Текст книги "Незабываемая"
Автор книги: Мерил Сойер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Этой женщине тоже никто не поможет, – Коди решил переменить тему: свое предательство он все равно никогда не сумеет объяснить – ни брату, ни жене. – Помнишь, я сказал, что должен буду задержаться, потому что нашел кое-что среди одежды Лаки?
– Ты сказал, что у нее разные туфли.
– Совершенно верно. Так вот, та, что с красным шнурком, показалась мне знакомой. Я проверил нашу коллекцию улик и обнаружил пару к этой туфле – из еще одного уголовного дела.
Сара обхватила смуглыми руками колени и оперлась на них подбородком.
– Вот это да! Что за дело?
Коди невольно улыбнулся. Сара обожала загадки и постоянно читала детективные романы. Что ж, такие дела, как это, действительно попадались нечасто. Если бы тут не был замешан Грег, Коди, очевидно, обрадовался бы: полицейская рутина являлась для него синонимом смертельной скуки.
– Около года назад вблизи пика Иао упала с тропы и разбилась неизвестная туристка. К тому времени, когда тело нашли, оно успело изрядно разложиться. Версия о насильственной смерти не подтвердилась; единственное, что обращало на себя внимание, – на трупе была только одна туфля. Но мы тогда решили, что вторая туфля потерялась в зарослях, и не сочли нужным ее искать.
– Ты не шутишь? – Сара восторженно расширила глаза. – И потерявшаяся туфля оказалась на вашей Лаки? Откуда же, по-твоему, у нее могла взяться обувь той погибшей?
5
Утреннее солнце ласково озаряло частный пляж на Золотом берегу, не позволяя разглядеть толпящиеся в отдалении высокие офисные здания. Сейчас бриз не тревожил водную гладь, но позже по ней побегут белые барашки. Завершая утреннюю пробежку, он думал о том, какое это чудесное время – утро. Других следов, кроме его собственных, на песке не было: он владел всей бухтой, а не только огромной виллой на пляже.
Подобно скупцу, прячущему от всех свой золотой слиток, он ценил одиночество. Пусть рядом не будет соседей, которые завидовали бы ему, сознавая, что живут неподалеку от одного из богатейших людей в мире. Оставаясь в тени, он получал от этого некое извращенное удовольствие. Он-то знал, что не только сказочно богат, но и обладает почти безграничной властью. Ему ничего не стоило выяснить всю подноготную человека и втайне повлиять на его жизнь – для этого у него имелись тысячи разных способов.
В свое время его прозвали Королем Орхидей, и неспроста: помимо всего прочего, он экспортировал орхидеи. Это был, разумеется, всего лишь фасад, скрывавший основную деятельность, но ему льстило такое укрытие.
Король Орхидей! Он перекатывал этот титул на языке, как французское вино. Что ж, в современном мире свои королевства, хотя церемониальная пышность
отошла в прошлое, и многие из них ему еще предстоит захватить. Методы, конечно, нынче уже не те: оружием современной войны стали компьютеры.
Как был, босиком, он пробежался по зеленому газону, поднялся по мраморным ступеням на террасу и одобрительно отметил, что служанка успела сменить цветы. Он терпеть не мог, когда его два дня подряд окружал один и тот же цветочный орнамент.
Партнер ждал его за столом на открытой террасе с видом на море, шурша газетой.
– Ты только взгляни! – воскликнул он, указав на заметку в нижнем углу. – Вот невезение!
Король Орхидей взял кувшин с ледяной водой, который всегда стоял на столе, налил себе стакан и только потом покосился на газету.
– Не может быть. Везение – один из моих почетных титулов, – усмехнулся он.
– Кажется, твоему везению крышка, – хмуро буркнул партнер.
Королевское сердце забилось учащенно. Обычно партнер – ближайший друг, почти брат – пребывал в отменном настроении. Значит, случилось что-то и впрямь неприятное. Он взял газету, опустился в кресло и внимательно прочел заметку под заголовком «Загадочная женщина выжила в катастрофе».
