Текст книги "Джек Мерсибрайт"
Автор книги: Мэри Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Он порылся в карманах и нашел там игрушку, которую купил вчера вечером у торговца из Браммагема. Это были связанные красной ленточкой два голландских деревянных башмачка, каждый размером с ноготь его мизинца. Джек с трудом встал и пошел к черному ходу господского дома. Когда вышла мисс Филиппа, он отдал ей пустую кружку и протянул башмачки.
– Я купил это для Линн. Она уже встала?
– Она встала, я отдам их ей.
– Где она? Я бы лучше сам отдал ей подарочек. Могу я войти в дом на минуту?
– В таком состоянии? Мне жаль Линн, хотя, как видно, вам все равно, что она может испытать, увидев вас в таком виде.
Мисс Филиппа с отвращением оглядела Джека.
– Вам что, неясно, что может почувствовать ребенок? Вы не понимаете, что я чувствую, когда вижу вас пьяным и в таком ужасном состоянии?
В этот момент Линн вышла в коридор и встала за Филиппой, выглядывая из-за ее юбок, как маленький жалкий цыпленок.
– Эй, у меня тут для тебя подарочек, – сказал Джек. – Два маленьких деревянных башмачка, которые носят в Голландии. Я их купил специально для тебя. Тебе они нравятся?
Линн вытянула шею и посмотрела на сувенир в руках Джека, потом протянула руку и, молча взяв башмачки, сразу же отступила назад в полумрак. Ее личико оставалось спокойным и равнодушным, хотя она все же нахмурилась.
– Ну, Линн? – подсказала ей мисс Филиппа, – что нужно сказать, когда тебе что-то дарят?
– Большое спасибо, – пролепетала девочка.
– Хорошо, я рад, что они тебе нравятся, – сказал Джек. – Мне кажется, что тебе пора получить подарок – скоро Рождество. Как у тебя дела? Тебе здесь хорошо? Все нормально, да?
Линн продолжала молчать. Она не сводила с него глаз, так напоминавших ему Ненну. Он не выдержал ее взгляда и отвернулся. Прежде чем за ним закрылась дверь, Джек услышал, как она спросила у тетушки Филиппы:
– Кто этот дядя? Он не мой папа, правда? Этот грязный старик, он же не мой папочка…
* * *
Был мокрый день, и Джек повел четырех лошадей подковать в кузницу в Ниддапе. Он ждал своей очереди, прислонившись к двери и глядя на перекресток, где сходились три главные дороги.
В три часа прибыла повозка из Эгема. Из нее вышел молодой солдат с походной сумкой. Это был Харви Стреттон. Когда он свернул на Фелпи Лейн, Джек увидел, что правый рукав у Харви был пустой, подвернут и пришпилен к куртке.
Кузнец был очень занят, так как ремонтировал повозку из Ридлендс Холла, ему пришлось повозиться. Он сказал Джеку, что еще придется подождать.
– Хорошо, я пойду пройдусь.
– Если будешь пить, то выпей кружечку и за мое здоровье!
Джек пошел к «Лавровому дереву». Он повернул налево, к старой церкви, стоящей недалеко от селения. Уже начинало темнеть, но он легко нашел могилу Ненны и прочитал надпись на камне – «Генриэтта Рут, любимая жена Джона Мерсибрайта. Умерла 26 сентября 1900 года в возрасте 24 лет».
Холмик успел зарасти свежей травой. Джек подумал, что надо скосить эту траву.
Внутри церкви кто-то ходил, перемещая вместе с собой световое пятно. Джек стоял и смотрел на него. Оно было заметно сначала в одном высоком окне, потом переместилось в другое. Потом свет появился в восточном крыле церкви. Там стало совсем светло, потому что зажглись свечи у алтаря. Джек, стоя снаружи в сырости и холоде, сильно продрог. Вскоре он двинулся прочь.
Утром в воскресенье он принялся за уборку дома. Он мыл и чистил все. Отмывал пол до тех пор, пока красные кирпичи снова не превратились в сияющие багровые пятна. Джек отполировал все медные ручки и почистил плиту, затем разжег огонь.
