Текст книги "Хрустальный грот"
Автор книги: Мэри Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Не успел я сделать и шага, как чья-то рука крепко поймала меня за плечо.
– И куда ты собрался? – спросил запыхавшийся Сердик.
Я со злостью стряхнул его руку.
– Черт тебя побери, Сердик. У меня чуть сердце не остановилось. Какое твое дело?
– Меня послали смотреть за тобой.
– Лишь потому, что я взял тебя с собой. Последнее время тебя никто не обязывал присматривать за мной. Или обязывали? – Я пристально посмотрел на него. – Ты ходил за мной до этого?
Он улыбнулся.
– По правде говоря, никогда. С чего бы?
Я продолжал настаивать.
– Тебя просил кто-нибудь следить за мной сегодня?
– Нет. Но разве ты не видел, кто это был, Вортигерн и твой дед. Представляю себя на твоем месте, если бы пошел за ними следом.
– Я не собирался этого делать, – солгал я, – просто осматривал окрестности.
– На твоем месте я бы занялся этим подальше отсюда. Они специально приказали охране ждать внизу. Я пришел проверить, где ты. Приказ исполнялся.
Я снова сел.
– Ладно, считай, что проверил. Теперь уходи. Потом можешь вернуться и сказать, когда мы будем уезжать.
– Чтобы ты в ту же минуту смылся отсюда?
Я почувствовал, что краснею.
– Сердик, я же тебе сказал.
– Подожди, – настаивал он. – Я хорошо знаю тебя. Что бы ни было у тебя на уме, когда ты так смотришь, обязательно случается что-то нехорошее. И всегда с тобой. Надо что-то делать.
Я рассердился.
– На этот раз случится с тобой, если не сделаешь, как я сказал.
– Только без королевских ноток, – ответил он. – Я же хочу спасти тебя от порки.
– Знаю. Забудь обо мне. У меня есть свои соображения.
– Скажи мне. Я же вижу, в последнее время тебя что-то мучает. В чем дело?
– Ни в чем, – ответил я искренне, – нет ничего, чем бы ты мог мне помочь. Забудь об этом. Короли сказали, куда пойдут? У них хватало времени в Сегонтиуме или по пути сюда, чтобы обговорить все.
– Они пошли на вершину скалы. За хребтом есть место, откуда просматривается вся долина. Там стояла старая башня – Динас Бренин.
– Королевский форт?
– От него ничего не осталось, кроме груды камней. Зачем тебе знать?
– Просто интересно, когда мы поедем домой.
– Через час, они сказали. Послушай, почему бы тебе не спуститься? Я бы обыграл тебя там в кости.
Я улыбнулся.
– Благодарю покорно. Оторвал тебя от игры? Извини.
– Ничего. Я все равно проигрывал. Ладно. Оставайся один, но и не думай высовывать отсюда голову. Попомни, что я рассказывал тебе о голубе-вяхире.
В это же мгновение, легок на помине, стрелой промчался голубь. Раздалось хлопанье крыльев, свист рассекаемого морозного воздуха. Сверху над ним, готовясь нанести удар, пролетел сокол.
Голубь поднялся вдоль склона, огибая препятствия, подобно чайке, скользящей над волной. Птица стремилась скрыться в чаще. Она летела на расстоянии фута от земли. Соколу было опасно нападать на нее. Но сокол, видно, изголодался и рискнул кинуться на голубя, как только тот достиг опушки леса.
Послышался писк, пронзительное «квик-ик-ик» сокола, треск веток и... тишина. Сверху плавно опускались, качаясь в воздухе, белые перья.
Я выбежал на пригорок.
– Он догнал его!
Происшедшее было яснее ясного. Сокол, вцепившись в голубя, влетел в заросли, и они вместе упали на землю. Судя по установившейся тишине, оба, оглушенные, лежали там.
Чащу у основания ложбины образовывали густые заросли. Я раздвинул ветви и зашел в лес. Перья указывали мне направление, и наконец-то я нашел их. Мертвый голубь лежал на камнях с распростертыми крыльями. Его белоснежная шея была в крови. Сверху покоился сокол, глубоко погрузив свои когти в голубиную спину и наполовину вогнав в нее клюв. Он был еще жив. Когда я наклонился над ними, сокол пошевелил крыльями и, приоткрыв голубоватое веко, посмотрел на меня пронзительным взглядом.
