Текст книги "Помни меня"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Август, 1

5

Уже была полночь, а Скотт Ковей еще не ложился спать. Он все еще не спал, когда длинные тени от посветлевшего окна протянулись по комнате. После этого он провалился в тяжелую дрему и проснулся с ощущением давления во лбу, предвещающим головную боль.

Поеживаясь, он натянул одеяло. Ночью резко похолодало, но он знал, что это временно. К полудню на Кейпе будет прекрасный день, солнечный, по-летнему жаркий, смягчаемый наполненными солью океанскими бризами. Но сейчас еще прохладно и, если бы здесь была Вивиан, он бы закрыл окна, перед тем как ей встать.

Сегодня Вивиан сожгут.

Вставая, Скотт взглянул на постель и подумал, как часто в эти три месяца их брака он приносил ей кофе, когда она просыпалась. Потом они уютно устраивались в постели и пили вместе кофе.

Он все еще мог видеть ее, сидящую с согнутыми коленями, поддерживающими блюдце, со спиной, прислоненной к груде подушек, слышать ее шутки насчет спинки медной кровати.

– Мама заново отделала мою комнату, когда мне было шестнадцать, – рассказывала она ему своим необычным, с придыханием, голосом. – Мне так хотелось такую кровать, но мама сказала, что у меня полностью отсутствует вкус в украшении комнат и что медные кровати становятся слишком распространенными. Первое, что я сделала, когда запустила руки в свои деньги, купила самую затейливую кровать, которую смогла найти.

Потом она засмеялась.

– Должна признать, что на обычную спинку намного удобнее облокачиваться.

Тем утром он взял у нее чашку с блюдцем и поставил на пол.

– Облокотись на меня, – предложил он.

Странно, что сейчас это воспоминание причиняет ему боль. Скотт вошел в кухню, приготовил кофе и тосты и присел к столу. Фасад дома выходил на улицу, задние окна смотрели на Ойстер-Понд. Из бокового окна он мог видеть угол дома Спрэгью.

Вивиан рассказала ему, что миссис Спрэгью скоро поместят в дом престарелых.

– Генри больше не нравится, когда я навещаю ее, но нам придется приглашать его на обед, когда он останется один, – сказала она. – Приятно встречать гостей, когда мы вместе. Потом она обвила его шею и крепко обняла. – Ты правда любишь меня, Скотт?

Как часто он успокаивал ее, обнимал, гладил волосы, ласкал ее до тех пор, пока, снова оживившись, она не начинала перечислять причины, по которым любит его.

– Я всегда надеялась, что мой муж будет выше шести футов, и ты выше. Я всегда надеялась, что мой муж будет красивым блондином, так что все будут завидовать мне. Ты такой и они завидуют. Но самое главное, я хотела, чтобы он сходил с ума по мне.

– И я схожу, – снова и снова он говорил ей это.

Скотт уставился в окно, обдумывая последние две недели, вспоминая, как некоторые родственники Карпентеров и многие из друзей Вив бросились утешать его, как только она пропала. Но значительная часть людей поступила иначе. Ее родители держались особенно отчужденно. Он сознавал, что в глазах многих он был не более чем охотником за богатством, аморальным типом. В некоторых газетах Бостона и Кейпа появились интервью с людьми, открыто сомневающимися в обстоятельствах несчастного случая.

Семья Карпентеров была известна в Массачусетсе в течение многих поколений. Из этой семьи выходили члены сената и губернаторы. Все, что относилось к ним, становилось событием общественной жизни.

Скотт встал и подошел к плите плеснуть еще кофе. Внезапно его захлестнула горечь от мысли о предстоящей панихиде и похоронах, о неизбежном присутствии прессы. Все будут смотреть на него.

– Будьте вы прокляты, мы любили друг друга! – прорычал он, с силой опуская кофейник на плиту.

Рот обожгло огненной жидкостью. Скотт кинулся к раковине выплюнуть кофе.

