Текст книги "Поверь в любовь"

Автор книги: Мэри Спенсер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9

Мэтью провел в Лос-Роблес целую неделю и вызвал в городе настоящее смятение, когда и в следующее воскресенье покорно отправился в церковь.

Преподобный Тэлбот, на которого деяния Элизабет явно произвели впечатление, догнав ее после службы, рассыпался в похвалах.

– Но Мэтью сам хотел пойти, – простодушно ответила она. – Я всего лишь отутюжила ему костюм, вот и все.

Вспоминая ее слова, Джеймс нет-нет, да и хихикал еще много времени спустя.

Наутро в понедельник Мэтью собрался уезжать, пообещав вернуться к Рождеству. Уже давно привыкший к отъездам брата, Джеймс даже и не пытался выяснить, куда тот направляется, а Элизабет, сколько ни старалась, тоже не смогла ничего из него вытянуть. И сейчас супруги с тяжелым сердцем вышли проводить его в путь.

– Спасибо за все, сестричка Элизабет, – расчувствовался Мэтью. – Особенно за заботу. А после ваших обедов на свою собственную стряпню мне и смотреть не хочется.

Смущенно потупившись, Элизабет протянула ему руку.

– Вы знаете, что вас всегда здесь ждут, Мэтью, – хриплым от волнения голосом произнесла она и, сурово сдвинув брови, добавила: – Берегите себя, одевайтесь теплее, слышите? На носу зима. Форму вашу я вычистила и отутюжила. И теплое белье выстирала, так что имейте в виду. И еще не забывайте, что вы джентльмен, чтобы, когда вы вернетесь на Рождество, мы могли бы вами гордиться, сэр!

Мэтью только вздохнул – он отлично все понял. Накануне Элизабет целый час читала ему мораль о том, какой грех человек берет на душу, когда пьет, играет в карты или водит дружбу с непотребными женщинами. Тогда ему лишь чудовищным усилием воли удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

– Да, мэм, конечно. – Обняв Элизабет, он расцеловал ее в обе щеки, и тут вдруг, невнятно пробормотав что-то о супе, который остался на плите, Элизабет вырвалась и молниеносно шмыгнула в дом.

Мэтью, невольно растрогавшись тем, что его суровая невестка не смогла сдержать слез, уже открыл было рот, но Джеймс многозначительно подмигнул и нахмурился.

– Извини, братец, но моя Элизабет не любит долгих прощаний.

Совсем сбитый с толку, Мэтью удивленно воззрился на него. Да он, никак, ослеп, его братец! Неужели он и впрямь считает, что все дело в супе?! Однако выражение лица Джеймса неопровержимо свидетельствовало, что так оно и есть, и Мэтью едва удержался, чтобы не дать этому олуху увесистый подзатыльник, дабы вправить ему мозги.

Само собой, скоропалительная женитьба брата вначале поставила его в тупик. Но, познакомившись со своей юной невесткой поближе, он только благодарил Бога за то, что тот надоумил Джимми взять эту девочку в жены. Впрочем, теперь, поглядывая на брата, Мэтью чувствовал себя на редкость неловко.

Вся беда в том, что очень уж они не похожи друг на друга. Элизабет – чопорная, сдержанная, всегда знающая, что правильно, а что нет, и рядом с ней Джимми... брызжущий энергией, жизнерадостный и беспокойный, как сам дьявол.

Мэтью с детства заботился о братишке, хотя и ненавидел это занятие всей душой. Впрочем, его не стоило особо винить: казалось, природа никогда еще не создавала столь пронырливого, хитрого и озорного создания, как Джимми.

Вместе с Натаном Кирклендом и Мэгги Вудсен они терроризировали всю округу.

Со временем Натан немного поутих, но Мэгги с Джимом все никак не могли перебеситься. Даже повзрослев, они не успокоились. Впрочем, теперь от детских забав они перешли к другим, куда менее невинным.

Эта парочка, казалось, не могла насытиться друг другом. Редкой ночью кто-нибудь из местных не набредал на них, когда, совсем обезумев при свете луны, они яростно предавались любви, точно животные, которым все равно, видят их или нет. Мэтью и сам не раз натыкался на безумцев и только удивлялся, есть ли на свете еще такие неистовые любовники, как Мэгги и его родной брат.