Тяжело дыша, подоспел Сердик. Он взглянул из-за моего плеча.
– Не трогай его. Он поранит тебя.
Я выпрямился.
– Вот так-то с твоими голубями, Сердик. Пора их забыть, не так ли? Оставь их. Они дождутся нашего возвращения.
– Возвращения? Откуда?
Я молча указал в направлении полета птиц. За зарослями, в возвышении, чернело квадратное отверстие, похожее на дверной проем. Сразу и не заметишь.
– Ну и что? – спросил Сердик. – Судя по всему, вход в заброшенную шахту.
– Да. Именно ее-то я и хочу осмотреть. Зажги свет и пойдем.
Он начал отказываться, но я резко оборвал:
– Хочешь – иди, не хочешь – не ходи, но сделай мне свет. Поторопись, осталось мало времени.
Немного погодя я услышал, как он, недовольно ворча, начал набирать сушняк, чтобы сделать факел.
В штольне кругом были навалены битые камни. Деревянные опоры местами подгнили. Однако за ними открывался довольно ровный проход, шедший в самое основание холма. Я мог шагать почти не сгибаясь, как и Сердик: он был небольшого роста. В свете самодельного факела наши тела отбрасывали причудливые тени. На полу виднелись углубления от тяжелых корзин, которые волоком вытаскивали на поверхность. Стены и потолок пестрели следами кайл и зубил, которые использовали при прокладке туннеля.
– Куда ты, к чертям, собрался? – нервно спросил Сердик, шагавший сзади. – Пойдем обратно. Здесь небезопасно, может случиться обвал.
– Не случится. Смотри, чтобы не погас факел, – коротко ответил я.
Туннель повернул направо и начал полого спускаться вниз. Ориентация под землей затруднялась, даже легкого дуновения ветерка не ощущалось, благодаря которому в кромешной тьме угадывалось направление. Я догадывался, что наш путь лежит в глубину основания холма, на котором находилась старая королевская башня. Но нам не грозила опасность заблудиться. Мы держались главной галереи. Начали попадаться завалы. Один раз мне пришлось остановиться, когда мы наткнулись на груду камней, полностью закрывавших проход. Я перебрался через них – дальше путь был свободен.
У камней Сердик остановился. Он поднял факел и вгляделся в темноту.
– Погляди, Мерлин! Пойдем обратно, ради всех святых. Это хуже всякого безумства! Послушай же меня. Здесь по-настоящему опасно! Мы забрались под самую скалу. Лишь богам известно, кто здесь живет. Пошли обратно, малыш.
– Не трусь, Сердик. Тебе места хватит. Пошли быстрее.
– Нет, не пойду. Если ты сейчас же не вернешься, клянусь, я пойду обратно и все расскажу королю.
– Погоди, – сказал я, – это важно для меня. Не спрашивай почему. Клянусь тебе, что там не опасно. Если ты боишься, давай мне факел и возвращайся.
– Ты же знаешь, я не могу тебя оставить.
– Да, знаю. А если ты оставишь меня и со мной что-нибудь случится, что будет с тобой?
– Правильно о тебе говорят, что ты дьявольское отродье.
Я рассмеялся.
– Когда вернемся, называй меня как тебе вздумается, а сейчас поторопись, Сердик. Пожалуйста. Уверяю, тебе ничего не грозит. По всем приметам сегодня безопасный день. Ты сам видел, что на подземелье нас навел сокол.
Конечно же, он пошел. Бедный Сердик, ему ничего не оставалось. Левой рукой он сделал знак против нечистой силы.
– Не задерживайся, – сказал он.
Шагов через двадцать за сводом туннеля открывалась пещера. Знаком я приказал ему поднять факел. У меня перехватило дыхание. Большое углубление, расположенное прямо в сердцевине горы; темнота, едва потревоженная светом факела, мертвенная спертость воздуха – конечно же, это была та самая пещера. Я узнавал каждый след, различал путь водного потока. Вот он, куполообразный свод, терявшийся в вышине; вот ржавые металлические обломки насоса в углу; те же самые лужи и вода под каменным навесом у основания стены. Приблизительно треть поверхности пола была скрыта под водой.