Подогрев воду в маленькой комнате для умывания, он разделся и тщательно вымылся, намылившись куском красного мыла с карболкой. Бреясь, Джек столкнулся с проблемой – его бритва с трудом справлялась с грубой десятинедельной щетиной. Поэтому он брился очень долго, все время приходилось еще править бритву. Когда он закончил, кожа на лице покраснела и ее пощипывало. Джек обнаружил у себя на лице узкий шрам, который зажил и тянулся по краю челюсти. Был еще маленький свежий порез на левом ухе. Он так давно не видел себя в зеркале – на него смотрел незнакомый человек.
Джек надел парадный воскресный костюм, хорошую шапку и мягкие башмаки и отправился в главный дом. Миссис Миггс открыла ему дверь и проводила в гостиную. Через несколько секунд к нему вышла мисс Филиппа. Она была в черном шелковом платье с пышными юбками. При его виде от удивления глаза у нее заблестели. Но держалась она очень строго.
– Где Линн? – спросил Джек.
– Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы что, принесли еще какие-нибудь дешевые подарки, чтобы порадовать ее?
– Нет, я пришел, чтобы забрать ее домой.
– Перестаньте пороть чепуху! – воскликнула мисс Филиппа. – Как вы можете ее забрать с собой, в ваш дом, где хуже, чем в свинарнике.
– Я там все убрал.
– И кто будет за ней присматривать? Не вы же?
– Почему бы и нет?
– Вы за собой не можете присмотреть, не говоря уже о четырехлетнем ребенке. Да, сейчас с вами все в порядке. Вы выглядите как респектабельный джентльмен. Но я хотела бы знать, на сколько вас хватит?!
– Если вы не против, я хотел бы повидаться с Линн. Вы приведете ее ко мне?
– Нет! – закричала она. – Так нельзя. Я не позволю вам тащить бедную крошку с собой. Мне не нравится ваша идея. Ей здесь гораздо лучше.
– Она моя дочь, а не ваша.
– Поздновато вы вспомнили об этом, не так ли? Вы так долго не вспоминали о ней!
– Но я ее скоро заберу у вас, – сказал Джек.
Она несколько мгновений молча смотрела на него. У нее поблекли глаза, и взгляд стал враждебным. Потом она повернулась к очагу, чтобы согреть руки.
– Как может мужчина присматривать за ребенком?
– Может, если этот человек – ее отец.
– Но вы же работаете целый день.
– Линн пойдет в школу вместе с детьми Гонлетов. Они будут за ней заходить. Она ведь давно мечтала об этом. После занятий Сисси Гонлет посидит с ней, пока я не вернусь с работы.
– Сисси Гонлет всего тринадцать лет!
– Я знаю. Но она хорошо справляется с малышами и нравится Линн. Я вполне ей доверяю.
– Мне кажется, что вы все уже продумали.
– Правильно. Я вчера договорился с Гонлетами.
– Но почему Линн не может быть здесь днем, а вечером уходить домой?
– Нет. Я предпочитаю делать так, как решил.
– А что если вам придется уходить в «Лавровое дерево»? Что станет с Линн, если она проснется ночью и обнаружит, что одна во всем доме?
– Я не собираюсь ходить туда, – ответил Джек.
– Все это слова, слова…
Похоже, это был последний выстрел Филиппы. Она все еще пыталась нападать, но битва была проиграна, и она понимала, что Джек, дав обещание, будет заботиться о Линн.
– Я ее сейчас позову, – сказала Филиппа.
Она вышла из комнаты, и через некоторое время появилась Линн. Она прокралась в комнату тихо, как мышка, и выглядела испуганной. Она подняла глаза на отца, внимательно осматривая знакомую одежду, цепочку для часов, прикрепленную к карману жилета, затем робко взглянула ему в лицо.
– Ну, Линн Мерсибрайт, ты узнала меня?
Девочка кивнула, но продолжала молчать. Она не улыбалась и держалась очень осторожно. Лицо было неприветливым. Как она была непохожа на себя! Куда делась ее веселость и живость?! Ведь Линн всегда была такой ласковой и любящей девочкой. Может, она старается отплатить ему за то, что он не обращал на нее никакого внимания в течение долгих десяти недель?!
Джек подумал, что заслуживает наказания. Ему придется снова завоевать ее любовь.
– Я пришел за тобой, нам пора идти домой. Ты, наверное, уже соскучилась по дому? Я хочу, чтобы ты помогла мне приготовить обед. У нас будет вареная говядина. Сисси Гонлет приготовила ее для нас. Но я не знаю точно, как нужно готовить пудинг. Ты мне поможешь, правда?
