Текст книги "Лунный свет тебе к лицу (Ты обратилась в лунный свет)"

Автор книги: Мэри Хиггинс Кларк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

30

В кампусе Хатчинсон у Эрла Бейтмана была маленькая квартира. Он нашел небольшой колледж свободных искусств, расположенный в тихом уголке Провиденса, идеальное место для подготовки к лекциям. Затмеваемый другими институтами района, Хатчинсон тем не менее отличался высокими требованиями к обучению, а курс антропологии Эрла считался его главной достопримечательностью.

«Антропология: наука, изучающая происхождение, физическое и культурное развитие, расовые характеристики, обычаи и верования человечества». Эрл, начиная каждый новый курс, заставлял студентов выучить эти слова. Он любил повторять, что разница между ним и его коллегами была в том, что он сознавал: истинное знание людей и культуры начиналось с изучения их ритуалов погребения.

Эта тема не переставала восхшцать его и его слушателей, что следовало из растущей популярности Эрла Бейтмана как спикера. Фактически уже полтора года несколько национальных лекторских контор присылают ему письменные приглашения выступить и качестве спикера на приемах пли обедах за приличное вознаграждение.

Ему льстили эти письма: «Насколько мы понимаем профессор, вам удается сделать тему смерти занятной», – обыкновенно было написано в них. Он находил подобные предложения выгодными. Теперь его гонорар за выступление составлял три тысячи долларов плюс расходы, а предложений поступало больше, чем он мог принять.

В среду последнее занятие начнется в два часа дня, после чего у него еще будет время отшлифовать речь для женского клуба и ответить на письма. Одно письмо его заинтриговало так, что он постоянно о нем думал.

Кабельное телевидение обратилось к нему с просьбой подобрать достаточный материал для серии получасовых видовых телевизионных программ на тему о культуре захоронения. Вознаграждение, скорее всего, будет незначительным, но в письме подчеркивалось, что для многих подобные передачи стали очень выигрышными.

«Достаточный материал? – обиженно подумал Эрл, положив ноги на кофейный столик. – Конечно, у меня материала предостаточно, – размышлял он. – Например, посмертные маски. Никогда не выступал на эту тему. Они были у египтян и римлян. Флорентийцы начали делать их лишь в конце четырнадцатого века. Немногим известно, что есть посмертная маска Джорджа Вашингтона, его спокойное и даже благородное лицо в вечном покое, без намека на плохо подогнанные деревянные зубные протезы, которые при жизни сильно портили его лицо».

Сложность состояла в том, чтобы внести элемент здорового любопытства так, чтобы интерес к обсуждаемым людям исключал нездоровый оттенок и выглядел бы как простое человеческое сочувствие.

Содержание сегодняшней лекции навело Эрла на мысль о множестве других возможных тем. Сегодня, конечно, он будет говорить о траурном одеянии на протяжении веков. Но его исследования показали, что книги по этикету является богатым источником для поиска и другого материала.

Некая Эми Вандербилт в своих «Правилах хорошего тона», на которые он тоже ссылался, полвека тому назад рекомендовала подвязывать язычок дверного колокольчика, дабы не тревожить покойного и избегать слов «смерть», «умер», «покойный» или «убитый», выражая соболезнования.

Колокольчик! Викторианцы страшились быть похороненными заживо и устанавливали на могилах колокольчик, веревочкой или лентой соединенный через отверстие в гробу с безымянным пальцем покойного, чтобы похороненный заживо мог позвонить, извещая, что он не умер. Но он никогда и ни за что не коснется этот темы снова.

Эрл знал, что у него хватит материала для любого количества программ. «Можно даже прославиться», – думал он. Он, Эрл, над которым в семье всегда смеялись, он им всем покажет – этим мерзким, грубым кузенам, этим незаконнорожденным потомкам сумасшедшего, корыстолюбивого вора, обманом и интригами достигшего богатства.