Воздух имел необычный запах – дыхание воды и живого камня. Где-то сверху капала вода. Каждая капля отдавалась ударом небольшого молоточка по металлу. Я взял у Сердика тлеющий пучок хвороста и подошел к воде. Свет металлическим отблеском отражался от водной поверхности. Я подождал. Свет искрился и терялся в темноте. В воде не виднелось ничего, кроме моего отражения, похожего на привидение в зеркале Галапаса.
Я передал факел Сердику. Он не проронил ни слова, искоса наблюдая за мной туманным от страха взглядом.
Я потрогал его за руку.
– Можно возвращаться. Факел догорает. Пошли.
Обратный путь был пройден в молчании. Мы обогнули спиральную галерею, прошли каменный завал и через старый вход вышли наружу. Стоял зимний морозный день. Небо было нежного бледно-голубого цвета. На его фоне зимние деревья казались тонкими и хрупкими. Внизу раздался звук рога.
– Они отъезжают, – Сердик погасил факел о замерзшую землю.
Я быстренько пробрался сквозь чашу. Голубь лежал на месте уже замерзший и одеревеневший. Нахохлившись, сокол сидел на камне рядом с жертвой. Я поднял вяхиря и бросил его Сердику.
– Запихни его в сумку. Тебе не надо говорить о том, что следует молчать о виденном?
– Не надо. Что ты делаешь?
– Он оглушен. Если мы его оставим здесь, то он через час замерзнет. Я возьму его с собой.
– Осторожно! Это уже взрослый сокол и...
– Он не ударит меня. – Я взял сокола. От холода он взъерошил перья и был похож на молодую сову. Я раскатал левый рукав своей кожаной куртки и подставил ему. Он крепко уцепился за нее. Теперь он полностью открыл свои черные дикие глаза и внимательно следил за мной. Сидел он, однако, тихо, крыльями не хлопал. Было слышно, как Сердик что-то бормотал, перенося вещи. Тут он обратился ко мне:
– Пошли, молодой хозяин.
Такого я прежде не слышал.
Сокол послушно сидел у меня на кисти. Я незаметно присоединился к королевскому отряду, направлявшемуся домой, в Маридунум.
10
По приезде домой сокол не стал улетать от меня. Осматривая его, я обнаружил, что у него были повреждены перья крыла. Он сломал их, когда ринулся сквозь ветки за голубем. Я залечил их, как учил Галапас, после чего сокол облюбовал себе грушу за окном. Он спокойно принимал пищу у меня из рук. Когда в следующий раз я отправился к Галапасу, то взял его с собой.
Было первое февраля. Накануне ночью мороз спал и пошел дождь. Небо приобрело серо-свинцовый оттенок. Низко плыли облака. С дождем дул пронизывающий ветер. Повсюду во дворце гуляли сквозняки. Люди плотно занавешивали шторы, кутаясь в шерстяные одеяния и греясь у каминов. Мне казалось, что весь дворец погрузился в мрачную тишину. С тех пор как мы вернулись в Маридунум, я совсем не видел своего деда. Он часами совещался с придворными. Когда он оставался с Камлаком, они спорили и даже ссорились. Однажды, придя к своей матери, я через приоткрытую дверь увидел и могу поклясться, что, склонившись перед святыми образами, она рыдала. Мне же сказали, что мать занята молитвой и не может меня принять.
В долине ничего не изменилось. Галапас осмотрел сокола и похвалил меня за работу. Он посадил его на выступ скалы у входа в пещеру, а меня позвал к костру погреться, достал из кипящего котла немного тушеного мяса и заставил отведать, прежде чем я начну рассказ. Я выложил ему все, вплоть до ссор во дворце и слез моей матери.
– Клянусь, Галапас, это была та самая пещера! Но почему? Там ничего не оказалось и ничего не произошло. Совсем ничего! Я расспрашивал всех подряд. Сердик говорил с рабами, но никто не знает, о чем беседовали короли или почему разошлись дед и Камлак. Но от Сердика я узнал одно: за мной следят люди Камлака. Если бы не они, я приехал бы раньше. Сегодня Камлак с Аланом и своими людьми уехал. Я сказал, что собираюсь на заливной луг дрессировать сокола. И вот я здесь.
Пока он молчал, я настойчиво повторил важный для меня вопрос:
– Что происходит, Галапас? Что все это значит?
