Текст книги "Немеркнущие надежды"

Автор книги: Мэри Хилстрем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Глава 11

Надя отряхивала снег со своих сапог, когда Эдда открыла ей черный ход.

– Заходи, пока не замерзла окончательно, – приказала бойкая маленькая женщина. – Как только ты постучала, я налила тебе чашечку чая. Если хочешь знать мнение старой леди, ты в ней нуждаешься. – Темные глаза Эдды приобрели заговорщицкое выражение. – Или ты предпочтешь бренди?

Надя с трудом улыбнулась все еще под впечатлением разговора с Бостоном.

– Хватит и чаю. Мне еще нужно выпускать газету, как вы помните.

– Ты слишком много работаешь, девочка. У тебя должно быть свободное время. Ты должна развлекаться.

– Я развлекаюсь, – ответила Надя, снимая перчатки. – Встреча с вами – одно из самых больших моих удовольствий.

– Взаимно, – довольно усмехнулась Эдда.

– Весна всегда так запаздывает здесь? – спросила Надя, разматывая шарф.

– Как правило, нет. Но последние несколько лет были непредсказуемы. Эта зима была особенно суровой.

– Ничего удивительного, если вспомнить, как мне изменяет удача в последнее время.

Надя повесила свой шарф и потертую выхухолевую шубу на вешалку и сняла сапоги.

– Где Элли? Делает домашнее задание?

– Нет, она закончила минут двадцать назад, и я разрешила ей посмотреть телевизор в гостиной. Надя последовала за Эддой на кухню. Старый дом как бы приветствовал ее, давая ощущение безопасности.

Она заняла свое обычное место за старым сосновым столом. Чай уже дожидался ее в лучшей фарфоровой чашке Эдды.

– Я люблю ваш дом, Эдда. Он так похож на вас.

– Надеюсь убедить Адриана сохранить дом в семье для сына.

– А что с ним? Он не любит этот дом?

– Да нет, конечно. Очень любит. Но у него практика в Пальм-Спрингсе, и родители Джойс живут там. Я говорила тебе, что они привезут Николаса ненадолго на следующей неделе.

Надя кивнула.

– Приятно, когда комнаты наполнятся снова. Самые счастливые годы моей жизни прошли под этой крышей.

Надя вдохнула запах свежеиспеченного печенья и улыбнулась.

– Могу себе представить.

– Николае был пятым Карпентером, приведшим невесту в этот дом. Мне было всего восемнадцать, и отец был уверен, что я вернусь домой через неделю. Но мы с Николасом надули его. Прожили здесь сорок девять чудесных лет, и домой я возвращалась не больше чем на несколько часов за все эти годы.

– Вы очень его любили?

– О да, – сказала Эдда, неожиданно сверкнув молодым взглядом. – Он был настоящим мужчиной и сразу давал понять, что все будет так, как он решит. А потом потворствовал мне при любом удобном случае. У него было такое сердце, но ведь у многих сильных людей часто бывает такое сердце, правда?

Надя кивнула, думая о другом мужчине. Мужчине, которого она считала сильным, благородным… и честным. Так обидно было узнать, что она была такой доверчивой. И так ошибалась.

– Я видела его на фотографиях. Николае был очень красив.

– Странно, но я не помню, чтобы надоедала тебе своим альбомом в последнее время.

– Вы никогда не смогли бы надоесть мне, Эдда. Я с удовольствием посмотрю ваши альбомы, но я видела снимки в нашем архиве.

– Думаю, там есть и мои…

– Конечно. Сейчас все на микрофильмах. Мистер Гаррисон начал эту работу, перед тем как погиб, а мы закончили ее.

– Молодцы! Миртл нуждается в таких людях, как вы.

– Спасибо. Вы нам льстите.

– Если это не касается старой леди, так и скажи.

– Извините?

– Я ждала, что ты скажешь, зачем ты смотрела снимки Николаев.

– Делала работу об общине. Чтобы быть в курсе, можно сказать.

– Я делаю то же самое. Каждый вечер после обеда я трачу на это по часу. Иногда, когда заходит Ален, я уговариваю его поиграть в четыре руки.

Надя насторожилась. Она не намеревалась обсуждать Алена с кем бы то ни было, пока не встретится с ним.

– Он играл однажды Элли. Кажется, Моцарта по памяти.

– Да, это одна из наших любимых вещей. Знаешь, он не хотел влюбляться в тебя, но влюбился, и по-настоящему. Я чувствую это всякий раз, когда он упоминает твое имя.