Она слегка кивнула головкой, и когда он повернулся к двери и протянул ей руку, девочка сразу же пошла с ним, взяв отца за руку.
Он не мог понять выражения лица мисс Филиппы, когда та провожала их до дверей. Она полюбила девочку. Задержав на мгновение свою руку на светлой головке, она тем не менее держалась как всегда строго и без всяких эмоций.
– Не шали дома, ладно? И не капризничай. Слушайся отца!
– Линн будет хорошо себя вести, – сказал Джек. – Она сейчас поможет мне приготовить обед.
Сидя за столом напротив отца, Линн мелко нарезала маленьким и не очень острым ножом жир для пудинга. Джек чистил лук, морковь, картофель и брюкву. Большая кастрюля кипела на огне, и в кухне приятно пахло варившейся говядиной.
– Что дальше? – спросил Джек, бросая овощи в кипящую воду. – Немного ячменя и соли?
– Да, – сказала Линн. Она перестала строгать жир и смотрела на отца.
– Ты приготовила жир? Может, тебе помочь? Давай-ка я порежу его.
Джек взял острый нож и принялся за дело.
– Так, теперь мне нужно приготовить тесто для пудинга. Две горстки муки, горсть сала, соль и перец, и все как следует перемешать. Добавить немного сыворотки. Как ты думаешь, я правильно делаю? По-моему, нужно все хорошо перемешать, правда?
– Да, – сказала Линн, глядя, как он энергично перемешивает тесто.
– Немного присыпать мукой… потом еще мешать… завернуть в чистую тряпочку. О, а что же мне делать с кончиками, как ты думаешь? Наверное, завязать их голубой лентой?
– Нет, – сказала Линн и тихонько хихикнула.
– Тогда чем же мне все это перевязать? Шнурками, да?
– Глупенький, – ответила девочка, – нужно все перевязать ниткой.
– Ну да, ниткой или шнурком, – сказал Джек, щелкая пальцами.
Он пошел искать шнурок в шкафу.
– Как хорошо, что я попросил, чтобы ты пошла со мной и помогла мне. Иначе я бы все сделал неправильно. Да!
Пока варился обед, Джек принес еще дров. Линн забралась на стул у окна и наблюдала за птицами, которые дрались из-за кусочка сала, который Джек повесил на вишневое деревце еще утром. День был пасмурный, и облака низко нависали над землей, но иногда через просветы прорывались лучи солнца.
– Неплохой день, – заметил Джек. – Мне кажется, что после обеда нам следует прогуляться. Мы пройдемся вдоль Нидда. Несколько дней назад я там видел цапель. Их было пять или шесть, а может быть, и семь.
– Что они делали?
– Они разглядывали свое отражение в воде.
– Почему?
– Птицы хотели узнать, хорошо ли они выглядят. Они, как и люди, любят покрасоваться. И потом они, конечно, хотели поудить рыбу.
– Удить рыбу? Как это так?
Линн сморщила лобик и повернулась к отцу. Она представила себе, как цапли стоят у речки с удочками.
– О, они прекрасно умеют удить рыбу, – заверил ее Джек, – Для этого специально отращивают себе длинные и острые клювы. Ты не хочешь прогуляться со мной и самой все увидеть? Может, мы найдем белые фиалки под деревьями. Помнишь, мы их когда-то там собирали?
Линн кивнула головой. Она повеселела и уже ожидала приближающееся удовольствие. Она была рада снова быть вместе с Джеком. А он надеялся, что между ними восстановятся теплые отношения и прежняя ее привязанность, которые особенно сейчас были необходимы, ведь в этом мире они остались одни.
Теперь каждый день после окончания занятий в школе Сисси Гонлет приводила Линн домой, разводила огонь, и дома снова становилось уютно. Она оставалась там до тех пор, пока Джек не возвращался с работы.
Сисси была веснушчатой светловолосой девочкой с грустными глазами.
Хотя ей было всего тринадцать лет, она ощущала себя заботливой «мамочкой». Ей нравилось, что она одна отвечает за Линн, потому что Сисси серьезно относилась к своим обязанностям.