6

Они остановились в Баззард-бей только для того, чтобы купить кофе, булочки и газету «Бостон Глоб». Когда они ехали через Сагаморский мост в загруженном трейлере, Менли вздохнула:

– Как ты думаешь, на небе есть кофе?

– Лучше, чтобы было. Иначе ты проспишь все вечное блаженство.

Адам взглянул на нее смеющимися глазами.

Они выехали рано утром по дороге номер семь. Сейчас, в 11.30, они пересекли Кейп-Кодский канал. После четвертьчасового рева необычно покладистая Ханна спала всю дорогу.

Под утренним солнцем серебристо блестели металлические конструкции моста. Внизу по спокойной воде канала медленно плыло торговое судно. Они переехали на маршрут номер шесть.

– Именно на этом месте каждое лето мой отец кричал: «Мы вернулись на Кейп!» – сказал Адам. – Здесь всегда был настоящий дом.

– Думаешь, твоя мать жалеет о продаже дома?

– Нет. Для нее на Кейпе все стало не таким после смерти отца. Ей лучше со своими сестрами в Северной Каролине. А я похож на отца. Это место у меня в крови – наша семья жила здесь каждое лето на протяжении трех столетий.

Менли слегка подвинулась, чтобы можно было смотреть на мужа. Они собирались приехать сюда летом, когда родится Бобби, но доктор не разрешил ей уезжать так далеко перед родами. На следующий год они просто купили дом в Рае и обосновались там, так что не было смысла приезжать на Кейп.

Следующим летом они потеряли Бобби. А после этого, думала Менли, я чувствовала только ужасное оцепенение, полную отчужденность от всех людей, неспособность откликнуться на чувства Адама.

В прошлом году Адам приезжал сюда один. Она попросила его разъехаться на время. Уступив, он согласился.

– Мы определенно не можем продолжать так жить, Мен, – признал он.

Его не было уже три недели, когда она поняла, что беременна. Все это время он не звонил. Менли долго мучилась, говорить ли ему, не зная, как он воспримет эту новость.

Наконец она позвонила. От его безразличного приветствия сердце ее упало, но когда она сказала:

– Адам, вероятно, это не та новость, которую тебе хочется услышать, но я беременна и очень от этого счастлива, – его радостное восклицание обрадовало ее.

– Я еду домой, – сразу сказал он.

Сейчас она почувствовала руку Адама в своей руке.

– Интересно, думаем ли мы об одном и том же, – заметил он. – Я был здесь, когда услышал, что ее милость прошла уже часть пути.

Они помолчали, потом Менли, сморгнув слезы, засмеялась.

– А вспомни, как после ее рождения Филлис рыдала, что мы назвали ее Менли Ханна, – она передразнила резкий голос своей невестки. – Конечно, очень мило поддерживать семейную традицию, называя старшую дочь Менли, но, пожалуйста, не называйте ее Ханной. Это так старомодно. Почему бы не назвать ее Менли Кимберли и тогда она может быть Ким? Это так мило!

Ее голос приобрел обычное звучание.

– Честно!

– Не сердись на меня, милая, – хихикнул Адам. – Я надеюсь, что Филлис не измотает твою мать.

Мать Менли путешествовала по Ирландии с сыном и невесткой.

– Фил намерена исследовать обе ветви семейного дерева. Наверняка, если она обнаружит конокрадов среди своих предков, мы об этом никогда не услышим.

С заднего сиденья послышался шорох. Менли посмотрела через плечо.

– Да, кажется, ее милость собирается скоро присоединиться к нам и, будьте уверены, это будет голодная личность.

Перегнувшись, она сунула пустышку в ротик Ханны.

– Помолись, чтобы она продержалась, пока мы не доедем до дома.

Она положила пустой термос от кофе в сумку и потянулась за газетой.

– Адам, посмотри. Здесь фото той пары, о которой ты рассказывал мне. Она утонула, когда они ныряли с аквалангом. Сегодня похороны. Бедный малый. Какая трагедия!

«Какая трагедия!» Как часто слышала она эти слова. Они всколыхнули страшные воспоминания, закружившие Менли.