Надя пролила чай на белоснежную скатерть.

– О извините…

– Не стоит того, моя дорогая. Ты, должно быть, уже знаешь – в Миртле нет тайн.

– Надеюсь, вы ошибаетесь на этот счет.

– Я не собираюсь смущать тебя. Но в моем возрасте, когда времени остается так мало, иногда приходится быть резкой.

Надя почувствовала легкое жжение в глазах. Эдда казалась сейчас такой хрупкой…

– Вы не такая уж старая, и сами знаете это, – сказала она, понимая, что не обманывает ни ее, ни себя. – И мне нравятся люди, которые говорят мне правду. Люди же, способные на ложь, причиняют наибольшую боль.

– Да, хотя, я думаю, что бывает и ложь во спасение, она порой предпочтительнее правды. Надя покачала головой.

– Я не могу согласиться. Это противоречит всему, чему меня учили, всему, во что я верю.

– Так расскажи мне, дорогая, что происходит в «Пресс». Что-нибудь волнующее? Анна была у меня несколько дней назад – она пишет статью о старом докторе. Я хорошо знала его, и мы с Анной довольно долго говорили о нем.

Надя подумала о «скорой помощи», о том, какое значение имело бы появление ее для Эдды и многих людей ее возраста.

– Сегодня утром мне позвонила продюсер, знакомая по Лос-Анджелесу. Она хочет сделать документальный фильм о местной медицине и выбрала для этого Миртл.

Эдда заметно побледнела. – Нет-нет, – воскликнула она. – Не позволяйте ей делать этого.

Надя встревожилась.

– С вами все в порядке? Дать вам таблетки или позвать Алена?

– Нет, нет, я чувствую себя хорошо. Немного потрясена, вот и все. – Она покачала головой. – Я страшилась этого с тех пор, как сюда приехал Ален. Эдда судорожно вдохнула:

– Надя, ты любишь Алена?

– Я… думала, что люблю. – Она опустила глаза. – Он сложный человек, Эдда. Замечательный доктор, но… – Надя не могла продолжать. Если сказать Эдде о своем открытии, это причинит ей сильную боль.

– Все в порядке, моя дорогая. Я знаю, о чем ты умалчиваешь.

– Не знаю, понимаю ли я вас.

– Ален Смит – на самом деле не Ален Смит – Вы знаете? – недоверчиво прошептала Надя. – О Георге Лейтоне и о том, что он сделал? Эдда кивнула.

– Как, очевидно, и ты. Надя едва не расплакалась.

– У меня было ощущение, что я откуда-то знаю Алена, но не могла вспомнить. Когда телевизионный продюсер сказала мне, что Ален противится съемкам фильма, меня разобрало любопытство.

– И будучи компетентной газетчицей, ты обнаружила правду. Надя кивнула.

– А как узнали вы?

– Я была членом комитета, который выбирал стипендиата из присланных Гарвардом кандидатур.

Когда Николае поехал в Гарвард, чтобы переговорить с кандидатами, я сопровождала его. Нам понравился тот человек, и мы решили, что он станет хорошим доктором для нас.

– Но несколько лет спустя, когда приехал не тот, кого вы выбрали, почему вы промолчали?

– Из-за Николаев. Однажды он попросил меня не предпринимать ничего, пока я не буду уверена в фактах. Факты я собрала. Помнишь, я же библиотекарь? Я тоже умею проводить расследования.

– Вы могли бы известить правоохранительные органы, его бы задержали и судили. Эдда кивнула.

– Я могла бы сделать все это, и таково было мое первое намерение.

– Но вы так не поступили… Эдда тряхнула головой.

– Миртл отчаянно нуждался во враче. Смерть моего дорогого Ника подтвердила это. А то, что я знала о Георге Лейтоне, свидетельствовало, что он должен стать отличным хирургом.

Надя вздохнула.

– Ален знает?

Лицо пожилой женщины потемнело.

– Нет. Я поняла, что настоящий Ален Смит не сказал своему другу Георгу о том, что познакомился со мной, но, видимо, сказал о смерти Николаев. Иначе доктор Лейтон вряд ли попытался бы занять место своего погибшего друга.

– Но через несколько лет вы стали друзьями, и даже тогда ничего ему не сказали. Почему?

