкой женщине, вынужденной столько лет сносить гнусный нрав барона. Мысль о долготерпении Сибиллы заставила Анну устыдиться слабости духа, которую выказала она сама. Утешающим жестом она положила руку на плечо Сибиллы и стойко выдержала злобный взгляд барона.
В самом воздухе часовни копилось что-то страшное, и Фаррольд ощущал это особенно остро. Он заплатил бы любую цену, лишь бы оказаться подальше отсюда, но все-таки не мог набраться храбрости и нарушить волю отца. Он готов был признать, что подобное малодушие делает его самым презренным червяком. Сколь же велико было его облегчение, когда он услышал доносящийся со стороны лестницы звук шагов: кто-то поднимался по каменным ступеням. Появление нового лица – все равно, кого именно – наверняка должно было ослабить это гнетущее напряжение, прежде чем оно взорвется с какими-то ужасными последствиями.
– Ну вот, вы все здесь, – проговорил аббат, едва совладав с одышкой после подъема. Он был уже не так молод, как в прежние времена, когда часовня на верхнем этаже крепости была местом его служения Господу.
– Нет, мы здесь не все,– возразил Гилфрей с едва сдерживаемым бешенством. – Ждем, пока прибудет невеста. – Он бросил в сторону Анны еще один злобный взгляд. – Прибудет, чтобы избавить свою потатчицу от кары.
Воздев очи к небесам, Петер перекрестился и тихо проговорил:
– Господи помилуй и укрепи нас.
Он молитвенно сложил руки, глубоко вздохнул, изобразил на устах печальную улыбку, взглянул на барона и произнес слова, которые, как он понимал, не будут приняты благосклонно:
– Боюсь, милорд, что Амисия не…
Не дав священнику закончить, Гилфрей загромыхал:
– А, еще один пособник предательства?
Барон изумился и еще более рассвирепел, когда увидел, как на лице аббата разлилась благостная улыбка, порожденная не иначе как полнейшей верой в заступничество высших сил. Вполне миролюбиво прозвучал его ответ:
– Я принес вам доверенное мне сообщение. В этом нет никакого предательства.
Среди присутствующих в часовне воцарилось такое смятение, что появление еще трех персон было замечено не сразу. Прежде чем Амисия услышала слова аббата, одного лишь взгляда на искаженное гневом лицо отчима хватило, чтобы понять: еще чуть-чуть – и она бы опоздала.
– Вам незачем обвинять в предательстве никого, кроме меня, – отважно заявила она, твердой походкой приблизившись к Гилфрею на расстояние двух шагов. – Хотя я должна поблагодарить сэра Джаспера и Келду, – она умудрилась произнести слова благодарности так, чтобы они звучали как оскорбление, – за то, что они вернули меня сюда, сбежала я от вас сама, без чьей бы то ни было помощи.
Произнося это горделивое заверение, она преследовала единственную цель: добиться, чтобы Темный Лорд оставил намерение карать других за ее провинности. Однако, обладая достаточно здравым умом, она понимала: если ей не удастся отвлечь его внимание, он никого не пощадит. Поэтому она решительно продолжила:
– Я перехитрила вас всех и сбежала из дому, чтобы обвенчаться с человеком, которого выбрала сама, а не с тем, кого выбрали вы.
Если Гилфрей и был обманут ее презрительными выпадами против предполагаемых сообщников, то никого больше они не обманули. Однако Амисия добилась своего: заставила отчима – пусть хотя бы ненадолго – позабыть о прегрешениях всех остальных.
– Обвенчаться с другим! Скажите на милость! Ты принимаешь меня за простака, который поверит в подобный вздор!
Черт возьми, девчонка действительно удрала, но ведь она вернулась, и вернулась одна. Увидев ее, он испытал такое облегчение, что тут же проникся чувством собственной неуязвимости и на радостях позволил себе позабавиться, высмеяв ее попытку воспротивиться его воле:
– Какой же полоумный из твоих знакомцев рискнул бы жениться на тебе, не опасаясь моего гнева?