– Что касается твоего сна и найденной пещеры, то мне ничего неизвестно. Что же до дворцовых тревог, то я могу лишь догадываться. Ты знаешь, что у Верховного короля остались от первой жены сыновья – Вортимер, Катигерн и Пасентиус?
Я кивнул.
– Они не присутствовали в Сегонтиуме?
– Нет.
– Мне сказали, что они порвали со своим отцом, – сказал Галапас. – Вортимер собирает собственную армию. Поговаривают, что он хочет стать Верховным королем, и похоже, что Вортигерна ожидает мятеж, а это крайне нежелательно для него при нынешних обстоятельствах. Королеву кругом ненавидят, ты знаешь. Мать Вортимера была славной британкой, да и молодежь хочет молодого короля.
– Выходит, Камлак за Вортимера? – быстро спросил я, на что Галапас улыбнулся.
– Видно, так.
Я немного поразмыслил.
– Говорят, что когда волки дерутся, вороны летят своей дорогой? Не так ли? Я родился в сентябре, моя звезда – Меркурий, а птица – ворон.
– Возможно, – ответил Галапас. – Более вероятно, что тебя запрут в клетку гораздо быстрее, чем ты думаешь. – Его слова прозвучали как бы отвлеченно, будто бы он думал о другом.
Я вернулся к волновавшей меня теме.
– Галапас, ты сказал, что ничего не знаешь о сне и пещере, но ведь это должно быть божьим провидением?
Я взглянул на выступ, где терпеливо сидел сокол. Он прикрыл глаза, оставив щелки, в которых отражался огонь.
– Может быть.
Я поколебался.
– Нельзя ли нам выяснить, что он... что имелось в виду?
– Ты снова хочешь побывать в хрустальном гроте?
– Н-нет, не хочу. Но кажется, что все-таки нужно. Что бы ты мне посоветовал?
Спустя несколько секунд он сказал, тяжело роняя слова:
– Думаю, тебе надо сходить. Но сначала мне следует научить тебя кое-чему. На этот раз ты должен сам создать огонь. Нет, не так, – улыбнулся он, когда я разворошил веткой угли. – До отъезда ты просил меня показать тебе кое-что настоящее. Это последняя вещь, которой я тебя научу. Я не осознавал... Ладно. Пора. Нет, сиди на месте. Книги больше не понадобятся, малыш. Только наблюдай.
То, что случилось вслед за этим, я не стану описывать. В этом и заключалось все искусство, переданное мне Галапасом, не считая некоторых приемов врачевания.
Но, как я уже сказал, оно стало для меня первым волшебством и уйдет от меня последним. Мне было легко создавать холодный как лед огонь и разжигать неистовый огонь, огонь, который тонкой струей уходит в темноту. По молодости все эти чудеса получались быстро, однако если быть к ним неподготовленным и неспособным, то можно запросто ослепнуть.
Когда мы завершили, уже стемнело. Галапас поднялся.
– Я вернусь через час и разбужу тебя.
Он сдернул с зеркала закрывавшую его накидку, надел ее и вышел из пещеры.
Длинные языки пламени напоминали лошадь, скачущую галопом. Один длинный и яркий язычок извивался как плеть. Со свистящим пеньем прогорало полено. И тут разом заговорили тысячи веток, зашептались тысячи людей.
В бриллиантовом сиянии тишины костер погас. Вспыхнуло зеркало. Я взял свою накидку, сухую и уютную, и забрался в хрустальный грот. Я расстелил ее и лег сверху, не спуская глаз с хрустального свода надо мной. Пламя заполняло все пространство. Я лежал в шаре, полном света, будто находился внутри звезды. Становилось все ярче и ярче. Неожиданно наступила тишина.
Копыта скачущих лошадей высекали искры из камней римской дороги. В воздухе свистела плеть, но конь уже мчался во весь опор. Широко раздувались розовые ноздри. Дыхание густым паром вырывалось на холодный воздух. На коне сидел Камлак. Далеко сзади, на расстоянии в полмили, держались его люди. За ними, прилично отстав, скакал посланец, привезший вести королевскому сыну.
