Текст книги "Любимый враг"
Автор книги: Мэри Брэддон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Да, очевидно, вы правы, Фонс, вряд ли моя жена захочет, чтобы наша дорогая матушка выкарабкалась из болезни только затем, чтобы на нее обрушился столь сокрушительный удар. Бедный Дик, мы всегда были уверены, что эта женщина и его грешная любовь к ней его погубят. Она оказалась его любимым, но смертельным врагом.
Дело об убийстве Рэннока в следующие несколько месяцев было самым громким и широко известным. Слушание дела в саутхэмптонском суде шло неделя за неделей, в переполненном зале: обвинение против Джеймса Болиско постепенно подкреплялось новыми свидетельствами и наконец обрело черты неопровержимой системы доказательств.
Номера банкнот, которыми расплатился с уэндсвортским пивоваром владелец «Бойцового петуха», совпали с теми, что были записаны Чэтером. Лодочник под присягой показал, что Болиско и есть тот самый человек, который арендовал у него лодку в день приезда полковника Рэннока в Саутхэмптон и который потом исчез, не расплатившись. Болиско был узнан также хозяином маленькой гостиницы, что между Редбриджем и Саутхэмптоном. Он показал, что Болиско пришел в гостиницу после полуночи того же самого дня в странном виде, его сапоги и брюки были запачканы илом, и одна рука кровоточила. Он поранил ее молотком, объяснил Болиско. Он съел очень много за ужином, выпил полбутылки коньяку и расплатился перед тем, как лечь спать, и ушел рано следующим утром, когда в доме еще никто не вставал.
Еще одним звеном в цепочке доказательств оказался тяжелый спасательный круг, который один из редбрижских мальчишек нашел в улочке, ведущей с берега реки в деревню. На круге были обнаружены мельчайшие осколки кости, а также несколько волос, прилипших к тяжелой свинцовой пробке круга. Чэтер заявил, что по цвету и виду они напоминают волосы хозяина, а хирург, дававший заключение по вскрытии останков, признал, что ударом тяжелого круга можно было причинить именно то повреждение черепа, которое он обнаружил.
Часы убитого, булавка для галстука и ценное кольцо с рубином убийца заложил в конце года в уэст-эндском ломбарде, и служащий присягнул, что принял их в заклад именно от Болиско, а майор Тогуд опознал часы и булавку.
Болиско осуществил свой зловещий план с каким-то первобытным равнодушием к последствиям, которое скорее подходило гладиаторам Нерона или дикарям из лесов Далмации, нежели обитателю Лондона. Он был слишком уверен, что грубая сила сама себе закон, и при начале расследования, когда личность его жертвы еще не была установлена, он полагал, что его собственной жизни ничто не угрожает. Он смотрел на свидетелей в немом изумлении по мере того, как один факт за другим выстраивались в неопровержимое свидетельство его вины. Но вот слушание закончилось. Дело было передано в суд по обвинению в убийстве полковника Рэннока, и он воспринял это известие в состоянии тупой апатии, сидя на скамье подсудимых в Винчестерской тюрьме. У приговоренного к казни, в камере смертников Ньюгета, у него было достаточно времени, чтобы поразмыслить о содеянном, но он его использовал на то, чтобы попытаться понять, какую же ошибку он допустил пускаясь на такое дело, и как надо было все сделать иначе. Таково было раскаяние Джеймса Болиско.
Миссис Рэннок так и не узнала об ужасной судьбе сына. Ее хрупкая жизнь отлетела с миром через неделю после того, как Фонс раскрыл страшную тайну убийства. На последнем дыхании она произнесла слова любви, последним движением ослабевшая рука потянулась в сторону любимого образа, который ее воображение выткало из воздуха, ей показалось, что сын стоит у ее постели такой каким до этого она видела его в лихорадочном бреду.
