Текст книги "Немеркнущие надежды"
Автор книги: Мэри Хилстрем
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Глава 8
Через два дня Надя привезла Элли на повторный осмотр. Приемная была полна, и Моника объяснила, что Ален задерживается минут на двадцать.
– Не страшно, – заверила ее Надя, взглянув на свой портфель. Еще в Лос-Анджелесе она приучилась всюду захватывать с собой работу.
Пока Элли листала детский журнал, она просмотрела подборку принесенных с собой вырезок о «скорой помощи», подобранных Анной. Она как раз наткнулась на фотографию Алена, когда за ее спиной открылась дверь и появился он сам.
Выглядел он чрезвычайно серьезно в своем белом халате. Но она заметила в его глазах намек на нешуточный интерес, который он тут же поспешил скрыть.
– Извините, что заставил вас ждать, леди, суматошное выпало утро.
– Привет, Ален! – довольно заулыбалась Элли.
– Привет, игрунья. – Руки доктора нежно разбинтовали стопу Эльвиры. Ввязывалась в драки в последнее время?
Элли хихикнула.
– Не-а.
– Приятно слышать. Я и так очень занят. – Он осторожно повращал лодыжку девочки, наблюдая за ее лицом.
– Опухоль исчезла. Какие ощущения? Элли надулась.
– Болит.
– Как и вчера?
Она покачала головой.
Ален ободряюще улыбнулся.
– Ну вы молодец, мисс Элли. Если бы все мои пациентки были такими…
Забинтовав щиколотку снова, он передал Элли журнал и повернулся к Наде. Горячая волна обдала ее, когда она вспомнила о поцелуе доктора.
– Элли пробовала ходить вечером?
– Да, и вроде неплохо получалось.
– Чудесно. – Ален прищурился и внимательно посмотрел на нее. – А вот вы явно нуждаетесь в отпуске.
– Мне достаточно подремать немного, – со вздохом ответила Надя, чувствуя сильное притяжение к этому суровому, в общем, человеку.
– Элли поправляется так же быстро, как и ее мама.
Она через силу улыбнулась.
– Рада слышать это.
– Если она будет вести себя осторожно, то может уже сегодня пойти в школу.
– Обязательно? – простонала Элли.
– Решать, конечно, маме, но сидеть дома тебе незачем. Только еще несколько дней тебе придется попользоваться костылями.
Элли скривилась.
– Раньше я сказала, что нога немного болит. Так вот сейчас она болит очень сильно! Ален с трудом подавил улыбку.
– Похоже, ты не стремишься в школу?
– Эти дети ненавидят меня, и я – их, вот и все! – Она с вызовом посмотрела на мать. Надя раскрыла было рот, но быстрый взгляд Алена заставил ее промолчать.
– Ненависть слишком сильное слово, игрунья.
– Зато это правда. Некоторые из них прямо так мне и говорят, особенно Джон.
Неподдельное страдание в голосе девочки вызвало сочувствие доктора.
– А знаешь, со мной тоже однажды приключилось такое в твоем возрасте.
Эльвира посмотрела на него. В ее огромных карих глазах застыли слезы, и он пожалел, что не смолчал.
– Правда?
– Конечно. – Он повел плечом. – Мы переехали в другой район города, когда я учился в четвертом классе, как ты сейчас. Я был новеньким в школе, маленьким для своего возраста, но с большими ступнями, и это делало мою походку нелепой. Помню, как умолял отца позволить мне вернуться в старую школу, готов был ходить туда пешком, но он сказал, что я должен придумать, как мне завести новых друзей.
Ален потер затылок.
– Однажды утром я рано пришел в школу и увидел, как один мальчишка забрал деньги из стола учительницы. Это был тот самый парень, что больше всех донимал меня на переменках. Эге, сообразил я, теперь-то я смогу ему отплатить. Учительница объявила, что экскурсию в зоопарк придется отменить, если взявший деньги не вернет их.
– И что было потом? – поторопила Элли, словно ей рассказывали сказку.
– Паренек молчал, и я, маленький умник, рассказал учительнице, кто взял деньги.
Элли задумалась на минуту, на ее лице появилось странное выражение.
– И что ребята?
– С того дня и чуть не до тех пор, пока я кончил школу, многие называли меня «доносчиком».
– Мура.
– И это еще не все. Мой отец не уставал повторять, как ему стыдно за меня.