Узнав о смерти любимой, Джимми совсем потерял голову. Мэтью пришлось немало повозиться, прежде чем он пришел в себя. Порой шериф даже опасался за его рассудок. Наконец, немного оправившись, Джимми оседлал лошадь и поскакал в Лос-Анджелес, крикнув на прощание, что единственное его желание – это проводить любимую в последний путь. А когда Мэтью вернулся в Лос-Роблес, Джимми был уже женат на Элизабет.

На той самой Элизабет, при которой их дом стал точь-в-точь таким же, каким был при матери. Которая стряпала так, что у мужчин голова шла кругом. Которая шипела на них как разъяренная кошка, и держала их в узде, и следила, чтобы они хорошо себя вели, и... и пела как ангел.

Проклятие, они такие разные, эти двое! Оставалось только надеяться, что в конце концов им удастся поладить.

– А теперь послушай-ка меня, парень. – Мэтью потянул брата за рукав. – Тебе повезло... ты сам не понимаешь, как тебе повезло, так что смотри, заботься о ней хорошенько!

– Конечно, – надулся тот. – Я и так забочусь о ней, разве нет? Для чего бы я тогда на ней женился?

– Вот и ладно. И постарайся, чтобы так и было и впредь.

Иначе я возьму в руки старый мушкет и размажу тебя прямо у крыльца папашиного дома!

Джеймс, который за последние шесть лет решил, что забота о чести и достоянии рода Кэганов его и только его дело, кичливо вздернул подбородок:

– Моего дома!

Пожав плечами, Мэтью спустился с крыльца.

– Какая разница?

Джеймс проводил брата к тому месту, где уже ждал на привязи его жеребец по кличке Уродина. Завидев хозяина, тот радостно заржал.

– Прекрати бесноваться, старый черт, не то отведу тебя к Денни и тот скормит тебя собакам!

И вот настала минута, которую оба ненавидели всей душой. Джеймс обвинял Мэтью за то, что того не волнуют дела рода Кэганов, и Мэтью втайне чувствовал себя виноватым, ибо не в силах был расстаться с любимым делом. Шагнув к Джеймсу, он порывисто сжал его в объятиях.

– Береги себя, братишка. И Элизабет. Она девчонка что надо, Джимми. Мама с папой полюбили бы ее, если бы были живы.

– Знаю. Ты тоже береги себя, Мэтт. Ждем тебя к Рождеству.

– Угу.

– Теперь, когда в доме хозяйка, думаю, у нас будет настоящее Рождество.

– Я постараюсь.

Хлопнув брата по плечу, Мэтт вскочил на Уродину, и тот, почувствовав немалый вес хозяина, зафыркал и заплясал.

– Проклятый ублюдок, – нежно проворчал Мэтт, похлопывая жеребца по шее. – Понять не могу, чего я так долго тебя терплю?!

– Может, он тоже порой спрашивает себя об этом? – хмыкнул Джеймс.

– Держу пари, ты угадал, – с усмешкой ответил Мэтью, – да только хозяин здесь я, а не он, верно? – И, приподняв на прощание шляпу, послал коня в галоп.

Первый понедельник октября выдался на редкость теплым и погожим. Правда, сильный ветер едва не сбивал с ног, и Джеймс, проехав милю к пастбищу, куда его люди сгоняли предназначенный на продажу скот, поколебался, а потом повернул коня и поскакал домой.

– Бет! – крикнул он, въехав во двор.

Ее увенчанная сомбреро темноволосая головка маячила среди пышной зелени помидоров. Спрыгнув с лошади, Джеймс рванулся к ней.

– Джеймс! – Завидев мужа, Элизабет устремилась к нему. – Что случилось?

Сам не понимая, как это произошло, Джеймс вдруг с удивлением обнаружил, что держит жену на руках.

– Ничего не случилось, милая. Просто решил оторвать тебя от работы. Давай устроим пикник?!

– Что?!

– Погода-то какая чудесная! Боюсь, это последний погожий денек, которым природа решила нас побаловать. А потом настанет зима. – Он радостно закружил Элизабет. – Давай возьмем с собой корзинку с едой и просто немного посидим у реки.