– Если бы я сказала, он не остался бы здесь. Его совесть не позволила бы ему, поэтому я и хранила молчание… Я знаю, о чем ты думаешь, моя дорогая. Но на самом деле я не была безответственной. Я знала, что рисковала жизнями, храня молчание, поэтому следила за нашим новым доктором долгое время. И до сих пор у меня не было причин сожалеть о своем молчании.

Выражение ее лица стало таким же нежным, каким оно было, когда она вспоминала своего мужа.

– Мы действительно подружились. Он все чаще приходил ко мне. Справиться о моем здоровье, говорил он, и был очень внимателен. Но мне кажется, ему необходимо было общаться с кем-то, кто показывал бы ему, что принимает его за честного, достойного доверия человека, которым он так старался стать.

Надя заморгала, борясь со слезами. У нее тоже возникло похожее чувство. Особенно когда он сжимал ее в объятиях.

– Он так старался исправить ту свою ошибку – и загладить вину, Надя. Многие часы он посвящал пациентам, часто не ожидая никакой оплаты. Иногда, до того как он уговорил доктора Стикса переехать сюда, он приходил ко мне таким усталым, что засыпал на том стуле, на котором сейчас сидишь ты, посредине разговора.

– Я знаю, – прошептала Надя. – Он засыпал так и у меня.

Эдда ответила печальной улыбкой.

– Все это время он был так одинок. Отчаянно одинок. Вот почему, когда ты, похоже, влюбилась в него, я надеялась… Ну я старая женщина с романтическими идеями. Конечно, сейчас иные времена.

– О Эдда. Я все еще не могу этому поверить. Ведь он признался окружному прокурору, что вошел в операционную под воздействием бодрящих таблеток.

– Да, это так. А потом взял на себя полную ответственность за смерть пациентки.

– Ему не может быть никакого прощения. Он поступил чудовищно!

– Да, – вздохнула Эдда. – И он страдал из-за этого. Когда девять лет назад он приехал сюда, он был совершенно разбитым человеком. В первый раз за свою долгую жизнь я встретила человека, который так ненавидит себя.

Надя опустила глаза.

– Я думаю, что это не прошло до сих пор.

– Да, но уже не так сильно, мне кажется, особенно после того, как встретил тебя.

Надя прикусила губу, не в силах собраться с мыслями.

– Он нуждается в тебе, Надя. Не только в твоей любви, но ив твоей вере. Если ты не сможешь дать ему это, он просто погибнет.

– Мой Бог, Эдда, как мне теперь жить? Зная, что он все еще лечит людей, пользуется их доверием – вашим и моим, – как если бы у него было право на это?

– Думаю, у него есть такое право, – ответила Эдда с редкой для нее резкостью. – Он заработал наше доверие. Человек, которого мы знаем по имени Ален Смит, а для многих просто «док». Разве такое уж большое значение имеет имя?

– Но как быть с ложью? С обманом? Не только здесь, но и в Бостоне, где в усыпальнице Лейтонов похоронен другой человек? А его отец и сестры? Разве не должны они знать, что он жив?

– Я читала – они отказались от него, как только он сделал признание.

– И все же…

– Привет, мам! Я не слышала, как ты пришла. – В комнату вбежала Элли, уже совершенно забывшая о своей вывихнутой лодыжке.

– Привет, моя радость. Мы с миссис Кар пьем чай и беседуем.

Элли нахмурила брови.

– А чего ты плакала?

– Разве. – Надя провела салфеткой по глазам.

– Может, это от простуды.

– Эльвира, дорогуша, ты не хочешь переночевать у меня?

Надя хотела возразить, но, увидев выражение лица дочери, передумала.

– Мамочка, можно? Сегодня пятница. Завтра нет занятий в школе. У миссис Кар такие чудесные куклы. У некоторых даже туфли на пуговках.

– Ладно, согласна.

– Ура! – Элли с силой обняла мать, отчего у нее на глаза снова навернулись слезы.

– Ну мне пора выпускать газету, – сказала она, когда Элли отпустила ее. Встав, Надя благодарно посмотрела на Эдду и увидела нежную, понимающую улыбку на ее морщинистом лице.

Эдда вышла с ней в прихожую и аккуратно притворила дверь в кухню, прежде чем озабоченно прошептала:

– Ты поговоришь с ним? Дашь ему шанс рассказать свою версию истории?

– Да, я поговорю с ним. Но захочет ли он говорить со мной?

В своем кабинете Надя поспешила посмотреть список звонков, оставленный ночной телефонисткой. У нее упало сердце. Ни слова от Алена в ответ на ее телефонограммы, которые она оставила в больнице и на его домашнем автоответчике.