Ален взял маленькие ручки Элли в свои.
– Как ты думаешь, не попытаться ли тебе подружиться с Джоном и другими ребятами?
– Вот если бы мама пригрозила уволить его.
– С Джоном это могло бы получиться, – согласился он. – А как же с другими ребятами?
– Она могла бы придумать что-нибудь, если бы постаралась. – Элли надула губы. – В Лос-Анджелесе она была знаменитой, и все хорошо относились ко мне, потому что она моя мама.
– Только поэтому?
– Почему бы и нет? – удивилась она.
– Рано или поздно наступит такой момент, когда мама не сможет выручить тебя. Или не захочет по какой-то причине. И как же тогда? У тебя даже может появиться желание убежать куда глаза глядят. Тебе придется плохо.
Элли наморщила лоб.
– Мама говорит, что не правильно убегать от проблем.
– Мама права, – он перевел дыхание. – Знаешь, на твоем месте я все же попытался бы завести друзей, а не делал вид, что мне на это наплевать.
– Может быть. – Элли нахмурилась, но по ее глазам было видно, что она готова капитулировать.
– Ну а теперь почитай свой журнал, пока я побеседую с мамой в кабинете.
– Обо мне?
– Нет, о ней. Она ведь тоже моя пациентка, помнишь?
Элли пожала плечами.
– Ладно. Говорите сколько хотите.
– Как вы узнали, что ее волнует? – спросила Надя, когда они остались наедине.
– Догадался.
– Вы как-то сразу поняли друг друга, а у меня это не всегда получается.
– Может, вы любите ее слишком сильно, чтобы быть объективной?
– Может быть, и все же…
Ален взял лицо Нади в ладони и нежно прикоснулся губами к ее рту. От него пахло антисептическим средством, крепким кофе и еще чем-то неуловимо мужским.
Наконец он оторвался от нее и спросил:
– Когда ты освободишься сегодня? Надя огорченно вздохнула.
– Вечером я всегда занята. «Пресс» – газета утренняя, так что мы кончаем работу в полночь, а иногда и позже.
– А что босс делает потом?
– Выпивает чашку горячего шоколада и падает в постель.
– Шоколад – как раз мой любимый напиток.
– Мне почему-то трудно в это поверить.
– Ну что ж. Готов на компромисс. – Он коснулся губами ее волос, упавших на лоб. – Да и ты, похоже, тоже.
Ален прижался губами к ее шее, вдыхая аромат ее кожи. И мечты опять унесли его далеко. Он представил Надю в своей постели – мягкость ее волос и тела, теплота и уют кругом. Он прижался к ней еще теснее.
Прерывисто дыша, она прошептала ему на ухо:
– Ален… не нужно этого делать… Стараясь прийти в себя, он отодвинулся и медленно открыл глаза.
– Ты права. – Его голос дрожал от возбуждения. – Не место и не время…
Надя судорожно вздохнула. Она как будто чувствовала, как ее кровь стремительно побежала по жилам. А тело ожило и затрепетало.
– Это на меня совсем не похоже. Я никогда не вела себя так, – пробормотала она.
– Как, милая?
– Вот так, – прошептала она, обводя рукой кабинет. – Обниматься в общественном месте с врачом дочери! С мужчиной, которого едва знаю!
– Я тоже не привык к подобным эскападам. – На его лице появилась гримаса. – А ты знаешь обо мне больше, чем кто бы то ни было во всем округе.
Ален поправил ее воротник, потом коснулся пальцами Надиной кожи и почувствовал, как Надя дрожит.
– Не волнуйся, ничего не случится, если этого не захочешь ты. Даю слово.
– Доктор Смит, пожалуйста, поймите, я… вы привлекательны… Но тут кругом люди.
– Если ты имеешь в виду Элли, так я ей, похоже, нравлюсь. Даже, вероятно, больше, чем ее мама.
– Боюсь, что наступил такой момент, когда ей нужен отец. – Надя взяла Алена за руки и пристально посмотрела на него, как бы добиваясь понимания. – Я знаю, что вы не хотите причинить ей боль, но ведь это может случиться. Если мы… сблизимся и из этого ничего не получится.
– Вот уж не предполагал, что ты из тех женщин, которые хотят получить железную гарантию на несколько лет вперед.
– Но я же мать, и моей дочери уже причинил боль мужчина, которому она верила.