– Представляешь? Она жива! – пробормотал партнер, удрученно качая головой.
Король смотрел на фотографию и дышал, как марафонец, хотя бег тут был ни при чем. То, что она выжила, неожиданно принесло громадное облегчение.
Слава Богу, жива! Ему бы разозлиться еще сильнее, чем партнеру, но в глубине души он радовался, что она. не погибла в аварии. Сказать по правде, трудно было
себе представить, что она умерла: он никогда не встречал женщины, настолько переполненной жизнью...
– Чего же тут удивляться? – усмехнулся Король. – У нее девять жизней, как у кошки.
– Все шутишь!
Не обращая внимания на расстроенного партнера, Король рассматривал некачественную фотографию. С этой гривой завитых и обесцвеченных до белизны волос ее все равно никто не узнает. Он и сам ее с трудом узнавал. Откуда такой несфокусированный, безумный взгляд? Она была похожа на загнанного зверя. А ведь обычно ее зеленые глаза глядели из-под длинных коричневых ресниц так соблазнительно, что перед ней невозможно было устоять...
Но ее тело, разумеется, осталось при ней – тело, которым она пленила их обоих, особенно его партнера. Но им, впрочем, всегда было легко манипулировать.
– Здесь сказано, что у нее постоянная амнезия, – негромко сказал Король.
– Так я и поверил! – Партнер вскочил и подбежал к краю террасы. – Мне пора в Чайнатаун, на совещание. Проверь в мое отсутствие, что к чему. Держу пари, что эта стерва взялась за старые фокусы!
Королю было трудно с этим спорить. В свое время она явилась к ним буквально из киберпространства и была женщиной без прошлого – по крайней мере, по ее собственным утверждениям. Так или иначе, в ней действительно присутствовала какая-то тайна, которой она ни с кем не желала делиться. Кто знает, что она скрывает? Какими темными секретами испещрено ее прошлое?
Партнер еще раз взглянул на газету и раздраженно отшвырнул ее.
– Амнезия? Держи карман шире! Вранье! Король не знал в точности, когда он в нее влюбился. Скорее всего заочно, еще читая ее интригующие сообщения на компьютерном мониторе. Тогда это было игрой, но потом, когда она вошла в их жизнь и перестала быть просто тенью из киберпространства, он ее по-настоящему полюбил.
Собственно, против нее не устояли они оба, однако Король, несмотря ни на что, сохранил объективность – этим своим умением он всегда гордился. Он никогда не доверял ей, и вскоре она доказала, что не заслуживает доверия.
– Ее называют «призраком Пиэлы», – заметил он. – Вот умора!
– По-твоему, это смешно? Я тебе говорю...
– Меня беспокоит теннисная туфля, – перебил его Король, больше не настроенный шутить. – Вот тут мы действительно совершили промах, и это может навести на нас полицию.
Грег снял ногу с педали газа и свернул на стоянку перед полицейским участком.
– Что здесь происходит, черт возьми? Доджер, сидевший рядом, наклонил голову. На стоянке было такое количество машин, что Грег отыскал себе местечко только на дальнем конце. Они пробыли на материке неделю. Доджер успешно сдал все экзамены. Грега постоянно подмывало позвонить на Мауи и узнать, как дела у Лаки, однако ему удалось уговорить себя, что разумнее держаться от нее подальше. Но, едва вернувшись, он не справился с нетерпением и помчался узнавать новости.
Его поразило выражение лица Лаки, когда врачи объявили, что она никогда не вспомнит свое прошлое. Стоило ему подумать об этом, сразу начинало ныть сердце. Ее выразительные зеленые глаза потемнели тогда от отчаяния и страха. Он мгновенно забыл о своих сомнениях и настолько проникся сочувствием, что даже вызвался остаться с ней... Хорошо, что она не согласилась.