Надя набрала номер ночной телефонистки и спросила об Алене.

– Извините, миссис Адам, – ответил приятный голос. – Доктор Смит еще не справлялся о телефонограммах.

– Понятно.

– Может, вы не знаете, но сегодня у доктора Смита первый свободный вечер за последние три недели. Я думаю, он отсыпается.

– Понятно. – Надя поблагодарила ее и повесила трубку.

Повернувшись, она посмотрела на портрет отца.

– Я люблю его, па. Знаю, ты не считаешь это существенным, но я-то думаю по-другому.

Ален предупреждал ее, что стыдится некоторых моментов в своем прошлом, чего-то, о чем он должен рассказать ей. Может, именно в данный момент он собирается с духом, чтобы поговорить с ней?

Вероятно, ей стоит подождать.

Нет, твердо решила вдруг она, беря свою сумочку и ключи от машины. Так она снова позволит кому-то принимать решения за себя. А это было ее, и только ее делом.

Глава 12

Дом Алена оказался похож на хижину лесоруба девятнадцатого века. Построенный из бревен, он напоминал гнездо в роще гигантских мирт.

Подъездная дорожка была расчищена от снега, и она ехала среди высоких сугробов, как в тоннеле, В конце дорожки она остановилась рядом с «бронко» и выключила двигатель и фары, очутившись в темноте, – только одна лампочка горела у входа.

Ступеньки на крыльце были также очищены от снега, но покрыты льдом, и она схватилась за перила, чтобы не упасть.

Звонка она не увидела и громко постучала костяшками пальцев. Раздавшийся звук мог, казалось, разбудить и мертвого. Но Ален не появился, и она постучала еще сильнее. Опять тишина.

Встревоженная, она схватилась за ручку, та легко повернулась, и дверь открылась.

– Ален, ты здесь? – позвала она. – Это Надя. Я хочу поговорить с тобой.

Она услышала характерное потрескивание горящих дров и почуяла запах дыма.

Собрав всю свою храбрость, она вошла и закрыла за собой дверь. Сгоревшие до углей дрова в открытом очаге едва освещали комнату, отделанную деревянными панелями. У нее сложилось впечатление об аскетическом образе жизни, избранном хозяином этого жилища.

В комнате было несколько окон без штор, а на простом сосновом полу не было ковров. Крохотная кухонька походила на корабельный камбуз. На столе поблескивала большая кофеварка, а рядом с ней стояла одинокая кружка.

Надя никак не могла решить, остаться ли ей или уйти. Разглядев винтовую лестницу, ведущую наверх, она поняла, где находится Ален, и решила не уходить.

У двери Надя заметила ящик, в котором вместе с дровами лежали его сапоги. Она сняла свои, затем верхнюю одежду и осталась лишь в джинсах и свитере.

В одних носках она тихо пересекла комнату и поднялась по узким крутым ступенькам. На последней она задержалась, привыкая к почти полной темноте.

В комнате, еще меньшей, чем внизу, стояли двуспальная кровать и комод, служивший пристанищем для телефона и мигающего автоответчика, а также кучи медицинских журналов. Рядом с кроватью стоял стул, заваленный одеждой.

Ален лежал на кровати, лицом вниз, обняв одной рукой подушку, до пояса укрытый грубым шерстяным одеялом.

– Ален, – прошептала она, – это – я, Надя.

Простонав, словно от глубокой боли, он перевернулся на спину, положив сжатую в кулак руку на живот, как если бы и во сне не мог расслабиться.

Она опять позвала его, на этот раз громче. Его ресницы вздрогнули, но он не проснулся. Она оглядела спартанскую комнату, в которой этот человек существовал наедине со своей виной. Может, действительно человек, бывший Георгом Лейтоном, заслужил этот своеобразный ад на земле.

Но не человек, которого все знали под именем Алена Смита. Человек, спасший бесчисленные жизни и несший утешение тем, кого едва знал.

И это мужчина, которого она любит.

Надя стянула с себя джинсы, потом не спеша откинула покрывало – он спал обнаженным, и его тело казалось таким уязвимым. Она забралась в постель и прижалась к нему. Когда он проснется, они поговорят.

Потом Надя задремала. Неожиданно проснувшись, она почувствовала – что-то изменилось.

Ален зашевелился и что-то забормотал, видимо, одолеваемый кошмаром.