Часто, когда Джек возвращался домой, он видел, как они вместе учили таблицу умножения, или повторяли слова молитвы «Отче наш», или старались учить алфавит. Пока мылся в маленькой комнате, он слышал, как они повторяли хором.
Очень часто с ними оставался Харви Стреттон, он с удовольствием принимал участие в их детских играх. Линн просто обожала Харви. Он приносил ей цветы или огромные шишки, а однажды – гнездо малиновки, которое отыскал в живой изгороди. Тогда же он принес перья из хвоста фазана. Несмотря на то что Харви стал инвалидом, он всегда был весел и полон жизни.
– Куда подевалась твоя рука? – спросила его Линн, касаясь пустого рукава Харви.
– Наверно, я ее где-то потерял…
– Почему ты это сделал?
– Ну она мне не очень-то была нужна. Я сам виноват, что поранил ее. Теперь я похож на адмирала Нельсона, только у меня есть два нормальных глаза.
– А твоя рука вырастет снова? – спросила Линн.
– О, это неплохая идея, правда! Мне бы хотелось, чтобы у меня опять были две здоровые руки, тогда я мог бы держать ими ручки плуга.
Харви выполнял мелкую работу на ферме и зарабатывал всего несколько шиллингов. Но Сисси Гонлет придумала ему другую работу. Сисси была умненькой девочкой. Ей хотелось после окончания школы стать сельским почтальоном или даже заведовать почтой. Поэтому она решила, что Харви неплохо было бы поработать почтальоном.
– Это ведь работа на свежем воздухе, правда? – сказал Харви. – Я не против поменять одну форменную одежду на другую. Но мне трудно будет читать адреса на конвертах.
– Ты что же, не умеешь читать?
– Конечно, я могу читать, но только когда написано разборчивым почерком.
– Тогда мне придется подучить тебя, – сказала Сисси.
Вильям Гонлет говорил Джеку, что Харви и Сисси очень подходят друг другу. И хотя Сисси еще не исполнилось четырнадцати лет, они были объявлены «парочкой». В одно прекрасное время они поженятся, и Сисси станет еще больше заботиться о Харви.
Вскоре Харви в форме почтальона с большой брезентовой сумкой на ремне стал появляться в Перри Коттедж. Он всегда заходил к ним в конце работы, и Линн его очень ждала.
– Почему ты не приносишь нам писем? – расстроенно спрашивала девочка.
– Я не знаю, – ответил ей Харви, – не все получают письма. Наверное, люди не любят переписываться, – и поспешно добавил: – Я обязательно поговорю об этом с начальником почты.
И после этого раз в неделю для Линн всегда находилось письмецо в маленьком конверте с аккуратно написанным большими буквами адресом:
«Мисс Линн Мерсибрайт, Перри Коттедж, Браун Элмс, Ниддап, рядом с Хотчемом».
Харви всегда долго копался в своей сумке, затем доставал наконец письмо и, делая вид, что никак не может разобрать адрес, передавал его сгоравшей от нетерпения Линн. Та вскрывала письмо, а Сисси читала вслух:
«Дорогая Линн, до меня дошли слухи, что у тебя в воскресенье был насморк. Тебе следует поберечься и не выходить на улицу без теплого шерстяного шарфа, когда дует противный холодный ветер…»
– Откуда это письмо? Кто его написал? – спрашивала Линн. Сисси пыталась разобрать подпись и обычно отвечала:
– Это письмо от лорд-мэра Лондона.
Или:
– О, кажется, это письмо написала Ее Величество Уважаемая Королева Виктория из самого королевского дворца…
Возвращаясь домой, Джек слышал их голоса и звонкий смех Линн. Обычно он останавливался в дверях и ждал, когда они обратят на него внимание. Дочь радостно подбегала к нему, и, как в прежние времена, он подхватывал ее на руки и высоко поднимал к самому потолку.
– Ты получила еще одно письмо? – спрашивал Джек. – Я так и подумал, когда услышал ваши голоса. Кто же прислал весточку на этот раз? Персидский шах?
– Подожди, я покажу тебе, – отвечала Линн. – Оно написано на голубой бумаге и там есть рисунок, на нем – мистер Гонлет со своими овцами и собаками…
Постепенно их жизнь налаживалась. Снова вернулось в их дом прежнее тепло отношений. Вместе им было хорошо.