– Джеймс... – с укором сказала она, будто он был не мужчиной, а неразумным ребенком.

Но он был начеку.

– А что такое? Давай-ка беги в дом и собери поесть, да побольше, а я запрягу лошадей и буду ждать тебя через двадцать минут.

– Джеймс Кэган, о каком пикнике идет речь, – возмутилась Элизабет, – когда у меня еще полно дел?! – Впрочем, он давно к этому привык. Такая уж она была, его Элизабет, – то смирная и кроткая, как мышка, то ни дать ни взять разъяренная львица. – Надо собрать и закатать помидоры, – затараторила она, – снести кукурузу в подвал, да я еще поставила тесто, чтобы напечь хлеб на всю неделю, да замочила бобы к ужину, да еще...

Приняв величественную позу, Джеймс прижал руку к сердцу:

– «Я, Элизабет Мэри Бек, клянусь любить, почитать и повиноваться...»

Элизабет осеклась на полуслове.

– Очень хорошо!

– Двадцать минут! – напомнил он и захохотал что было мочи, пока Элизабет, возмущенно ворча себе под нос, взбегала на крыльцо и с грохотом хлопала дверью.

С удовлетворенным вздохом Джеймс закинул руки за голову и улыбнулся, глядя в небо, по которому весело бежали облака.

– Ну, признай, что я был прав, милая, – победоносно заявил он, покосившись на сидевшую на одеяле Элизабет. Похоже, их импровизированный пикник удался.

– Было очень мило, – согласилась она, вертя в руках цветок. Странно, похоже, в этих местах все цветет круглый год. Втянув в себя сладкий аромат, Элизабет окинула задумчивым взглядом реку Санта-Инес, лениво катившую свои воды. А вокруг, сколько хватало глаз, росли могучие сикоморы.

Казалось, они заполнили собой всю долину, кичливо бросая вызов исполинским дубам.

– Не знаю, о чем еще и мечтать, – восторженно проговорил Джеймс, прикрывая глаза. – Полный желудок, погожий день – валяйся себе и ничего не делай. – Украдкой взглянув в сторону Элизабет, он лукаво прищурился. – Хотя нет, в такой день мужчина может пожелать еще кое-что...

Элизабет не сразу поняла, о чем он, а потом жарко покраснела.

– Джеймс Кэган, как не стыдно?! Среди бела дня!

– М-м-м, – промычал он, касаясь ее колена, – зато какого дня!

Она с негодованием отбросила его руку и встала.

– И можно сказать, у всех на виду!

– Угу, – с ленивой усмешкой согласился он и похлопал по нагретому солнцем одеялу: – Иди ко мне, милая. Поваляемся на солнышке!

Элизабет ушам своим не верила. Он не шутил! Господи, да разве такое возможно?! Это же ужасно, грешно... Порядочные люди так не поступают! «Нет, вы только взгляните на него! – в отчаянии подумала она. – Жмурится на солнце словно кот, не сводит с меня бесстыжих глаз». Словно догадывается... догадывается, что она ничего так не желает, как очутиться в его объятиях.

Элизабет тряхнула головой, как бы пытаясь избавиться от наваждения.

– Пойду наберу цветов, – бесцветным голосом сообщила она.

Откинувшись на спину, Джеймс опять засмеялся. В поисках цветов Элизабет спустилась к реке.

Не прошло и десяти минут, как она набрала целую охапку люпина и дикой горчицы. Что-то мурлыкая себе под нос, девушка то и дело украдкой поглядывала на Джеймса и заливалась краской всякий раз, как их взгляды встречались. В глазах его горел огонь, и, словно притянутая магнитом, она повернула назад.

– Поди сюда, Бет, – позвал он, потянувшись к ней.

Цветы чуть не выскользнули у нее из рук. Элизабет совсем растерялась. Дрожа от страха и возбуждения, она, тихо вскрикнув, бросилась к нему в объятия.

Шляпу он снял, так что Элизабет, подняв глаза, могла видеть его страстный взгляд. С нежной улыбкой он взял у нее цветы и бросил их на одеяло. А потом принялся одну за другой вытаскивать шпильки, которые удерживали на месте непокорную гриву Элизабет.