Город горел факелами. Из ворот выбегали люди, встречая ездока. Камлак не обращал на них никакого внимания. Вонзив в бока коню острые шпоры, он промчался через весь город и буквально влетел во дворец. Он соскочил с коня и бросил поводья стоявшему рядом рабу. Беззвучными шагами в мягкой ездовой обуви он стремительно взбежал по ступеням и направился по колоннаде в комнату отца. На мгновение юркая черная фигура исчезла из виду в тени арочных сводов и появилась вновь. Широко распахнув дверь, он вошел.
Посланец оказался прав. Смерть наступила мгновенно. На резной римской кровати лежал старик, накрытый покрывалом из пурпурного шелка. Подбородок чем-то подперли. Жесткая седая борода торчала кверху. Под шею положили кусок обожженной глины, чтобы голова лежала ровно. Тело неподвижно застыло. Как ни смотри, не заметишь, что шея была сломана. Покойник начал спадать с лица, кожа сморщилась, смерть обострила нос, сделав лицо похожим на восковую маску. Рот и глазницы закрывали золотые монеты, блестевшие в свете факелов, которые с четырех углов освещали кровать.
В ногах стояла, одетая в белое, Ниниана. Стояла прямо, не двигаясь, сложив перед собой руки и наклонив голову. Между покойным и ею находилось распятие. Взгляд Нинианы замер на пурпурном покрывале, но не в горести, а будто она находилась в мыслях далеко-далеко. Даже открывшаяся дверь не вывела ее из оцепенения.
Мягкими шагами брат подошел к ней и встал рядом, глядя на отца. Он положил свою руку на мертвые руки, сложенные поверх покрывала. Камлак взглянул на Ниниану. В тени, в нескольких шагах от нее, находилась небольшая группа шушукающихся и шепчущихся мужчин, женщин и слуг. Среди них, молчаливые, с сухими глазами, стояли Маэль и Дуан. Все внимание Диниаса было приковано к Камлаку.
Камлак спокойно обратился прямо к Ниниане:
– Мне сказали, что это был несчастный случай. Это правда?
Ниниана не шевельнулась и не нарушила молчания. Он подождал, затем раздраженно взмахнул рукой и повысил голос.
– Ответьте мне, кто-нибудь. Это был несчастный случай?
Вперед выступил один из слуг короля по имени Мабон.
– Это правда, повелитель. – Он в нерешительности облизал губы. Камлак оскалился.
– Что же, черт возьми, со всеми вами происходит? – И здесь он увидел, что всеобщее внимание приковано к его правому бедру, на котором за поясом висел окровавленный кинжал. Выражая нетерпение и недовольство, он вытащил его и швырнул на пол. Кинжал пролетел по комнате и резко стукнулся о стену.
– Вы думали, чья это кровь? – спросил он, не переставая скалиться. – Это кровь оленя. Когда пришло известие, мы как раз убили его. Я со своими людьми находился в 20 милях от дворца.
Он оглядел присутствующих, призывая высказаться. Никто не тронулся с места.
– Продолжай, Мабон. Мне сказали, что он поскользнулся и упал. Как это произошло?
Мабон прочистил горло.
– Произошло глупо. Чистая случайность. С ним никого не было. Все случилось на малом дворе. Там старые стертые ступени. Один из слуг заливал маслом светильники и пролил немного на ступени. Пока он ходил за тряпкой, чтобы вытереть, появился король. Он спешил. Его не ждали там в это время. О боже, он оступился на масле и упал прямо на спину, ударившись головой о камень. Все произошло именно так. Есть люди, готовые поклясться в увиденном.
– А виновный человек?
– Раб, повелитель.
– С ним разобрались?
– Он мертв.
Пока они говорили, за колоннадой послышался шум. Это подъехали люди Камлака. Они набились в комнату. Когда Мабон кончил говорить, вперед вышел Алан и дотронулся до руки Камлака.
– Новость распространилась по всему городу, Камлак. Снаружи собралась толпа. Ходит миллион слухов. Могут быть неприятности, и очень скоро. Покажись людям и поговори с ними.
Камлак бросил на него острый взгляд и кивнул.
– Подите посмотрите пока, ладно? Бран и Руан, идите с ним. Закройте ворота. Скажите народу, что я скоро выйду. А теперь убирайтесь все.
Комната опустела. Диниас задержался, но не удостоился даже взгляда. Дверь захлопнулась.
– Ну, Ниниана?
Все это время она не поднимала на него глаз. Теперь они встретились взглядом.