Фонс сделал все, что могло продиктовать сочувствие к несчастной жене Болиско Отпечаток ее письма на промокательной бумаге стал одним из звеньев в цепи неопровержимых доказательств потому что вместе со свидетельством Чэтера оно помогло выяснить, зачем Рэннок поехал в Саутхэмптон за день до отплытия американского парохода. То, что она была женой Болиско, не позволяло ей выступить свидетельницей, но ее письмо могло быть использовано как вещественное доказательство, и ее отношения с убийцей стали так же широко известны, как все иные подробности истории преступления.
– Меня это не трогает, – сказала она Фонсу вечером того дня, когда был оглашен смертный приговор Болиско, – меня уже ничто не трогает, и лучше, если Болиско уйдет из этого мира, потому что он никогда не перестанет делать зло, пока живет, и чем скорее я последую за ним, тем лучше.
Фонс оказался добрым другом для несчастной женщины, которую днем и ночью преследовал образ ее убитого возлюбленного. Павшая духом, лишившаяся здоровья и красоты, которые были разрушены грехами юности и злом, что она причинила другим, Кейт была обречена, о чем сообщил Фонсу приглашенный врач. На ней уже лежала печать смерти. Дни ее были сочтены.
– Если ее оставить в Лондоне, она вряд ли переживет зиму, – сказал он Фонсу. – Я бы рекомендовал вывезти ее в Борнмут или Вентнор. Лучше – Вентнор и она протянет зиму, а может быть, и лето. Но инъекции морфия надо прекратить.
– Сделаю все, что в моих силах, – ответил Фонс, – но я человек занятой и она мне не родственница. Я только не хочу, чтобы она умерла, как собака, без единого друга возле нее.
– Она была замечательно красива, – сказал сочувственно врач, – и можно только пожалеть, что и жизнь, и красота были растрачены зря.
Фонс нанял Бетси, добрую служанку «за все» из меблированных комнат, чтобы ухаживать за миссис Рэндалл и снял для них домик в Вентноре, недалеко от больницы для туберкулезных, и в этой прекрасной местности, на берегу голубых вод, Кейт Делмейн прожила лето и осень, после того, как Болиско казнили. Фонс навещал ее иногда, когда дела приводили его в Портсмут или Саутхэмптон, чтобы убедиться, что о ней заботятся как следует.
После суда в Винчестере он обнаружил, что она сидит почти без гроша, так как последнюю пятифунтовую бумажку ей пришлось уплатить адвокату, который защищал Болиско и теперь Фонс тратил деньги, щедро подаренные ему леди Перивейл, чтобы Кейт Делмейн ни в чем не нуждалась. «В конце концов это благодаря Кейт я так легко распутал то дело, – сказал он себе, – и будет лишь справедливо, если она воспользуется щедротами моей клиентки».
Конец пришел вместе с ноябрьскими туманами, окутавшими пролив, когда в саду стали опадать последние розы. То был мирный конец, не лишенный религиозного утешения, так как хозяйка дома, где жила миссис Рэндалл, была доброй христианкой и часто выполняла поручения священника по делам прихода, а он тоже был великодушен и способен понять, как может быть удручено сердце женщины, даже той женщины, чья жизнь была лишена каких-либо благих влияний.
– Вы были мне добрым другом, Фонс, – сказала она незадолго до смерти, когда его спешно вызвали, чтобы он мог проститься с ней. – И если бы я знала такого разумного, хорошего человека лет десять тому назад, я сама, может быть, была бы лучше. Но и у меня было кое-что хорошее в жизни. Немного женщин на свете, которые живут так, как хотят, и которых так обожают, как обожал меня бедняга Тони. Немного на свете женщин, которых любят так же верно и нежно, как любил меня Дик Рэннок, несмотря на все его недостатки. Да, он нечестно играл в карты, – пробормотала она, начиная бредить, – но он был настоящий джентльмен, до кончиков ногтей. Спаси, Христос, его душу.