– Джеймс! – слабо запротестовала она.

– Потом заново причешешься, милая. Позволь мне полюбоваться. – И он зарылся лицом в ее волосы.

Наконец усадив ее на одеяло, Джеймс опустился на колени и стал осыпать ее лицо поцелуями. Впрочем, она и сама сгорала от желания. Да, Элизабет хотела его, хотя, на мгновение придя в себя, вдруг подумала, что «хотеть» – на редкость глупое слово. Она нуждалась в нем и уже не понимала, как вообще жила без него прежде. Теперь ей было все равно, день сейчас или ночь. Даже если бы в двух шагах от них появился сам преподобный Тэлбот, Элизабет вряд ли бы его заметила.

Она едва понимала, что делает. Все было как во сне. Подняв руки, она сделала то, о чем мечтала с их первой брачной ночи, – запустив пальцы ему в волосы, она ласково взъерошила их и, наслаждаясь их шелковистой мягкостью, стала наматывать на пальцы золотистые пряди, потом откинула со лба самую непокорную и заглянула Джеймсу в глаза.

Осоловев от наслаждения, тот затаил дыхание.

– Элизабет, – только и пробормотал он.

Осмелев, она двинулась дальше, сунула руку в вырез рубашки и, коснувшись воротничка, принялась стыдливо расстегивать пуговицы. Джеймс замер, только хриплое дыхание порой срывалось с его губ.

Элизабет положила сначала одну, потом другую руку ему на грудь и зажмурилась. Какой он горячий... и твердый, как полированное дерево.

– Милая. – Склонив голову, он приник к ее губам. Пальцы его привычно и быстро побежали по пуговкам ее блузки. – Сладкая моя Элизабет!

Сердце ее затрепетало, и Элизабет с очаровательной неловкостью обняла мужа за шею.

Горячие ладони Джеймса накрыли ее грудь, и вдруг он отпрянул в сторону.

Схватив ее за руки, он оторвал их от своего тела. Элизабет испуганно подняла глаза.

Дыхание со свистом вырывалось из его груди, на лице отражалась неизбывная боль. Он так сжал ее руки, что Элизабет тихо вскрикнула.

Ее голос заставил Джеймса открыть глаза, и Элизабет вздрогнула: в них не было и следа прежней нежности. Теперь в его глазах пылала одна только ярость. Ничего не понимая, Элизабет в ужасе окаменела.

– Прости пожалуйста, Джеймс, – залепетала она, сама не зная, за что просит прощения.

– Тихо! – свистящим шепотом приказал он и грубо опрокинул ее на одеяло. – Тихо, Элизабет!

Все произошло очень быстро. Задрав ей юбки, Джеймс быстро расстегнул брюки и навалился на нее. Не было ни поцелуев, ни ласковых слов, ничего... Не отводя застывшего взгляда от реки, Джеймс врывался в нее так глубоко, точно вспахивал поле. Только перед тем, как взорваться, он резко дернулся и, не успев откатиться в сторону, выкрикнул женское имя. Элизабет вздрогнула и зажмурилась, как от удара. Но муж, казалось, ничего не заметил. Словно в забытьи, он встал и двинулся к реке.

Элизабет и не подумала прикрыться, даже не одернула задранную юбку. Она так и осталась лежать, чувствуя, как прохладный ветерок холодит ей обнаженную грудь. Услышав, что Джеймс бросился в реку, девушка даже не повернула головы – взгляд ее был прикован к цветам. Смятые и раздавленные, они рассыпались по одеялу.

«Как жаль!» – подумала Элизабет, рассеянно погладив оторванный лепесток.

Машинально поднявшись, она оправила одежду. Дома было полно дел. Не хватало еще до вечера нежиться на солнышке. Застегнув пуговицы, Элизабет поправила волосы и принялась собирать остатки еды и тарелки, даже те, что были разбиты и раздавлены, как цветы. Аккуратно свернув одеяло, она поставила корзинку в экипаж.

Джеймс нырял без всякой передышки, словно наказывал сам себя.

Боже! Боже!

Только когда легкие, казалось, уже вот-вот разорвутся на части, он вынырнул на поверхность и отряхнулся.

Боже! Что он наделал?!