– Что ты от меня хочешь? Мабон сказал правду. Он не сказал лишь, что король был пьян и заигрывал со служанкой. Это был на самом деле несчастный случай, и вот он мертв. А ты со своими друзьями был за 20 миль отсюда. Итак, ты теперь король, Камлак, и никто, ни один человек не станет указывать на тебя пальцем и говорить: «Он желал смерти своего отца».
– Этого не может сказать мне и ни одна женщина, Ниниана.
– Я этого и не говорила. Хватит ссор. Королевство твое, а сейчас, как заметил Алан, тебе лучше выйти и поговорить с народом.
– Сначала я поговорю с тобой. Почему ты ведешь себя так, будто тебя ничто не волнует? Будто тебя с нами не было.
– Потому что это, наверное, соответствует истине. Ты мне брат, и твои желания меня не волнуют. Я хочу просить тебя только об одной вещи.
– Что же?
– Разреши мне уйти сейчас. Он никогда бы не позволил, но ты, надеюсь, разрешишь.
– В монастырь Святого Петра?
Она наклонила голову.
– Я же сказала тебе, что меня здесь больше ничто не заботит. И меньше всего меня волнуют разговоры о вторжении, о войне, слухи о переворотах и смерти королей. Не смотри на меня так. Я не дура. Отец говорил со мной. Но тебе не надо меня бояться. То, что я знаю или могу совершить, никоим образом не отразится на твоих планах. Я ничего не жду от жизни, хочу только покоя, жить в покое вместе с сыном.
– Ты сказала «одну вещь», а выходит – две.
Впервые что-то мелькнуло в ее глазах. Может быть, даже страх.
– В отношении моего сына всегда имелся план, – быстро сказала она, – твой план. Даже прежде, чем он стал планом моего отца. В день, когда уехал Горлан, ты твердо знал, что если даже приедет отец Мерлина с мечом в руках и тремя тысячами воинов, то я не пойду с ними. Мерлин не причинит тебе вреда, Камлак. Он останется безымянным сыном. Ты же знаешь, он не воин. Видят боги, он не опасен для тебя.
– Тем более если станет священнослужителем, – голос Камлака прозвучал вкрадчиво.
– Тем более если станет священнослужителем. Камлак, ты разыгрываешь меня. Что ты задумал?
– Раб, проливший масло, – тихо произнес Камлак, – кто он?
Что-то снова мелькнуло в ее глазах. Веки Нинианы опустились.
– Сакс. Сердик.
Камлак не шевельнулся, но на черном фоне его груди неожиданно блеснул изумруд, будто о него ударилось сердце.
Она жестко продолжала:
– Не притворяйся, что ты об этом догадывался! Откуда ты мог знать?!
– Без догадок. Об этом шумел весь город!
С внезапным раздражением он добавил:
– Что ты стоишь тут как бесплотное привидение? Сложила руки на животе, будто защищаешь еще одного побочного ребенка.
К его удивлению, она улыбнулась.
– Да, защищаю. – Взглянув на блеснувший изумруд, Ниниана продолжала: – Не будь дураком. Откуда уж мне сейчас дети? Я имею в виду, что мне нельзя уходить, пока он не будет в безопасности. Пока мы оба не будем в безопасности, не будем зависеть от твоих предложений.
– Моих предложений? Клянусь, в них нет...
– Я говорю о королевстве отца. Ладно, не будем об этом. Сейчас моя единственная забота, чтобы монастырь Святого Петра был оставлен в покое... Правда, думаю, его и не тронут.
– Ты видела это в кристалле?
– Христианке не пристало заниматься прорицанием, – ее голос звучал несколько натянуто. Камлак внимательно поглядел на нее, и им овладела тревога. Он внезапно быстрыми шагами отошел в тень, но тут же вернулся на свет.
– Скажи мне, – резко спросил он, – что станет с Вортимером?
– Он умрет, – ответила она безразлично.
– Мы все умрем когда-то. Ты знаешь, я связан с ним сейчас. Не можешь ли ты сказать мне, что произойдет этой весной?
– Я не вижу ничего и не скажу тебе ничего. Но что бы ты ни задумал в отношении королевства, слухи об убийстве могут оказаться пагубными. Послушай меня, будет последней глупостью с твоей стороны считать смерть короля чем-то иным, кроме несчастного случая. Это произошло на глазах двух конюхов и девчонки.