– Сожалею, о Боже, как я сожалею… Пожалуйста, не дайте ей умереть, пожалуйста, пожалуйста… – Просящий голос истончился до придушенного вскрика. Это был голос сильного человека, поставленного на колени.

Его глаза открылись, он медленно окинул взглядом комнату. Он хотел сесть в постели, но она уложила его.

– Все в порядке, – шептала Надя раз и другой, пока его тело постепенно не расслабилось. Обвив руками его шею, она прижалась к нему, согревая своим теплом, пока прерывистое мучительное дыхание не стало ровным.

Сначала он подумал, что видит сон. Потом вспомнил, что лег в постель в полном изнеможении и сейчас проснулся совершенно не в себе.

Он знал, что находится в своем доме – вокруг были знакомые очертания. Но впервые с тех пор, как он втащил кровать наверх, он не был один.

Ален лежал в необычной для себя позе – на спине, а Надя оперлась на него как на подушку. Ее волосы рассыпались по его груди.

Боясь пошевельнуться и спугнуть сказку, он старался лежать тихо.

Однако сердце его бешено колотилось от мыслей о возможных причинах ее прихода посреди ночи. Желание заняться любовью могло быть одной из них. Иначе зачем она так уютно устроилась рядом, одетая только в трусики и рубашку, и обвила руками его шею?

Ален провел губами по ее волосам и в ответ услышал протестующее бормотание. Усмехнувшись, он прошептал ее имя.

Медленно пошевелившись, словно не хотела менять удобного положения, в котором заснула, Надя потерлась щекой о его грудь.

– Надя! Милая! – пробормотал он все еще хриплым со сна голосом. – Это не самое лучшее, что ты можешь придумать. Пока я не пойму, почему ты здесь.

Она потянулась, медленно проведя своей коленкой по его бедру. Ален застонал. Внезапно проснувшись, она резко села и всмотрелась в его лицо.

– Уже утро?

– Солнце встало или близко к тому. Она поправила волосы, падавшие на глаза, и огляделась, словно опасаясь, что кто-то может наблюдать за ними.

– Нас никто не видит, если тебя это беспокоит.

– Не беспокоит, – произнесла она спокойным голосом. Однако что-то явно было не так с его любимой, что-то заставило прибежать к нему за утешением.

Он провел пальцами по ее плечу и руке и почувствовал напряжение.

– Поговори со мной, милая. Позволь мне помочь тебе, если смогу.

– Не здесь, внизу.

Она соскользнула с постели и быстро натянула на себя джинсы, старательно отводя от него взгляд.

– Я приготовлю кофе.

Так и не взглянув на него, она поспешила вниз.

Ален с досадой сунул ноги в джинсы, натянул их и застегнул молнию. Затем он пригладил волосы, взял рубашку со стула и первым делом подошел к автоответчику, нажал на кнопку.

Два обычных звонка, третий от самой Нади, просившей его позвонить в редакцию, как только сможет.

Не на шутку встревоженный, он напялил на себя рубашку, застегнул кое-как и поспешил вниз. Как только она повернулась к нему, он понял, в чем дело.

– Как ты узнала? – тихо спросил он. Лицо Нади стало удивленным и печальным одновременно.

– Мне позвонила знакомая из Лос-Анджелеса – продюсер. Она хочет снять документальный фильм о провинциальной медицине и, узнав, что ты против, просила меня помочь.

Ален ответил резковато, но понятно.

– Это приятельница Ника еще со времени интернатуры в Лос-Анджелесе. Они поддерживают контакты.

Надя кивнула.

– Я не могла понять, почему ты так противишься известности, особенно когда это может принести выгоду городу.

– Я боялся, что кто-то узнает меня.

– Ну конечно.

Боль в голосе Нади мешала ему сосредоточиться. Выигрывая время, Ален подошел к ящику у двери, собрал остававшиеся там дрова и подбросил их в огонь. Когда дрова разгорелись, он набрался храбрости и снова взглянул на нее.

– Тебе нетрудно было сложить кусочки головоломки.

Надя принесла кофейник и две кружки, поставила их на стол и села. Ее рука так дрожала, что она пролила кофе…

– Позволь мне… – Большая ладонь Алена накрыла ее руку и помогла ей налить кофе. Он взял свою кружку и прислонился плечом к стене. – Как много ты знаешь?

– Достаточно. Я бы сказала, даже слишком много. – Надя попыталась рассмеяться, но ей это не удалось. – Начав складывать головоломку, я позвонила в «Глоуб» и другие газеты.

