Текст книги "Лунный свет тебе к лицу (Ты обратилась в лунный свет)"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

37

Даже самый тщательный просмотр каждой увеличенной фотографии ничего не дал. Мэги так и не удалось понять, что же столь сильно ее насторожило.

Они все были похожи: надгробия, разные цветы вокруг, все еще зеленая трава. Только на могиле Нуалы дерн еще не улегся и виднелась земля.

Дерн. Почему-то это слово ее остановило. Могила миссис Райнлендер тоже должна быть обложена свежим дерном. Она умерла всего две недели тому назад.

Еще раз Мэги с помощью лупы изучила фотографии могилы Констанции Райнлендер. Ее внимание привлекла только маленькая ямка в траве возле надгробия. Как будто из этого места вынули камушек и не заровняли землю.

Она еще пристальней всмотрелась в фотографии могилы Нуалы. Дерн лежал ровно до самых цветов, но на одном из снимков она кое-что заметила – камень? – как раз рядом с букетом Греты Шипли. Был ли это ком земли или камень, не убранный после похорон, или какая-то кладбищенская метка? Предмет этот странно поблескивал...

Она изучила фотографии четырех других могил, и не заметила ничего, что могло бы привлечь внимание.

Наконец она отложила фотографии и взялась за арматуру и глину.

Отыскав в доме последние снимки Нуалы, Мэги начала лепить. В течение нескольких часов ее пальцы были продолжением глины и мастихина, создавая нежное милое лицо, намечая большие глаза и густые ресницы. Она обозначила возраст, углубив линии вокруг глаз и около рта, на шее и на ссутуленных плечах.

Она увидела, что сумела схватить черты, которые так любила в Нуале, – неукротимый веселый дух в лице, которое без этого было бы просто хорошеньким.

«Вроде Одиль Лейн», – подумала она и вздрогнула при воспоминании, как та погрозила пальцем Грете Шипли всего двадцать четыре часа тому назад. «Упрямица, упрямица», – говорила она.

Прибираясь после работы, Мэги подумала о людях, с которыми обедала прошлым вечером. «Как они должны быть расстроены, – подумала она. – Они так любили Грету, и вот ее больше нет. Так внезапно».

Спускаясь вниз, Мэги посмотрела на часы. Девять. «Не слишком поздно, чтобы позвонить миссис Бейнбридж», – решила она.

Летиция Бейнбридж ответила сразу.

– О Мэги, у нас у всех разбито сердце. Грета недомогала несколько дней, но до этого она была в полном порядке. Я знала, что она принимала таблетки от давления и сердца, но она принимала их многие годы и никаких проблем у нее не было.

– Я сразу ее полюбила, – искренне призналась Мэги. – Представляю, что вы все чувствуете теперь. Вы знаете, что и как будет организовано?

– Да. Похороны проведет Похоронное бюро Бейтмана. Похоже, мы скоро все там будем. Отпевание в субботу утром в одиннадцать в церкви Святой Троицы. Грета завещала, чтобы прощание состоялось один раз в похоронной конторе с девяти до половины одиннадцатого.

– Я приду, – пообещала Мэги. – У нее есть родственники?

– Несколько кузенов. Полагаю, они придут. Знаю, что она завещала им страховку и вещи, так что они должны проявить к ней уважение. – Летиция Бейнбридж помолчала и добавила:

– Мэги, знаете, что меня мучает? Буквально накануне вечером я сказала Грете, что если Элеонора Шандлер положила глаз на ее номер, то ей лучше сменить замки.

– Но ей понравилось это замечание, – запротестовала Мэги. – Пожалуйста, не расстраивайтесь по этому поводу.

– О, меня расстраивает не это, а то, что теперь Элеонора Шандлер обязательно заполучит это место.

«Я, кажется, перехожу на поздние обеды, – подумала Мэги, поставив на плиту чайник, взбив пару яиц и сунув хлеб в тостер. – И обеды эти не особенно веселые, – вздохнула она. – По крайней мере, завтра вечером я могу надеяться, что Лайам угостит меня приличным обедом».

Хорошо бы его увидеть. Он всегда был по-своему неожиданный и забавный. Интересно, говорил ли он с Эрлом Бейтманом о его неожиданном визите в понедельник. Она надеялась.

Не желая больше оставаться на кухне, она взяла поднос и перешла в гостиную. Несмотря на то что здесь недавно убили Нуалу, Мэги чувствовала, что именно эта комната была для Нуалы самой теплой и уютной.