Поездка по той незнакомой сельской дороге с Бобби на заднем сиденье. Она громко пела Бобби и он подпевал ей. Неохраняемый железнодорожный переезд. А потом ощущение вибрации. Взгляд в окно. Обезумевшее лицо машиниста. Грохот и скрежет металла, когда тормозящий поезд наехал на них. Вопль Бобби: «Мамочка, мамочка!». Треск, когда поезд ударил заднюю дверцу около Бобби. Поезд протащил машину. Рыдания Бобби: «Мамочка, мамочка». Потом его закрытые глаза. Понимание того, что он мертв. Укачивая его на ручках, она вопила и вопила: «Бобби, я хочу Бобби! Бооооббббиии!».

Менли почувствовала, как тело снова покрылось испариной. Ее начало трясти и она прижала руки к ногам, чтобы уменьшить дрожь в конечностях.

Адам взглянул на нее.

– О Господи!

Они подъезжали к площадке для отдыха. Он рванул к ней, остановил машину и повернулся, чтобы обнять ее.

– Все в порядке, родная, все о’кей.

На заднем сиденье раскричалась Ханна.

Крик Бобби «Мамочка, мамочка». Плач Ханны.

– Заставь ее замолчать! – крикнула Менли. – Заставь ее замолчать!

7

Без четверти двенадцать, отметила Элейн, посмотрев на часы автомобильного щитка. Адам и Менли приедут с минуты на минуту и ей хотелось убедиться, что в доме все в порядке. Одна из услуг, предлагаемых ею клиентам, состояла в том, что снимаемый дом приводился в порядок до и после аренды. Она сильнее нажала на акселератор, опаздывая из-за присутствия на похоронах Вивиан Карпентер Ковей.

Импульсивно Элейн остановилась у супермаркета.

Куплю немного копченого лосося, который любит Адам, подумала она. Рыбка хорошо сочетается с холодным шампанским, бутылку которого она всегда оставляла для выгодных клиентов. Потом она может черкнуть пару слов и уехать до их приезда.

Хмурое утро перешло в чудесный день, солнечный, теплый, искрящийся. Элейн потянулась, открыла тент и подумала о своем интервью телерепортеру. Когда похоронная процессия готовилась выйти из церкви, она заметила, как он останавливает случайных людей, чтобы попросить их прокомментировать событие. Она решительно подошла к нему.

– Могу я кое-что сказать? – она смотрела прямо в камеру. – Меня зовут Элейн Аткинс. Я продала Вивиан Карпентер дом в Чэтхэме три года назад и за день до ее гибели показывала ей и ее мужу большие дома. Они были очень счастливы и планировали обзавестись детьми. То, что случилось, трагедия, а не таинственный несчастный случай. Мне кажется, что людям, распространяющим гадкие слухи о мистере Ковее, следовало бы просто проверить, сколько людей, кто вышел в тот день в море, не слышало предупреждение береговой охраны и чуть не утонуло, когда разыгрался шторм.

Воспоминание вызвало удовлетворенную улыбку. Она была уверена, что Скотт Ковей наблюдал из машины.

Элейн проехала мимо маяка в Квайэтнесетской части острова Моррис, миновала Мономойский национальный заповедник, свернула на Авакс Трейл, потом повернула на частную дорогу, ведущую к Ремембер-Хаус. Когда она проехала поворот и стало видно дом, ей захотелось представить реакцию Менли, когда она будет здесь в первый раз.

Больше и элегантнее, чем большинство построек начала восемнадцатого века, дом стоял как дань любви, которую сначала испытывал Эндрью Фримен к своей юной жене. Расположенный высоко на обрыве, дом прекрасно вырисовывался волшебным замком на фоне моря и неба. Цветы вьюнка и ягоды подуба, соперничая в яркости с дикими розами, цветными пятнами оживляли усадьбу. Развесистые акации и дубы предлагали желанное укрытие от яркого солнца.

Мощеная дорожка вела со стороны дома к площадке для парковки машин за кухней. Элейн нахмурилась, когда увидела фургон Керри Белл. Керри превосходно убиралась, но она всегда опаздывала. Здесь ее уже не должно было быть.