– Только дочери или матери тоже?
– Обеим.
Ален опустил глаза.
– Я хотел бы заботиться о вас обеих. – Он снова посмотрел ей в глаза. Веришь?
– Да, верю… Я освобожусь в полночь…Потягивая горячий шоколад, Надя наблюдала, как Ален поглощает вторую чашку любимой овсянки Элли.
– Не могу поверить, чтобы вы, врач, ели такое.
– А вы взгляните на коробку – тут полно питательных веществ.
– Если не считать сахара и консервантов.
– Извините, Надя, но никто еще не доказал, что сахар вреден для здоровья. Она фыркнула.
– Сколько, вы сказали, вам лет?
– Тридцать девять. – Ален соскреб остатки в чашке и проглотил с видимым удовольствием.
– Есть еще.
– Нет, больше не влечет.
Положив ложку, Ален похлопал себя по животу. Таким изысканно одетым она еще его не видела – накрахмаленная рубашка и брюки. К тому же он подстригся после их утренней встречи.
Надя встала, налила ему еще кофе.
– Сколько вызовов было у вас сегодня вечером? – спросила она, садясь.
– Только один – к Эдде. Но это был скорее светский визит.
– Вечером я пила у нее чай, когда зашла за Элли после урока музыки. Я люблю с ней поговорить. Рассказы о старом Миртле так поднимают настроение, я даже начинаю чувствовать себя частью этого городка.
– Думаю, ей недолго осталось, хоть она и считает себя неукротимой. Это не так. На восьмом-то десятке и после двух инфарктов.
– Эдда весьма высокого мнения о вас, хоть и доставляет вам хлопоты. Говорит, вы лучший врач которого когда-либо знал Миртл.
Ален выглядел еще более измотанным, чем в ту ночь, когда Надя обнаружила его спящим в своей гостиной.
– Я только делаю то, чему меня учили.
– Но почему здесь?
– Эта община заплатила за три года моей учебы и оплачивала мои расходы еще три года интернатуры, так что я задолжал им за шесть лет… – Он пожал плечами. – Мне здесь понравилось, и я остался.
– А ваша семья, друзья? Не скучаете по ним? Он вытер пальцем каплю кофе, стекавшую по внешней стороне чашки. Что угодно, лишь бы не встречаться с ней взглядом.
– Все умерли. Мои друзья здесь.
– Эдда как-то упомянула, что ваш лучший друг погиб в автодорожной катастрофе перед вашим приездом в Миртл.
Ален молчал. Здравый смысл подсказывал ему что люди будут обсуждать его с тем же здоровым интересом, с которым они обсуждали возраст Эдды и еще десяток дежурных тем, питавших слухи в Миртле.
Подумав, он решил расслабиться и подыграть ей, сказать то, что она ожидала. Но внутренне он был напряжен, как никогда.
– Его звали Георг Лейтон.
– Как же это случилось?
– В какой-то степени вина лежит и на мне.
Ален пожал плечами. – Мне захотелось съездить домой в Западную Вирджинию. Ностальгия, знаете ли, бывает и у молодых. Иногда хочется повидать старых учителей, навестить могилы предков, произвести впечатление на провинциалов… Что-то в этом духе. Я предложил Георгу поехать со мной, ведь у него был спортивный автомобиль.
Подняв глаза, Ален заметил напряженный взгляд Нади. Он редко говорил о своем прошлом, и то только когда ему некуда было деваться.
– Мы остановились в мотеле, выпили пива, погуляли. Той ночью я остался в номере посмотреть бейсбол по телевизору. Георг завелся и снова отправился за пивом. Не знаю, как все произошло. Шериф сообщил мне, что он врезался в устои моста. Умер он мгновенно. Опознали его по бумажнику.
– А что за человек был Георг? Ален поднял на нее глаза. Сейчас он мог сказать всю правду, не скрывая при этом своих чувств.
– Георг Лейтон был ленивым и высокомерным сынком богатых родителей.
– Но вы называли его своим лучшим другом.
– Так оно и было. Но это не мешало ему быть избалованным плейбоем. Он знал это, даже гордился собой. – Ален скривился. – Говорил, что это его право по рождению. Что все Лейтоны таковы.
Как говаривал отец Нади, хороший репортер должен обладать бесстрастным лицом и уметь пить дешевое виски, чтобы доискиваться правды. Она-таки умела владеть своим лицом и теперь порадовалась этому.