Как-то в марте, когда стало сухо и прекратился сильный ветер, Джек с подручными решил поджечь старую траву в местечке Мур, над Плакеттами. Там находилось поле в шестнадцать акров. Это был самый плохой участок, купленный у Тьюллера. Его нужно было расчистить и подготовить к использованию.
Земля, заросшая жесткой и старой травой и изрытая многочисленными глубокими норами грызунов, не годилась и под пастбище.
Огонь разожгли у подножия. Дул юго-западный ветер, огонь медленно поднимался вверх и разгорался сильнее, когда набрасывался на кусты куманики или можжевельника. Черный густой дым окутал все вокруг. Джек работал с Джо Стреттоном и Джонатаном Кирби. Они внимательно следили, чтобы пламя не перекинулось на живую изгородь. Когда огонь сильно разгорелся, зайцы, кролики и полевые мыши стали покидать свои норы, разбегаясь вверх по склону холма. Там их караулил Эрни Стреттон, вооруженный отцовским ружьем.
– Ты решил заняться этим полем? – спросил Джека Джонатан Кирби. – Нам нельзя уходить отсюда, пока все не догорит до конца.
– Какой смысл здесь что-то делать? – спросил Джо Стреттон. – Этот кусок земли никогда не станет плодородным. Здесь с давних времен всегда была только целина.
– Наверное, вся земля в мире была когда-то в таком состоянии, – ответил ему Джек, – кто-то должен начать ее обрабатывать.
Мисс Филиппа пришла посмотреть, как продвигались дела, и потребовала, чтобы ей показали добычу. Стреттон предъявил ей четыре связки кроликов, три связки зайцев и несколько птиц, которые, видимо, пожаловали сюда из поместий Кейм Корт.
– Это все? – спросила она.
– Ну, еще есть несколько горностаев в летней шкурке, несколько куниц да парочка кротов, – ответил Стреттон, – но я бы не рекомендовал их употреблять в пищу!
– Я не сомневаюсь, что лучшую добычу вы припрятали для себя. Я знаю, что вы всегда так делаете.
– А мы знаем вас, – пробормотал Стреттон ей вслед. – Мы тоже не круглые дураки.
К вечеру огонь догорел, и Джек вернулся домой. Покрытый с головы до ног черной сажей, в пепле, он был похож на угольщика. Когда он вошел в кухню, Линн изумленно воскликнула:
– Кто же здесь неряшка-замарашка?
На следующее утро он опять пошел в Мур, ветер переносил пепел с места на место. Нужен был дождь. И ночью, действительно, прошел сильный ливень – он остудил землю и прибил пепел.
Как только на поле начала прорастать трава, Джек с двумя помощниками перепахал все шестнадцать акров. Эта изматывающая работа заняла шесть дней. Через месяц, когда вновь зазеленели сорняки, Джек, разбросав по почве навоз, занялся поперечной вспашкой.
– Ты никогда ее не расчистишь, – сказал Джо Стреттон.
– Расчищу, дайте только срок.
– Год растут сорняки – семь лет борьба с их семенами. Так говорят старики. Тебе придется трудиться здесь многие годы!
Всю весну и лето, как только появлялось свободное время, Джек возвращался сюда и перепахивал землю, уничтожая упрямые сорняки. Для этого он использовал новый культиватор, позволявший уничтожать длинные корни осота и одуванчиков. Потом собирал сорняки в огромные кучи, поджигал их, и они долго тлели и дымились.
– Где Джек? – спрашивал кто-нибудь.
– Наверное, опять пашет свой участок. При таком уходе земля скоро уже придет в норму.
И вот наконец пришел день, когда шестнадцать акров перестали называть Мур – болотистое место. Теперь этот участок именовали «участком Джека». Кто-то даже написал это название на карте земельных угодий, висевшей в конторе мисс Филиппы.
– Наверное, это так же приятно, как если в твою честь назвали новый сорт яблок, – сказал Джеку Питер Льюппитт, – или, скажем, картофеля, да и новый сорт вьющейся розы неплохо бы.
– Ну, насчет награды – он ничего не получил, – заметил Джо Стреттон. – Мисс Филиппа даже не поблагодарила его.