Элейн нашла Керри в кухне с сумочкой подмышкой, ее худое лицо с резкими чертами было бледным. Когда она заговорила, ее голос, обычно чересчур громкий, был приглушенным и торопливым.

– О, мисс Аткинс. Я знаю, что немного опоздала, но мне надо было забросить Томми к матери. Все в полном порядке, но позвольте мне сказать, что я рада убраться отсюда.

– Что случилось? – быстро спросила Элейн.

– В жизни так не пугалась, – сказала Керри все еще дрожащим голосом. – Я была в столовой, когда совершенно отчетливо услышала шаги наверху. Я подумала, что, возможно, это вошли вы, поэтому окликнула вас. Когда никто не ответил, я пошла наверх посмотреть. Мисс Аткинс, вы знаете старинную колыбель, ту, что в спальне с одной кроватью и детской кроваткой?

– Конечно, знаю.

Лицо Керри еще больше побледнело. Она сжала руку Элейн.

– Мисс Аткинс, окна были закрыты. Абсолютно не было сквозняка. Но покрывало на постели было слегка смято, как будто кто-то сидел на нем. И колыбель качалась. Кто-то, кого я не могла видеть, сидел на кровати и качал колыбель!

– Ну, Керри, ты просто наслушалась глупых историй, которые люди насочиняли про этот дом, пока в нем никто не жил, – сказала Элейн. – Эти старые полы неровные. Если колыбель качнулась, так это потому, что ты так тяжело ступаешь и, верно, наступила на шаткую половицу.

Послышался шум подъезжающего автомобиля. Приехал Адам с семьей.

– Вся эта история нелепа, – твердо произнесла Элейн. – Не смейте и слова сказать об этом Николсам, – предупредила она, оборачиваясь посмотреть, как Адам и Менли выходят из фургона. Она понимала, что ее предупреждение бессмысленно, Керри Белл расскажет эту историю каждому, кто согласится ее послушать.

8

Нэтаниэль Куган работал в полиции Чэтхэма восемнадцать лет. Уроженец Бруклина, Нэт учился в Джон Джей Колледже в Манхеттене, желая получить степень по криминологии, когда встретил свою будущую жену, постоянную жительницу Хайанниса. Деб не нравилось жить в Нью-Йорке, поэтому по окончании колледжа Нэт с удовольствием попросил работу в полиции Кейпа. Теперь это был детектив и сорокалетний отец двух сыновей-подростков. Он принадлежал к «редким птицам», легко общался с людьми, был счастлив в семейной жизни и удовлетворен работой. Самой большой заботой у него стали лишние пятнадцать или около того фунтов, которые прибавились к его и без того плотному телосложению благодаря превосходной стряпне жены.

Однако в тот день его заботило совсем другое. Говоря правду, это угнетало его уже довольно долго. Нэт знал, что его босс, начальник полиции Фрэнк Ши, твердо верил, что смерть Вивиан Карпентер Ковей была несчастным случаем.

– В тот день еще двое чуть не утонули, – подчеркивал Фрэнк. – Это была лодка Вивиан Карпентер. Она знала здешние места лучше мужа. Если кому и следовало включить радио, так это ей.

Эта смерть все еще тревожила Нэта, и как псу, носящемуся со своей косточкой, ему не хотелось закрывать дело, пока его подозрения либо развеются, либо оправдаются.

Тем утром Нэт рано пришел на работу и изучал результаты вскрытия, которые прислали из медицинской лаборатории Бостона. И хотя он давно приучил себя относиться к фотографиям жертв с профессиональной невозмутимостью, вид стройного тела, или того, что от него осталось, опухшего от воды, обезображенного рыбами, подействовал на него так, будто дантист коснулся сверлом открытого нерва. Жертва убийства или жертва несчастного случая? Что это?

В девять часов он вошел в кабинет Фрэнка и попросил назначить его на это дело.

– Мне действительно хочется этим заняться. Это важно.

– Одно из твоих предчувствий? – спросил Ши.

– Угу.