А ведь он сначала не мог поверить, что травма может быть такой избирательной. Разве при уничтоженной эпизодической памяти реально вспомнить свое имя? Пока врачи объясняли Лаки особенности ее состояния, он внимательно наблюдал за ней и хорошо запомнил, как она задрожала. Чтобы так убедительно сыграть, надо быть актрисой мирового класса.
Грег вылез из машины и поманил за собой Доджера. Коди должен знать, как ее дела. Как ни противно ему было обращаться к брату, это все равно лучше, чем идти к Лаки: он питал к ней такую непростительную слабость, что был отвратителен сам себе. Да и где она теперь?
Грег вошел в помещение участка следом за Доджером и задохнулся от холодного кондиционированного воздуха.
– Шеф у себя?
– Уехал в Гонолулу, – ответил дежурный. – Вернется днем.
Тем лучше, подумал Грег. Он сможет все разузнать и без Коди.
– Что стало с женщиной, машина которой упала со скалы?
– Сидит в тюрьме, – безразлично пожал плечами дежурный.
Грег выбежал на улицу и бросился за угол, сопровождаемый Доджером.
– Чертов лгун! Он все-таки упрятал ее за решетку! Видимо, Лаки так никто и не опознал, никто не внес за нее залог, иначе все так не обернулось бы. А ведь после аварии минула уже неделя. Куда подевались ее родственники, ее мужчина, наконец? Конечно, с виду она была дешевкой, но Грег был готов ручаться, что в ее жизни имелся мужчина, а то и не один.
К маленькой каталажке выстроилась очередь в два ряда. Камер было всего четыре: две мужские и две женские. Помимо них, имелся еще карцер для пьянчуг. Откуда же столько посетителей?
– Что тут такое? – спросил он у последней в очереди, полной матроны в просторном гавайском балахоне.
– Хотим посмотреть на призрак Пиэлы, – был ответ.
–Что?!
В следующее мгновение до него дошло, в чем дело. Он вспомнил легенду о молодой женщине, найденной у дороги. Значит, они толпятся здесь, чтобы поглазеть на Лаки!
Грег ворвался внутрь, не обращая внимания на требования дождаться своей очереди. В приемной было шумно, пахло потными телами, долго томившимися на солнцепеке. Он протолкался сквозь толпу и оказался в комнате для допросов.
– Где охранник? – крикнул он.
– За дверью, принимает деньги, – ответил кто-то.
–Черт!
Грег знал, что остров кишит легендами и суевериями, как никакое другое место в мире, но все равно не мог поверить, что угодил в такой балаган. Пусть даже эти болваны верят, что призрак Пиэлы приносит счастье. Разве можно так поступать с живым человеком?
Он преодолел последнее препятствие и благодаря своему росту увидел поверх голов Лаки. Она явно была не в себе и шагала, как заведенная, по камере: три шага – поворот, три шага – поворот. Платиновая грива волос резко контрастировала с мешковатым тюремным комбинезоном.
Встретив ее остановившийся взгляд, Грег остолбенел. Даже на расстоянии ее глаза поражали ярким зеленым свечением. Она выглядела в точности так же, как той ночью у него в палатке. Десятки людей глазели на нее, как на ярмарочного уродца, она же, судя по всему, никого не замечала.
– С ума сойти! – воскликнула какая-то женщина рядом с Грегом.
Проклятый Коди! Как он такое допустил?! Зеваки потешались над Лаки, хохотали, как гиены над свежей добычей. Для них она была не совершенно одинокой несчастной женщиной, которой некому помочь, а всего лишь забавной диковиной.
– Видели бы вы ее ночью! – подхватил кто-то еще. – Она спит под кроватью!
Под тюремными нарами?! Ежится на холодном цементе, как животное, на которое приходят поглазеть, словно в зоопарк? Грег не мог этого вынести. Сжав кулаки, он бросился к негоднику, собирающему деньги за аттракцион, и лишь в последнее мгновение опомнился.