– Весьма профессионально. Твой отец мог бы тобой гордиться.

Она рассказала о поиске в архиве газеты, о старых фотографиях и о потоке памяти, вызванном ими.

– К несчастью, у тебя незабываемые глаза, – добавила она. – Красивые, печальные, чувствительные и такие удивительно мягкие…

– Проклятие бабушки-ирландки, – отозвался он и сделал несколько глотков еще горячего кофе.

– Это все, что ты можешь сказать? Человек, который сливался с ней в любовном экстазе, исчез. Его заменил ледяной, сухой незнакомец.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я не Георг Лейтон-четвертый? Что не я наглотался таблеток, когда оперировал двадцатидвухлетнюю будущую мать и убил ее и ее нерожденного ребенка? Что не мой скальпель перерезал артерию, которую я не увидел?

Лицо Алена исказилось.

– Все это правда, к сожалению. И если бы я явился на суд присяжных, они осудили бы меня. Иногда я жалею, что этого не случилось. Когда ты собираешься написать об этом? – спросил он, отвернувшись к окну. – А может, именно поэтому ты и звонила? Чтобы я прочитал сегодняшние заголовки?

У Нади перехватило дыхание.

Ален стоял не шевелясь, с окаменевшим лицом и потемневшими глазами.

– Ты приехала сюда в надежде, что я скажу, что это все ошибка? Плохой сон? – Его лицо исказила гримаса. – Я виновен в убийстве, хотя и неумышленном. И в использовании имени друга, погибшего в автокатастрофе, так как хотел избежать тюрьмы.

Надя встала из-за стола и молча направилась к ящику у двери. Ее руки не тряслись, когда она обувала сапоги и натягивала шубу. Обернувшись, она заметила, что он безучастно наблюдает за ней.

– Скажи мне одну вещь, прежде чем я уйду, Ален или Георг, или как там тебя зовут. Как мне объяснить маленькой девочке, полюбившей тебя, то, что ты сделал?

Ален дернулся, но ничего не ответил. Да Надя и не ждала от него ответа.

Он наблюдал в окно, как она идет к машине. Она плакала, содрогаясь всем своим маленьким телом. В ее фигуре ощущалась такая безысходность. Более достойный мужчина не довел бы ее до такого состояния.

Пару минут она грела двигатель и потом уехала.

Надя посмотрелась в зеркало: на нее глядела другая женщина, не та, которую она видела здесь в последний раз. Тогда она только поднялась с постели после ночи любви с Аденом. Ее щеки были нежно-розовыми, а сердце полно трепетных надежд. Сейчас же Надя чувствовала себя пустой. Использованной.

И все же она собралась, выпрямила плечи и покинула ванную комнату.

Просмотрев первые оттиски номера, Надя решила позвонить Эдде и пригласить ее на завтрак. Они позавтракают в кафе «Наполи», три современные, самонадеянные женщины, ну две с половиной. Наде хотелось заказать бокал шампанского вместе со стаканом апельсинового сока.

Мысль поднять бокал за крупнейшую сенсацию в своей жизни скривила ее губы. Должно быть, Пулитцер стоит разбитого сердца? Равноценный это обмен?

Надя вошла на кухню, когда зазвонил телефон. Интересно, кто мог звонить так рано?

– Мамочка! Что-то случилось с миссис Кар. Ей позвонили, она вся побелела, стала странной и схватилась за грудь. – Элли перевела дыхание. – А сейчас она лежит, совсем больная на вид.

Надя закрыла глаза, соображая.

– Элли, миссис Кар нуждается в твоей помощи, поэтому тебе нужно оставаться совершенно спокойной и выслушать меня очень внимательно, о'кей?

– О'кей. – Элли немного успокоилась.

– Найди сумочку миссис Кар и в ней маленькую коробочку с таблетками, ту, что была у нее на концерте, помнишь?

– Угу.

– Возьми одну таблетку и дай ей, чтобы она положила ее под язык. Ты поняла, что я тебе сказала?

– Да, но…

– Когда сделаешь это, пойди в спальню, возьми одеяло и аккуратно укрой миссис Кар.

– Мам…

– Сделай все немедленно, Элли. Я сейчас положу трубку и вызову «скорую». Она приедет минут через пять, но ты будь рядом с миссис Кар и держи ее руку, пока не приедет врач, о'кей?

– Мамочка, подожди! Позвони Алену, он знает, что делать.

– Обязательно, маленькая. А теперь поторопись и сделай то, о чем я тебя просила.