– Думаю, ты неправ, но проверить никогда не вредно. Давай. Действуй.

В десять Нэт присутствовал на панихиде. Для бедной девочки не нашлось даже добрых слов, подумал он. Что скрывается за каменными лицами родителей и сестер Вивиан Карпентер? Горе, которое положение обязывает скрывать от любопытных глаз? Гнев на бессмысленную трагедию? Вину? В газетах много писали о несчастной судьбе Вивиан Карпентер. Это было совсем не похоже на судьбу ее старших сестер, одна из которых была хирургом, другая – дипломатом, обе удачно вышли замуж. С Вивиан все было по-другому. Из школы ее вышвырнули за курение «травки», позже исключили из колледжа. Когда она переехала на Кейп, то стала работать, хотя в деньгах не нуждалась. Потом бросила, и так несколько раз.

Скотт Ковей сидел один на скамье, рыдая всю службу. Он выглядит так же, как выглядел бы я, случись что с Деб, подумал Нэт Куган. Почти убежденный, что ищет не там, он покинул церковь в конце службы, потом потолкался вокруг, ловя обрывки разговоров.

Их стоило послушать.

– Бедная Вивиан. Мне ее так жаль, но она была утомительной, правда?

Женщина, к которой были обращены эти слова, вздохнула:

– Я знаю. Она просто никогда не могла расслабиться.

Нэт вспомнил, как Ковей говорил, что безуспешно пытался уговорить жену подремать, пока он поныряет с аквалангом.

Репортер с телевизионной камерой ходил среди людей, чтобы записать их слова. Нэт наблюдал, как привлекательная блондинка сама подошла к репортеру. Он узнал ее, Элейн Аткинс, агент по недвижимости. Он незаметно подошел, чтобы послушать ее комментарий.

Когда она закончила, Нэт сделал пометку: «Элейн Аткинс сказала, что чета Ковей искала новый дом и планировала создать большую семью. Казалось, она знала их достаточно хорошо». Он решил, что ему следует поговорить с мисс Элейн Аткинс.

Когда он вернулся к себе в кабинет, то снова достал фотографии вскрытия, пытаясь понять, что в них так беспокоит его.

9

Менли выскользнула из-под руки Адама и тихо передвинулась на свою половину кровати. Он пробормотал ее имя, но не проснулся. Она встала, накинула халат и посмотрела на мужа с невольной улыбкой.

Энергичный криминальный юрист, который мог убедить присяжных своим красноречием, спящий выглядел совершенно беззащитным. Он лежал на боку, подложив руку под голову. Во взъерошенных волосах явственно проглядывала начинающаяся лысинка, более заметными были седые пряди.

В комнате было прохладно и Менли натянула ему одеяло до плеч, коснулась губами лба.

В свой двадцать пятый день рождения она решила, что вряд ли найдет того, за кого ей захочется выйти замуж. Через две недели она встретила Адама на океанском лайнере «Сагафьорд». Корабль совершал кругосветный круиз, и так как Менли много писала о Дальнем Востоке, ее пригласили прочитать лекцию на переходе от Бали до Сингапура.

На второй день после отплытия Адам остановился поболтать у ее кресла на палубе. У него были юридические дела в Австралии и он под влиянием минуты взял билет на этот рейс.

– Корабль делает по пути длительные остановки и, таким образом, и я смогу использовать неделю отпуска, – объяснил он. К концу того же дня ей стало ясно, почему она разорвала свою помолвку три года назад.

У него было по-другому. Окончательно Адам влюбился в нее по прошествии целого года. Иногда Менли сомневалась, увидела бы она его снова, не живи они оба в Манхеттене в трех кварталах друг от друга.

Помогло то, что у них было много общего. Оба любили Нью-Йорк и обожали Манхеттен, хотя выросли в совершенно разных мирах. Семья Адама занимала двухэтажную квартиру на Парк Авеню, и он посещал частную школу. Она выросла в Стайвесант Таунс на Четырнадцатой улице, где до сих пор жила ее мать, и посещала местные приходские школы. По случайности они оба закончили Джорджтаунский университет, хотя и с разницей в восемь лет. Их обоих привлекал океан. Адам проводил лето на Кейп-Коде, а она уезжала на день поплавать на Джонс Бич.