Джек любил работать. И всегда трудился усердно. Ему не нравилось, когда земля была заброшенной и пропадала. Вильям Гонлет, который пас овец на высоких холмах Тутл Борроу, откуда открывался лучший вид на всю округу, первым заметил изменения, происходившие на старых истощенных землях Мерихоуп. В них как бы вложили новое сердце и дыхание, вдохнули душу.
– Как хорошо человеку ощущать свою силу и наблюдать, как земля снова начинает улыбаться.
Что бы ни говорил Джо Стреттон, мисс Филиппа тоже была довольна тем, как продвигаются дела. Как-то в Хотчеме, на рынке, она попросила Джека подождать, пока зайдет в банк. Вернулась довольная, лицо светилось радостью, глаза блестели.
– Та закладная, которую я оформила, когда покупала ферму Мерихоуп, уже полностью выплачена, – сказала мисс Филиппа. – Хорошие новости, не правда ли?
– Это просто здорово, – сказал Джек. – Может, теперь мы сможем сделать новые калитки и ворота в изгороди на полях.
– И не только это. Мы приступим к ремонту. Купим новые инструменты, отремонтируем сараи, амбары и коровники… Может, даже построим новый коровник…
Она просто искрилась энергией, в ее голове роились новые планы и задумки. Ей даже хотелось поделиться ими с Джеком, чего она никогда себе не позволяла.
Когда они выходили с рынка, Филиппа взяла его под руку. Казалось, некоторое время они были на равных. Они понимали друг друга, возникла взаимная симпатия, они были воодушевлены успехами. И этот ее дружелюбный жест казался совершенно естественным, им приятно было идти рука об руку.
– Кроме того, – продолжала она, – нужно заняться коттеджами для работников. Я знаю, что их давно пора отремонтировать, и лучше это сделать до наступления зимы.
Часто после занятий в школе, в теплые летние дни, Сисси Гонлет приводила Линн в поле, где работал Джек. Во время сенокоса малышка часто вместе с отцом сидела на сенокосилке. Он держал ее на коленях, обхватив руками.
– Шевелитесь! Шевелитесь! – кричала Линн лошадям, теснее прижимаясь к Джеку. – Эй, эй! Пошел, пошел! – подгоняла она лошадей, подражая отцу.
Во время жатвы Линн вместе с другими детьми – Гонлетами, Льюппиттами, малышами Риггами – помогала делать жгуты из соломы, которыми потом взрослые работники перевязывали снопы. Детские руки быстро уставали, и тогда она принималась бродить от одного снопа к другому, собирая в маленькие букеты вьюнки, темно-красный клевер и вику. Когда наступало время обеда, Линн с Джеком устраивались в тени, падавшей от живой изгороди, ели сыр с хлебом, запивая сидром.
– Сколько колосков на этом поле?
– Ну-у-у, я этого не знаю, их слишком много, – сказала Линн.
– Тебе и не нужно их считать. Просто подумай о каком-нибудь большом числе и все.
– Сотни, и тысячи, и миллионы, и биллионы.
– Да, пожалуй, ты права.
– Почему у ячменя усики?
– Ты мне задаешь трудные вопросы, – заметил отец. – Мне бы и самому хотелось это знать. Они такие колючие, забравшись в рубашку, щекочут так, что просто иногда изводят меня. Наверное, усики растут на колосках для того, чтобы злить нас и заставлять ругаться.
– Ты не должен ругаться, это нехорошо, – сказала Линн.
– О, и кто же так говорит?
– Мисс Дженкинс.
Мисс Дженкинс была учительницей в классе Линн. Она казалась человеком из другого мира, словно была не из плоти и крови. Нет, она была гласом Божьим, в меховом жакете и с черной сеточкой для волос на голове.
– Она что, никогда не ругается, твоя мисс Дженкинс?
– Нет, – ответила Линн испуганным тихим голоском.
Она даже представить себе не могла, чтобы мисс Дженкинс ругалась.
– Неужели она никогда не говорит: «Да провались ты пропадом!» и «Хватит болтать чепуху!»
– Нет, никогда!
– Тогда, значит, мисс Дженкинс никогда не донимали усики от ячменя. Я это знаю точно!
– Мисс Дженкинс говорит…
– Да? Ну и что она говорит?
– Мисс Дженкинс говорит…
– Так, мы сейчас услышим что-то интересное. Я просто чувствую это.