Изнутри камин был покрыт сажей, решетки и щипцы на очаге свидетельствовали о том, что ими часто пользовались. Мэги представила себе жаркие языки пламени в холодные вечера Новой Англии.

Книжные полки ломились от книг, виднелись интересные названия, многие известные, с другими хотелось познакомиться. Она уже просмотрела фотоальбомы – множество снимков Нуалы с Тимоти Моором, было видно, что эти двое наслаждаются друг другом.

На стенах в рамках были развешаны фото побольше – Тим и Нуала в окружении друзей на пикниках, на званых обедах, на отдыхе.

Глубокое большое кресло с пуфиком, вероятно, было ее любимым, решила Мэги, вспоминая, что зачитавшись книгой, беседуя или смотря телевизор, Нуала всегда любила свернуться, как котенок, в углу дивана.

Неудивительно, что перспектива поселиться в «Латам Мейнор» показалась ей жуткой. Для Нуалы было очень трудно покинуть этот дом, где, вероятно, она была счастлива так долго.

Тем не менее она собиралась туда переехать. Во время их первой встречи на балу Мооров Нуала говорила, что нужный ей номер недавно освободился.

Что это был за номер? Об этом они не успели поговорить.

Вдруг Мэги заметила, что у нее дрожат руки. Она осторожно поставила чашку на блюдечко. Мог ли номер, приготовленный для Нуалы, принадлежать Констанции Райнлендер, подруге Греты Шипли?

38

Ему нужно было всего лишь немного покоя, но доктор Лейн знал, что этого не дождаться. Одиль была как заведенная. Он лежал в кровати с закрытыми глазами, моля Бога, чтобы она хотя бы выключила свет. Но она продолжала сидеть за туалетным столиком, расчесывая волосы и извергая потоки слов.

– Эти дни такие тяжелые, не так ли? Все так любили Грету Шипли, она была нашей лучшей клиенткой.

Надо же, эти вторая наша самая милая леди за две недели. Конечно, миссис Райнлендер было восемьдесят три, но она была еще ничего, и вдруг, так внезапно, стало видно, как она угасает. В определенном возрасте именно это и случается, не так ли? Угасание. Тело просто угасает.

Одиль, казалось, не замечала, что ее муж не реагирует. Ей это было неважно, и она продолжала:

– Конечно, сестру Маркей насторожил ее приступ в понедельник вечером. Сегодня утром она сказала, что говорила с тобой об этом вчера.

– Я осмотрел миссис Шипли сразу же после приступа, – устало сказал доктор Лейн. – Причин для беспокойства не было. Сестра Маркей вспомнила, что хотела оправдаться за то, что входила без стука в номер миссис Шипли.

– Ах да, конечно, ты же врач, дорогой.

Осененный догадкой, доктор Лейн резко открыл глаза.

– Одиль, я не желаю, чтобы ты обсуждала моих пациентов с сестрой Маркей, – жестко сказал он.

Не обращая внимания на его тон, Одиль продолжала:

– Эта новая медицинский инспектор очень молода, не так ли? Как ее зовут, Лора Хорган? Я не знала, что доктор Джонсон ушел на пенсию.

– Он ушел, кажется, во вторник.

– Интересно, кому охота быть медицинским инспектором, особенно если ты такая хорошенькая и молодая? Но она, похоже, знает свое дело.

– Сомневаюсь, чтобы ее назначили, если бы она не знала этого дела, – грубо ответил он. – Она заглянула к нам с полицией только потому, что была поблизости и хотела взглянуть на нас. Задавала довольно профессиональные вопросы об истории болезни миссис Шипли. А теперь, Одиль, если не возражаешь, я действительно должен поспать.

– О, дорогой, извини. Знаю, как ты устал и какой сегодня был трудный день. – Одиль положила расческу и сняла халат.

«До чего же роскошная женщина», – подумал Вильям Лейн, наблюдая, как жена готовится ко сну. За восемнадцать лет совместной жизни он ни разу не видел на ней ночной рубашки без рюшек. Когда-то она его очаровала, но ненадолго, не на годы.

Она легла и наконец-то погасила свет. Но спать Вильяму Лейну больше не хотелось. Как всегда, Одиль сумела сказать такое, что будет его теперь долго терзать.

Эта новенькая медицинский инспектор отличалась от старого, доброго доктора Джонсона, который всегда запросто подписывал свидетельства о смерти. «Будь осторожен, – предупредил себя Лейн. – Впредь надо быть более осторожным».