Но этого оказалось достаточно, чтобы толпа мигом стихла. Все поняли, что еще секунда – и он надавал бы тюремщику тумаков. Это напоминало затишье между вспышкой молнии и оглушительным ударом грома. Грег покосился на Лаки и обнаружил, что она опустилась на колени, а выражение страдания на ее лице сменилось улыбкой. Улыбка была адресована Доджеру:
ему тоже удалось просочиться сквозь толпу и просунуть голову между железными прутьями. Грег с изумлением поймал себя на мысли, что никогда еще не видел такой счастливой женщины.
Доджер знай себе вилял хвостом со скоростью тысяча оборотов в минуту. Лаки гладила его по спине, а он лизал ей руку. Это тоже вызывало недоумение: ведь Доджеру самой природой было назначено носиться как угорелому, переносить любые тяготы и ни к кому не испытывать привязанности. В его прежней жизни гончей собаки наказанием за подобную вольность стал бы электрический разряд. Грег старался его раскрепостить, но пес разве что тыкался ему в ладонь холодным носом; о том, чтобы лизаться в знак любви, раньше не было речи.
– Пиэла обожала живность, – сообщил кто-то. – Особенно акул.
Лаки снова подняла взгляд на толпу, прижимая к себе голову собаки. Улыбки на ее лице как не бывало. Интересно, о чем она думает?
Грег с ужасающей отчетливостью вспомнил то, чего долгие годы не желал вспоминать: себя семилетнего, в слезах, тоже прижимающего к себе голову пса. Родители погибли в автокатастрофе, и их с Коди отправляли к тетке. Маффин не мог ехать с ними: тетя Сис утверждала, что он по старости лет не переживет полугодовой карантин на Гавайях.
Грег категорически отказывался расставаться с собакой, подаренной ему отцом. Тетка твердила, что ее обязательно заберут к себе какие-нибудь добрые люди, но Грег чувствовал, когда ему лгут, – особенно если ложь исходила от тети Сис. Он уже тогда понимал, что людям подавай забавных щенков, а не дворовых уродов с седой мордой.
В тот момент ему больше всего на свете нужна была любимая собака. Конечно, ничто не смогло бы утолить боль от утраты родителей, но, если бы рядом был Маффин, если бы он спал рядом с его кроватью, ему, быть может, немного полегчало бы.
Грег стоял перед клеткой и молился. Боже, смилостивись, передай Маффина в хорошую семью, в которой есть мальчик, способный полюбить его так же, как он, – всем сердцем!
Даже теперь, по прошествии без малого тридцати лет, он не мог забыть морду Маффина, его черный нос между прутьев, проникновенный взгляд, словно говоривший: «Не бросай меня!» Маффин остался один и наверняка был усыплен. Очевидно, последняя его мысль была о предательстве Грега.
То же чувствовала сейчас эта женщина: заброшенность, безнадежность. Доджер поднял ей настроение, но ненадолго.
Перестав гладить Доджера, Лаки поднялась и окинула притихшую толпу таким уничтожающим взглядом, что люди не могли не устыдиться. У нее внезапно появилась царственная осанка, и эта молниеносная перемена застала врасплох всех, включая Грега. Но уже через несколько секунд он понял, что чувство собственного достоинства – единственное, что осталось у этой женщины.
Толпа пристыженно смотрела, как она, гордо откинув голову, подошла к своей койке и села, отвернувшись от всех. Волосы упали ей на лицо, заслонив глаза, зато обнажив выстриженный квадрат на затылке.
Грег не мог больше сдерживать негодование. Вцепившись тюремщику в глотку, он закричал:
– Прочь отсюда! Все вон!
Почему ее не оставляют в покое? У Лаки был ответ на этот вопрос: слишком велико всеобщее желание поглазеть, похихикать, поиздеваться над неполноценным существом. Расхаживая по камере, она старалась не обращать внимания на любопытных и упорно считала шаги.