– Мисс Дженкинс говорит: «Господи Боже мой, силы небесные!»
– Правда? Это ее слова? Я просто не могу этому поверить!
– А иногда она говорит: «Черт возьми!»
– Вот так-так. Как я и говорил тебе, она иногда тоже ругается, как все мы.
Время от времени Джек и Линн обедали по воскресеньям в большом господском доме. Там они должны были вести себя прилично… А мисс Филиппа хотела, чтобы они обедали у нее каждый день. Она была уверена, что мужчина не мог готовить нормальную и вкусную пищу для себя и для маленького ребенка. Но Джек старался бывать у нее как можно реже – ни ему, ни Линн не нравились эти визиты.
– Тетушка Филиппа, – как-то спросила Линн, – почему в яблочном пудинге совсем нет сахара? Он несладкий.
– Линн, ты плохо выговариваешь слова, тебе лучше следить за своей речью.
– Почему все-таки пудинг несладкий?
– Я сама готовила этот пудинг, и в нем достаточно сахара.
– Но я его не чувствую.
– Значит, что-то не в порядке с твоим языком. Вот все, что я могу сказать вам, маленькая девочка.
– А может, что-то не в порядке с твоим сахаром?
– Ты плохо себя ведешь, – строго заметила мисс Филиппа и нахмурилась.
Решив наказать девочку, она протянула руку, чтобы забрать тарелку с пудингом.
– Может, вообще лучше тебе не есть его?
– Да, – ответила ей Линн и сама отодвинула тарелку. – Мне он не нравится. Яблоки раскисшие и несладкие. Мне от них станет плохо.
Поджав губы, мисс Филиппа уставилась на Линн. Назревала ссора.
– Может, он действительно немного кисловат, – сказал Джек. – Мы с дочкой сладкоежки. Особенно, когда дело касается яблочного пудинга. Нельзя ли попросить немного сахара?
На столе появилась сахарница, и пудинг был съеден до последней ложки. По дороге домой Линн вспоминала о нем:
– Мне не нравится есть у тетушки Филиппы. Потом бывает так противно во рту, и в животе становится неприятно!
Джек поддержал ее. Суп из баранины был очень жирным. Кухарка, миссис Миггс, была старой и плохо готовила, но мисс Филиппа никогда бы не призналась в этом.
Джек постарался занять Линн разговором о чем-нибудь другом.
– Куда бы нам отправиться за ежевикой? По Фелпи Лейн или по Лонг Медоу? Твоя очередь выбирать. В последний раз я выбирал место.
– Пойдем к Непу и потом пройдем через Плакетт.
– Так далеко? Ты устанешь, и у тебя будут болеть ножки.
– А ты отнесешь меня домой на своих плечах.
– Отнести на плечах? И кто это говорит?
– Ты же всегда так делаешь, когда я устаю. Джек и Линн любили собирать ягоды вдоль живой изгороди, искать грибы на полянах или еловые шишки в Фар Фетче. После работы в саду или на огороде, убрав дом, они всегда куда-нибудь вместе уходили. Когда они возвращались домой в холодную погоду, он пожарче разводил огонь, зажигал лампу на столе и обязательно переобувал дочку в сухие домашние туфли.
– Что бы ты хотела поесть? Гренки с сыром или яйцо всмятку с хлебом и маслом? Или мы просто прогуляемся вокруг стола?
– Горячие булочки! – сказала Линн. – Я хочу горячие булочки к чаю.
– Кто сказал, что у нас есть булочки? Я совершенно уверен, что этого не говорил. Я ничего не говорил о булочках.
– Я их видела! – ответила Линн. – В кладовке. Под салфеткой.
– Боже, в этом доме ничего нельзя спрятать! Это точно. Твой розовый хитрый пятачок всегда все вынюхает!
– У меня не пятачок.
– А что же это такое? Нашлепка из теста?
– Это нос, – ответила Линн, – только у хрюшек и поросят бывают пятачки.
– Эти булочки должны были стать для тебя сюрпризом. А кто собирается их поджаривать, а?
Линн садилась перед очагом на стульчик для дойки, надевала на руку кухонную рукавичку и брала огромную медную вилку, с помощью которой она собиралась поджаривать булочки. У вилки было три изогнутых зубца, украшенная замысловатой резьбой в виде кораблика «Катти Сарк» ручка. Линн поджаривала каждую булочку и передавала ее Джеку, который намазывал их маслом. У теплого очага ее мордашка становилась розовой. Она вся светилась от счастья.