У него заколотилось сердце. «Не думай о них! – предупредил он себя. – Сосредоточься на лекции и на подборе тем для кабельного телевидения». Была еще одна тема, над которой он работал и знал, что ее хорошо примут.

Но… сперва он выпьет. «Только один стакан», – пообещал он себе, приготавливая очень сухой мартини в своей комбинированной кухне-столовой. Сделав первый глоток, он не думал, что часто перед смертью близкие будущей жертвы испытывают нечто вроде беспокойства или предчувствия того, что должно случиться.

Сев на место, он снял очки, потер глаза и откинул голову на спинку раскладного дивана, служившего ему кроватью.

– Кто-то близкий… Как я, – сказал он вслух, – не особенно близок Мэги Холлоувей, но чувствую, что она ни с кем тесно не связана. Может, поэтому предчувствие послано именно мне. Я знаю, что Мэги скоро yмрет. Точно так же я был уверен на прошлой неделе, что Нуале осталось несколько часов жизни.

Спустя три часа под бурные аплодисменты аудитории он начал лекцию, сияя таинственной улыбкой.

– Никому не хочется об этом говорить, но все мы должны умереть. Иногда этот миг значительно отсрочен. Многие слышали о людях, признанных клинически мертвыми, но воскресшими вновь. Но, как сказано в Святом Писании, «Тлену тлен, праху прах».

Он сделал паузу, чтобы слушатели прониклись его словами. Перед его мысленным взором явилось лицо Мэги – облако темных волос вокруг небольшого личика, изящные черты, огромные, прекрасные, наполненные страданием глаза…

«По крайней мере, – успокоил он себя, – она больше не будет чувствовать никакой боли».

31

Анжела, тихая горничная, встретившая Мэги вчера, провела ее в подсобное помещение, где были сложены вещи Нуалы. «Типично для Нуалы», – подумала она с нежностью. Все было беспорядочно навалено на полки, но вместе с Анжелой она скоро уложила вещи в коробки и с помощью работника с кухни снесла все в машину.

– Миссис Шипли ждет вас у себя в номере, – сказала ей горничная. – Я провожу вас.

– Благодарю.

Женщина с минуту колебалась, оглядывая просторную комнату для занятий.

– Когда миссис Моор вела здесь уроки живописи, все были очень счастливы. Не важно, что большинство из них не могли нарисовать прямую линию. Пару недель тому назад она начала с просьбы вспомнить лозунг времен Второй мировой войны, один из тех, что были расклеены повсюду. Даже миссис Шипли присоединилась, несмотря на то что накануне сильно расстроилась.

– Что ее расстроило?

– В понедельник умерла миссис Райнлендер. Они были подругами. Но я помогала с материалами, а она вспоминала разные лозунги, вроде: «Пусть вольно реют», который миссис Моор изобразила в виде самолета на фоне знамени, и все его срисовывали. А потом кто-то предложил: «Ешь пирог с грибами, держи язык за зубами».

– И это был лозунг? – удивилась Мэги.

– Да. Все так смеялись, но миссис Моор объяснила, что это было серьезное предупреждение для тех, кто работал на оборонных предприятиях, чтобы не болтали, ведь кругом таились шпионы. Занятия были такие веселые, – улыбнулась Анжела, вспоминая. – Последнее ее занятие. Нам всем ее так не хватает. Пойдемте лучше к миссис Шипли, – сказала она.

Теплая улыбка Греты Шипли не смогла скрыть серых теней вокруг глаз и губ. Мэги заметила еще, что, вставая, она схватилась за ручку кресла. Она казалась уставшей и много слабее, чем вчера.

– Мэги, как прелестно ты выглядишь! И как мило с твоей стороны зайти ко мне так скоро, – сказала миссис Шипли. – У нас будут приятные соседи за столом, и я уверена, они тебе понравятся. Не желаешь аперитив, пока мы здесь?

– Было бы отлично, – согласилась Мэги.

– Тебе понравится шерри. Боюсь, это все, что у меня есть.