– Мне кажется, вы очень любили его.
– Как сказать… Иногда мне кажется, что я ненавидел его.
Ален сделал глоток кофе.
– Что это мы все обо мне и обо мне. Поговорим о тебе. Как получилось, что ты оставила такую блестящую карьеру?
– Устала от того, что кто-то дергает меня за ниточки.
В ее голосе прозвучала обида, и он поспешил сказать:
– Не могу себе представить тебя в роли марионетки.
Ален встретил ее холодный и настороженный взгляд, такой же, какой у нее был в то утро в операционной.
– В том-то и дело. – Надя встала, чтобы налить ему еще кофе, но кофейник оказался пуст.
Заметив, что он наблюдает за ней, она сказала:
– Сейчас сварю еще.
Ален собрался было отказаться, но передумал. Он откинулся назад и вытянул ноги. Приятно было расслабиться. Еще приятнее было наблюдать, как она готовит кофе.
– Как девочка чувствовала себя сегодня в школе?
– Точно не знаю. Лучше, мне кажется. – Повернувшись к нему, она прислонилась спиной к разделочному столу. – По крайней мере, сегодня вечером она показалась мне менее расстроенной, чем утром.
– Она должна справиться. Надя глубоко вздохнула.
– Хотела бы я быть так уверена.
– При ее общительности и при мамином очаровании, как может быть иначе?
– С первым согласна, второе – сомнительно.
– А-а-а… Леди отличается скромностью?
Ее брови сошлись вместе, углы рта печально опустились.
– Леди знает, что была отнюдь не такой уж очаровательной в последние недели, особенно с одним доктором, который, если помните, совсем недавно готов был придушить эту же самую леди.
– Сдаюсь, вы правы. – Ален постарался сохранить серьезный вид. – Вычеркнем пункт об очаровании.
– Мне удалось побеседовать с учительницей Элли и миссис Бритл, – сообщила она, снова разливая кофе по чашкам. – Они подтвердили практически все, что вы предполагали. Элли, оказывается, отвратительно вела себя с первого дня появления в школе и сейчас расплачивается за это.
– Иногда страдание – единственный способ стать умнее. Во всяком случае, часто это важнейший урок.
– Я очень благодарна за ваш интерес к Элли. Только не говорите, что это ваша работа.
– Не скажу, но так оно и есть.
Ее рот чуть округлился, на щеках тут же появились ямочки-близнецы, а у него снова разыгралось воображение. Несколько украденных поцелуев вчера ночью, повторенные сегодня утром. Теперь ему захотелось, чтобы Надя сама предложила ему свои мягкие губы.
– Я заметил, что вы нечасто упоминаете отца Элли. Да и она тоже.
– Фред мало значил в ее жизни.
– Он вроде работает в Европе?
– Да, в известной телекомпании. Как я поняла, он пользуется там большим успехом.
– Это вас задевает?
– Уже нет. Но я долго считала его виноватым во многом. Даже в том, в чем и не было его вины.
– Например?
– Например, в моем переходе на телевидение, хотя моя первая любовь газета.
– Но разве лидирует в информационном деле не телевидение?
– Не для дочери Робертсона. Он присвистнул.
– Того Робертсона, что удостоился двух премий Пулитцера и появился на обложке «Таймса»?
– Того самого. Отец спланировал мое будущее: университет, практика в газете и затем небольшая колонка на женской полосе, пока я не буду готова взяться за «крутые» новости.
– А ваш бывший муж? Тоже часть папиного плана?
– Отнюдь. Иногда мне кажется, что поэтому-то я и вышла замуж за Фреда. Отец считал, что телеобозреватели немногим лучше актеров, зачитывающих тексты.
– Проклятое наследование семейной профессии. По себе знаю.
Выражение ее лица смягчилось.
– Ваш отец, должно быть, жутко расстроился, когда вы посвятили себя медицине, а не угледобыче.
– Так оно и было примерно. Почувствовав, что ему не по себе, Надя опустила глаза.
– Я часто говорю себе, что отец гордился бы мною, узнав, что я издатель «Пресс». Ну разумеется, в те дни, когда все идет как задумано.
Ален припомнил выражение глаз отца в их последнюю встречу. Ему не хватило бы и нескольких жизней на совершение чего-то такого, чем мог бы гордиться отец.