Потом они вместе с аппетитом ели горячие булочки.
Но все же самым главным для них был процесс обжаривания булочек, когда после нескольких часов, проведенных на свежем воздухе, они, разомлевшие, сидели рядышком и делали одно дело.
У Джека было хорошее настроение, когда он видел, как радовалась Линн.
Каждый вечер, умыв, расчесав волосы, прочитав молитвы и приложив для тепла к ногам подогретый камень, обернутый фланелью, Джек укладывал ее спать. После этого он долго стоял внизу у лестницы и прислушивался: не испугается ли дочка темноты и одиночества. Но почти всегда слышал ее тихий голосок. Она пела колыбельную своей кукле, крепко обняв и прижав к себе. Вскоре девочка засыпала, и наступала тишина.
Хозяйство фермы процветало. В ноябре они получили новую молотилку, и богатый урожай был быстро обработан. Мисс Филиппа гордилась своими ухоженными, хорошо обработанными полями, гордилась и урожаем – он был одним из лучших во всей округе.
Теперь мисс Филиппа чаще, чем раньше, бывала в гостях. Была приветлива, общительна, в хорошем настроении. Она гордилась тем, что соседи считали ее уважаемой хозяйкой поместья. Она часто просила, чтобы во время визитов Джек и Линн сопровождали ее.
– Вы и девочка – единственные мои родственники. Нужно, чтобы все знали, что мы дружны, любим друг друга.
Наступивший новый год оказался холодным и влажным, казалось, такая погода никогда не закончится. В феврале все канавы заполнились мутной водой. В деревне Ниддап уровень воды в реке поднялся до сада «Лаврового дерева». Джек ненавидел такую погоду. Его больше устраивала работа в сухом уголке сарая, где он смог бы ремонтировать сбрую для лошадей, приводить в порядок инструменты. Но мисс Филиппа теперь тратила деньги более свободно и часто отправляла его на всевозможные распродажи.
Как-то она послала его на рынок, расположенный в районе Эгема, в надежде подешевле приобрести там сеялку и конные грабли. Но в Нелдертон Дипе река затопила дорогу, и ярмарку отменили. Джек возвращался домой с пустыми руками. Было еще не поздно, но темнело быстро, не переставая лил холодный, нудный дождь. Небо было обложено тяжелыми темными облаками.
Проехав грязь Хейвардс Лейн, прямо перед Джиффорд-Кросс, он обратил внимание, что вяз, росший справа от живой изгороди, сильно наклонился вперед, как бы нависал над головой и был хорошо виден даже в сумерках.
«Как странно, – подумал Джек, – что-то не припомню, чтобы утром, когда я здесь проезжал, вяз так сильно наклонился».
Он решил, что ему это показалось – просто дерево выглядело огромным из-за темноты и дождя. Но когда он проезжал под самым деревом, то услышал, как скрипели его ветви. Потом послышалось шлепанье огромных комьев земли, которые обрушивались в канаву, заполненную мутной водой. Обернувшись, Джек увидел, что дерево падало прямо на него. Он вскочил и сильно хлестнул лошадь вожжами, прикрикнув на нее. От неожиданности лошадь резко рванулась вперед по раскисшей грязной дороге.
Дерево упало в нескольких дюймах от повозки, задев ее своими ветвями. Ужасный шум от его падения, треск корней, разрывающих землю, хруст ломающихся ветвей и сильный звук рухнувшего на землю ствола так испугали лошадь, что она, задрав голову, пустилась вперед галопом, не слушаясь Джека. Ему не оставалось ничего иного, как покрепче ухватиться за вожжи. Телегу грузно подбрасывало по корням, жидкая грязь разбрызгивалась вокруг холодными фонтанчиками.
Через сотню ярдов, когда они достигли Трех Углов, испуганная лошадь повернула на ближайшую дорогу, которая оказалась узкой и извилистой, и бежала под горку. Колеса соскочили с повозки, она накренилась вправо и с огромной силой ударилась о сарай. Джека выбросило из повозки и ударило о стену сарая. Он упал на дорогу, а лошадь с полуразвалившейся телегой продолжала свою бешеную гонку.