Если бы только она не коснулась его! Он так отчаянно желал ее, что невольно привез жену на то самое место, где они обычно купались вдвоем с Мэгги. Туда, где он бесчисленное число раз любил ее!

Он слышал, как тяжело вздыхала Элизабет, собирая раздавленные цветы. И в то же самое время видел перед собой Мэгги – ее сияющие золотистые волосы, обрамлявшие бледное лицо, всегда искрившиеся весельем голубые глаза и лукавое лицо эльфа.

– Хочешь меня? – как-то жаркой летней ночью поддразнила его она. – Ну так возьми же! – И с размаху прыгнула в ту самую заводь, где сейчас плавал он. Ее белокурые волосы в свете луны переливались как жемчуг.

Скинув с себя одежду, он кинулся за ней. Они барахтались как расшалившиеся дети, а потом, взявшись за руки, долго лежали на спине, глядя в небо. «Какие у нее были маленькие руки! – с тоской подумал он. – Такие нежные, такие женственные...»

И вдруг горе скрутило его с такой силой, что Джеймс, застонав, прижался лбом к выступу скалы.

«Мэгги, я люблю тебя!»

Несколько минут назад он почти выкрикнул это, занимаясь любовью с Элизабет.

Слава Богу, в последнюю секунду ему удалось проглотить роковые слова. Если бы только она не коснулась его! Ведь она никогда раньше так не делала, во всяком случае, по своей воле. И хотя Джеймс только об этом и мечтал, он оказался совершенно неподготовленным к тому ошеломляющему впечатлению, которое произвели на него робкие прикосновения жены. Тем более здесь, где еще живы воспоминания.

Джеймс еще долго лежал так, прижимаясь лбом к холодному камню и дожидаясь, пока стихнет боль в груди.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он нашел в себе силы вернуться и встретиться лицом к лицу с Элизабет... наверное, немало. Конечно, ему надо извиниться, как-то объяснить свое поведение. Его тихая невинная Элизабет! Как же он мог?! Взял ее в гневе, без любви, без единого ласкового слова, будто она была последней шлюхой! Джеймс сгорал от стыда и раскаяния. Он все уладит... расскажет ей все, как есть.

Джеймс выбрался на берег, но не нашел там ничего, что бы напоминало об их пикнике: ни одеяла, ни корзинки, ни даже самой Элизабет. Джеймс в ужасе огляделся – коляска стояла там, где он ее оставил, корзинка и одеяло были внутри, и... никаких следов Элизабет!

– Бет! – закричал он, собирая разбросанную по траве одежду. – Бет, милая, где ты?

Куда, ради всего святого, она могла исчезнуть?! Не сказав ему ни слова! Натягивая брюки, Джеймс свирепо выругался.

Он нагнал ее на полпути к дому.

– Элизабет! Элизабет, Бога ради, подожди! Она остановилась и обернулась.

– Бет, ради всего святого! – выкрикнул Джеймс, натягивая поводья. – Почему ты меня не дождалась?!

Она не отвечала, только тупо смотрела на него, словно не узнавая. Но стоило только Джеймсу протянуть к ней руки, как она отшатнулась.

– Милая, прошу тебя, позволь мне объяснить...

– Мне нужно домой, – пробормотала она. – Пора ставить тесто в печь.

– Дорогая, я понимаю, как ты расстроена. – Джеймс сделал еще один шаг, и она опять отпрянула от него, как испуганное животное. Острая боль пронзила его сердце. – И ничуть тебя не виню. Это я должен просить у тебя прощения, милая. Поверь, мне очень жаль, что так вышло. Будет лучше, если я все объясню. Проклятие, Бет, да не шарахайся ты от меня! Неужто думаешь, я тебя ударю?!

Элизабет вздрогнула и послушно застыла. И тут он вдруг заметил, какие у нее пустые глаза. У Джеймса опустились руки. Она была точно такой же, как в тот день, когда он увидел ее впервые, – ни гнева, ни обиды... ничего.

– Милая, поверь, я нисколько не сержусь на тебя... да что там, я готов удушить себя голыми руками за ту боль, что причинил тебе. Ты тут ни при чем, поверь. Все дело во мне. Когда ты ласкала меня, это было...