…Да, как-то раз он перехватил ее, когда она пыталась потихоньку прокрасться в замок и возвращалась одна – несомненно, после ночи, проведенной с мужчиной. Что было, то было. Ну что ж, мало ли кто воспользовался случаем побаловаться с шальной девчонкой. Но при всем том, как полагал Гилфрей, он держит весь Райборн в таком страхе, что никто – ни мирянин, ни священник – не наберется духу, чтобы попустительствовать ее замужеству без благословения грозного властителя. Она здесь, теперь никто не помешает ему довести до конца то, что он задумал!
– Ну, так кто же? Один из моих стражников? – допытывался он с издевательским презрением. – Или, может статься, кто-нибудь из деревенских мужиков, которые так кстати куда-то все подевались?
Аббат все это время сохранял бесстрастное спокойствие, но он не отказал себе в удовольствии поколебать уверенность барона в том, что заявление Амисии не может оказаться правдой.
– Нет, он не стражник и не крестьянин – тот, кто сочетался узами брака с Амисией вчера вечером в часовне аббатства.
Хотя каждое движение отдавалось в ногах нестерпимой болью, Гилфрей круто повернулся к аббату. Его изрытое оспой лицо покрылось пятнами ярости.
– Так это выобвенчали их! Измена, измена!..
Сжав кулаки, он кинулся на аббата, однако не успел нанести удар: его остановили руки собственного сына, который схватил его сзади за плечи.
– Только не священника! Не священника…
Отчаянная мольба Фаррольда, прозвучавшая над ухом Гилфрея, по-видимому, слегка отрезвила разбушевавшегося барона.
Секунды прошли в томительном молчании. Фаррольд ослабил хватку, и Гилфрей, стряхнув его руки с плеч, не заметил, как выступившая вперед Келда приблизилась к Фаррольду и встала рядом с ним.
Барон подошел почти вплотную к аббату и остановился. Его холодное самообладание, пришедшее на смену полыхающему гневу, казалось еще более угрожающим.
– Вы обвенчали Амисию черт знает с кем, хотя были предупреждены, что она уже сговорена? – Вопрос, заданный ровным тоном, таил в себе смертельный яд.
Амисия и вообразить не могла, что Темный Лорд может настолько потерять голову. Поднять руку на священника, и даже не на простого священника – на аббата! От изумления она застыла на месте, и безумный рывок барона был остановлен юношей, которого она считала слишком слабым, чтобы пойти против отца. Но теперь она ухватилась за рукав Гилфрея, пытаясь вновь обратить его гнев на себя.
– Аббат ни в чем не виновен. Это все из-за меня, только из-за меня!
Отшвырнув ее с такой силой, что она отлетела и растянулась на полу, Гилфрей продолжал, обращаясь к аббату:
– Это была ваша оплошность, святой отец, и вам придется ее исправить. Позаботьтесь, чтобы вчерашнее бракосочетание было признано не имеющим силы, так как оно противоречит ранее заключенному договору, – это звучало даже не как требование, а как приказ. – Если же вы этого не сделаете, я сообщу королю о вашем самоуправстве. Он не питает любви к Риму и не боится опускать меч правосудия на головы папских лакеев.
Запугать отца Петера земным правосудием оказалось не слишком легко, и, в то время как Анна помогала Амисии подняться на ноги, он спокойно ответил зарвавшемуся барону:
– Ранее заключенный договор должен содержать согласие двух сторон. Вы, как отец жениха, действительно выразили свои намерения достаточно ясно, но мать невесты ни единым словом не засвидетельствовала свое согласие. Поэтому ни о каком ранее заключенном договоре и речи быть не может, а значит, нет оснований и для отмены вчерашнего бракосочетания. – Мягко улыбнувшись, он добавил: – Кроме того, король не властен ни соединять людей узами брака, ни расторгать эти узы.