39
(4 октября, пятница)

Проснувшись в пятницу утром, Мэги взглянула на часы и увидела, что всего шесть. Она как будто выспалась, но вставать не хотелось, поэтому девушка снова закрыла глаза. Через полчаса она опять погрузилась в беспокойный сон. Тревожные видения приходили и уходили, потом наконец исчезли, когда она окончательно пробудилась в семь.

Встала она с головной болью и решила, что короткая прогулка по Оушн-драйв после завтрака наверняка ей поможет. «Мне это необходимо, – подумала она, – особенно перед тем, как снова отправиться на кладбище».

«А завтра тебе надо быть на похоронах миссис Шипли», – напомнил ей внутренний голос. Она вспомнила, что миссис Бейнбридж сказала ей, что Грета Шипли будет похоронена на кладбище Святой Троицы. Разницы никакой. Ей все равно придется посетить оба кладбища. Проведя вчера много времени над фотографиями, она хотела поскорее увидеть то, что так странно блестело на могиле Нуалы.

Она приняла душ, надела джинсы и свитер, выпила сок и кофе перед уходом. Мэги была рада прогуляться. Стояло восхитительное осеннее утро. Восходящее солнце ярко сияло, но прохладный морской ветерок напомнил ей, что куртку она прихватила не зря. Воздух был наполнен торжествующим шумом волн, морской жизни и соленым запахом.

«В это место можно влюбиться, – подумала она. – Нуала в детстве проводила здесь лето. Как она, должно быть, скучала по этим местам, когда уезжала».

Улыбнувшись, Мэги повернулась и прибавила шагу. Посмотрев вверх, она заметила, что с дороги был едва виден только третий этаж дома Нуалы. «Моего дома», – подумала она и решила, что вокруг растет слишком много деревьев. Их надо убрать или хотя бы подрезать. И почему не достроен дом, откуда открывался бы потрясающий вид на океан? Есть ли какие-то ограничения в строительстве?

Гуляя, она думала над этим, все больше склоняясь к мысли серьезно заняться этой проблемой. По словам Нуалы, Тим Моор купил этот дом лет пятьдесят тому назад. Неужели с тех пор не менялись законы по строительству?

Вернувшись домой, она выпила чашку кофе и ушла ровно в девять. Она хотела поскорее закончить с посещением кладбищ.

40

В четверть десятого Нейл Стефенс остановил машину возле почтового ящика с табличкой Моор. Он вышел, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Никто не ответил. Чувствуя себя коммивояжером, он подошел к окну. Жалюзи были опущены наполовину, и ему была хорошо видна гостиная. Не зная, что ищет, разве что хотя бы намек на присутствие Мэги Холлоувей, он обошел дом и всмотрелся сквозь стеклянную кухонную дверь. На плите стоял кофейник, у мойки чашка и блюдце рядом со стаканом для сока, свидетельствующие о том, что их вымыли и оставили сушиться. Но как давно они здесь, несколько дней или минут?

Наконец он решил, что ничего не потеряет, если позвонит в дверь к соседям и расспросит про Мэги. В первых двух домах ему не ответили. В третьем дверь открыла приятная чета лет по шестьдесят пять. Сообщив, что ему нужно, он понял, как ему повезло.

Супруги, представившиеся как Ирма и Джон Вудз, рассказали ему о смерти Нуалы Моор, о похоронах и о Мэги.

– Мы должны были навестить нашу дочь в прошлую субботу, но не уехали, пока не похоронили Нуалу, – объяснила миссис Вудз. – Вернулись только вчера вечером. Знаю, что Мэги здесь. Еще не успели с ней повидаться после приезда, но я видела, как она гуляла утром.

– А я видел, как она уехала пятнадцать минут тому назад, – вмешался Джон Вудз.

Они предложили ему кофе и рассказали об убийстве.

– Какая Мэги милая девушка, – вздохнула Ирма Вудз. – Так страдала, потеряв Нуалу, но она не из тех, кто нуждается в утешителях. Только по глазам можно увидеть, какое у нее горе.

«Мэги, – думал Нейл. – Жаль, что меня не было рядом».

Вудзы понятия не имели, куда она уехала утром и как долго ее не будет. Но он знал, что делать. Проезжая мимо через пятнадцать минут, он оставил для нее записку в двери, а в кармане у него лежал ее телефонный номер.

41

Помня любопытные вопросы девочки, зачем она фотографирует на кладбище, Мэги купила букет осенних цветов, чтобы положить их на могилы, которые собиралась обследовать.