ЭПИЛОГ
ОТ ГРЕЙС ХОЛДЕЙН – СЬЮЗЕН РОДНИ
Вилла Риенци, Рим, 15 апреля
«Ты спрашиваешь меня, дорогая Сью, когда я собираюсь вернуться на Гровенор-сквер. Если бы я руководствовалась сейчас только моими чувствами, я бы ответила: «Никогда!» Но чувства могут измениться, и моя теперешняя неприязнь к лондонскому обществу, отвращение, возникающее при одной мысли о лондонских знакомых может тоже уступить место минутному капризу и внезапной тяге к искусству, музыке или театру, которые можно найти только в Лондоне.
Надеюсь, я не мстительная женщина, но уверена, что больше никогда не получу удовольствия от общества людей, которые были так жестоко неправы по отношению ко мне, всех этих так называемых друзей, охотно поверивших в ложь о моем дурном поведении, ложь, которая должна бы казаться невероятной всем, кто меня знает, а они были недостаточно храбры и честны, чтобы придти ко мне и узнать обо всем из моих собственных уст.
Весть о трагической смерти полковника Рэннока произвела на меня глубокое впечатление. Ужасно думать о том, какая судьба ожидала эту энергичную натуру, о пламенной его душе, в одно мгновенье погашенной рукой убийцы, о том, как человек, которым восхищались, которого любили, лежал ненайденный, неоплаканный в пустынном месте, где только волны прибоя шумели над его безвестной, неосвященной могилой.
Я вспоминаю только о том, как он был многосторонне талантлив, о его обаянии и о днях, когда, возможно, я была близка к тому, чтобы полюбить его, хотя о том и не подозревала. Благодарю Бога за лучшего и более верного возлюбленного, кто явился мне как спасение и которому суждено было войти в мою жизнь, чтобы всегда оказывать на нее благотворное влияние. Если бы я никогда не знала Артура Холдейна, я, вероятно, вышла бы замуж за полковника Рэннока, и моя судьба могла оказаться плачевной. Думаю, что я казалась ему привлекательной только из-за моего состояния, да еще из-за сходства с той, другой женщиной, его злым гением.
Сью, я не собираюсь похоронить себя заживо, как ты полагаешь. У нас здесь много друзей, в этом чудесном космополитическом городе – итальянцы, американцы, англичане, французы, немцы, русские – и это все избранные натуры, которых свела здесь вместе любовь к искусству и красоте, у которых более высокие радости, чем роскошные и дорогие обеды в модных ресторанах и случайная возможность поговорить с кем-нибудь из членов королевской семьи.
Мы с Артуром очень счастливы здесь. Эта атмосфера способствует успеху его работы и дарует мне хорошее настроение. Мы здесь нашли прелестную виллу в Тиволи, куда удалимся в конце мая и будем проводить наши дни и ночи в саду, полном роз и лилий, и с фонтаном, музыкально журчащим весь день. А пока город доставляет нам бесконечные удовольствия, мы живем очень интересной жизнью, полной красок и радости, и у меня такое чувство, будто я начала жить только сейчас.
О моем муже писать не буду, ты знаешь, что он для меня значит. В августе мы уедем в наш замок на шотландской границе, который я всегда не очень любила, но Артур говорит, что будет его обожать. И, надеюсь, моя дорогая старушка Сью сбежит от своих надоедливых загородных учеников и приедет к нам и поживет у нас подольше. К этому времени новый роман Артура будет уже в печати, а также, если все будет в порядке, в нашем доме затеплится новая жизнь, которая одарит наше бытие новыми радостями.
Всегда любящая тебя, твой друг
Грейс Холдейн.
P. S. Пожалуйста, никогда не посылай письма на имя «Леди Перивейл». Ненавижу этот официальный, церемонный тон. Теперь я миссис Артур Холдейн и горжусь тем, что ношу имя своего мужа».