Сибилла с напускным спокойствием прислушивалась к нападкам мужа на старого священника; она подавила в себе естественный порыв кинуться на помощь дочери, лишь бы не пропустить того, что она надеялась услышать. Но теперь даже ее терпению пришел конец. Было ясно, что злоба Гилфрея вот-вот разразится грозой, и ее грохот может заглушить любые слова, в том числе те единственные слова, которые сейчас имели значение. Нужно было поспешить и задать прямой вопрос. Она спокойно приблизилась к аббату и дотронулась до его руки.
Ее легкое прикосновение мгновенно обратило на себя внимание аббата. Он взглянул в прекрасное лицо женщины, чья сила духа была проверена годами тяжких испытаний.
– С кем обвенчана Амисия?
Вопрос был таким простым, очевидным и необходимым, что лишь в душе Амисии вновь всколыхнулась боль, и она затаила дыхание в ожидании точного ответа; но все прочие испытали прежде всего изумление, что никто не задал этот вопрос раньше.
– Леди Амисия из Райборна – жена Галена Фиц-Уильяма, наследника графства Таррент.
Аббат увидел, как спокойная радость осветила обычно безучастное лицо Сибиллы, и почувствовал, что сторицей вознагражден за любые неприятные последствия. После стольких лет ветер, наконец, переменился, и появилась надежда, что течение событий вынесет эту благородную леди на берег мира и благоденствия.
Звериный рык вырвался у Гилфрея. Этого не могло быть, не могло! Он сам, своей рукой направил удар, покончивший с дружбой между Райборном и Таррентом – его заклятыми врагами. Райборна нет в живых, с ним он разделался самолично – так теперь возник кто-то из Таррентов, чтобы снова украсть у него победу, как это уже случилось однажды, много лет тому назад…
– Быть такого не может! Он здесь никогда не бывал! – возопил барон.
– Вы в этом вполне уверены? – спросила Сибилла.
Ее ровный голос прозвучал таким разительным контрастом с диким выкриком Гилфрея, что смысл вопроса не сразу дошел до присутствующих, глаза которых изумленно расширились. И более всех была поражена Амисия. Ее мать, вечно заключенная в стенах замка – что могла она знать о присутствии Галена?
– То есть как?.. – Гилфрей круто развернулся к Сибилле. – Да неужто это ваши происки? Моя набожная жена у меня за спиной строит козни, чтобы поженить эту парочку?
– Нет, – ответила Сибилла, и улыбка ее стала шире. – Но если бы я полагала, что такой счастливый исход возможен, я сделала бы для этого все, что в моих силах.
Едва владея собой, Гилфрей схватил Амисию за руку, подтащил ее поближе к себе и потребовал ответа:
– Если это не дело рук твоей матушки, то как же ты с ним познакомилась?
– Я встретила в лесу разбойника и влюбилась в него, – вызывающе ответила Амисия, собрав все свои силы, чтобы с гордо поднятой головой выдержать бешеный взгляд барона и не показать, какую боль причиняют скрюченные пальцы, впившиеся в ее запястье.
– Разбойника? Наследник Таррента – разбойник? – Гилфрей злобно дернул ее руку, словно рассчитывая, что это поможет ему вытряхнуть из нее какой-нибудь вразумительный ответ.
– Так могло показаться, – процедила Амисия сквозь зубы.
Гилфрей долго вглядывался в немигающие глаза падчерицы, а потом резко отодвинул ее от себя, продолжая, однако, удерживать ее руку.
Нельзя этого допускать, нельзя!
Он подтащил строптивицу к дверям часовни и позвал стражу. Когда на зов явились первые два стражника, он подтолкнул Амисию к одному из них и приказал:
– Запри это дьявольское отродье в ее комнате и приставь охрану к двери, а ты, – обратился он ко второму, – отыщи Мэг и скажи ей, чтобы она не смела отходить от красотки ни на шаг.
Руки стражника отнюдь не отличались деликатностью, но все равно они были менее грубыми, чем у барона, и Амисия пошла с ним без сопротивления. Много бед обрушилось на нее сегодня, но она утешала себя тем, что, по крайней мере, ей удалось отвести ярость Темного Лорда от ни в чем не повинных людей и заставить его обратить всю свою мстительность только на нее. Как он решит поступить с ней, уже не имело значения, раз ее мечты подверглись такому поруганию – и кем? Тем самым человеком, который заставил ее поверить в их реальность… Жить взаперти у себя в комнате или в подземной темнице – какая разница.