Как и раньше, статуя приветливого ангела и тщательно ухоженный газон при входе на кладбище Святой Марии, казалось, вселяли чувство покоя и бессмертия. Свернув влево, она проехала к могиле Нуалы.

Выйдя из машины, она заметила, что рабочий, укладывающий на дорожке гравий, наблюдает за ней. Она слышала про убийства на кладбищах, но сразу отбросила эту мысль – рядом были и другие рабочие.

Но все же она была довольна, что купила цветы. Не следует показывать, что она обследует могилу. Присев на корточки, Мэги выбрала несколько цветов и положила их на надгробие.

Цветы Греты Шипли кто-то уже убрал, и Мэги быстро проверила по снимку, где именно она заметила блестящий металлический предмет. Хорошо, что она захватила фотографии, потому что предмет, который она искала, провалился в землю, и его трудно было заметить. Но он там был.

Она тайком взглянула в сторону и увидела, что рабочий не сводит с нее глаз. Встав на колени, она наклонила голову и перекрестилась, потом опустила сжатые руки на могилу. Оставаясь в молебной позе, она пальцами разгребла землю и извлекла предмет.

Она обождала еще мгновение, оглянулась и увидела, что рабочий повернулся к ней спиной. Одним движением она вырвала предмет и быстро зажала его между ладонями. Сделав это, она услышала тихий звон.

«Колокольчик? – удивилась она. – Зачем кто-то спрятал на могиле Нуалы колокольчик?» Уверенная, что рабочий тоже слышал, она встала и быстро пошла к машине.

Она положила колокольчик поверх оставшихся цветов и, не желая оставаться под надзором любопытного рабочего, медленно направилась к следующей могиле. Остановив мапшиу в тупике, она оглянулась. Вокруг никого не было.

Она открыла окно и тщательно вытряхнула из колокольчика всю набившуюся в него грязь, повертела в руках, разглядывая и придерживая язычок, чтобы не звенел.

Колокольчик был около трех дюймов в высоту и удивительно тяжелый, похожий на старомодный школьный звонок, только с декоративной гирляндой цветов по краю. Язычок тоже был тяжелый, заметила она. Колокольчик должен был быть очень звонкий.

Мэги закрыла окно, опустила колокольчик к полу и позвонила. Раздался меланхоличный, но ясный звон.

«Камень для Джони Фишера», – подумала она. Это было название одной из книг в библиотеке отца. Она вспомнила, как в детстве спросила его, что это за название, и он объяснил, что у евреев есть обычай оставлять камень на могиле друга или родственника как знак внимания.

Означал лн то же самое этот колокольчик? Смутно чувствуя, что, взяв колокольчик, она сделала что-то не правильное, Мэги сунула его под сиденье, подальше с глаз. Отобрав немного цветов и прихватив фотографию, она направились к могиле еще одной подруги Греты Шипли.

Последней была могила миссис Райнлендер. На фотографии именно этой могилы четче всего видна была ямка вщзле памятника. Раскладывая цветы, Мэги нащупала нужное место.

Мэги надо было подумумать, и она не спешила вернуться в дом, где ей могли помешать. Она поехала в центр города, нашла там кафе и заказала себе булочку с голулубикой и кофе.

«Я просто голодна», – призналась она себе, когда хрустящие булочки и крепкий кофе помогли ей справиться с беспокойством, охватившим ее на кладбище. И снова вспомнилась Нуала. Когда Мэги было десять лет, миниатюрный шаловливый пудель Порги прыгнул на спящую на диване Нуалу. Она вскрикнула, а когда вбежала Мэги, Нуала засмеялась:

– Прости, родная. Чего это я такая пугливая. Кажется, на моей могиле кто-то ходит.

Потом, когда Мэги подросла и хотела все знать, Нуала объяснила, что это была старинная ирландская поговорка, означавшая, что кто-то ходит по тому месту, где тебя когда-нибудь похоронят.

«Должно быть какое-то простое объяснение ее находкам», – рассуждала Мэги. Из обследованных могил, включая могилу Нуалы, на четырех были колокольчики, все совершенно одинаковые по форме и весу. С могилы миссис Райнлендер колокольчик кто-то убрал. Выходило, что на могиле только одной из подруг Греты Шипли не было такого странного подарка.

Допив кофе, она покачала головой, отказавшись от дополнительной порции, предложенной официанткой. В голове Мэги звучало одно имя: миссис Бейнбридж. Подобно Грете Шипли, та жила в «Латам Мейнор» со времени его открытия. Она должна знать всех этих женщин, понимала Мэги.