– Мне нужно домой, – перебила Элизабет, – нужно. Сейчас!

– Сейчас, Бет, подожди. – Руки его тряслись от желания прижать ее к себе, утешить, как обиженного ребенка. «Она должна выслушать меня», – подумал Джеймс.

– Нет. Я и так потеряла весь день. И теперь не намерена ждать ни единой минуты.

– Но я хочу извиниться! – Да что с ней такое, черт возьми?! Насколько он знал женщин, все они обожали, когда мужчины униженно посыпали себе голову пеплом. Мэгги была прямо-таки помешана на этом. – И ты называешь это «терять время»?

– Мужу нет нужды извиняться! – с горечью возразила она. – Да и к чему? Ведь он глава семьи, так?

Стало быть, на все Божья и его воля! А теперь мне надо домой, готовить ужин. – И Элизабет торопливо зашагала вперед, оставив совершенно ошеломленного Джеймса растерянно смотреть ей вслед.

В этот вечер Элизабет поднялась к себе раньше обычного, едва управившись с посудой. Она не солгала Джеймсу, сказав, что смертельно устала.

И сейчас Элизабет мечтала только об одном: забыться сном. Она едва не сошла с ума, весь день ломая себе голову, пытаясь понять, что же произошло. Имя. Имя, которое выкрикнул Джеймс...

Мэгги.

Когда оно сорвалось с его губ, он все еще был внутри ее. И прозвучавшая в его крике боль сказала ей больше, чем любые слова.

Ей следует быть очень осторожной, чтобы это не повторилось. А все из-за того, что она коснулась его, и не важно, что по неведению. Происшедшее затем Элизабет могла и понять, и простить, она ведь и сама немало выстрадала.

Да, хороший урок для нее, Элизабет никогда его не забудет.

В эту ночь Джеймс даже не пытался прикоснуться к ней. На сердце у него было тяжело. К тому же его ласки сейчас наверняка будут ей просто противны. Весь вечер его терзали угрызения совести. «Как же я виноват перед ней!» – с горечью думал Джеймс.

Украдкой покосившись на лежавшую в постели Элизабет, он вдруг поразился ее молодости. Семнадцать! Ей всего лишь семнадцать! Она всегда казалась такой разумной, что он почему-то забыл об этом. А она ведь совсем ребенок, несмотря на весь тот ужас, который ей пришлось пережить. Сам-то он старше ее почти на десять лет!

«Элизабет, моя маленькая жена! Что я наделал?! Простишь ли ты меня когда-нибудь?»

Он вспомнил, как обещал, что будет заботиться о ней, о том, что она никогда не пожалеет, что стала его женой. И тут же в его памяти всплыли те клятвы, что он так недавно давал Мэгги, – что будет вечно любить ее и хранить в сердце ее образ. Но Мэгги больше нет. Она умерла. А рядом с ним, в постели, Элизабет, теплая, живая.

Подумать только, в первый раз она решилась коснуться его и что же получила в ответ?! Ему еще очень повезет, если она согласится снова принять его. Что ж, подумал Джеймс, если понадобится, он сделает все, чтобы завоевать ее снова. Как Бог свят, сделает!

Погасив лампу, он забрался в постель и осторожно коснулся ее.

– Милая, – тихо прошептал он, чувствуя, как Элизабет вся сжалась, – я только обниму тебя, и все.

Повисло тягостное молчание. В тишине раздавалось лишь тяжелое дыхание обоих.

Наконец Джеймс, обняв жену за талию, крепко прижал ее к себе и только сейчас почувствовал, что тело ее холодное как лед. Почти накрыв ее собой, он отчаянно надеялся ее согреть.

– Ты, конечно же, считаешь, что муж не должен извиняться, – начал вдруг он, – но раз он виноват и сам все понимает, думаю, это будет только справедливо. И я хочу, чтобы ты знала, Элизабет, мне и правда ужасно стыдно за то, что произошло. Такое никогда больше не случится. Никогда, клянусь тебе! – Она не ответила. – Ты меня слышишь, Элизабет?

– Да, Джеймс.

Привычный ответ нисколько его не успокоил, и Джеймс крепче прижал жену к себе, снова и снова повторяя, что через несколько дней все образуется.