Появление Доджера Лаки расценила как счастье. Наконец-то нашлось существо, пусть четвероногое, которое радо встрече с ней. Потом она сообразила: где Доджер, там и Грег.
Его голос полоснул толпу, как острое бритвенное лезвие. Тюремное помещение заполнилось поспешным шарканьем подошв. Зеваки послушно ретировались, и она молила Бога, чтобы Грег тоже ушел. Он не должен видеть ее в таком состоянии!
Последние дни Лаки не давала покоя мысль, что она не заслужила спасения. Желающих ее опознать не нашлось. Вдобавок к остальным несчастьям, ей предъявил иск владелец автомобиля. Общественный защитник, назначенный ей судом, не сомневался в обвинительном приговоре.
Лаки и так считала, что опустилась на самое дно, а тут еще Коди Бракстон сообщил, что на ней была теннисная туфля некоей погибшей женщины. Напрасно она ломала голову, придумывая достоверное оправдание; от мрачных мыслей не хотелось жить. Она помнила, как надевала туфлю в палатке Грега, зная, что она чужая. Но откуда взялась эта чертова туфля?
Фантазия подсказывала различные сценарии, но из каждого вытекало, что она замешана в каком-то преступлении. А шеф полиции был в этом свято уверен. Недаром он возобновил следствие по делу о гибели туристки.
Неужели она воровка, а то и хуже?! Лаки ничего о себе не знала и люто себя ненавидела. Самую сильную ненависть вызывало у нее собственное отражение в зеркале. Как это гадко – не помнить собственного имени! И еще гаже – когда Грег Бракстон испытывает к ней жалость.
Лаки прижималась лбом к холодному бетону, наслаждаясь тишиной. Кажется, бездельники разошлись. Она закрыла глаза и приказала себе: отдыхай! От усталости у нее тряслись ноги и руки: по ночам она не могла сомкнуть глаз от рыданий. Впервые услышав эти рыдания. Лаки несколько минут прислушивалась, пытаясь определить, кто же плачет, и лишь потом поняла, что рыдания раздаются у нее в голове.
Но как реальны были эти всхлипы! И как безнадежны! Стоило ей попробовать уснуть – и пустые коридоры ее мозга оглашались плачем: сначала тихим, потом переходящим в тоскливый вой.
Лаки вздрогнула от лязга двери. Видимо, она все-таки задремала и пробыла в забытьи до обеда. Заключенная в соседней камере называла кормежку «накачкой»: соя разбухала в желудке и застывала, как цементный монолит.
– Тебя выпускают, – сообщила надзирательница.
– Кто-то внес залог?
Лаки не помнила, как действует освобождение под залог, но защитник растолковал ей азы. Надзирательница кивнула, гладя на нее, как на закоренелого врага общества.
Казалось бы, свобода должна была породить надежду, но она все равно ни на что не надеялась. Раз родственники не соизволили вызволить ее за истекшие дни, значит, им нет до нее никакого дела. Кроме Грега Бракстона, внести за нее залог было некому. Лаки отвернулась от двери и уставилась в стену.
– Скажите ему, чтобы понапрасну не тратился. Я никуда не пойду.
– Как хочешь, – надзирательница пренебрежительно фыркнула и удалилась.
Неужели Грег не понимает, что она не заслуживает его сочувствия?
«Помни, я тебя люблю...»
– Хватит! – От отчаяния Лаки начала биться головой о стену, но потом вспомнила предостережение врача: любой удар по голове мржет еще сильнее повредить ее мозгам. – Почему мне так втемяшились в башку эти слова?!
Неделю назад они казались ей утешением. Но потом ее бросили за решетку. Она провела в заключении всего три дня, но ей казалось, что прошла вечность. Даже если кто-то когда-то ее любил, теперь этот кто-то махнул на нее рукой...