В машине Мэги позвонила Летиции Бейнбридж по сотовому телефону. Та была у себя в номере.

– Приезжайте немедленно, – сказала она Мэги. – Очень хочу вас видеть. Сегодня утром я была не совсем хороша.

– Еду, – ответила Мэги.

Положив трубку, она достала из-под сиденья колокольчик с могилы Нуалы и положила его в сумочку. Отъезжая от обочины, она невольно вздрогнула. Металл был холодный и липкий на ощупь.

42

Это была самая длинная неделя в жизни Малкома Нортона. Шок после отказа Нуалы Моор продать дом, потом сообщение Барбары о том, что она уезжает к дочери в Вейл на неопределенный срок, сильно его потрясли.

Он должен заполучить этот дом! Страшной ошибкой было сказать Дженис про изменение в Законе об охране окружающей среды Ветленда. Ему надо было рискнуть и подделать ее подпись на закладной. Он был в отчаянии.

У Малкома выступил на лбу пот, когда Барбара по телефону соединила его с начальником полиции Брауэром. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки и не выдать волнения.

– Доброе утро, шеф. Как поживаете? – сказал он, пытаясь придать голосу радостное звучание. Брауэру было явно не до разговоров.

– Прекрасно. Хотел бы заехать сегодня к вам и поговорить несколько минут.

«О чем?» – в панике подумал Малком, но приветливо произнес:

– Было бы замечательно, но предупреждаю вас, я уже купил билет на Бал полицейских. – Даже на его собственный вкус это была плоская потуга на шутку.

– Когда вы свободны? – спросил холодно Брауэр. Нортон не собирался рассказывать Брауэру, до какой степени он свободен.

– У меня была назначена встреча на одиннадцать, но я перенес ее на час дня. Так что пока я свободен.

– Буду у вас в одиннадцать.

Слушая гудки отбоя, Малком нервно смотрел на трубку в руке. Наконец он ее положил.

В дверь тихонько постучали, и появилась голова Барбары.

– Малком, что-нибудь случилось?

– Что может случиться? Он просто хочет со иной поговорить. Единственное, что приходит в голову, это вечер пятницы.

– Да, конечно. Убийство. Обычная процедура для полиции, опрашивают друзей и знакомых, не помнят ли они что-нибудь на первый взгляд вроде бы не очень сажное. И конечно, вы с Дженис были приглашены на обед к миссис Моор.

Вы с Дженис. Малком нахмурился. Был ли это намек на то, что oн все еще ничего не предпринял для официального развода с Дженис? Нет, в отличие от его жены Барбара не играла ядовитыми словами и намеками. Ее приемный сын работал ассистентом районного прокурора в Нью-Йорке, она, вероятно, слышала от него о происшествиях, везде полно подробностей о работе полиции.

Она хотела прикрыть дверь.

– Барбара, – сказал он умоляющим голосом, – дай мне немного времени. Не оставляй меня теперь.

В ответ она плотно закрыла дверь.

Брауэр прибыл ровно в одиннадцать, очень прямо сел в кресло напротив и сразу перешел к делу.

– Мистер Нортон, вы были приглашены в дом к Нуале Моор к восьми часам в день убийства?

– Да, моя жена и я приехали минут десять девятого. Как вам известно, нам было велено оставаться в доме соседей Нуалы, у Вудзов.

– Когда вы ушли из конторы в тот вечер? – спросил Брауэр.

Нортон поднял брони и задумался.

– Как обычно... Нет, немного позже. Почти без четверти шесть. У меня было дело вне конторы, пришлось занести бумаги и проверить почту.

– Отсюда вы пошли прямо домой?

– Н-не совсем. Барбара... миссис Хоффман, мой секретирь, в тот день отсутссвовала из-за простуды. Накануне она унесла эти документы домой, чтобы поработать с ними в выходные, поэтому я зашел к ней, чтобы забрать их.

– Сколько это заняло времени?

Нортон мгновение думал.

– Она живет в Мидлтауне, было сильное движение, так что около двадцати минут в каждую сторону.

– Значит, домой вы пришли около половины седьмого.

– Возможно, даже еще позже. Ближе к семи, полагаю.

На самом деле он приехал домой в 7.15. Он хорошо запомнил время. Малком отругал себя. Дженис сказала ему, что на его лице было написано все, как в книге, когда Ирма Вудз сообщила про завещание Нуалы.

– Ты выглядел так, словно хотел кого-то убить, – сказала она, издевательски взглянув на него. – Ты даже обмануть не можешь как следует.