– Сказал ли он что-нибудь, прежде чем они убили его?
– Сердик? Нет. Лишь то, что это было случайностью. Похоже, его больше волновала судьба моего сына, нежели его собственная.
– Про это я и слышал, – сказал Камлак.
Вновь установилась тишина. Они посмотрели друг на друга.
– Тебе не следовало бы...
Он промолчал. Брат и сестра стояли, глядя друг другу в глаза. По комнате потянуло сквозняком, пламя факелов заколебалось.
Камлак улыбнулся и вышел. Хлопнула дверь. До Нинианы донесся порыв воздуха. Огни заметались, отбрасывая тени. Свет задрожал, огонь угасал. Кристаллы потускнели. Выбираясь из пещеры, я зацепился накидкой и порвал ее. Тлеющие головешки под жаровней приобрели темно-красный цвет. Снаружи стемнело. Я слез с уступа и подбежал к выходу.
– Галапас! – закричал я. – Галапас!
Он стоял рядом. Его высокая, сутулая фигура вышла из темноты. Его полуголые ноги в истрепанных сандалиях посинели от холода.
Я остановился в ярде от него, но у меня было такое чувство, будто я влетел к нему в объятия и прижался к его руке.
– Галапас, они убили Сердика.
Он промолчал, но его молчание подействовало утешающе. Болело горло. Я откашлялся.
– Если бы я не пришел сегодня сюда... Он поскользнулся из-за меня. Ему можно было доверять и сказать даже о тебе. Галапас, если бы я остался, если бы был с ним... Я смог бы наверняка что-то сделать.
– Нет. Ты пустое место и прекрасно это знаешь.
– Теперь я меньше, чем пустое место. – Я приложил руку к голове. Голова раскалывалась, перед глазами плыли круги. Я с трудом различал предметы. Он нежно взял меня за руку и усадил у костра.
– К чему ты это говоришь? Подожди, Мерлин, расскажи мне, что случилось.
– Разве ты не знаешь? – спросил я удивленно. – Он наполнял маслом светильники у колонн и пролил немного масла на ступени. Король поскользнулся и сломал шею. Сердик не был виноват, Галапас. Он только пролил масло. Он как раз возвращался, чтобы вытереть, и тут случилось это. Они схватили его и убили.
– Камлак теперь стал королем.
Я уставился на него невидящими глазами. Мой мозг был неспособен целиком постигнуть происшедшее.
Он мягко продолжал:
– А твоя мать? Что с ней?
– Что, что ты сказал?
У меня в руках оказался теплый кубок. По запаху я определил напиток, отведанный в пещере после первого сна.
– Выпей. Тебе следовало поспать. Тогда было бы получше. Выпей до конца.
По мере того как я пил, острая боль в висках притупилась, слабо пульсируя. Расплывающиеся вокруг контуры приобрели четкие очертания. Одновременно прояснились мысли.
– Извини. Теперь все в порядке. Могу думать снова. Я вернулся. Она попыталась взять с Камлака обещание, что он оставит меня в покое, но он ушел от ответа. Я думаю...
– Да?
Я тщательно обдумывал слова.
– Не все мне до конца понятно. Я думал о Сердике. Кажется, Камлак собирается убить меня. И, по-моему, использует для этого смерть деда. Он скажет, что его убил мой раб. Никто не поверит, что я здесь ни при чем. Он заточит меня у церковников, а у них я умру тихой смертью. К этому времени слухи возымеют действие, и никто не пикнет. Став монахиней, мать уже не будет иметь при дворе права голоса. – Я взял кубок. – Как можно меня бояться, Галапас?
Он не ответил, лишь кивком указал на чашу.
– Заканчивай. А затем ты должен идти, дорогой мой.
– Идти? Но если я вернусь, меня или убьют, или посадят... Разве не так?
– Да, если они тебя найдут, то попытаются...
– Но если я останусь с тобой, – с нетерпением возразил я, – то никто не узнает. Ты и я увидим их в долине за милю. Они никогда не найдут меня. Даже если меня найдут и придут сюда, тебе ничего не грозит.
Он покачал головой.
– Для этого еще не настало время. Когда-нибудь, но не сейчас. Тебе больше не спрятаться. Твоему соколу не забраться обратно в яйцо.