Когда они начали встречаться, для Менли было очевидным, что в свои тридцать два года Адам очень доволен холостяцкой жизнью. А почему бы и нет? Он был преуспевающим адвокатом. У него была прекрасная квартира и множество подружек. Иногда он неделями не звонил Менли.

Когда Адам сделал ей предложение, Менли заподозрила, что это как-то связано с его приближающимся тридцатитрехлетием. Но ей было все равно. После свадьбы она часто вспоминала слова своей бабушки, сказанные очень давно:

– В браке один любит больше, чем другой. Лучше, чтобы женщина не любила слишком сильно.

Почему так лучше? Раздумывала Менли и снова спрашивала себя, глядя, как он мирно спит. Чем плохо любить сильнее?

Было семь часов. Яркий солнечный свет просачивался через щели между шторами. Просторная комната была обставлена просто: двуспальная кровать, гардероб, зеркало, тумбочка и стул с прямой спинкой. Все вещи были подлинными. Элейн сказала им, что как раз перед смертью мистер Палей с женой ходили по аукционам, подбирая мебель начала восемнадцатого века.

Менли нравилось, что в каждой комнате есть камин, хотя вряд ли они понадобятся в августе. Комната рядом с их спальней была маленькой, но удобной, и идеально подходила для ребенка. Менли плотнее, закуталась в халат, выходя в коридор.

Когда она открыла дверь в комнату Ханны, на нее дохнуло холодом. Следовало накрыть ее теплым одеялом, ужаснулась Менли своей недогадливости. Они были у ребенка в одиннадцать часов, когда шли спать, и гадали насчет теплого одеяла, но потом решили, что в нем нет необходимости. Видимо, ночью похолодало намного сильнее, чем ожидалось.

Менли поспешила к кроватке. Ханна крепко спала: она была надежно укрыта теплым одеялом. Определенно я не могла бы забыть, что приходила сюда ночью, подумала Менли. Кто укрыл ее?

Потом она почувствовала себя глупышкой: должно быть, Адам вставал и заглянул к дочке, хотя это маловероятно, потому что он спит крепко. Или все-таки я сама приходила, размышляла она. Ей прописали снотворное, что делало ее ужасно рассеянной.

Ей хотелось поцеловать Ханну, но она понимала, что рискует мгновенно разбудить дочку.

– До скорого, бэби, – шепнула Менли. – Мне нужно спокойно выпить чашечку кофе.

Внизу лестницы она помедлила, внезапно осознав, как быстро забилось у нее сердце, как ее поглотило чувство печали. В голове билась мысль: «Я потеряю и Ханну».

Нет! Нет! Это нелепо, строго сказала она себе. К чему такие мысли?

Менли вошла в кухню и поставила кофе. Через десять минут с дымящейся чашкой в руках она стояла в передней гостиной, наблюдая, как солнце поднимается над Атлантическим океаном.

Дом выходил на Мономой Стрип, узкую песчаную отмель между океаном и бухтой, которая, как рассказали Менли, была местом бесчисленных кораблекрушений. Несколько лет назад океан прорвался через отмель; Адам показывал ей, откуда дома снесло в море. Но Ремембер-Хаус, заверил он, стоит достаточно далеко и всегда будет в безопасности.

Менли наблюдала, как волны налетали на отмель и разлетались в воздухе фонтанами соленых брызг. Солнечные зайчики плясали на гребнях волн. На горизонте точками темнели рыбачьи лодки. Она раскрыла окно и послушала крики чаек и писклявое, шумное чириканье воробьев.