– Обожаю шерри.

Не спрашивая, Анжела подошла к комоду, налила янтарный напиток в хрустальные стаканы и подала им. Потом она тихо покинула комнату.

– Эта девушка сущий клад, – сказала миссис Шипли. – Так внимательна в мелочах, что остальным даже в голову не приходит. Не то чтобы они плохо выучены, – поспешно добавила она. – Но Анжела особенная. Ты забрала вещи Нуалы?

– Да, забрала, – сказала Мэги. – Анжела помогла. Она еще рассказала мне про уроки Нуалы, когда вы все рисовали плакаты.

Грета Шипли улыбнулась.

– Нуала была просто чокнутая! Когда мы с ней сюда вернулись, она взяла мой рисунок, преотвратный, конечно, и кое-что дорисовала. Ты должна его увидеть. Он во втором ящике, – сказала она, показывая на столик возле дивана.

Мэги его открыла и достала тяжелый лист с рисунком. Взглянув на него, она поежилась. На рисунке миссис Шипли можно было различить рабочего военного завода в каске, разговаривающего с другим рабочим в поезде или автобусе. За ними виднелась длиннолицая фигура в черной кепке, явно их подслушивающая. Нуала нарисовала двум рабочим свое и Гретино лица. Над шпионом же парила медсестра с сощуренными глазами и вытянутыми ушами.

– Это должно кого-то напоминать? – спросила Мэги.

Миссис Шипли засмеялась.

– О да, эту противную гадюку, мисс Маркей. Хотя в тот день я подумала, что это всего лишь шутка, ее вечное вынюхивание. Но теперь я не уверена.

– Почему? – быстро спросила Мзги.

– Не знаю, – сказала она. – Может, становлюсь немного подозрительной. Со старухами такое случается. Я думаю, нам пора идти.

Большой зал показался Мэги очень красивым, с роскошным дизайном и обстановкой. Воздух был наполнен гулом приятных голосов симпатичных стариков и старушек, сидящих за столиками. Мэги заметила, что все они были в возрасте 60-90 лет, хотя Грета шепнула ей, что обаятельная женщина в черном бархате с прямой спиной и красивыми глазами недавно отметила девяносто четвертый год рождения.

– Это Петиция Бейнбридж, – прошептала она. – Рассказывают, что она как ненормальная заплатила четыреста тысяч долларов за свой номер шесть лет тому назад, но сказала, что ее гены подсказывают ей, что деньги потрачены не зря. Время показало, что она была права. Она будет сидеть с нами и понравится тебе, обещаю.

– Обрати внимание, что официанты подают на стол, не спрашивая, – продолжала миссис Шипли. – Большинству гостей врач разрешил лишь бокал вина или коктейль. Остальным подают Перьер или легкий напиток.

Мэги заметила, как все было продумано в этом доме. «Понимаю, почему Нуала серьезно размышляла о переезде сюда». Она вспомнила, как доктор Лейн говорил, что если бы Нуала не умерла, она вернула бы свое заявление.

Осмотревшись, Мэги заметила приближавшихся доктора Лейна и его жену. На Одиль была струящаяся шелковая блузка и длинная юбка. Наряд этот Мэги видела в магазине, которым воспользовалась сама. Прежде, в день смерти Нуалы, миссис Лейн не произвела на нее впечатления. Теперь же, всмотревшись повнимательнее, она увидела, что Одиль была по-настоящему красивая женщина.

Она также поняла, что доктор Лейн хотя и лысоват и полноват, тоже очень привлекательный мужчина. Его манеры приятны и обходительны. Подойдя к Мэги, он взял ее за руку, поднес с губам, но не прикоснулся, по-европейски.

– Какое счастье, – сказал он, и в голосе прозвучала неподдельная искренность. – Позвольте заметить, что спустя всего день вы выглядите более отдохнувшей. Вы, должно быть, очень сильная женщина.