Не в силах усидеть на месте, Ален встал и потянулся. Удивившись, Надя тоже поднялась со стула.
– Я вас вполне понимаю. У вас был долгий и трудный день.
Обрамляющие его рот линии обозначились резче.
– Это надо понимать как намек, что пора прощаться?
Надю удивило ощущение разочарования, словно оказались обманутыми ее надежды на еще один поцелуй.
– Я принесу ваше пальто.
– Не беспокойтесь, я знаю, где оно. – Ален приблизился к ней с таким решительным выражением лица, что у нее перехватило дыхание.
Он взял ее руки и положил их себе на плечи, потом обнял за шею.
– Спасибо за полуночную кормежку, – хрипло произнес он.
– Не за что. – Надя жаждала его поцелуя, а он не спешил.
– Значит ли это, что я и дальше могу заходить к вам?
– Разве что со своей провизией – мне вас не прокормить.
Пальцы Алена перебирали завитки ее волос, нежно касались кожи, вызывая у нее легкую дрожь. Ей так хотелось прижаться к нему, прильнуть к его губам.
Ощущение власти над мужчиной было новым для нее. Ее отец, Фред и продюсер программы новостей, в которого она была влюблена несколько лет назад, были мужчинами сильными, волевыми 1.и избалованными успехом. Так соблазнительно было укрыться в их тени, пока она не сообразила, как много она отдавала всякий раз, когда говорила «да» вместо «нет».
Вам лучше уйти, – прошептала Надя. Ну если вы так хотите, – проворчал доктор Смит.
Догадался бы лучше прижать свои губы к моим, думала она. Решился бы и взял на себя ответственность. Как Фред, когда-то подсказал ее внутренний голос. Как папа.
Надя протянула ему руку.
– Вы должны понять – у меня есть свое дело, обязанности. Элли и газета. Ален нахмурился.
– Можете не щадить моего самолюбия. Я уже большой мальчик. Меня выгоняли и раньше.
– Я вас не выгоняю.
У него дернулся уголок рта.
– Называйте это как хотите. Я спросил – вы отказали. Разговор окончен.
Надя сжала губы. Никогда еще ей не попадался столь трудный мужчина. Столь своенравный. И отчаянно жаждущий любви.
– Теперь, когда все сказано, может, вы забудете о своей непомерной гордости и поцелуете меня?
Глава 9
Алена ввела в заблуждение дрожь в голосе Нади. Чего он уж совсем не ожидал, так это того, что она может остерегаться близости.
Она почти упала в его объятия, и он застонал. Ощущения были столь приятны, что их не хотелось прерывать.
Руки женщины ласкали его лицо, шею, гладили волосы. И Ален убеждал себя, что может обойтись без этого? И обходился столько лет!
– Медленно, быстро? Как ты предпочитаешь? Надя беспомощно застонала, потом прошептала:
– Медленно. Я уже все забыла. Его губы приоткрылись, а в глазах засветилась обаятельная улыбка.
– Милая, тебе достался достойный партнер. Я и сам уже не помню что к чему.
Поцелуй был долгим и старательным. У Нади начало пощипывать губы, но Ален переключился на ее ухо, нежно покусывая его мочку.
Действия Алена вызывали новые ощущения, возбуждали ее так, что она не в силах была сдержать стон. Ее поражала нежность этого огромного человека. Его пальцы умело, искусно массировали напрягшиеся мышцы ее плеч…
Оторвавшись от губ Нади, Ален хрипло спросил:
– Дверь спальни запирается? Ее глаза открылись.
– Если это медленно, Смит, то что значит быстро?
– Никогда не бойся меня, любимая.
Она содрогнулась, сообразив, о чем он говорит.
– Я не боюсь, – прошептала она. – Только не тебя.
Ален впитывал окружавшие Надю запахи, напоминавшие утонченный аромат редких роз. Опустив свою сильную руку на ее талию, он продолжал целовать ее, пока они пересекли коридор…
Оказавшись с ней за запертой дверью спальни, он вдруг смешался. Ален понял, что с Надей все может быть только всерьез.
А он пока еще не был уверен, что она значит для него или могла бы значить. Алену не хотелось разочаровать ее своим уже не первой молодости телом или еще чем-нибудь.