Я оглянулся на выступ скалы, где перед уходом оставил терпеливо сидящего сокола, похожего на сову, которую держала при себе Афина. Там никого не было. Я протер глаза тыльной стороной ладони и моргнул, все еще не веря. Скала стояла пустая.
– Галапас, он улетел?
– Да.
– Ты видел, как он улетел?
– Он улетел, когда ты позвал меня в пещеру.
– Я... куда?
– На юг.
Я допил зелье до конца и выплеснул остатки на землю, оставив их богу. Кубок поставил на землю и потянулся за накидкой.
– Мы увидимся еще?
– Да. Обещаю тебе это.
– Тогда я приду еще раз?
– Я уже пообещал. Однажды эта пещера и все, что в ней находится, перейдут к тебе.
Холодный ветер, проникший снаружи, пошевелил мою накидку и волосы на затылке. По коже побежали мурашки. Я поднялся, запахнул накидку и застегнул заколку.
– Едешь? – Галапас улыбался. – Ты настолько мне доверяешь? Куда ты поедешь?
– Не знаю. Сначала, наверное, домой. У меня есть время подумать. Но пока я еще нахожусь на божьей стезе. Ощущаю дующий ветер. Почему ты улыбаешься, Галапас?
Он не ответил. Он поднялся, притянул меня к себе, наклонился и поцеловал сухим и легким старческим поцелуем. Тело будто пощекотали. Затем Галапас подтолкнул меня к выходу.
– Езжай. Я приготовил твоего коня.
В долине шел дождь, холодный, мелкий и пронизывающий. Вода скапливалась в складках накидки, стекала по плечам и лицу, смешиваясь с льющимися слезами.
Я плакал второй раз в своей жизни.
11
Ворота конного двора были заперты. Этого я и ожидал. Сегодня с утра я, не таясь, проехал через главный двор. У меня на плече сидел сокол. Я мог вернуться тем же путем когда угодно, хоть ночью, придумав историю о потерявшейся птице и поисках, затянувшихся до темноты. Но не сегодня.
Сегодня меня никто не будет ждать и выслушивать.
Хотя налицо и была настоятельная необходимость поспешить, я придержал нетерпеливого коня и медленно и тихо проехал под дворцовой стеной в направлении моста. Всю дорогу заполняла шумная толпа с факелами. Дважды, пока я ехал к мосту, из города галопом выезжали всадники и направлялись за реку, на юг.
Голые и мокрые ветви деревьев из фруктового сада нависали над бечевником. Под высокой стеной была ниша, скрытая ветвями. Я соскользнул с коня, завел его под знакомую яблоню и привязал. Встав на седло и какое-то мгновенье удерживая равновесие, я подпрыгнул и ухватился за висевшую надо мной ветку.
Рука соскочила со скользкой ветки, и я остался болтаться на одной руке. Найдя ногами опору, я забрался наверх. В считанные секунды я был на стене и спрыгнул на мягкую землю сада.
Слева находилась высокая стена, скрывавшая сад моего деда, справа – голубятня и высокая терраса, на которой любила посидеть со своей пряжей Моравик. Впереди располагались лачуги прислуги. К моему облегчению, я был скрыт тьмой. Шум и свет сконцентрировались слева за стеной, в главном здании дворца. Издалека доносились звуки приглушаемой дождем уличной суматохи.
В моем окошке не светилось ни огонька. Я побежал. Мне и в голову не могло прийти, что они принесут его сюда, домой. Его подстилка лежала теперь не у двери, а в углу, рядом с моей кроватью. Все обошлось без пурпура и факелов. Он лежал, как его бросили. В полусумраке я мог различить неуклюже растянувшееся тело с откинутой рукой. Пальцы касались холодного пола. В темноте трудно было определить, какой смертью он умер. Я склонился над ним и поднял его руку. Она уже остыла и начала коченеть. Я нежно опустил ее на подстилку рядом с телом. Метнувшись к кровати, я стащил с нее мягкое шерстяное покрывало и накрыл им Сердика. Раздался мужской голос, кого-то позвали, и за колоннадой послышались шаги. В ответ прокричали:
– Нет. Он здесь не появлялся. Я смотрю за дверью. Пони еще не в конюшне.