– О дорогой, зачем быть таким циничным? – вмешалась Одиль Лейн. – Мэги, я так рада вас видеть. Что вы думаете обо всем этом? – Она сделала широкий жест, вероятно, имея в виду элегантный зал.

– Думаю, что в сравнении с теми домами для пенсионеров, которые мне доводилось фотографировать, это просто рай.

– Почему вы снимали дома престарелых? – спросил доктор Лейн.

– Это был заказ для журнала.

– Если вы захотите здесь «пощелкать», кажется, это так называется, уверен, мы сможем все устроить, – предложил он.

– Я об этом подумаю, – ответила Мэги.

– Когда мы узнали, что вы придете, мы надеялись, вы сядете за наш столик, – посетовала Одиль Лейн и вздохнула. – Но миссис Шипли не согласилась. Она сказала, что хочет познакомить вас со своими друзьями. – Она погрозила Грете Шипли пальчиком. – Упрямица, упрямица. – пожурила она.

Мэги заметила, как миссис Шипли поджала губы.

– Мэги, – сказала она резко, – хочу, чтобы ты повидалась с моими друзьями.

Через несколько минут нежный звонок известил о начале обеда. Грета Шипли взяла Мэги за руку и повела по коридору в столовую, и Мэги не могла не заметить, как ее передернуло.

– Миссис Шипли, вы уверены, что с вами все в порядке? – спросила Мэги.

– Нет, да, совершенно. Так приятно видеть тебя здесь. Понимаю, почему Нуала была так счастлива от встречи с тобой.

В столовой было десять столиков, каждый на восемь человек.

– О, сегодня у них леможский фарфор и белый лен, – довольно произнесла миссис Шипли. – Другие сервизы немного громоздки, на мой вкус.

«Еще одна прекрасная комната», – подумала Мэги. Из прочитанного об этом доме она узнала, что в прежние времена за банкетный стол здесь садились шестьдесят человек.

– После реставрации здания драпировки были скопированы с тех, что висят в столовой Белого Дома, – сказала миссис Шпили, когда они усаживались за стол. – А теперь, Мэги, познакомься с твоими соседями по столу.

Мэги сидела справа от миссис Шипли. Рядом с ней расположилась Летиция Бейнбридж, которая первой начала разговор:

– Вы такая хорошенькая. От Греты я узнала, что вы не замужем. У вас есть кто-нибудь?

– Нет, – улыбнувшись, ответила Мэги и почувствовала знакомую боль.

– Отлично, – решительно заявила миссис Бейнбридж. – У меня есть внук, хочу вас познакомить. В юности он был вроде недоразвитого. Длинные волосы, гитара и тому подобное. Боже милостивый! Но теперь в тридцать пять, он такой, о котором может мечтать любая женщина. Президент своей собственной компании. Что-то там по компьютерам.

– Летиция у нас сваха, – сказала одна из соседок рассмеявшись.

– Я видела этого внучка. Забудь о нем, – шепнула Грета Шипли, потом обычным голосом она представила ее остальным женщинам и двум мужчинам. – Я сумела заполучить Баксли и Крентона за наш столик, – сказала она. – Такие заведения часто похожи на женские клубы, и раздобыть для беседы мужчину всегда проблема, приходится сражаться.

Разговор за столом завязался живой и интересный, и Мэги не переставала спрашивать себя, почему Нуала изменила свое решение так внезапно. Конечно, она пошла на это не потому, что думала, будто мне нужен дом. Она знала, что отец оставил мне немного денег и я могу позаботиться о себе сама. Тогда почему?

Летиция Бейнбридж рассказывала забавные истории про Ньюпорт ее молодости.

– Здесь тогда царила такая англомания, – говорила она, вздыхая. – Все мамаши мечтали выдать своих дочерей за английских аристократов. Бедная Консуэлла Вандербильт, ее мать грозила покончить с собой, если она не выйдет за герцога Мальборо. Наконец она вышла за него и застряла на целых двадцать лет. Потом она с ним развелась, вышла за французского ученого Жака Бальзана и наконец-то обрела счастье.