А в часовне события продолжались, и дела пошли совсем не так, как надеялась Амисия. К тому моменту, когда первые два стражника увели свою подопечную, к часовне подошли еще двое. Гилфрей указал им на аббата и прошипел:
– Взять этого полоумного священника и запереть в темнице. Пусть посидит там, пока не одумается.
Лицо Петера стало таким же белым, как его волосы, но, когда стражники поспешно уводили его, он в упор взглянул на барона и твердо произнес:
– Можете держать меня в заточении до конца дней моих, но я не сделаю по-вашему.
Гилфрей стоял в дверном проеме и смотрел вслед удаляющейся группе. Только когда стражники с аббатом исчезли в сумраке лестницы, он обернулся и обвел взглядом часовню. На него были устремлены пять пар осуждающих глаз. Лица Анны и Келды выражали неприкрытое отвращение; сэр Джаспер был мрачен, Фаррольд напуган, а леди Сибилла на этот раз не смогла скрыть страдания под маской отрешенности. После всего, что тут произошло, находиться с ними в одном помещении было выше его сил. Призвав ужасные проклятия на их головы, он вышел из часовни и заковылял вниз по лестнице, преодолевая боль в ногах, еще усиленную утренними переходами.
Он спускался по темной лестнице, и лютая злоба кипела в его темной душе, и решение он принял именно такое, какого следовало ожидать: он не позволит вырвать у него из рук Райборн, который уже считал своим, и если для этого понадобится истребить всех до единого мужчин из рода Таррентов, он их истребит. Столь удачная мысль доставила ему немалое удовольствие, и на его тонких губах зазмеилась холодная улыбка.
Когда звук тяжелых шагов Гилфрея перестал доноситься до слуха тех, кто остался в часовне, они взглянули друг на друга.
– Ну вот что, – обратился сэр Джаспер к двум удрученным матерям. – Я вернусь к Галену и расскажу ему, что произошло. Надо думать, он прибыл из Таррента не с пустыми руками: скорей всего, у него есть какой-то план. Гилфрей делает все, чтобы держать нас в страхе, но, может быть, Гален придумает, как положить этому конец? По правде говоря, прошло уже достаточно лет, и пора бы…
Анна метнула на мужа столь выразительный взгляд, что слова застряли у него в горле. Как видно, понял он, она считает, что еще не пришла пора раскрывать секрет. Но скоро… скоро?
От Сибиллы не укрылись странные взгляды, которыми обменялись супруги, но предметы куда более важные занимали ее мысли. Промедление могло стать слишком опасным. Она не хотела терять времени: надо было защищаться.
– Иди и поговори с Галеном, – поторопила Сибилла Джаспера. Так или иначе, Гален откликнулся на ее зов и уже разрушил мерзкий замысел барона. Ей хотелось верить, что благородный рыцарь сумеет окончательно разогнать злой мрак, окутывающий их всех. – Скажи ему, что я от всего сердца благодарю его и буду молиться, чтобы этот брак принес им обоим счастье и удачу.
Пожилой рыцарь улыбнулся: эта добрая леди не допускала даже мысли, что ее воспитанник может хоть что-нибудь сделать не так, как надо. Однако он не мог забыть, как вознегодовала Амисия, узнав об истинном положении Галена; после этой сцены сам он вообще перестал понимать, что происходит между молодыми супругами. Но он разберется во всем! Джаспер повернулся к выходу, но его остановил Фаррольд, преградивший ему путь.
– Пожалуйста, сэр Джаспер, – обратился к нему юноша, – позвольте мне отправиться с вами. – Он сумел пойти против отца, и ничего страшного не случилось. Теперь он не мог отступить. – Для меня не менее важно разрушить планы барона, чем для любого из вас. От этого зависит мое будущее с Келдой… Я должен доказать, что достоин и вас, и ее… Сама судьба посылает мне такой случай.