Он нервно провел ладонями по ее рукам, и она помогла ему снять с себя свитер. Под ним было нечто кружевное, мерцающее, прозрачное настолько, что явственно проступали холмики ее грудей с сосками, похожими на редкие темные жемчужины.
Наконец он обнажил ее грудь. Сердце бешено стучало, все чувства обострились.
– Ты так прекрасна, что у меня, кажется, вот-вот остановится сердце, хрипло прошептал он. – Я растерялся… Боюсь сделать тебе больно.
– Не бойся, – прошептала Надя, глядя на него доверчивыми глазами. Прикусив нижнюю губу, она стала расстегивать его рубашку. Получалось у нее неловко, словно она забыла, как это делается.
Алену хотелось самому сорвать с себя и рубашку и всю остальную одежду. Но он почувствовал, что не следует торопить Надю, и стоял спокойно, сдерживая дрожь. Однако она никак не могла справиться с пуговицами, с беспомощной и стеснительной улыбкой показала жестом, чтобы он занялся одеждой сам.
Ален моментально сорвал рубашку, чувствуя себя неуклюжим, как юноша на первом свидании.
Он знал свои недостатки: громадный, как медведь, и так же тяжел, да, честно говоря, и не спортивен.
Ален задержал дыхание, пока Надя внимательно смотрела на него. Между бровями появилась глубокая морщина, невозможно было понять выражение потемневших глаз.
– Я знала, что ты сильный, – прошептала она. – Сильный и красивый.
Надя протянула руки, чтобы коснуться его, ее пальцы стали поглаживать волосы. Но вот руки двинулись по его груди, и сладостная дрожь пробежала по телу Алена.
Обмениваясь поцелуями, они продолжали раздевать друг друга, роняя одежду где придется.
Когда Ален вновь заключил ее в объятия, ничто уже не разделяло их. Его руки заскользили по ее теплой шелковой коже…
Одной рукой Ален откинул покрывало с ее постели, а другой потянул Надю за собой. Простыни были прохладные, хранили аромат ее тела.
Она переплела пальцы на его затылке, влажные губы жадно прильнули к нему. Его пальцы нежно гладили ее.
Задохнувшись, она изогнулась всем телом, с силой притягивая его к себе.
– Ненаглядная, – прошептал он в ее ухо. – Я не слишком тороплюсь?
– Нет, ты медлишь, – прошептала Надя, упираясь в его ладонь, а ее лицо отражало целую гамму чувств. Алена ошеломило то, как она отреагировала на его прикосновение. Ее руки потянулись к нему, лицо отразило растущее напряжение, она тяжело дышала, постанывая.
Повторяя и повторяя его имя, она выгнулась, ее глаза застыли, а пальцы сжались. И он вошел в нее одним яростным движением.
Ощущения, в которых Ален отказывал себе так долго, оглушили его, как удар в солнечное сплетение.
Стараясь быть нежным, он двигался медленно и осторожно. Руки женщины гладили его спину и ягодицы, побуждая продолжать и продолжать.
Когда-то Алену трудно давалось умение владеть собой. Теперь он соразмерял все свои движения с силой ее реакции.
Ален поднимался все выше и выше и вот достиг вершины. Наконец Надя прижалась лицом к его плечу, подавив крик восторга. Такого экстаза он еще не испытывал никогда…
Надя почувствовала прохладу, открыла глаза и увидела комнату, залитую лунным светом. Ален смотрел на нее, опершись на локоть.
В ее жизни не было более счастливой минуты.
Мягкая улыбка осветила лицо, и тихая радость наполнила все ее существо.
– Спи, милая, еще слишком рано.
– Ты уходишь? – Надя потянулась к Алену.
– Мне пора. Моя машина стоит у твоего дома. Не хотелось бы давать пищу слухам.
– Который час?
– Почти три.
Тонкие пальцы Нади играли с завитками мягких волос на его груди. Ален нахмурился.
– Должен предупредить, миленькая, ты затягиваешь нас в опасный водоворот.
– Знаю. – Подвинувшись поближе к нему, Надя прикоснулась языком к его губам, мягко раздвинула их. – Я умею плавать. А ты?
– Чуть-чуть, – ответил он тихим голосом.
– Мы поплывем медленно. – Язык женщины поддразнивал его, и кровь начинала закипать.
– Тогда я должен кое-что сказать тебе.
– Что?