Поэтому с утра он повторял ответы на возможные вопросы Брауэра о его реакции на отказ Нуалы продать дом. Он не даст волю своим эмоциям. Хорошо, что он тщательно продумал ситуацию, потому что полицейский действительно задал ряд вопросов о продаже дома.

– Не очень приятно было получить отказ, – рассуждал Брауэр. – Но, с другой стороны, в городе немало домов, как у Нуалы, и все не дождутся быть проданными.

«Хочешь знать, зачем мне нужен именно этот?» – подумал Нортон.

– Иногда хочется иметь дом просто потому, что хочется. Кажется, будто он говорит тебе: «Купи меня, я твой», – продолжал полицейский.

Нортон ждал.

– Вы с миссис Нортон действительно влюбились в него, – предположил Брауэр. – Вы даже свой собственный заложили, чтобы получить этот.

Теперь Брауэр откинулся в кресле, прикрыл глаза и скрестил пальцы рук.

– Любой, кто так сильно хочет купить дом, очень расстроится, если узнает, что появился вдруг какой-то родственник и может все спутать. Есть только один способ это предотвратить. Остановить родственника или хотя бы не дать ему повлиять на хозяина дома.

Брауэр встал.

– Было приятно с вами побеседовать, мистер Нортон, – сказал он. – Перед уходом позвольте поговорить с вашей секретаршей миссис Хоффман.

Барбара Хоффман радовалась разлуке. Она осталась дома, сославшись на простуду, но на самом деле ей нужен был день, чтобы подумать. А чтобы успокоить совесть, она взяла с собой пачку дел из конторы, которые собиралась разобрать, дабы после ее ухода все было в полном порядке.

Странно, но невольно он сам помог ей принять это решение. Раньше он никогда не бывал у нее в доме, но вдруг зашел в пятницу вечером. Он, конечно, не знал, что у нее в гостях соседка Дора Холт. Когда Барбара открыла дверь, он наклонился ее поцеловать, но, заметив тревожный взгляд, отступил.

– О, мистер Нортон, – быстро сказала она. – Дело Моор, за которым вы пришли, у меня.

Она представила его Доре Холт, сделала вид, что роется в бумагах, достала одну и протянула ему. Но она не пропустила понимающего взгляда и живого интереса в глазах соседки. Это был тот самый момент, когда ситуация становится невыносимой.

Теперь, сидя напротив шефа полиции, Барбара Хоффман чувствовала себя глупой, неловко рассказывая ему нелепую историю про то, как ее начальник был у нес дома.

– Значит, мистер Нортон зашел только на минуту?

Она немного расслабилась, хотя бы в этом она могла быть совершенно правдива.

– Да, он взял документ и сразу ушел.

– Что это был за документ, миссис Хоффман?

Придется солгать еще раз.

– Я... я... точно не... это было дело Моор. – Она мысленно съежилась, услышав в своем голосе извинение.

– И вот еще что. В какое время мистер Нортон появился у вас?

– Сразу после шести, кажется, – честно ответила она.

Брауэр встал и кивнул на селектор у нее на столе.

– Сообщите, пожалуйста, мистеру Нортону, что я хотел бы поговорить с ним еще минуту.

Вернувшись в кабинет адвоката, Брауэр сразу взял быка за рога.

– Мистер Нортон, я понял, что документы, которые вы забрали у миссис Хоффман в прошлую пятницу, относились к делу о продаже дома миссис Моор. Когда должна была состояться сделка?

– В понедельник утром, в одиннадцать, – ответил ему Нортон. – Я хотел убедиться, что все в порядке.

– Покупателем были вы, но у миссис Моор не было адвоката, представляющего ее интересы. Не кажется ли это странным?

– Нет, совершенно. Но вообще, это была ее идея. Нуала считала совершенно ненужным привлекать еще кого-то. Я заплатил бы хорошие деньги и передал бы ей сумму в виде заверенного чека. У нее также было право оставаться в доме до начала нового года, если она этого захочет.

Брауэр молча уставился на Малкома Нортона. Наконец он встал, чтобы уйти.

– Еще кое-что, мистер Нортон, – сказал он. – От вашего дома до дома миссис Хоффман не меньше двадцати минут. Вы должны были вернуться домой сразу после шести. Тем не менее вы утверждаете, что было почти семь. Вы заезжали еще куда-нибудь?

– Нет. Может, я ошибся во времени.

«Зачем он спрашивает обо всем этом? – недоумевал Нортон. – В чем он меня подозревает?»