– А потом был этот ужасный Сквайр Моор. Все знали, что он никто, но если его послушать, так он прямой потомок Вайана Бора. Но в нем все-таки было что-то обаятельное и намек на титул, поэтому он женился. Полагаю, нет особенной разницы между обедневшим аристократом, женившимся на американской наследнице, и обнищавшим потомком пионеров, женившимся на самодельном миллионном состоянии. Разница лишь в том, что богом Сквайра были деньги, и ради них он шел на все. К сожалению, эту черту унаследовали многие его потомки.

Во время десерта Анна Причард, выздоравливающая после операции на бедре, пошутила:

– Грета, угадай, кого я видела, когда гуляла сегодня утром с миссис Лейн? Элеонору Шандлер. Она разговаривала с доктором Лейном. Конечно, она меня не узнала, поэтому я ей ничего не сказала. Но она восхищалась твоими апартаментами. Там только что убрали, и дверь была открыта.

– Элеонора Шандлер, – задумалась Летиция Бейнбридж. – Она ходила в школу с моей дочерью. Довольно властная особа, если не ошибаюсь. Она собирается сюда?

– Не знаю, – сказала миссис Причард. – Но не вижу другой причины ее появления. Грета, тебе лучше поменять замки. Если Элеонора захочет твое место, она на все пойдет, чтобы его отобрать.

– Пусть попробует, – сказала Грета Шипли, рассмеявшись.

Когда Мэги уходила, миссис Шипли захотела проводить ее до двери.

– Не стоит, – попросила Мэгн. – Вы так устали.

– Ничего. Завтра пообедаю у себя в номере и весь день буду отдыхать.

– Тогда позвоню вам завтра, и хотелось бы застать вас именно за этим занятием.

Мэги поцеловала худенькую почти прозрачную щеку старушки.

– До завтра, – сказала она.

32
(3 октября, четверг)

За шесть дней после убийства Нуалы Моор в собственном доме у начальника полиции Чета Брауэра сложилось по этому делу твердое мнение. Убийство совершил не случайный вор. В этом он не сомневался. Это был кто-то, кого миссис Моор знала. Но кто? Каковы мотивы? – спрашивал он себя.

У Брауэра была привычка думать вслух в присутствии детектива Джимми Хаггерти. В четверг утром он вызвал к себе Хаггерти, чтобы проверить ситуацию.

– Если миссис Моор не заперла дверь, войти мог каждый. С другой стороны, она вполне могла открыть знакомому. В обоих случаях следов взлома нет.

Джим Хаггерти работал с Брауэром уже пятнадцать лет. Он знал, что его используют как слушателя, поэтому, хотя и имел свои соображения, не торопился их высказывать. Он никогда не забудет подслушанной реплики соседа: «Джим больше похож на продавца овощей, чем на полицейского, хотя думает он как полицейский».

Он понимал, что слова подразумевали комплимент, но знал также, что в них есть и доля истины – его мягкая, очкастая внешность не соответствовала голливудскому образу суперполицейского. Но такое несоответствие часто бывает выгодным. Его безобидное поведение располагало к нему людей, они расслаблялись и охотно рассказывали все, что ему было нужно.

– Предположим, это был ее знакомый, – продолжал Брауэр, сильно наморщив лоб. – Тогда подозревать можно почти каждого в Ньюпорте. Миссис Моор все знали и любили. Последней ее затеей были уроки живописи в «Латам Мейнор».

Хаггерти знал, что его босс не любит «Латам Мейнор» и подобные места. Его раздражало, что престарелые граждане безрассудно тратят такие огромные деньги, словно играя со своей жизнью в азартную игру. Хаггерти считал, что если теща Брауэра живет у того в доме почти двадцать лет, то босс просто завидует всем, кто может позволить своим родителям стариться в роскошном пансионе, а не в комнате для гостей у себя дома.