– Здесь рассветает только в пять. По привычке, приобретенной еще в колледже, Надя проснулась за несколько секунд до того, как прозвенел будильник. Она сразу поняла, что в постели одна, и достаточно давно, поскольку простыня Алена была уже прохладной.
Миссис Адам подписала последний чек на зарплату и отложила ручку. Денег в банке осталось на четыре месяца. На пять, если урезать собственную зарплату. После этого придется искать покупателя.
Нужна сенсация, думала Надя. Нечто своевременное, очень важное и свежее. Опубликованное раньше всех. Что-то вроде разоблачения ее отцом коррупции в профсоюзе лесорубов.
Правда, из-за этого отец и потерял свой «Ньюсвик». Но она не намерена терять «Пресс». Слишком много сил вложено. Хотелось доказать, что отец ошибался на ее счет. Она газетчик не хуже его.
Вместе с креслом Надя повернулась к портрету отца. В детстве он был ее богом. Заботился о ней, особенно после смерти матери: возил ее дважды в год в Сан-Франциско, где покупал одежду, следил за здоровьем, прививками и школьными делами. Но в его отношении к ней было маловато ласки, юмора и, в общем, всего того, что зовется любовью.
Кажется, так просто – любовь. Улыбка, которая согревает, сочувствие в печали, восхищенный взгляд, когда женщина вдруг почувствует себя привлекательной. Внимание не по обязанности, а из желания доставить удовольствие.
Ален давал ей все это, даже не особенно сознавая. На дины губы раскрылись в улыбке при одной мысли, что скоро она увидит его снова. Сегодня. В полночь. Горячий шоколад.
Теперь он раздевал ее медленно, неторопливо, уверенными и недрожащими руками. Вот уже месяц каждый день они встречались наедине.
В спальне, пока Элли была в школе, а Ник – на дежурстве. В гостиной перед камином, где они устраивали пикник на полу с сандвичами и шоколадным мороженым. В непостижимых позах в ее старом кресле.
Он никак не мог до конца насладиться ею и совершенно не заботился о последствиях.
– Не могу поверить, что ты освободился на все утро, – шептала она, крепко прижимаясь к нему.
– Как раз вовремя, ты не считаешь? – спрашивал он, нежно обнимая ее и лаская теплую мягкую кожу.
– Элли все просит снова пригласить тебя к обеду. – Надя уткнулась носом в его плечо, и ее волосы рассыпались по нему веером.
– Согласен на одном условии; только не спагетти.
Надя рассмеялась.
– Я уже подумываю о лапше. На коробке есть способ приготовления: вскипятить воду и бросить в нее лапшу.
– И все?
Ален гладил ее по обнаженной спине расслабленными ленивыми пальцами. Последние четыре дня каждое утро начиналось в операционной, и теперь приятно было занять руки другим.
– Ну надо еще открыть коробку…
В наказание Ален закрыл ее рот поцелуем. Встав на цыпочки, она всем телом потянулась к нему – такому большому и надежному.
Его власть над ней была абсолютной, и он сдавался перед ней, стоило ей лишь посмотреть на него.
Ален опустился с ней на пол. Руки Нади выражали нетерпение, а обжигающие прикосновения лишали его разума. Он хотел ее, нуждался в ней. Именно она, Надя, открыла для него краски жизни после долгих и тоскливых бесцветных лет.
Его поцелуй был жестким, взрывным. В нем, казалось, не осталось нежности, только жажда. Надя на ярость отвечала яростью, становясь все более страстной. Он был очень силен, и все же ей удалось перевернуть его на спину.
Ален застонал, протестуя и сдаваясь, одновременно вызывая в Наде ликование, побуждающее ее к новым доказательствам любви.
Возможно, Ален не готов еще воспринимать слова любви, тогда она покажет ему своими руками, ртом, всем телом, как обожает его. Ее рука гладила и ласкала его тело. Пальцы расчесывали мягкие тонкие волоски.
Дрожащим голосом Ален произнес ее имя, и его лицо исказилось в последнем усилии сохранить контроль над собой.
Руки Алена обняли ее, перевернули на спину, и они слились в обжигающем сладчайшем поцелуе.
Надя зашептала о своем желании, побуждая его поторопиться. В огне страсти она отвечала на каждое его движение. И, когда наступил взрыв наслаждения и освобождения, она почувствовала, что такого накала чувств она до сих пор еще не знала.