Улыбаясь, она отвернулась от окна. После трех дней, проведенных здесь, Менли чувствовала себя уютно устроившейся. Она переходила из комнаты в комнату, планируя, что бы сделала, если бы переустраивала их. Только в хозяйской спальне была подлинная мебель. Большая часть мебели в других комнатах была такой, какую люди ставят в доме, который предполагается сдать в аренду – недорогие диваны, столы с пластиковыми крышками, лампы, которые похожи на выставляемые на распродажах в гаражах. Но молитвенную скамеечку, сейчас выкрашенную в кричащий зеленый цвет, можно очистить и переделать. Она провела по ней рукой, воображая бархатистую поверхность орехового дерева.

Палеи сделали основной ремонт здания: новая крыша, новый водопровод, новая проводка и новая отопительная система. Осталось провести много косметической работы – выцветшие обои с коробящим современным рисунком оскорбляли глаз в столовой; опущенные акустические потолки разрушали благородную высоту гостиных и библиотеки – но ни одна из этих вещей по-настоящему не имела значения. Имел значение сам дом. Было бы приятно завершить реконструкцию. Например, в двойной гостиной – если бы она была хозяйкой дома, то использовала бы одну из частей как рабочий кабинет. Позднее у Ханны с друзьями будет уютное местечко для посиделок.

Менли пробежала пальцами по шкафу священника, встроенному в стену у камина. Ей вспомнились истории о первых колонистах и как зашедшего священника угощали стаканчиком спиртного из этого шкафа. Бедняга наверняка нуждался в нем, подумала она. В те времена огонь редко разводили в залах. Священник, должно быть, замерзал до синевы.

Первые семьи на Кейпе проводили все свое время в общей комнате, как они называли кухню, комнате, где от большого очага было тепло, где воздух смешивался с ароматами приготовляемой пищи, где дети делали уроки при свете свечи за обеденным столом, где все вместе коротали долгие зимние вечера.

Менли услышала шаги на лестнице и вышла в прихожую. Адам с Ханной на руках спускался вниз.

– Кто говорит, что я не слышу, когда она плачет? – он выглядел очень довольным собой. – Мы переоделись и хотим есть.

Менли потянулась к ребенку.

– Дай ее мне. Ну не чудесно ли быть все время с ней и только не надолго отдавать няне? Если будущая падчерица Элейн вполовину так хороша, как о ней говорят, нас ожидает потрясающее лето.

– Когда она приедет?

– Думаю, около десяти.

Точно в десять часов маленький синий автомобиль въехал на подъездную аллею. Менли наблюдала, как Эми шла по дорожке, отметив ее стройную фигурку, длинные светло-пепельные волосы, завязанные в «конский хвостик». Менли бросилось в глаза, что что-то агрессивное было в осанке девушки, в том, как она засунула руки в карманы обрезанных джинс, в воинственном развороте плеч.

– Не знаю, – пробормотала Менли, направляясь открыть дверь.

Адам оторвался от своих бумаг, разложенных на столе:

– Что ты не знаешь?

– Ш-ш-ш, – предупредила Менли.

Однако попав в дом, девушка произвела совсем другое впечатление. Она представилась, потом сразу подошла к Ханне, которая лежала в небольшой дневной кроватке, которую они поставили на кухню.

– Привет, Ханна, – она осторожно подвигала рукой, пока Ханна не схватила ее за палец. – Хорошая девочка. У тебя есть хватка. Ты будешь со мной дружить?

Менли и Адам переглянулись. Расположение казалось искренним. После нескольких минут разговора с Эми, Менли почувствовала, что Элейн преуменьшила опытность девушки. Она оставалась с детьми с тринадцати лет, а в последнее время жила в семье с годовалыми близнецами. Эми собиралась стать воспитательницей в детском саду.

Они договорились, что девушка будет приходить несколько раз в неделю, чтобы помочь, пока Менли занимается исследованиями для своих будущих книг, и иногда оставаться по вечерам, чтобы они смогли поехать куда-нибудь пообедать.

Когда Эми уходила, Менли сказала:

– Я так рада, что Элейн предложила вас, Эми. Вы ничего не хотите, у меня спросить?

– Да… я …нет, ничего.

– Все-таки?

– Ничего, честно, ничего.

Когда она уже не могла их слышать, Адам тихо сказал:

– Этот ребенок чего-то боится.