Джаспер долго и пристально всматривался в лицо Фаррольда, который, не дрогнув, выдержал этот пытливый взгляд. Наконец, Джаспер улыбнулся:
– Что ж, сынок, пришла пора тебе самому принимать решения и сражаться за них.
Джаспер протянул руку, и Фаррольд ответил крепким пожатием.
– Пошли. – Джаспер дружески обнял юношу за плечи. – Если отмель под водой, возьмем лодку.
– Фаррольд, подожди. – Это были едва ли не первые слова, которые произнесла Келда за все время после их возвращения.
Фаррольд стремительно повернулся к девушке, которую хотел назвать своей женой, и Джаспер убрал руку с его плеча.
– Ты уже доказал мне свою храбрость… Прости, что я сомневалась в тебе. – Она внезапно смутилась и опустила глаза. – Ведь именно ты удержал барона, когда он бросился на аббата. Я горжусь тобой! – Она бросилась к нему и, несмотря на присутствие старших, обняла своего возлюбленного и горячо поцеловала его. – Я знаю, что нам суждено быть вместе; я знаю, мы будем счастливы.
ГЛАВА 15
– Всего-навсего?..
Галена не удивило, что лорд Гилфрей отправил большую часть своего отряда на помощь королю Иоанну, увязшему в войне против мятежных баронов и французских захватчиков. Однако из рассказа сэра Джаспера следовало, что на острове осталась лишь ничтожная горстка стражников и замок Дунгельд по сути оказался без охраны; это просто не укладывалось в голове. В таком счастливом стечении обстоятельств Гален усмотрел не только шанс вызволить аббата, но и возможность самому освободиться от препятствий, мешающих его примирению с Амисией. Настал срок раскрыть давно хранимую тайну и разогнать давящие тучи, омрачившие небо над Райборном.
– Уолтер, я бы не хотел отсылать тебя отсюда до возвращения Карла, но нужно срочно передать одно сообщение моим родителям и их подопечному.
Встревоженный Уолтер прислонился спиной к стене пещеры:
– Но кто же будет сменять вас в дозоре?..
– Поэтому, – перебил Гален своего оруженосца, – ты должен как можно скорее вернуться в Таррент, рассказать о моей женитьбе, о бесчинствах Гилфрея, а самое главное – о малочисленности гарнизона. – Обратившись к сэру Джасперу, Гален добавил: – Можете быть уверены: не пройдет и недели, как здесь будет мой отец, а с ним еще кое-кто, кого вы не видели много лет.
Суровое лицо Джаспера осветилось улыбкой.
– Уф, просто гора с плеч свалилась. Живем тут, как в осаде, ни о чем не ведая… Мы с Анной покоя не знали все эти годы: мало ли, какие несчастья могли приключиться! Да и болезни многих уносят безвременно.
Только сейчас до Галена дошло: с тех пор как Джаспер по просьбе жены передал графу и графине некий сверток, из Таррента не приходило никаких вестей.
– Примите мои извинения, сэр Джаспер. – Гален положил руку на плечо пожилого рыцаря, искренне сожалея, что обстоятельства его пребывания в Райборне помешали ему раньше разыскать человека, который рисковал столь многим. – У нас в доме так свято хранили тайну, что я не подумал о двух других людях, которые были к ней причастны, но долгие годы мучились неизвестностью. Вот увидите: вы будете довольны результатом. Вам покажется, что к нам вернулся тот, кого мы все любили.
Пока эти двое обменивались загадочными фразами, Фаррольд наблюдал, как Уолтер в глубине пещеры собирал свои вещи для дальней дороги. И Фаррольд решился. Набравшись духу, он вышел из темного уголка поблизости от входа и позволил себе вмешаться в странную беседу:
– Я воспитывался в Солсбери и служил там несколько лет после посвящения в рыцари, – вроде бы невпопад начал он и смущенно прокашлялся под удивленными взглядами троих присутствующих.