Внезапно в ее локоть ткнулось что-то холодное и влажное, заставив Лаки вздрогнуть от неожиданности. Перед ней стоял Доджер, глядя на нее умными глазами и махая хвостом. Она не могла не улыбнуться. Потом в распахнутой двери появилась могучая фигура Грега, отчего камера показалась еще теснее.
– Пошли!
Его голос звучал непреклонно, и у Лаки перехватило дыхание. Она чувствовала боль и одновременно какую-то странную невесомость. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного: сочетание безумной радости и отчаяния, сладость пополам с горечью.
Стараясь подавить рыдание. Лаки закусила губу. Несмотря ни на что, ее уже распирала надежда! До этой минуты она не представляла себе степень своего одиночества. Теперь перед ней стоял единственный человек, с которым она была кое-как знакома. Человек, необъяснимым, пугающим образом превратившийся в неотъемлемую часть ее жизни...
Грег отказывался верить в происходящее. Что на него нашло? Он внес за Лаки в качестве залога свою единственную ценность – дом!
Зачем? Чтобы она ехала сейчас с ним рядом, отвернувшись к окну и отчаянно цепляясь за дверцу? С тех пор как он вывел ее из камеры, дал какой-то нелепый халат, которым его снабдили в полиции, и усадил к себе в машину, она еще не произнесла ни одного словечка.
– Может, наденешь бейсбольную кепку? – спросил он, останавливаясь, чтобы пропустить грузовик с сахарным тростником.
Грег не мог придумать, что бы еще сказать, и, взяв с заднего сиденья кепку, сунул ей.
Лаки, по-прежнему не глядя на него, нахлобучила кепку на голову и вытянула хвост волос в отверстие сзади. Видимо, ей было невдомек, чем он рисковал, спасая ее, иначе она не демонстрировала бы ему этот хвост.
А чего он, собственно, ожидал? Благодарности? Напрасно. Джессика научила его, что женщины только берут и ничего не дают взамен. Или даже ненавидят мужчин, как ненавидела их тетя Сис. Похоже, встреча с Доджером доставила Лаки куда больше радости, чем его, Грега, появление. А он-то, как собака, готов выплясывать перед ней на задних лапах.
Он уставился на громоздящийся впереди Халеакала. Спящий вулкан, как водится, притягивал к себе облака, закрывавшие верхушку. Там, на вершине, шел дождь, и тропы, ведущие к ней, таили сотни опасностей. Грег для порядка покосился на свой пейджер: спасательная служба находилась в круглосуточной готовности.
Внося за Лаки залог, он невольно подумал, что произойдет, если он будет вынужден оставить ее одну, отправившись по вызову. Можно ли ей доверять? Не скроется ли она? Откуда ему знать? Вообще-то Грегу не было свойственно пребывать в растерянности, но эта женщина любого поетавила бы в тупик. Он то верил ей, то утрачивал всякое доверие.
– Куда мы едем? – осведомилась Лаки, не глядя на него.
– В «Кей-март». Тебе нужна одежда. Немного помолчав, Лаки неожиданно произнесла, не поворачиваясь:
– «Внимание, посетители „Кей-март“! Внимание, посетители „Кей-март“! – Наконец-то она соизволила на него взглянуть, а от ее улыбки у любого потеплело бы на сердце. – Я была в „Кей-март“. Точно знаю, что была.
Ее детский энтузиазм заставил его усмехнуться. Это был самый крупный универмаг в городе, неудивительно, что ей приходилось там бывать. Но сколько же раз она слышала эти призывы, что они так запали ей в память? В любом случае не чаще, чем собственное имя. Почему же она не помнит его?
Уж не рискует ли он всем, что имеет, ради талантливой вруньи? Ради воровки? Ради женщины, способной, наподобие пресловутого призрака Пиэлы, неожиданно появляться и так же неожиданно исчезать?