– Но думаю, можно исключить большинство, приняв во внимание тот факт, что убийца и грабитель миссис Моор не мог не заметить ее приготовлений к обеду, – рассуждал Брауэр.

– Стол был накрыт... – сказал Хаггерти и осекся. Он прервал босса!

Брауэр нахмурился еще больше.

– Как раз подхожу к этому. Кто бы он ни был, его не беспокоило то, что в дом вдруг придет еще кто-то. А это значит, убийцей может оказаться один из гостей.

Он помолчал.

– Пора внимательно взглянуть на них всех. Начнем сначала. Забудем все, что знаем об этих людях. – Он откинулся на спинку кресла. – Что вы думаете, Джим?

Хаггерти начал осторожно.

– Шеф, я чувствовал, что вы придете именно к этому выводу, и вы знаете, как я люблю поговорить с людьми, так что, со своей стороны, тоже поработал в этом направлении. И думаю, нашел кое-что интересное.

Брауэр задумчиво взглянул на него.

– Продолжайте.

– Полагаю, вы заметили выражение лица этого набитого чемодана, Малкома Нортона, когда миссис Вудз сказала про завещание и отказ от продажи дома.

– Заметил. Я назвал бы это шок и страх, сильно приправленные злостью.

– Всем известно, что дела Нортона сведены до собачьих покусов и разводов с разделом подержанных машин. Поэтому я заинтересовался, откуда у него деньги на покупку дома миссис Моор. Еще я откопал небольшую сплетню о нем и его секретарше по имени Барбара Хоффман.

– Интересно. Где же он взял деньги? – спросил Брауэр.

– Заложил свой дом, а это, похоже, все, что у него есть. Уговорил даже свою жену принять участие в залоге.

– Она знает о его подружке?

– Как я понял, от этой женщины ничего не ускользает.

– Тогда почему она рискует своей долей собственности?

– Именно это я и хочу узнать. Разговаривал кое с кем из риэлтеров Хопкинса, они удивлены, зачем Нортону платить двести тысяч за дом Моор. По их мнению, там требуется капитальный ремонт.

– У подруги Нортона много денег?

– Нет. Я сумел узнать только, что Барбара Хоффман хорошая женщина, вдова, одна вырастила детей и дала им хорошее образование, у нее скромный счет в банке. – Хаггерти предвосхитил следующий вопрос. – Кузен моей жены работает кассиром в банке, куда Хоффман дважды в месяц переводит по пятьдесят долларов.

– Тогда зачем Нортону этот дом? На участке есть нефть?

– Даже если есть, он не имеет права ее тронуть. Участок лежит в неприкосновенной прибрежной зоне. Строение невелико, а увеличивать его запрещено, так что вид из окна открывается только с третьего этажа.

– Думаю, лучше поговорить с Нортоном, – сказал Брауэр.

– Еще лучше поговорить с его женой, шеф. Я знаю, она слишком умна, чтобы можно было запросто втянуть ее в совместный залог без очень веской на то причины.

– О'кей, с этого и начнем. – Брауэр встал. – Кстати, не знаю, проверяли ли вы Мэги Холлоувей. Похоже, у нее все чисто. Отец оставил ей немного денег, да и сама она вполне преуспевающий фотограф, неплохо зарабатывает, так что здесь нет явных корыстных целей, насколько я понимаю. И она говорит правду о времени своего отъезда из Нью-Йорка. Портье в ее доме подтвердил это.

– Я готов с ней поговорить, – предложил Хаггерти. – Телефонный счет миссис Моор показал, что она звонила Мэги Холлоувей раз шесть за неделю до убийства. Может, она рассказала ей что-нибудь о своих гостях, вдруг что-то узнаю. – Он замолчал, потом добавил:

– Но, шеф, больше всего меня бесит невозможность узнать, что искал убийца в ее доме. Спорю на последний доллар, именно здесь ключ к разгадке.