– В Солсбери? – Стараясь не выказать раздражения при этом неуместном и бессмысленном вмешательстве, Гален откликнулся вежливой фразой, чтобы снять неловкость. – Солсбери граничит с нашими владениями. Там выросла моя мать. – Гален вопросительно взглянул на рыцаря, который привел с собой этого странного юношу.
Фаррольд кивнул и поспешил договорить, пока хватало мужества:
– Это к тому, чтобы вы поверили: я не хуже вашего друга знаю дорогу в Таррент-Касл. – Он помолчал, проглотил застрявший в горле ком и выпалил. – И я был бы счастлив действовать с вами заодно.
Гален был удивлен, когда сэр Джаспер представил своего спутника как сына барона. Нетрудно было догадаться, что именно ему предназначалась в жены Амисия. Но Амисия сказала, что юноша стремится к этому браку не больше, чем она сама. Пожилой рыцарь доверял Фаррольду – этого было достаточно. То есть, достаточно для того, чтобы принять его как посетителя пещеры-тайника, но еще не для того, чтобы объяснить его необычное предложение. Галену незачем было задавать вопрос вслух. Темные брови весьма выразительно изогнулись над внимательными зелеными глазами.
Фаррольд расправил плечи и заговорил значительно тверже, чем раньше:
– Отец хотел женить меня на Амисии. – Он был уверен, что сэр Джаспер намеренно опустил эту подробность, когда представлял его могучему обитателю пещеры. – Надо же такое придумать! – Тут он сообразил, что грозный супруг Амисии может счесть такие негодующие слова оскорбительными, и поспешил объяснить. – Ведь я люблю другую. Мое сердце принадлежит Келде, дочери сэра Джаспера.
– И чтобы взять ее в жены, ты готов пойти наперекор своему сеньору? – спросил Гален, еще не решив, следует ли похвалить юношу за желание отдалиться от жестокого самодура или осудить за отречение от родного отца.
Фаррольд понимал, что предстает в невыгодном свете, но, чувствуя свою правоту и не желая отступать, смело ответил:
– А разве вы относились бы с почтением к такому сеньору, как мой? Все восемнадцать лет своей жизни я покорялся его воле, но сейчас повиновение более позорно, чем отступничество. Я не позволю покрыть свое имя бесчестьем, пусть даже мне придется пойти против отца.
Несмотря на то, что в последнее время Галену самому приходилось кривить душой, и не раз, его подкупила честность Фаррольда.
– Ну что ж, раз так, давай присядем. – Гален подтолкнул его к дубовым колодам, которые были расставлены вокруг кострища и образовывали вполне удобные сиденья. – Я тебе расскажу то, что Уолтер уже знает; тогда ты сможешь сообщить моей семье все необходимые известия.
Когда юноша, получив подробные указания, удалился, Гален снова взглянул на нетерпеливо ожидавшего рыцаря.
– Раз уж дело приближается к развязке, – негромко сказал сэр Джаспер, – поведай мне, каким образом ты познакомился с дочерью барона Конэла, если с самого ее рождения все связи между Райборном и Таррентом были оборваны?
Гален вынужден был признать, что рыцарь, невольно угодивший в паутину лжи, которая опутала их отношения с Амисией, вправе рассчитывать на объяснение. Однако выяснение истины не предназначалось для постороннего слуха. Между тем, глядя на оруженосца, склонившегося над своими пожитками, можно было не сомневаться: Уолтер навострил уши.
– Что-то в поленнице дров маловато, – бросил ему Гален. – Может статься, потом у нас не будет времени, чтобы ее пополнить. Сделай одолжение, сходи-ка за хворостом, а то ночью мы тут окоченеем.
Уолтер еле шевелился, сматывая веревку и связывая в мешок ветхое одеяло, но его любопытство так и осталось неудовлетворенным.
Стоя у выхода из пещеры, Гален провожал глазами Уолтера, пока тот не вскарабкался по отвесному склону. Только тогда он тяжело опустился на колоду, на которой перед тем сидел Фаррольд, и обстоятельно поведал сэру Джасперу, как дочь благородных родителей, пытавшаяся выдать себя за деревенскую простушку, пожелала увидеть в незнакомце лесного разбойника. Рассказал он и о том, как мнимый разбойник, сбитый с толку непонятными намерениями гостьи, предпочел оставить ее в этом заблуждении – ведь иначе пришлось бы раскрыть секрет, который он клятвенно обещал хранить.
– Я запутался в тенетах собственной лжи и не имел права открыть истину – а без этого мне не доказать свою невиновность, – заключил он. – Амисия думает, что я обманом повел ее под венец ради наследства; но ведь наследство достанется не ей, а я обязан держать это в тайне. И, хуже того, она-то полюбила разбойника – и так скоро обнаружила, что никакого разбойника нет и в помине. Наверно, мне уже не выпутаться из этого обмана.
Хотя слова Галена почти в точности повторяли то, что сказала отчиму Амисия, Джаспер с этим суждением не согласился.
– Гален, ты – это ты, а Амисия – это Амисия. Какие наряды на вас надеты – не имеет значения, ведь вы-то остаетесь самими собой. Если Амисии дать хоть немного времени на размышление, она увидит это так же ясно, как сейчас вижу я. – Джасперу отчаянно хотелось приободрить мужчину, в котором он до сих пор видел правдивого и искреннего подростка, всегда следовавшего велениям чести. – Кто любит, тот прощает. Она тебе поверит. – Он хотел бы надеяться, что его предсказания сбудутся. – Все разрешится скоро, мой мальчик, очень скоро.
Понимая, что сейчас не время предаваться подобным разговорам, Гален поспешил заметить:
– Какая судьба ожидает нас с Амисией – этого я не знаю. Но одно несомненно: священник, который нас обвенчал, не должен за это расплачиваться.
Сэр Джаспер глубоко вздохнул, давая понять, что спор еще не окончен, но признал, что освобождением прелата надо заняться в первую очередь.
– У меня есть план, – сообщил Гален, взглянув на старого друга с невеселой улыбкой. – Скольких людей Гилфрей может оторвать от исполнения других обязанностей, чтобы поставить их охранять темницу?
– Туда и вовсе не ставят стражников. Вход в подземелье запирают снаружи на засов и на замок, так что в охране нет надобности. – Джаспер начал догадываться о замысле Галена. – Считается, что если кто и попадет в темницу, так только чужак, не ведающий об отчаянном положении самой крепости, которую и охранять-то некому. Если даже пленник чудом совладает с замками и засовами, ему понадобится пройти через главную залу, чтобы добраться до входных дверей. Предположим, он сумеет незаметно проскользнуть через эту просторную палату; тогда ему придется пересечь двор, где снует множество работников, и спуститься по узкому проходу. Вот тут-то его почти наверняка настигнут стрелы стражников с парапета башни или крепостного вала. И, ко всему прочему, надо точно подгадать время побега, чтобы не угодить в самый прилив… Трудная задача для узника, запертого в темном подземелье и потерявшего представление о времени.
– Из всего этого следует только одно, – хладнокровно заметил Гален. – Для побега нужно воспользоваться не главными воротами и не дорогой на отмели, а входом со стороны моря и лодочным причалом. В котором часу вам предстоит заступить в дозор на стене, обращенной к морю?
Джаспер одобрительно хмыкнул. Гален и Уолтер с легкостью смогут проскользнуть в замок, чтобы вызволить аббата Петера. Никто из работников не станет поднимать шум: если барон останется в дураках, все будут только рады.
– Амисия…
Услышав тихий зов, Амисия села в кровати. Когда стражники впихнули ее в комнатушку, которая теперь стала ей тюрьмой, она забралась к себе в кровать под пологом, как в последнюю гавань. Хотя где-то в углу затаилась Мэг, Амисия могла теперь воспользоваться этим холодным, мрачным уединением, чтобы предаться собственному горю. Она думала, что к ней, может быть, зайдет Келда, или даже Анна, но давно уже не надеялась хоть когда-нибудь дождаться утешения от матери.
Сибилла раздвинула складки полога и, войдя внутрь, примостилась на краешке кровати, где сидела ее дочь с красными от слез глазами и мокрыми щеками.
